Затем командующий и сам опустился в кресло, заложив ладонь за борт офицерского кителя.
- Вот видите, господа, один самолет красных, а сколько бед натворил! кивком головы Пугачевский указал на выбитые в окнах вагона стекла. - Но приступим к делу... Знаю, вы нуждаетесь в оружии... Однако долг службы обязывает меня убедиться, попадет ли оно в надежные руки. Чем вы можете доказать свою преданность вере православной и отечеству?
- Дозвольте, ваше превосходительство! - поднялся священник.
Придерживая большой серебряный крест с распятием, он положил на толстый живот коротенькие пальцы и смиренно уставился в потолок.
- Печать антихриста легла на православных. Токмо огнем да мечом можно спасти их грешные души...
Пугачевский слушал, и на его бледном лице проступали красные пятна. Он взял стакан, плеснул в него из графина воды и выпил.
После священника говорил старшина. Громко откашлявшись, он провел ладонью по бороде и забасил:
- Перво-наперво, ваше превосходительство, мы благодарствуем за то, что изволили звать нас к себе. Приятственно видеть вас в русском образе! Потому как ранее мы не слыхали про чехословаков и не могли знать, из какой веры они происходят. Как мы есть мужики, так на своей мужицкой точке зрения и останемся. Мы за строгий порядок в жизни: нет такого закону, чтобы батрак и прочий безземельный бродяга садился править волостью аль уездом! Деревенская голытьба грабит мужика, отнимает землю, хлеб. Раньше только за одно бунтарское слово мы нещадно пороли в своей волости, аль стражника, бывало, потребую с уезда - и бунтовщиков в арестантские роты.
- Короче! - прикрикнул Пугачевский.
- Такие у нас дела творятся, что подумать страшно, - заторопился старшина. - Пропадает Россия! Своих силов не хватает, подмоги у иностранцев просить надо, в ноги поклонимся, лишь бы выручили.
- Будем уповать на иностранцев и сидеть сложа руки, так, что ли? покосившись на попа и старшину, строго спросил Пугачевский.
- Надеемся на вашу милость. Коли откажете, вооружимся вилами, топорами, пики откуем. Будем нападать с тыла... Унтер-офицеры царской армии сами что ни на есть мужики из деревень, они пойдут заодно с офицерами. Наша армия будет сильнее красной. Там разный городской сброд, а у нас все свои: отец вместе с сыном, брат с братом, кум с кумом. Разобьем красных! Вооружимся пулеметами, тогда и на Москву...
В дверях появился встревоженный адъютант:
- Командир бронепоезда "Свобода или смерть!" Полупанов доносит, что белые начали наступление.
- А, черт, - выругался Пугачевский, вскочив с кресла. - Всю обедню испортил! Этих - под охрану караульного взвода! А ты, - кивнул он мне, допроси бандитов...
"Представители народа" даже не успели подумать о сопротивлении.
Поздно вечером я снова пошел к командующему. Склонившись над картой, Пугачевский разговаривал с кем-то по телефону.
- Что нового? Садитесь и докладывайте, - положив телефонную трубку, предложил он.
- Мало утешительного, товарищ командующий! Узнал меньше, чем ожидал: села уезда время от времени навещает какой-то переодетый полковник. Златые горы обещает крестьянам...
- Униформа злодеев! - мрачно заключил Пугачевский. - А что с этими? Весь день провозились - и ничего утешительного? Либеральничаете! Поставить к стенке, под дулами винтовок сразу заговорят!..
- Я не имею на это права...
- Какая чушь! Нашего брата сажают на кол, вспарывают вилами животы, а мы, видите ли, не можем допустить отступления от общепринятых правил допроса! Ну хорошо, с бандитами я поговорю сам, - неожиданно спокойно закончил Пугачевский.
Уходя, я посмотрел на оперативную карту, лежавшую на столе командующего. Правый фланг наших войск упирался в болотистый лесной массив, левый тянулся версты на две с половиной от полотна железной дороги к оврагу. Этот участок прошлой ночью был занят отрядами интернационального батальона. Сюда я и направился, чтобы на рассвете перебраться за линию фронта.
Вечером в палатке у Горличко пили чай. Спать легли уже в темноте. Едва успели задремать, вбежал постовой:
- Конский топот и голоса на вражеской стороне...
Мы вышли из палатки и долго прислушивались: издалека доносился лишь разноголосый хор лягушек да глухое дыхание паровоза бронепоезда "Свобода или смерть!".
