!
- Остановите немедленно корпус и вообще слушайте то, что вам приказывают.
Я ответил ему, что корпус выполняет приказ командующего армией и может быть остановлен только распоряжением командующего.
На это Ефремов сказал, что в связи с новой обстановкой Реввоенсовет армии принял решение не предпринимать каких-либо действий до тех пор, пока не будут получены указания оборонять или оставить Царицын.
- Какая там новая обстановка, я не знаю, но у меня на руках приказ, который корпус обязан выполнить, - повторил я Ефремову.
- Ну обо всем вам знать не обязательно, - сказал Ефремов. - Что же касается имеющегося у вас приказа, то я его с Клюевым подписывал, я его и отменяю.
- А я отказываюсь выполнять ваше приказание до тех пор, пока не будет отменен приказ командующим армией.
- Да как вы смеете так со мной говорить?! - закричал Ефремов.
- А вот и смею, потому что ваши действия считаю изменой. И если я не прав, можете меня арестовать. - Что вы! Я не намерен вас арестовывать, растерянно проговорил Ефремов. - Я только велю вам остановить корпус.
- Ну, Буденный, не дури, выполняй приказание товарища Ефремова, вмешался Жлоба.
- Арестовать не можете, тогда убирайтесь поскорей и не мешайте корпусу выполнять приказ командующего.
- Анархист! - закричал Ефремов и, толкнув кулаком шофера в плечо, велел ему ехать в Царицын.
Я повернул коня и поскакал в направлении движения корпуса, а Ефремов все кричал вслед:
- Мы вас приведем к порядку! Мы вас ударим по рукам, посадим на свое место!
Корпус продолжал движение. При подходе к участку обороны 32-й стрелковой дивизии я связался с ее начдивом, и мы с ним на месте согласовали порядок взаимодействия. Он был рад, что Конный корпус наносит удар противнику перед его участком обороны, так как 1-я и 3-я конные дивизии Улагая готовились к атаке позиций 32-й стрелковой дивизии. Части дивизии уже вели огневой бой с белыми.
Согласно моей договоренности с начдивом 32-й, левофланговые части его дивизии усилили огонь, чтобы приковать к себе внимание противника. Белые спешили свои части и начали поспешно перебрасывать огневые средства на свой правый фланг. Этим воспользовалась наша 4-я кавалерийская дивизия и нанесла сильный удар по левому флангу белогвардейцев. Правее 4-й дивизии развернулась 6-я дивизия, нацелив свой удар на тылы корпуса Улагая.
Появление красной кавалерии, устремившейся в атаку, было для противника неожиданностью. Многие спешившиеся белогвардейцы не успели сесть на лошадей, отведенных в укрытие от огня 32-й стрелковой дивизии. Та часть противника, которая сумела ускользнуть от удара 4-й дивизии, попала под удар 6-й дивизии, атаковавшей тылы улагаевского корпуса.
В результате боя противник понес большие потери. Конный корпус взял семьсот пленных, захватил тысячу восемьсот лошадей с седлами, двадцать станковых пулеметов и обозы двух конных дивизий противника.
Выполнив задачу, поставленную в приказе командующего, корпус сосредоточился в районе Вертячий, Калач, Кривая Музга. Я связался со штабом 10-й армии и доложил Клюеву о результатах операции. Выслушав меня, ; Клюев поблагодарил за успешное выполнение приказа и тут же спросил, что у меня произошло с Ефремовым. Я ответил, что немного погорячился, однако считаю, что возмутительная попытка Ефремова отменить приказ командующего похожа на прямую измену.
- Действия корпуса я одобрял и одобряю, - заявил Клюев. - Решения Реввоенсовета об отмене приказа не было. Однако за нетактичное поведение по отношению к члену Реввоенсовета армии Ефремову выношу вам порицание.
Я спросил Клюева, что нового в обстановке на фронте и будет ли армия оборонять Царицын. Клюев ответил мне, что сдача Царицына белым была бы преступлением. На этом у меня разговор с Клюевым и закончился.
