Недовольная прежде часть Политбюро по умолчанию избирает Андропова генсеком. И кампания разом сбавляет обороты.
Да если б даже и не сбавила, ничего это не изменило, потому как ни одного показания против Гришина арестованные торгаши не дали. Не в пример Узбекистану, где под молох КГБ и прокуратуры угодили десятки партийных вождей.
Теперь ответьте мне на один вопрос. Можно ли было найти на бескрайних просторах страны хоть один регион или республику, где в торговле не наличествовали бы массовые хищения и приписки? Ответ понятен априори. Значит, арестовать можно было каждого торгового номенклатурщика: бери любого – не ошибешься.
Но означает ли это, что все без исключения партийные вожди – секретари горкомов, обкомов, крайкомов – воровали вместе с ними? Сильно сомневаюсь.
Да и какой был смысл тому же Гришину собирать взятки с подчиненных торговцев, если и так жил он практически в раю? Бескрайняя дача, роскошная квартира, членовоз под боком. Зарплата – тыща двести. Продукты и вещи – на любой вкус. Захоти он даже полакомиться птичьим молоком – не тортом, понятно, а натуральным, волшебным этим напитком – орава лизоблюдов и прихлебателей в лепешку расшиблась бы, но поручение шефа исполнила.
Он был в прямом смысле слова небожителем. Не удивлюсь, если Гришин даже не знал, как выглядят деньги: доставать портмоне много лет ему уже не доводилось…
Я никоим образом не пытаюсь обелить Гришина и ему подобных. Грехов у этих людей выше крыши. Но своих , а не придуманных, приписанных грехов.
Да и на фоне нынешних коррупционеров те, прежние – Соколовы, Трегубовы, Чурбановы – выглядят просто нашкодившими пионерами.
За что в итого осудили того же злополучного Чурбанова, всесильного зятя генсека, первого зам.министра внутренних дел? За взятку в виде расшитого золотом халата. Все остальные обвинения – более 60 эпизодов – в суде развалились.
И не развалиться не могли, ибо в антикоррупционной горячке следователи не особо утруждали себя закреплением доказательств. Есть признание – и слава богу. Причем частенько доказательства эти выглядели весьма и весьма смехотворно. (Скажем, заведующую Гагаринским райторгом посадили на 8 лет за флакон духов «Красная Москва», полученный в подарок ко дню рождения.)
Знаете, например, в чем знаменитые Гдлян-Иванов (именно так, через дефис, точно сиамские близнецы, они и остались в истории) обвиняли председателя Верховного Суда СССР Теребилова?
Цитирую показания первого секретаря ЦК Узбекистана Усманходжаева:
«Осенью 1985 г. Владимир Иванович (Теребилов. – Авт .) прибыл в республику для встреч с избирателями… В беседе я воспользовался случаем и попросил Теребилова увеличить штаты судебных работников Узбекистана… Утром у себя в кабинете положил в дипломат черного цвета красочные альбомы и буклеты об Узбекистане и деньги – 20 000 руб. в конверте. Приехал к Владимиру Ивановичу в номер. Поставил на пол дипломат… Спустя некоторое время Теребилов мне позвонил и сообщил, что смог разрешить вопросы о расширении штатов судебных работников республики. Действительно, в 1986 г. Верховным судом СССР Верховному суду Узбекистана было выделено 24 или 26 дополнительных единиц судебных работников…»
Нехитрый арифметический подсчет: 20 тысяч за 25 (для ровного счета) штатных единиц. Получается 800 рублей за одну судейскую голову. Не слишком ли? И главное, какой республиканскому вождю с этого навар ? Ну, будет в Узбекистане на 25 судей больше. И толку-то?
Ладно, бог с ним, с Узбекистаном. Там-то как раз я охотно готов поверить в то, что вся республиканская верхушка превратилась в воровскую малину: Восток есть Восток.
Вернемся лучше к Гришину.
В 1984 году, после смерти Андропова, борьба с торговой столичной мафией резко пошла на спад. Гришин, ясное дело, успокоился. Но ненадолго.
С приходом Горбачева весь этот компромат – реальный, надуманный, не суть важно – мог быть снова запущен в дело.
Конечно, Горбачеву было далеко до Андропова. Организовывать кампании, проводить аресты и обыски – было не в его стиле. Генсек предпочитал действовать плавно, извечными аппаратными методами, и в «Советской России» появляется разгромная публикация о недостатках строительства в Москве, о процветающих приписках и воровстве.