Ночь прошла без происшествий. И когда уже рассеялась предрассветная мгла, когда земля пробудилась от сна и родился новый день, вдруг послышались тревожные звуки фанфар, затем грянул духовой оркестр, и точно из-под земли вдали показались шеренги солдат с винтовками наперевес.
За штурмовой колонной белых колыхались знамена, виднелись церковные хоругви на длинных древках. По бокам колонны шли священники в светлых ризах, с крестами в руках, дьяконы с дымящимися кадилами, подростки с подсвечниками.
Лежавшим в окопчиках красноармейцам атакующие со стороны восходящего солнца белогвардейцы казались великанами. Среди бойцов отряда началось замешательство. Уверенные в успехе белогвардейцы быстрым шагом подходили к нашим окопам. Оставалась сотня шагов - и штыковая схватка казалась неизбежной.
На бруствер свежевырытого окопа поднялся командир латышского отряда, и в напряженной тишине раздался его громкий, спокойный голос:
- По белогвардейцам прицельно - огонь!
Огонь из винтовок и пулеметов скосил передние шеренги атакующих, но психическая атака продолжалась.
- В штыки! - скомандовал латыш и первым бросился вперед. За ним поднялись бойцы интернациональных отрядов. Атака была отбита.
Зачем понадобилось организаторам психической атаки бросать против наших окопов своих солдат и офицеров? Ведь мы последнее время отступали и лишь за два дня до этого, впервые после Туймазы, заняли оборону. Вероятно, белогвардейцы хотели показать чехословацкому командованию, как надо спасать Россию от большевизма.
Когда отсвистели последние пули и я собрался в путь, меня остановил Славэк.
- Послушай, товарищ, к нам перебежали два чеха и словак. Они имеют что сообщить. Ты поговори с ними, я буду переводчиком.
Навытяжку, руки по швам передо мной стояли три немолодых солдата.
- Снаряжен бронепоезд с десантом пехоты, чтобы внезапно овладеть городом Мелекесс, - доложил словак-перебежчик.
- Имею важное сообщение, - дополнил его один из чехов. - Сегодня утром войска в обход вашего левого фланга двинулись на Мелекесс...
Я вернулся на станцию, чтобы немедленно доложить обо всем услышанном командующему, но его там уже не было. Связаться с городом тоже не удалось, и тогда я решил любыми путями добираться до Мелекесса.
Последнее задание
Станция Мелекесс. На площади, где раньше обычно стояли легковые извозчики, - ни одной пролетки.
Расстояние от вокзала до ревкома - две версты - я преодолел по-марафонски, бегом. Но в ревкоме не оказалось ни руководителей, ни служащих, хотя был полдень.
- Что случилось? - спрашиваю уборщицу. - Куда девались люди?
- Да ничего не произошло, - отвечает старуха, подслеповато глядя на меня. - А ты, часом, не Кузьмичев?
- Нет, не Кузьмичев, а что?
- Коли не Кузьмичев, так и не спрашивай.
- Так где же начальство, мать?
- Знамо дело где - на митине. Это у них так заведено: утром митин, в обед тоже митин.
- А где сейчас этот митин? - подражая ей, допытывался я.
- Поди, в биоскопе аль на церковной площади.
* * *
Зал кинотеатра был переполнен. Дым, духота. Кому не хватило стульев, стояли в проходах, сидели на полу перед авансценой, на подоконниках.
Пробираясь к трибуне, за которой стоял Валериан Владимирович Куйбышев, я подумал, что легче перейти линию фронта, чем попасть на сцену. Однако это мне все же удалось, хотя и пришлось поработать локтями.
Добравшись до президиума, я шепотом, чтобы не мешать докладчику, сказал председателю собрания, что мне безотлагательно нужно сообщить Куйбышеву важные сведения.
- Нельзя! Закончит доклад, тогда валяй сколько угодно, - не глядя на меня, ответил председатель. - Послушай и ты. Полезно.
- Очень срочное дело, - пытался я уговорить его. Но председатель был неумолим.
- ...Седьмого марта этого года отделение Национального совета Чехословакии, - говорил в это время Куйбышев, - получило первый взнос от французского консула в сумме трех миллионов рублей, а всего по четвертое апреля - одиннадцать миллионов сто восемьдесят тысяч рублей. От английского консула - восемьдесят тысяч фунтов стерлингов. Вот за эти деньги и продан чехословацкий корпус французским и английским империалистам!..