2
Судьбой Царицына были все обеспокоены. Еще в 1918 году ЦК партии и лично В. И. Ленин, непосредственные организаторы обороны Царицына К. Е. Ворошилов и И. В. Сталин внедрили в сознание каждого нашего бойца и командира неоспоримую необходимость защиты Царицына до последней капли крови. В мае 1919 года, когда 10-я армия начала отходить к Царицыну, В. И. Ленин в своей телеграмме Реввоенсовету 10-й армии требовал ни в коем случае не отдавать Царицын врагу. Все мы понимали, что Царицын - стратегический ключ к судьбе революции, ворота, через которые хотят продвинуться контрреволюционные силы юга России к сердцу Советской республики - Москве. Закрыть эти ворота наглухо, встать стеной у Царицына, разгромить врага - в этом мы видели свою задачу. Царицын - крепость революции на Волге. Это душой и сердцем сознавали защитники города. С Царицыном связывали и свои надежды на освобождение своих родных станиц, хуторов и сел крестьяне Дона, Кубани, Ставрополья - всего юга России. В направлении Царицына тянулись десятки тысяч беженцев, многочисленные партизанские отряды и группы.
Под Царицыном создавалась 10-я Красная армия. Одно дело собрать партизанские силы, другое, гораздо более трудное - реорганизовать их в регулярные части и соединения, без чего нельзя было устоять от натиска белогвардейских войск. Создание регулярных частей Красной Армии из краснопартизанских отрядов встречало упорное сопротивление со стороны большинства командиров этих отрядов, зараженных духом анархизма в период их самостоятельных действий. Они выступали против строгой воинской дисциплины, считая дисциплину насилием над волей людей. Защищая свой ложный авторитет, они противопоставляли себя старшим командирам, не желали никому подчиняться и тем возбуждали дух неповиновения среди бойцов. С другой стороны, в только что сформированные полки и дивизии проникали и махровые контрреволюционеры с целью разложения регулярных частей Красной Армии. Они подогревали своевольное поведение анархически настроенных командиров и бойцов, сеяли пораженческие слухи, призывали к восстанию. Так, в результате вражеской работы скрытых контрреволюционеров и анархического поведения отдельных командиров взбунтовалась Волжская дивизия, созданная из партизанских отрядов рабочих и служащих Волжского пароходства. Дивизия самовольно снялась с фронта и ушла в Дубовку. Узнав об этом, Сталин и Ворошилов лично выехали в Дубовку и приняли решительные меры по наведению порядка в дивизии. Они очистили ее от злостных провокаторов, арестовали распоясавшихся анархистов, ставших орудием в руках наших врагов.
Не успели Сталин и Ворошилов вернуться из Дубовки в Царицын, как аналогичный бунт произошел в полку грузолесов. Этот полк, созданный из грузчиков порта и главным образом из рабочих лесосплава, так же как и Волжская дивизия, отказался идти на фронт. Пришлось прибегнуть к силе, чтобы обезоружить бунтовщиков и арестовать предателей.
Много было трудностей при обороне Царицына. Бывшие чиновники, контрреволюционные элементы из рядов свергнутых классов, замаскированные меньшевики и эсеры сеяли панику, нарушали нормальную жизнь города, саботировали работу на предприятиях, срывали снабжение рабочих и армии продовольствием и особенно" отправку хлеба в Москву и другие промышленные центры Советской республики.
И все эти колоссальные трудности были преодолены большевиками Царицына под руководством Сталина и Ворошилова, в которых все мы видели посланцев Центрального Комитета нашей партии.
Вспоминая оборочу Царицына в 1918 году, когда 10-й Красной армией руководили Ворошилов и Сталин, нельзя было не задуматься о работе Реввоенсовета 10-й армии нового состава. Сам собой напрашивался вывод, что в лице Клюева, Ефремова, Сомова Реввоенсовет не способен руководить обороной Царицына. Руководители армии оторвались от жизни своих войск, не знали, на что способны войска армии, не верили в их боевые возможности; их пугала конница белогвардейцев, они жаловались, что в их распоряжении мало кавалерии. Они как огня боялись окружения и эту боязнь оправдывали отходом 8-й и 9-й армий. Однако последние, отступая, все-таки дрались и дрались упорно в самых тяжелых условиях с войсками Деникина, наступающими с фронта, и повстанцами, действующими в тылу. А 10-я армия лишь готовила рубежи обороны и, не давая серьезного боя противнику на этих рубежах, отходила на следующие рубежи. Ссылка на недостаток кавалерии была также не состоятельной. Кроме Конного корпуса, в 10-й армии имелась и войсковая конница, которая также могла умело и храбро сражаться.