Гришин понял намек правильно. Он даже собрал самых доверенных своих подчиненных, посетовал, что статья прямо направлена против него. «Может быть, мне уйти самому?»
Но не ушел. До тех пор, пока Горбачев напрямую не вызвал его и не сделал предложение, от которого тот не смог отказаться.
Забегая вперед, скажу, что в начале 90-х Гришин умер в глубокой нищете, сидя в собесовской очереди, куда пришел хлопотать насчет персональной пенсии. Может, я наивен, но как-то не вяжется это с образом «крестного отца» московской мафии.
…С уходом Гришина новым столичным вождем становится Ельцин.
«22 декабря 1985 года меня вызывают на Политбюро, – так описывает он свое назначение. – О чем пойдет разговор, я не знал, но когда увидел, что в кабинете нет секретарей ЦК, а присутствуют только члены Политбюро, понял, что речь будет идти, видимо, обо мне.
Горбачев начал примерно так: Политбюро посоветовалось и решило, чтобы я возглавил Московскую городскую партийную организацию – почти миллион двести тысяч коммунистов, с населением города – девять миллионов человек. Для меня это было абсолютно неожиданно. Я встал и начал говорить о нецелесообразности такого решения. Во-первых, я – инженер-строитель, имею большой производственный стаж. Наметились мысли и какие-то заделы по выходу отрасли из тупика. Я был бы полезнее, работая секретарем ЦК. К тому же в Москве я не знаю хорошо кадры, мне будет очень трудно работать».
Час от часу не легче. Только что жаловался он на «мелкий» участок работы, точно птица рвался на простор. И тут же – едва делают ему восхитительнейшее предложение (лучше и придумать трудно), идет в отказ.
Правда, абзацем ниже Ельцин сам себя опровергает:
«В тот момент действительно я оказался наиболее, ну, что ли, удачной кандидатурой для тех целей, которые он (Горбачев. – Авт .) ставил».
Скромностью наш герой явно не страдал: это мы уже не раз с вами проходили. Да и приемчики его новизной тоже не отличались. Сначала – поломаться, пококетничать для виду, а потом, набив себе цену, нехотя согласиться. Надо ведь чтобы не только он, но и руководство оценило: более «удачной кандидатуры» не найти.
Ход удался.
«Сегодня день ликования всей Москвы, – записал в дневнике 24 декабря горбачевский помощник Анатолий Черняев, – сняли наконец Гришина, заменили Ельциным».
Со времени ельцинского отъезда из Свердловска прошло всего восемь месяцев. С такой скоростью никто еще вершин кремлевского Олимпа не штурмовал.
Свою работу Ельцин начинает с привычного: сразу же показывает, кто в доме хозяин.
Зав.орготделом горкома Юрий Прокофьев вспоминает:
«На четвертый день утром раздается телефонный звонок: “Прокофьев, почему люди приходят так поздно на работу?” Звонок был где-то без четверти десять. Я объяснил, что в свое время Хрущев распорядился, чтобы горком начинал работу с десяти утра, с тем чтобы вечером члены горкома работали подольше. Ельцин был недоволен таким положением и добился, чтобы работу начинали в девять часов утра».
За 18 лет гришинского владычества Москва отвыкла от потрясений и суеты. Чиновничья жизнь текла здесь размеренно и чинно; все было известно и понятно заранее.
С воцарением Ельцина эта степенная плавность мгновенно закончилась. Он ворвался в мещанский столичный мирок, подобно комете Шумейкера-Леви, и все завертелось, закружилось и помчалось кувырком.
Как и в Свердловске, перво-наперво Ельцин принялся чистить кадры. Аппарат горкома был обновлен практически полностью. Из 33 секретарей райкомов сменилось 23, причем в некоторых районах перестановки происходили по несколько раз.
Ельцин разогнал 40 процентов партноменклатуры, 36 процентов городских чиновников, 44 процента профсоюзной элиты.
Достаточно было одного ельцинского косого взгляда, одного оброненного слова, и вчерашний полубог вылетал из теплого кабинета, точно пробка из бутылки. Если первому кто-то не приглянулся – спасти бедолагу уже ничто не могло: все прежние заслуги были не в счет.