Куйбышев говорил о том, что самолеты белых, на крыльях которых намалеван череп с перекрещенными костями, разбрасывают листовки с призывом убивать коммунистов, что распространяются провокационные слухи, будто убит не Муравьев, а его двойник, что контрразведка белых наглеет с каждым днем. Отравление питьевой воды и пищи красноармейцев, организация террористических групп в нашем тылу, пуск паровозов навстречу нашим бронепоездам, убийства из-за угла - все это стало каждодневным явлением. Но упоенная временным успехом белогвардейщина не замечает, подчеркнул Валериан Владимирович, что в ее организме уже развивается микроб: из районов, захваченных белочехами, доносится ропот народа, испытавшего произвол карателей. Революция расщепила мир, чтобы соединить народы земли!
Куйбышев закончил призывом встать на защиту революции. И я тут же коснулся его плеча:
- Неотложное дело, Валериан Владимирович!
- Что случилось?
Куйбышев недовольно посмотрел на меня: дескать нашел время...
- В любую минуту чехословацкие войска могут ворваться в город!
- Каким это образом? От Мелекесса до линии фронта...
- Они обошли наш левый фланг и идут на Мелекесс, - тороплюсь я.
- Откуда такие сведения?
Куйбышев явно озадачен.
- Я только что приехал с передовой, разговаривал там с перебежчиками.
Куйбышев оглядел зал, подумал, поправил шевелюру и повернулся к президиуму:
- Предлагаю перерыв минут на пяток.
Председатель поднялся, стукнул карандашом по графину, спросил:
- Возражениев не будет? - И, получив согласие зала, предупредил: - В таком разе с местов не сходить!
- Как это случилось? - отойдя в глубину сцены, спросил Куйбышев.
Выслушав меня, подошел к председателю собрания:
- Чтобы не оказаться в ловушке, придется собрание закрыть и всем разойтись.
Когда я вышел из кинотеатра, меня догнал связной Якова Кожевникова бородач Дубинин и повел в домик с вывеской "Бакалейные товары". Это была одна из наших конспиративных квартир.
- Тебе предстоит новое задание, - огорошил меня Дубинин.
- Что это за задание?
- Срочно нужны новые данные о численности войск противника на Волго-Бугульминской железной дороге. - Дубинин критически оглядел меня с головы до ног. - Поэтому тебе прежде всего надо сменить одежонку. В этой куртке ты уже появлялся у белых. Чтобы не искушать их контрразведку, облачайся в солдатскую рвань...
С этими словами он вытащил из-под стола вещевой мешок и бросил его к моим ногам.
Пока я пришивал недостающие пуговицы, без которых невозможно было обойтись, Дубинин приготовил удостоверение на имя выписавшегося из госпиталя ефрейтора.
- С этой липой не пропадешь! - сказал он. - На всякий случай мы тебе подыщем еще и подходящего напарника, и ты сейчас же двинешься выполнять задание. Сведения нужны позарез. Вернешься - доложишь Куйбышеву.
Дубинин открыл дверь в соседнюю комнату и сказал:
- Маня! Сходи-ка на вокзал и присмотри демобилизованного солдатика, едущего на восток. Прикрытие товарищу. Понимаешь?..
Со станции Мелекесс я ушел незадолго до ее захвата белыми. Суетились люди, пыхтели готовые к отправлению паровозы с прицепленными вагонами, где-то вдалеке бухала пушка. Рядом со мной шагал заросший до самых глаз щетиной солдат Василий, которому посчастливилось бежать из немецкого плена. С начала пятнадцатого года Василий батрачил у немецкого помещика под городом Котбус. Газет он не читал, империалистического фронта не разлагал, за революцию не дрался, в полковой комитет его не избирали. Таких, как Василий, петроградские рабочие называли обломками империи.
- Как ты, земляк, разумеешь? - спросил он меня, когда нам удалось забраться в товарный вагон, - великая Расея без царя справится? А?
Солдат громко прочистил свой припухший нос, поправил за плечами тощий мешок и, прищурившись, с тоской посмотрел на заросшее бурьяном поле.
- Народ без царя проживет, - успокоил я его. - Справится...
- Чудно! Право слово, чудно, - покачал головой Василий. - А вот в Германии от своего хозяина я другое слыхал. Он говорил: Расея в петлю попала...
Изголодавшийся, забитый в неволе солдат привязался ко мне, рассказывал о своей жизни в плену и без конца удивлялся переменам, происшедшим на родине.