В 32-ю стрелковую дивизию входил кавалерийский полк, 37-я стрелковая дивизия имела кавалерийскую бригаду Лысенко, 30-я стрелковая дивизия кавалерийскую бригаду Попова, Коммунистическая дивизия - кавалерийскую бригаду Текучева. В армию входила также отдельная кавалерийская бригада Курышко и сводная бригада Жлобы. Таким образом, и кавалерии было достаточно для того, чтобы успешно противостоять белым, нужно было только организовать ее действия и умело использовать ее в бою. Большинство частей и соединении 10-й армии являлись полноценными, но их боеспособность не использовалась руководителями армии.
Многие бойцы и командиры подразделений и частей армии были выходцами с Дона, Кубани, Ставрополья и Терека. У них в родных краях остались под пятой белогвардейцев отцы, матери, жены и дети. Зверства белых переполняли сердца красноармейцев гневом и ненавистью. Они стремились отомстить врагу за надругательства над их семьями, они готовы были сражаться в самых тяжелых условиях. Рядовые бойцы и командиры считали, что дальше Царицына отходить нельзя, что при обороне Царицына противник будет непременно разбит; они верили, что Деникина под Царицыном ждет такая же участь, как и Краснова в 1918 году. Но вся беда была в том, что ничему этому не верил Реввоенсовет армии. Растерянность вместо твердой воли к победе, блуждание в потемках вместо четкого плана действий - таково было поведение Реввоенсовета 10-й Красной армии на исходе июня 1919 года.
3
В хутор Вертячий приехали Клюев, Ефремов и Сомов.
Клюев спросил, что я думаю относительно возможности обороны Царицына? И в случае, если оставим Царицын, куда отступать, на север, по железной дороге на Поворино, или вдоль Волги на Саратов?
Я ответил, что не гадал, будем мы оборонять Царицын или нет. Этот вопрос для меня был давно решен. Я считал и считаю, что оставлять Царицын, тем более сдавать его без боя - значит совершать преступление.
- И вообще, что вы меня спрашиваете, - сказал я, - когда своим вторым вопросом ответили на первый. Для меня ясно, что вы уже решили сдать Царицын, бросить армию, бросить царицынских рабочих. Простите за резкость, но я должен высказаться со всей своей прямотой и откровенностью. Вы не верите в боеспособность наших войск, не знаете настроения бойцов и командиров. Всем известно, что бойцы стремятся в бой, но Реввоенсовет тянет армию назад... И меня удивляет ваша неопределенность, товарищ Клюев, - продолжал я, - не позже как вчера вы говорили, что сдача Царицына - преступление, а сегодня спрашиваете, куда отступать?
- Постойте, Семен Михайлович, не горячитесь, - прервал меня Клюев. Вчера я думал действительно так.
Но не один же я решаю. Посоветовавшись с товарищем Ефремовым, я вынужден был признать, что армия может оказаться в окружении, а это грозит поражением.
- Оборона Царицына не будет иметь успеха. Продолжая оборонять город, мы просто потеряем армию, - вмешался Ефремов.
- А я утверждаю, что сдача Царицына может привести 10-ю армию на грань полного разложения. Уже сейчас, отступая, мы подорвали боеспособность стрелковых частей.
- Позвольте, Буденный, вы много на себя берете! - загорячился Ефремов. - Вы абсолютно не учитываете той критической обстановки, которая диктует дальнейшее отступление. Вам известно, что 8-й и 9-й армий по сути дела нет и Деникин без особой задержки идет на Москву.
- Я слышал уже об этом и не раз, - прервал я Ефремова. - Можете дальше не пояснять - все равно не поверю.