ИСТОРИЧЕСКАЯ ПАРАЛЛЕЛЬ
В 1700 году был издан указ Петра I – всем русским подданным, кроме крестьян, монахов, попов и дьяконов, брить бороду и носить платье немецкое (сперва венгерское, а потом мужескому полу верхнее – саксонское и французское, а нижнее и камзолы – немецкие). Женскому полу – немецкое. Ослушникам велено назначать штраф в воротах (московских улиц): с пеших 40 копеек, с конных – по 2 рубля. Запрещено купцам продавать и портным не шить русского платья под наказанием кнутом.
Работавший тогда в горкоме Юрий Прокофьев (потом он станет первым и последним секретарем МГК) приводит один весьма показательный эпизод. Ельцин поставил вопрос о снятии секретаря Ленинградского райкома Шахманова. Формально для этого требовалось решение районного пленума, однако район своего вождя сдавать отказался.
«Все работники горкома были брошены в район – собирать компрометирующие материалы на Шахманова для того, чтобы убедить директоров, сломать их. И опять райком не освободил Шахманова. Тогда Ельцин пошел на таран – бюро МГК, под его нажимом, объявило, что пленум Ленинградского райкома партии “еще не созрел, чтобы принимать самостоятельные решения”, и поэтому бюро МГК своей волей освобождает Шахманова от занимаемой должности».
По тому же сценарию – волевым решением горкома – был снят и секретарь Тимирязевского райкома Графов.
Все эти чистки происходили неизменно шумно, с публичными обвинениями во вредительстве перестройке. (Звучит жутковато: враг перестройки – почти как враг народа.)
Ельцину мало было просто снять человека: жертву требовалось непременно распять , воспитать на его примере других.
Александр Коржаков, пришедший тогда в охрану первого секретаря, пишет:
«Один раз я присутствовал на бюро горкома, и мне было неловко слушать, как Борис Николаевич, отчитывая провинившегося руководителя за плохую работу, унижал при этом его человеческое достоинство. Ругал и прекрасно понимал, что униженный ответить на равных ему не может».
Эти показательные порки нередко абсурдны были изначально. Тот же цитировавшийся мной Юрий Прокофьев описывает, например, как Ельцин, утверждая нового начальника главного управления торговли, приказал ему наладить работу за две недели. Разумеется, сделать что-либо тот попросту был бессилен, и в указанный срок – ровно две недели спустя – его принародно сняли на бюро горкома, как «не оправдавшего доверия». И тут же – обязательная публикация в «Московской правде», главном ельцинском рупоре…
Вот из-за этих унижений столичная элита и не принимала Ельцина. Если бы он просто снимал людей – за конкретные провалы и ошибки – к этому можно было б еще приноровиться. В конце концов, исстари власть в России держится на страхе, а где страх – там и уважение.
Но Ельцин не желал разводить антимонии. Он не любил, презирал аппарат и брезгливости своей и не думал даже скрывать. Первый секретарь относился к чиновникам, точно какой-нибудь гауляйтор к белорусским крестьянам. Он измывался над ними, форменным образом глумился, постоянно выдумывая новые издевательства.
МЕДИЦИНСКИЙ ДИАГНОЗ
Издевательства, садистский синдром – патологическая склонность к насилию, получение удовольствия от унижения и мучения других.
Были установлены, например, «санитарные пятницы»; в эти дни чиновники обязаны были, точно буржуи 20-х годов, покидать кабинеты и отправляться убирать городские улицы.
По его приказу сотрудники ГАИ тормозили на МКАДе служебные «Волги» из горкомовского гаража, придирчиво выясняя цель выезда из Москвы. Таким изощренным способом Ельцин пытался бороться с неслужебными поездками номенклатуры, особенно их домашних. Понятно, что в большинстве досмотренных машин восседали начальственные жены, и в результате число персональных авто было резко сокращено.
Ельцин любил назначать служебные совещания, а то и заседания бюро чисто по-сталински – после 12 ночи. И горе тому партийцу, кто осмелится хоть раз зевнуть!
Сам он при этом успевал после обеда отдохнуть, восстановить утраченные силы, так что в горком приезжал бодрым и выспавшимся.