- ...Раньше на огне меня жги, того бы не сделал, а теперича все одно, закону-то настоящего нету... Пропади пропадом, решил запродать свой револьверт, а на вырученные денежки мамане подарочек справить. Как ты советуешь?
- Смотри, как бы шомполов не всыпали...
- Шомполов? За что? У любого демобилизованного найдешь обрез али гранату.
- Так-то оно так, а все же будь осторожен. Нарвешься на офицера, вот и будет подарочек твоей мамане.
- Хошь на ботинки, хошь на кашемировый платок променял бы, - не унимался Василий.
Наконец револьвер Василия у меня, а у него мои керенки...
До станции Клявлино тащились целые сутки: навстречу попадались воинские эшелоны белых - спешили к Симбирску. Эти двадцать четыре часа я почти не сомкнул глаз - все считал платформы, теплушки, орудия...
Поезд остановился на втором пути станции Клявлино. Кругом следы недавнего боя: стены вокзального здания поклеваны пулями, стекла выбиты.
Василий вместе с кипятком принес новость: паровоз отцеплен. И тут же ушел разузнать о поездах, а я, чтобы избежать нежелательных встреч, остался в вагоне. Вернулся он быстро.
- С первого пути отходит товаро-пассажирский... Облюбовал там свободную тормозную площадку, пойдем!
Нахлобучив фуражку, я вышел на перрон. Обычная суета, какая бывает перед отходом поезда: бегут пассажиры с вещами, торговки спешат получить деньги, снуют вездесущие мальчишки.
Третий удар колокола. Я поднялся на тормозную площадку, и поезд тронулся. Но когда наш вагон медленно проплывал мимо станционного здания, я увидел на перроне прямо перед собой начальника станции, а рядом с ним офицера - судя по всему, из контрразведки. Они тоже заметили меня.
Начальник станции попытался остановить поезд, а офицер выстрелил из револьвера сначала в воздух, а затем в меня. Пуля попала мне чуть выше правого бедра...
Василии исподлобья посмотрел на меня и спустился на нижнюю ступеньку площадки, а когда поезд на тормозах проходил разъезд Маклауш, не прощаясь, спрыгнул. Кое-как мне удалось остановить кровотечение, но брюки так пропитались кровью, что я не мог показаться на людях. К тому же первой остановкой была не сулившая мне ничего хорошего станция Дымка. Когда поезд, преодолевая подъем, замедлил ход, я спрыгнул и побрел к ближайшему селу.
Утром был в Бугульме. Едва держась на ногах, поднялся на крылечко парадного входа дома Дедулиных, дернул деревянную ручку звонка и упал...
Очнулся точно после долгого сна и никак не мог понять, где я и почему в постели.
В комнате с занавешенным окном пахло лекарствами. В углу икона, над кроватью репродукция картины Васнецова "Иван-царевич на Сером волке". На стуле - женское платье, халат темной расцветки, на столике - будильник.
Тихо открылась дверь, и в комнату осторожно вошла Аня.
- Наконец-то! - бросилась она ко мне.
В глазах у нее блестели слезы, бледное, со впалыми щеками лицо порозовело.
- Боже мой, огнестрельная рана! Я думала, сойду с ума. Хотела вызвать доктора, но не рискнула. Решила врачевать сама. Вот когда пригодились знания, полученные в гимназии на курсах сестер милосердия! Слава богу! сквозь слезы проговорила она и провела рукой по моим волосам.
Раздался звонок. Вытирая слезы, Аня пошла открывать дверь.
- Тетя Паша пришла, - успокоила она меня.
- Что творится в городе?
- Повальные обыски, аресты... Но пусть это тебя не беспокоит, наш дом вне подозрений.
- Аня, а где мои вещи?
- Не волнуйся! Тетя Паша сожгла их!
- Как сожгла? - воскликнул я. - Там...
- Револьвер и удостоверение? - досказала Аня.
- Да... и... солдатские ботинки.
- Сжечь ботинки на толстой подошве у тети не хватило духу, - с улыбкой сказала Аня. - Они нужны?
- Очень.
- Пусть полежат в погребе. На всякий случай я принесу другие и костюм брата. Ведь ты с ним одного роста...
Меня бил озноб, но не потому, что ныла рана, а потому, что я не мог выполнить задание. Бугульма была полна воинскими эшелонами с солдатами и артиллерией. Но как об этом сообщить в штаб?
- Аня! Мне нужна твоя помощь.
- Ты ведь знаешь, что я ни в чем не могу тебе отказать. Говори!
- Нужно разыскать человека, которого зовут Сахабом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26