- Семен Михайлович, - опять заговорил Клюев, - действительно надо же считаться со сложившейся обстановкой. Хотя вы и уверены в том, что противник, находящийся перед фронтом армии, по вашему определению, "не может нас гнать, если мы сами не побежим", но имеете ли вы в виду угрозу выхода в тыл мятежных казаков с Верхнего Дона, а также рек Хопер, Медведица и Иловля? Совместными усилиями белоказаки охватят армию с севера, запада и юга. Придется драться в полуокружении. По имеющимся у нас сведениям, мятежные казаки в верховье Дона располагают значительными силами и готовятся нанести удар во фланг и тыл нашей армии, а затем прижать ее к Волге и уничтожить.
- Можно предположить, - ответил я Клюеву, - что казакам удастся окружить нашу армию, но при активной обороне казачья кавалерия вынуждена будет спешиться, а наступать в пешем строю и тем более штурмовать Царицын казаки не будут. Кроме того, на всякое действие есть противодействие. Вы боитесь казаков-повстанцев? Перебросьте Конный корпус в угрожаемый район, и мы гарантируем вам, что корпус с честью выполнит поставленную перед ним задачу.
- Но как же оставить фронт армии без кавалерии? - остановил меня Клюев.
- Почему без кавалерии? В армии много войсковой конницы. Сформируйте из отдельных частей конницы еще один корпус, вот вам и кавалерия.
- А ведь, пожалуй, Семен Михайлович во многом прав, - сказал молчавший до этого Сомов. - К сожалению, товарищ Легран болен. Я уверен, что и он бы полностью согласился с этим.
- Нет, нет! - вновь заговорил Ефремов. - Не будем, товарищ Сомов, заблуждаться. Мы реалисты и должны считаться с действительностью. Мнение Буденного - сплошной абсурд, и, я надеюсь, вы в этом скоро убедитесь. Сохранять силы, не рисковать, уходить - другого решения я не вижу.
- Какой же абсурд?! - воскликнул я. - Эта же 10-я армия, даже в более слабом составе, три раза дралась при окружении белыми Царицына. И не только выстояла, но и разгромила армию Краснова. Почему же вы сейчас боитесь окружения, когда разбит Колчак и мы сильнее противника, когда в Царицыне 12 бронепоездов, там делают пушки, там боевой пролетариат, а это - большая сила!
- Ну, хорошо, - примирительно заговорил Клюев, - не горячитесь, Семен Михайлович, мы учтем ваше мнение. Но если обстановка изменится в худшую сторону, то имейте в виду, что основное направление отхода армии будет на Камышин.
После отхода 10-й армии на позиции, проходившие по линии: Песковатка, Карповка, Басаргино, Отрадное, Конный корпус вел тяжелые бои с крупными силами конницы противника в районе хутора Вертячего. Не добившись успеха на этом участке, белые развернули наступление севернее Царицына. Конный корпус генерала Мамонтова переправился через Дон у Ново-Григорьевской, отбросил наши стрелковые части и устремился на восток, к Волге, с целью выхода на тылы 10-й армии. В первые же дни своего наступления Мамонтов овладел станцией Арчеда, перерезав, таким образом, железную дорогу, соединяющую Царицын с войсками 9-й армии, а 23 июня захватил Лозное и Давыдовку, создав угрозу ближайшим тылам 10-й армии. Об этом я узнал из приказа командующего 10-й армией, полученного в ночь на 24 июня. Клюев приказывал Конному корпусу двинуться форсированным маршем в район Лозное через Котлубань, Широков, Садки с задачей разгромить Мамонтова и прикрыть правый фланг и тыл армии. Выполняя полученную задачу, Конный корпус в необычно знойный безветренный день 24 июня подходил к хутору Широков. Здесь было решено сделать привал: дать бойцам отдых, накормить и напоить лошадей. Но при подходе к хутору корпусная разведка донесла, что Мамонтов совершил налет на Дубовку и, не задерживаясь там, стал быстро уходить обратно в Лозное. В связи с этим привал в Широкове был отменен и корпус двинулся к хутору Садки, чтобы отрезать путь отхода Мамонтову и разгромить его. Чем же объяснялся поспешный отход Мамонтова? Почему он не развивал успех так удачно начатого им налета на Дубовку? Эти вопросы интересовали Погребова и Зотова, ехавших со мной в голове колонны корпуса.