Ближайший соратник Ельцина, редактор «Московской правды» Михаил Полторанин рассказывал позднее:
«Он утром даст всем указания, пообщается с начальством, потом пообедает, поедет (сам мне признавался) на Ленинские, Воробьевы горы подышать воздухом. Там воздух хороший, вид великолепный – Москва как на ладони. Едет отойти, оттянуться. Оттуда – в медцентр, ложился в барокамеру и насыщался кислородом. К вечеру возвращался в горком и начинал всем разгон давать».
Подобный стиль работы выдержать могли далеко не все. Вновь, как когда-то в Свердловске, эпидемия инфарктов и инсультов начала косить местную номенклатуру.
Некоторые пытались покончить жизнь самоубийством. Первый секретарь Перовского райкома Аверченко выбросился с четвертого этажа, но, к счастью, уцелел. Первый секретарь Киевского райкома Коровицын испытывать судьбу не стал: он выпрыгнул уже из окна седьмого этажа.
ИСТОРИЧЕСКАЯ ПАРАЛЛЕЛЬ
Власть, по утверждению царя Ивана Грозного, должна была внушать всем покушающимся на нее страх. Бояться власти должны были все подданные, независимо от их общественного положения.
Царь делил людей только на две категории: на «благих» и на «злых», сиречь преданных ему и изменников. Жалование первых и наказание вторых он считал главной добродетелью христианского царя.
Избиение партийных кадров потом не раз будут ставить Ельцину в вину, особенно гибель секретаря Коровицына. Но Ельцин не был бы Ельциным, если бы даже собственные просчеты не обратил в свою пользу.
Кадровую чехарду он подавал не иначе как борьбу с застойной коррупцией.
«Я считал, что аппарат горкома, особенно те люди, которые проработали с Гришиным долгие годы, должны быть заменены, – распинается он в “Исповеди…”. – Эти аппаратчики были заражены порочным стилем эпохи застоя – холуйством, угодничеством, подхалимством. Все это было твердо вбито в сознание людей, ни о каком перевоспитании и речи быть не могло, их приходилось просто менять».
В очередной раз Ельцин противоречит самому себе. Всего несколькими страницами раньше, объясняя, почему со скрипом соглашался он перейти в МГК, Борис Николаевич пишет:
«Я отлично понимал, что меня используют, чтобы свалить команду Гришина».
То есть слепым оружием в чужих руках быть он не желал. (Тоже, нашли дурака – таскать кому-то каштаны из огня.) Но почему-то, едва только назначение это состоялось, все сомнения разом были забыты, и полетели над столицей боярские головы – «особенно те, которые проработали с Гришиным долгие годы».
Парадокс!
Но разве не парадокс – другое утверждение нашего героя: «В аппарате (МГК. – Авт .) сложился авторитарный стиль руководства. Авторитарность – да еще без достаточного ума – это страшно».
Можно подумать, будто сам Борис Николаевич – воплощение застенчивой интеллигентности. По степени авторитарности, особенно бездумной, Гришин и рядом с ним не лежал.
Тем не менее новые порядки первого секретаря приходятся москвичам по душе. Ельцин им нравится ровно за то, за что боятся и ненавидят его аппаратчики.
Общество жаждало перемен, неважно даже каких. Страна, и столица в частности, устала уже от безликих, серых, унылых вождей.
В глазах москвичей Ельцин выглядел реформатором, бунтарем, нонконформистом; воплощением этакого уральского Че Гевары.
Не в пример своему дряхлому предшественнику, Ельцин энергичен, молод и свеж. Точно заведенный, он мотается по стройкам и предприятиям, беседует с рабочими и студентами. (Потом он будет говорить, что объездил двести предприятий.)
Вот когда пригодился наработанный в Свердловске опыт. Откатанные на Урале PR-технологии без труда прививаются на столичной земле.
Бурю восторгов вызвали его внезапные ревизии столичных магазинов. Врываясь в какой-нибудь окраинный гастроном, первый секретарь с истинно лубянским пристрастием начинал допытываться у обомлевших продавцов:
– Сколько сортов мяса в продаже? Наименований молочной продукции? Куда девается свежая колбаса?
Работники прилавка без сознания валились штабелями, и довольный Ельцин принимался рассказывать случайным покупателям, как вредители и спекулянты мешают проводить перестройку, но победа все равно будет за нами; дефицита не станет, продовольственную проблему решим, жилищные неурядицы – ликвидируем.
Его простецкий стиль общения, напускные открытость и доступность поражали непривычных к такому обхождению горожан.
Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":
Полная версия книги 'Ельцин. Кремль. История болезни'
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11
Да если б даже и не сбавила, ничего это не изменило, потому как ни одного показания против Гришина арестованные торгаши не дали. Не в пример Узбекистану, где под молох КГБ и прокуратуры угодили десятки партийных вождей.
Теперь ответьте мне на один вопрос. Можно ли было найти на бескрайних просторах страны хоть один регион или республику, где в торговле не наличествовали бы массовые хищения и приписки? Ответ понятен априори. Значит, арестовать можно было каждого торгового номенклатурщика: бери любого – не ошибешься.
Но означает ли это, что все без исключения партийные вожди – секретари горкомов, обкомов, крайкомов – воровали вместе с ними? Сильно сомневаюсь.
Да и какой был смысл тому же Гришину собирать взятки с подчиненных торговцев, если и так жил он практически в раю? Бескрайняя дача, роскошная квартира, членовоз под боком. Зарплата – тыща двести. Продукты и вещи – на любой вкус. Захоти он даже полакомиться птичьим молоком – не тортом, понятно, а натуральным, волшебным этим напитком – орава лизоблюдов и прихлебателей в лепешку расшиблась бы, но поручение шефа исполнила.
Он был в прямом смысле слова небожителем. Не удивлюсь, если Гришин даже не знал, как выглядят деньги: доставать портмоне много лет ему уже не доводилось…
Я никоим образом не пытаюсь обелить Гришина и ему подобных. Грехов у этих людей выше крыши. Но своих , а не придуманных, приписанных грехов.
Да и на фоне нынешних коррупционеров те, прежние – Соколовы, Трегубовы, Чурбановы – выглядят просто нашкодившими пионерами.
За что в итого осудили того же злополучного Чурбанова, всесильного зятя генсека, первого зам.министра внутренних дел? За взятку в виде расшитого золотом халата. Все остальные обвинения – более 60 эпизодов – в суде развалились.
И не развалиться не могли, ибо в антикоррупционной горячке следователи не особо утруждали себя закреплением доказательств. Есть признание – и слава богу. Причем частенько доказательства эти выглядели весьма и весьма смехотворно. (Скажем, заведующую Гагаринским райторгом посадили на 8 лет за флакон духов «Красная Москва», полученный в подарок ко дню рождения.)
Знаете, например, в чем знаменитые Гдлян-Иванов (именно так, через дефис, точно сиамские близнецы, они и остались в истории) обвиняли председателя Верховного Суда СССР Теребилова?
Цитирую показания первого секретаря ЦК Узбекистана Усманходжаева:
«Осенью 1985 г. Владимир Иванович (Теребилов. – Авт .) прибыл в республику для встреч с избирателями… В беседе я воспользовался случаем и попросил Теребилова увеличить штаты судебных работников Узбекистана… Утром у себя в кабинете положил в дипломат черного цвета красочные альбомы и буклеты об Узбекистане и деньги – 20 000 руб. в конверте. Приехал к Владимиру Ивановичу в номер. Поставил на пол дипломат… Спустя некоторое время Теребилов мне позвонил и сообщил, что смог разрешить вопросы о расширении штатов судебных работников республики. Действительно, в 1986 г. Верховным судом СССР Верховному суду Узбекистана было выделено 24 или 26 дополнительных единиц судебных работников…»
Нехитрый арифметический подсчет: 20 тысяч за 25 (для ровного счета) штатных единиц. Получается 800 рублей за одну судейскую голову. Не слишком ли? И главное, какой республиканскому вождю с этого навар ? Ну, будет в Узбекистане на 25 судей больше. И толку-то?
Ладно, бог с ним, с Узбекистаном. Там-то как раз я охотно готов поверить в то, что вся республиканская верхушка превратилась в воровскую малину: Восток есть Восток.
Вернемся лучше к Гришину.
В 1984 году, после смерти Андропова, борьба с торговой столичной мафией резко пошла на спад. Гришин, ясное дело, успокоился. Но ненадолго.
С приходом Горбачева весь этот компромат – реальный, надуманный, не суть важно – мог быть снова запущен в дело.
Конечно, Горбачеву было далеко до Андропова. Организовывать кампании, проводить аресты и обыски – было не в его стиле. Генсек предпочитал действовать плавно, извечными аппаратными методами, и в «Советской России» появляется разгромная публикация о недостатках строительства в Москве, о процветающих приписках и воровстве.