Я был того мнения, что Мамонтова гнал страх перед встречей с нашим корпусом, но объяснял это отнюдь не бездарностью Мамонтова как военачальника. Напротив, я считал его наиболее способным кавалерийским командиром из всех командиров конных корпусов армий Краснова и Деникина. Его решения в большинстве своем были грамотные и часто дерзкие. При действиях против нашей пехоты он, умело используя подвижность своей конницы, добивался значительных успехов. Но советская конница по своим морально-боевым качествам превосходила конницу Мамонтова. Мы сумели доказать ему это еще в 1918 году. Именно потому он избегал теперь встречи с нашим корпусом и в данном случае уходил в безопасное место, не завершив до конца свой успех.
Четвертой и шестой дивизиям было приказано ускорить свое движение, хотя Погребов и Зотов утверждали, что корпус Мамонтова еще далеко и мы успеем его перехватить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
- Остановите немедленно корпус и вообще слушайте то, что вам приказывают.
Я ответил ему, что корпус выполняет приказ командующего армией и может быть остановлен только распоряжением командующего.
На это Ефремов сказал, что в связи с новой обстановкой Реввоенсовет армии принял решение не предпринимать каких-либо действий до тех пор, пока не будут получены указания оборонять или оставить Царицын.
- Какая там новая обстановка, я не знаю, но у меня на руках приказ, который корпус обязан выполнить, - повторил я Ефремову.
- Ну обо всем вам знать не обязательно, - сказал Ефремов. - Что же касается имеющегося у вас приказа, то я его с Клюевым подписывал, я его и отменяю.
- А я отказываюсь выполнять ваше приказание до тех пор, пока не будет отменен приказ командующим армией.
- Да как вы смеете так со мной говорить?! - закричал Ефремов.
- А вот и смею, потому что ваши действия считаю изменой. И если я не прав, можете меня арестовать. - Что вы! Я не намерен вас арестовывать, растерянно проговорил Ефремов. - Я только велю вам остановить корпус.
- Ну, Буденный, не дури, выполняй приказание товарища Ефремова, вмешался Жлоба.
- Арестовать не можете, тогда убирайтесь поскорей и не мешайте корпусу выполнять приказ командующего.
- Анархист! - закричал Ефремов и, толкнув кулаком шофера в плечо, велел ему ехать в Царицын.
Я повернул коня и поскакал в направлении движения корпуса, а Ефремов все кричал вслед:
- Мы вас приведем к порядку! Мы вас ударим по рукам, посадим на свое место!
Корпус продолжал движение. При подходе к участку обороны 32-й стрелковой дивизии я связался с ее начдивом, и мы с ним на месте согласовали порядок взаимодействия. Он был рад, что Конный корпус наносит удар противнику перед его участком обороны, так как 1-я и 3-я конные дивизии Улагая готовились к атаке позиций 32-й стрелковой дивизии. Части дивизии уже вели огневой бой с белыми.
Согласно моей договоренности с начдивом 32-й, левофланговые части его дивизии усилили огонь, чтобы приковать к себе внимание противника. Белые спешили свои части и начали поспешно перебрасывать огневые средства на свой правый фланг. Этим воспользовалась наша 4-я кавалерийская дивизия и нанесла сильный удар по левому флангу белогвардейцев. Правее 4-й дивизии развернулась 6-я дивизия, нацелив свой удар на тылы корпуса Улагая.
Появление красной кавалерии, устремившейся в атаку, было для противника неожиданностью. Многие спешившиеся белогвардейцы не успели сесть на лошадей, отведенных в укрытие от огня 32-й стрелковой дивизии. Та часть противника, которая сумела ускользнуть от удара 4-й дивизии, попала под удар 6-й дивизии, атаковавшей тылы улагаевского корпуса.
В результате боя противник понес большие потери. Конный корпус взял семьсот пленных, захватил тысячу восемьсот лошадей с седлами, двадцать станковых пулеметов и обозы двух конных дивизий противника.
Выполнив задачу, поставленную в приказе командующего, корпус сосредоточился в районе Вертячий, Калач, Кривая Музга. Я связался со штабом 10-й армии и доложил Клюеву о результатах операции. Выслушав меня, ; Клюев поблагодарил за успешное выполнение приказа и тут же спросил, что у меня произошло с Ефремовым. Я ответил, что немного погорячился, однако считаю, что возмутительная попытка Ефремова отменить приказ командующего похожа на прямую измену.
- Действия корпуса я одобрял и одобряю, - заявил Клюев. - Решения Реввоенсовета об отмене приказа не было. Однако за нетактичное поведение по отношению к члену Реввоенсовета армии Ефремову выношу вам порицание.
Я спросил Клюева, что нового в обстановке на фронте и будет ли армия оборонять Царицын. Клюев ответил мне, что сдача Царицына белым была бы преступлением. На этом у меня разговор с Клюевым и закончился.
2
Судьбой Царицына были все обеспокоены. Еще в 1918 году ЦК партии и лично В. И. Ленин, непосредственные организаторы обороны Царицына К. Е. Ворошилов и И. В. Сталин внедрили в сознание каждого нашего бойца и командира неоспоримую необходимость защиты Царицына до последней капли крови. В мае 1919 года, когда 10-я армия начала отходить к Царицыну, В. И. Ленин в своей телеграмме Реввоенсовету 10-й армии требовал ни в коем случае не отдавать Царицын врагу. Все мы понимали, что Царицын - стратегический ключ к судьбе революции, ворота, через которые хотят продвинуться контрреволюционные силы юга России к сердцу Советской республики - Москве. Закрыть эти ворота наглухо, встать стеной у Царицына, разгромить врага - в этом мы видели свою задачу. Царицын - крепость революции на Волге. Это душой и сердцем сознавали защитники города. С Царицыном связывали и свои надежды на освобождение своих родных станиц, хуторов и сел крестьяне Дона, Кубани, Ставрополья - всего юга России. В направлении Царицына тянулись десятки тысяч беженцев, многочисленные партизанские отряды и группы.
Под Царицыном создавалась 10-я Красная армия. Одно дело собрать партизанские силы, другое, гораздо более трудное - реорганизовать их в регулярные части и соединения, без чего нельзя было устоять от натиска белогвардейских войск. Создание регулярных частей Красной Армии из краснопартизанских отрядов встречало упорное сопротивление со стороны большинства командиров этих отрядов, зараженных духом анархизма в период их самостоятельных действий. Они выступали против строгой воинской дисциплины, считая дисциплину насилием над волей людей. Защищая свой ложный авторитет, они противопоставляли себя старшим командирам, не желали никому подчиняться и тем возбуждали дух неповиновения среди бойцов. С другой стороны, в только что сформированные полки и дивизии проникали и махровые контрреволюционеры с целью разложения регулярных частей Красной Армии. Они подогревали своевольное поведение анархически настроенных командиров и бойцов, сеяли пораженческие слухи, призывали к восстанию. Так, в результате вражеской работы скрытых контрреволюционеров и анархического поведения отдельных командиров взбунтовалась Волжская дивизия, созданная из партизанских отрядов рабочих и служащих Волжского пароходства. Дивизия самовольно снялась с фронта и ушла в Дубовку. Узнав об этом, Сталин и Ворошилов лично выехали в Дубовку и приняли решительные меры по наведению порядка в дивизии. Они очистили ее от злостных провокаторов, арестовали распоясавшихся анархистов, ставших орудием в руках наших врагов.
Не успели Сталин и Ворошилов вернуться из Дубовки в Царицын, как аналогичный бунт произошел в полку грузолесов. Этот полк, созданный из грузчиков порта и главным образом из рабочих лесосплава, так же как и Волжская дивизия, отказался идти на фронт. Пришлось прибегнуть к силе, чтобы обезоружить бунтовщиков и арестовать предателей.