Гришин понял намек правильно. Он даже собрал самых доверенных своих подчиненных, посетовал, что статья прямо направлена против него. «Может быть, мне уйти самому?»
Но не ушел. До тех пор, пока Горбачев напрямую не вызвал его и не сделал предложение, от которого тот не смог отказаться.
Забегая вперед, скажу, что в начале 90-х Гришин умер в глубокой нищете, сидя в собесовской очереди, куда пришел хлопотать насчет персональной пенсии. Может, я наивен, но как-то не вяжется это с образом «крестного отца» московской мафии.
…С уходом Гришина новым столичным вождем становится Ельцин.
«22 декабря 1985 года меня вызывают на Политбюро, – так описывает он свое назначение. – О чем пойдет разговор, я не знал, но когда увидел, что в кабинете нет секретарей ЦК, а присутствуют только члены Политбюро, понял, что речь будет идти, видимо, обо мне.
Горбачев начал примерно так: Политбюро посоветовалось и решило, чтобы я возглавил Московскую городскую партийную организацию – почти миллион двести тысяч коммунистов, с населением города – девять миллионов человек. Для меня это было абсолютно неожиданно. Я встал и начал говорить о нецелесообразности такого решения. Во-первых, я – инженер-строитель, имею большой производственный стаж. Наметились мысли и какие-то заделы по выходу отрасли из тупика. Я был бы полезнее, работая секретарем ЦК. К тому же в Москве я не знаю хорошо кадры, мне будет очень трудно работать».
Час от часу не легче. Только что жаловался он на «мелкий» участок работы, точно птица рвался на простор. И тут же – едва делают ему восхитительнейшее предложение (лучше и придумать трудно), идет в отказ.
Правда, абзацем ниже Ельцин сам себя опровергает:
«В тот момент действительно я оказался наиболее, ну, что ли, удачной кандидатурой для тех целей, которые он (Горбачев. – Авт .) ставил».
Скромностью наш герой явно не страдал: это мы уже не раз с вами проходили. Да и приемчики его новизной тоже не отличались. Сначала – поломаться, пококетничать для виду, а потом, набив себе цену, нехотя согласиться. Надо ведь чтобы не только он, но и руководство оценило: более «удачной кандидатуры» не найти.
Ход удался.
«Сегодня день ликования всей Москвы, – записал в дневнике 24 декабря горбачевский помощник Анатолий Черняев, – сняли наконец Гришина, заменили Ельциным».
Со времени ельцинского отъезда из Свердловска прошло всего восемь месяцев. С такой скоростью никто еще вершин кремлевского Олимпа не штурмовал.
Свою работу Ельцин начинает с привычного: сразу же показывает, кто в доме хозяин.
Зав.орготделом горкома Юрий Прокофьев вспоминает:
«На четвертый день утром раздается телефонный звонок: “Прокофьев, почему люди приходят так поздно на работу?” Звонок был где-то без четверти десять. Я объяснил, что в свое время Хрущев распорядился, чтобы горком начинал работу с десяти утра, с тем чтобы вечером члены горкома работали подольше. Ельцин был недоволен таким положением и добился, чтобы работу начинали в девять часов утра».
За 18 лет гришинского владычества Москва отвыкла от потрясений и суеты. Чиновничья жизнь текла здесь размеренно и чинно; все было известно и понятно заранее.
С воцарением Ельцина эта степенная плавность мгновенно закончилась. Он ворвался в мещанский столичный мирок, подобно комете Шумейкера-Леви, и все завертелось, закружилось и помчалось кувырком.
Как и в Свердловске, перво-наперво Ельцин принялся чистить кадры. Аппарат горкома был обновлен практически полностью. Из 33 секретарей райкомов сменилось 23, причем в некоторых районах перестановки происходили по несколько раз.
Ельцин разогнал 40 процентов партноменклатуры, 36 процентов городских чиновников, 44 процента профсоюзной элиты.
Достаточно было одного ельцинского косого взгляда, одного оброненного слова, и вчерашний полубог вылетал из теплого кабинета, точно пробка из бутылки. Если первому кто-то не приглянулся – спасти бедолагу уже ничто не могло: все прежние заслуги были не в счет.
ИСТОРИЧЕСКАЯ ПАРАЛЛЕЛЬ
В 1700 году был издан указ Петра I – всем русским подданным, кроме крестьян, монахов, попов и дьяконов, брить бороду и носить платье немецкое (сперва венгерское, а потом мужескому полу верхнее – саксонское и французское, а нижнее и камзолы – немецкие). Женскому полу – немецкое. Ослушникам велено назначать штраф в воротах (московских улиц): с пеших 40 копеек, с конных – по 2 рубля. Запрещено купцам продавать и портным не шить русского платья под наказанием кнутом.
Работавший тогда в горкоме Юрий Прокофьев (потом он станет первым и последним секретарем МГК) приводит один весьма показательный эпизод. Ельцин поставил вопрос о снятии секретаря Ленинградского райкома Шахманова. Формально для этого требовалось решение районного пленума, однако район своего вождя сдавать отказался.
«Все работники горкома были брошены в район – собирать компрометирующие материалы на Шахманова для того, чтобы убедить директоров, сломать их. И опять райком не освободил Шахманова. Тогда Ельцин пошел на таран – бюро МГК, под его нажимом, объявило, что пленум Ленинградского райкома партии “еще не созрел, чтобы принимать самостоятельные решения”, и поэтому бюро МГК своей волей освобождает Шахманова от занимаемой должности».
По тому же сценарию – волевым решением горкома – был снят и секретарь Тимирязевского райкома Графов.
Все эти чистки происходили неизменно шумно, с публичными обвинениями во вредительстве перестройке. (Звучит жутковато: враг перестройки – почти как враг народа.)
Ельцину мало было просто снять человека: жертву требовалось непременно распять , воспитать на его примере других.
Александр Коржаков, пришедший тогда в охрану первого секретаря, пишет:
«Один раз я присутствовал на бюро горкома, и мне было неловко слушать, как Борис Николаевич, отчитывая провинившегося руководителя за плохую работу, унижал при этом его человеческое достоинство. Ругал и прекрасно понимал, что униженный ответить на равных ему не может».
Эти показательные порки нередко абсурдны были изначально. Тот же цитировавшийся мной Юрий Прокофьев описывает, например, как Ельцин, утверждая нового начальника главного управления торговли, приказал ему наладить работу за две недели. Разумеется, сделать что-либо тот попросту был бессилен, и в указанный срок – ровно две недели спустя – его принародно сняли на бюро горкома, как «не оправдавшего доверия». И тут же – обязательная публикация в «Московской правде», главном ельцинском рупоре…
Вот из-за этих унижений столичная элита и не принимала Ельцина. Если бы он просто снимал людей – за конкретные провалы и ошибки – к этому можно было б еще приноровиться. В конце концов, исстари власть в России держится на страхе, а где страх – там и уважение.
Но Ельцин не желал разводить антимонии. Он не любил, презирал аппарат и брезгливости своей и не думал даже скрывать. Первый секретарь относился к чиновникам, точно какой-нибудь гауляйтор к белорусским крестьянам. Он измывался над ними, форменным образом глумился, постоянно выдумывая новые издевательства.
МЕДИЦИНСКИЙ ДИАГНОЗ
Издевательства, садистский синдром – патологическая склонность к насилию, получение удовольствия от унижения и мучения других.
Были установлены, например, «санитарные пятницы»; в эти дни чиновники обязаны были, точно буржуи 20-х годов, покидать кабинеты и отправляться убирать городские улицы.
По его приказу сотрудники ГАИ тормозили на МКАДе служебные «Волги» из горкомовского гаража, придирчиво выясняя цель выезда из Москвы. Таким изощренным способом Ельцин пытался бороться с неслужебными поездками номенклатуры, особенно их домашних. Понятно, что в большинстве досмотренных машин восседали начальственные жены, и в результате число персональных авто было резко сокращено.
Ельцин любил назначать служебные совещания, а то и заседания бюро чисто по-сталински – после 12 ночи. И горе тому партийцу, кто осмелится хоть раз зевнуть!
Сам он при этом успевал после обеда отдохнуть, восстановить утраченные силы, так что в горком приезжал бодрым и выспавшимся.
Ближайший соратник Ельцина, редактор «Московской правды» Михаил Полторанин рассказывал позднее:
«Он утром даст всем указания, пообщается с начальством, потом пообедает, поедет (сам мне признавался) на Ленинские, Воробьевы горы подышать воздухом. Там воздух хороший, вид великолепный – Москва как на ладони. Едет отойти, оттянуться. Оттуда – в медцентр, ложился в барокамеру и насыщался кислородом. К вечеру возвращался в горком и начинал всем разгон давать».