Много было трудностей при обороне Царицына. Бывшие чиновники, контрреволюционные элементы из рядов свергнутых классов, замаскированные меньшевики и эсеры сеяли панику, нарушали нормальную жизнь города, саботировали работу на предприятиях, срывали снабжение рабочих и армии продовольствием и особенно" отправку хлеба в Москву и другие промышленные центры Советской республики.
И все эти колоссальные трудности были преодолены большевиками Царицына под руководством Сталина и Ворошилова, в которых все мы видели посланцев Центрального Комитета нашей партии.
Вспоминая оборочу Царицына в 1918 году, когда 10-й Красной армией руководили Ворошилов и Сталин, нельзя было не задуматься о работе Реввоенсовета 10-й армии нового состава. Сам собой напрашивался вывод, что в лице Клюева, Ефремова, Сомова Реввоенсовет не способен руководить обороной Царицына. Руководители армии оторвались от жизни своих войск, не знали, на что способны войска армии, не верили в их боевые возможности; их пугала конница белогвардейцев, они жаловались, что в их распоряжении мало кавалерии. Они как огня боялись окружения и эту боязнь оправдывали отходом 8-й и 9-й армий. Однако последние, отступая, все-таки дрались и дрались упорно в самых тяжелых условиях с войсками Деникина, наступающими с фронта, и повстанцами, действующими в тылу. А 10-я армия лишь готовила рубежи обороны и, не давая серьезного боя противнику на этих рубежах, отходила на следующие рубежи. Ссылка на недостаток кавалерии была также не состоятельной. Кроме Конного корпуса, в 10-й армии имелась и войсковая конница, которая также могла умело и храбро сражаться.
В 32-ю стрелковую дивизию входил кавалерийский полк, 37-я стрелковая дивизия имела кавалерийскую бригаду Лысенко, 30-я стрелковая дивизия кавалерийскую бригаду Попова, Коммунистическая дивизия - кавалерийскую бригаду Текучева. В армию входила также отдельная кавалерийская бригада Курышко и сводная бригада Жлобы. Таким образом, и кавалерии было достаточно для того, чтобы успешно противостоять белым, нужно было только организовать ее действия и умело использовать ее в бою. Большинство частей и соединении 10-й армии являлись полноценными, но их боеспособность не использовалась руководителями армии.
Многие бойцы и командиры подразделений и частей армии были выходцами с Дона, Кубани, Ставрополья и Терека. У них в родных краях остались под пятой белогвардейцев отцы, матери, жены и дети. Зверства белых переполняли сердца красноармейцев гневом и ненавистью. Они стремились отомстить врагу за надругательства над их семьями, они готовы были сражаться в самых тяжелых условиях. Рядовые бойцы и командиры считали, что дальше Царицына отходить нельзя, что при обороне Царицына противник будет непременно разбит; они верили, что Деникина под Царицыном ждет такая же участь, как и Краснова в 1918 году. Но вся беда была в том, что ничему этому не верил Реввоенсовет армии. Растерянность вместо твердой воли к победе, блуждание в потемках вместо четкого плана действий - таково было поведение Реввоенсовета 10-й Красной армии на исходе июня 1919 года.
3
В хутор Вертячий приехали Клюев, Ефремов и Сомов.
Клюев спросил, что я думаю относительно возможности обороны Царицына? И в случае, если оставим Царицын, куда отступать, на север, по железной дороге на Поворино, или вдоль Волги на Саратов?
Я ответил, что не гадал, будем мы оборонять Царицын или нет. Этот вопрос для меня был давно решен. Я считал и считаю, что оставлять Царицын, тем более сдавать его без боя - значит совершать преступление.
- И вообще, что вы меня спрашиваете, - сказал я, - когда своим вторым вопросом ответили на первый. Для меня ясно, что вы уже решили сдать Царицын, бросить армию, бросить царицынских рабочих. Простите за резкость, но я должен высказаться со всей своей прямотой и откровенностью. Вы не верите в боеспособность наших войск, не знаете настроения бойцов и командиров. Всем известно, что бойцы стремятся в бой, но Реввоенсовет тянет армию назад... И меня удивляет ваша неопределенность, товарищ Клюев, - продолжал я, - не позже как вчера вы говорили, что сдача Царицына - преступление, а сегодня спрашиваете, куда отступать?