Подобный стиль работы выдержать могли далеко не все. Вновь, как когда-то в Свердловске, эпидемия инфарктов и инсультов начала косить местную номенклатуру.
Некоторые пытались покончить жизнь самоубийством. Первый секретарь Перовского райкома Аверченко выбросился с четвертого этажа, но, к счастью, уцелел. Первый секретарь Киевского райкома Коровицын испытывать судьбу не стал: он выпрыгнул уже из окна седьмого этажа.
ИСТОРИЧЕСКАЯ ПАРАЛЛЕЛЬ
Власть, по утверждению царя Ивана Грозного, должна была внушать всем покушающимся на нее страх. Бояться власти должны были все подданные, независимо от их общественного положения.
Царь делил людей только на две категории: на «благих» и на «злых», сиречь преданных ему и изменников. Жалование первых и наказание вторых он считал главной добродетелью христианского царя.
Избиение партийных кадров потом не раз будут ставить Ельцину в вину, особенно гибель секретаря Коровицына. Но Ельцин не был бы Ельциным, если бы даже собственные просчеты не обратил в свою пользу.
Кадровую чехарду он подавал не иначе как борьбу с застойной коррупцией.
«Я считал, что аппарат горкома, особенно те люди, которые проработали с Гришиным долгие годы, должны быть заменены, – распинается он в “Исповеди…”. – Эти аппаратчики были заражены порочным стилем эпохи застоя – холуйством, угодничеством, подхалимством. Все это было твердо вбито в сознание людей, ни о каком перевоспитании и речи быть не могло, их приходилось просто менять».
В очередной раз Ельцин противоречит самому себе. Всего несколькими страницами раньше, объясняя, почему со скрипом соглашался он перейти в МГК, Борис Николаевич пишет:
«Я отлично понимал, что меня используют, чтобы свалить команду Гришина».
То есть слепым оружием в чужих руках быть он не желал. (Тоже, нашли дурака – таскать кому-то каштаны из огня.) Но почему-то, едва только назначение это состоялось, все сомнения разом были забыты, и полетели над столицей боярские головы – «особенно те, которые проработали с Гришиным долгие годы».
Парадокс!
Но разве не парадокс – другое утверждение нашего героя: «В аппарате (МГК. – Авт .) сложился авторитарный стиль руководства. Авторитарность – да еще без достаточного ума – это страшно».
Можно подумать, будто сам Борис Николаевич – воплощение застенчивой интеллигентности. По степени авторитарности, особенно бездумной, Гришин и рядом с ним не лежал.
Тем не менее новые порядки первого секретаря приходятся москвичам по душе. Ельцин им нравится ровно за то, за что боятся и ненавидят его аппаратчики.
Общество жаждало перемен, неважно даже каких. Страна, и столица в частности, устала уже от безликих, серых, унылых вождей.
В глазах москвичей Ельцин выглядел реформатором, бунтарем, нонконформистом; воплощением этакого уральского Че Гевары.
Не в пример своему дряхлому предшественнику, Ельцин энергичен, молод и свеж. Точно заведенный, он мотается по стройкам и предприятиям, беседует с рабочими и студентами. (Потом он будет говорить, что объездил двести предприятий.)
Вот когда пригодился наработанный в Свердловске опыт. Откатанные на Урале PR-технологии без труда прививаются на столичной земле.
Бурю восторгов вызвали его внезапные ревизии столичных магазинов. Врываясь в какой-нибудь окраинный гастроном, первый секретарь с истинно лубянским пристрастием начинал допытываться у обомлевших продавцов:
– Сколько сортов мяса в продаже? Наименований молочной продукции? Куда девается свежая колбаса?
Работники прилавка без сознания валились штабелями, и довольный Ельцин принимался рассказывать случайным покупателям, как вредители и спекулянты мешают проводить перестройку, но победа все равно будет за нами; дефицита не станет, продовольственную проблему решим, жилищные неурядицы – ликвидируем.
Его простецкий стиль общения, напускные открытость и доступность поражали непривычных к такому обхождению горожан.
Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":
Полная версия книги 'Ельцин. Кремль. История болезни'
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11