- Постойте, Семен Михайлович, не горячитесь, - прервал меня Клюев. Вчера я думал действительно так.
Но не один же я решаю. Посоветовавшись с товарищем Ефремовым, я вынужден был признать, что армия может оказаться в окружении, а это грозит поражением.
- Оборона Царицына не будет иметь успеха. Продолжая оборонять город, мы просто потеряем армию, - вмешался Ефремов.
- А я утверждаю, что сдача Царицына может привести 10-ю армию на грань полного разложения. Уже сейчас, отступая, мы подорвали боеспособность стрелковых частей.
- Позвольте, Буденный, вы много на себя берете! - загорячился Ефремов. - Вы абсолютно не учитываете той критической обстановки, которая диктует дальнейшее отступление. Вам известно, что 8-й и 9-й армий по сути дела нет и Деникин без особой задержки идет на Москву.
- Я слышал уже об этом и не раз, - прервал я Ефремова. - Можете дальше не пояснять - все равно не поверю.
- Семен Михайлович, - опять заговорил Клюев, - действительно надо же считаться со сложившейся обстановкой. Хотя вы и уверены в том, что противник, находящийся перед фронтом армии, по вашему определению, "не может нас гнать, если мы сами не побежим", но имеете ли вы в виду угрозу выхода в тыл мятежных казаков с Верхнего Дона, а также рек Хопер, Медведица и Иловля? Совместными усилиями белоказаки охватят армию с севера, запада и юга. Придется драться в полуокружении. По имеющимся у нас сведениям, мятежные казаки в верховье Дона располагают значительными силами и готовятся нанести удар во фланг и тыл нашей армии, а затем прижать ее к Волге и уничтожить.
- Можно предположить, - ответил я Клюеву, - что казакам удастся окружить нашу армию, но при активной обороне казачья кавалерия вынуждена будет спешиться, а наступать в пешем строю и тем более штурмовать Царицын казаки не будут. Кроме того, на всякое действие есть противодействие. Вы боитесь казаков-повстанцев? Перебросьте Конный корпус в угрожаемый район, и мы гарантируем вам, что корпус с честью выполнит поставленную перед ним задачу.
- Но как же оставить фронт армии без кавалерии? - остановил меня Клюев.
- Почему без кавалерии? В армии много войсковой конницы. Сформируйте из отдельных частей конницы еще один корпус, вот вам и кавалерия.
- А ведь, пожалуй, Семен Михайлович во многом прав, - сказал молчавший до этого Сомов. - К сожалению, товарищ Легран болен. Я уверен, что и он бы полностью согласился с этим.
- Нет, нет! - вновь заговорил Ефремов. - Не будем, товарищ Сомов, заблуждаться. Мы реалисты и должны считаться с действительностью. Мнение Буденного - сплошной абсурд, и, я надеюсь, вы в этом скоро убедитесь. Сохранять силы, не рисковать, уходить - другого решения я не вижу.
- Какой же абсурд?! - воскликнул я. - Эта же 10-я армия, даже в более слабом составе, три раза дралась при окружении белыми Царицына. И не только выстояла, но и разгромила армию Краснова. Почему же вы сейчас боитесь окружения, когда разбит Колчак и мы сильнее противника, когда в Царицыне 12 бронепоездов, там делают пушки, там боевой пролетариат, а это - большая сила!
- Ну, хорошо, - примирительно заговорил Клюев, - не горячитесь, Семен Михайлович, мы учтем ваше мнение. Но если обстановка изменится в худшую сторону, то имейте в виду, что основное направление отхода армии будет на Камышин.
После отхода 10-й армии на позиции, проходившие по линии: Песковатка, Карповка, Басаргино, Отрадное, Конный корпус вел тяжелые бои с крупными силами конницы противника в районе хутора Вертячего. Не добившись успеха на этом участке, белые развернули наступление севернее Царицына. Конный корпус генерала Мамонтова переправился через Дон у Ново-Григорьевской, отбросил наши стрелковые части и устремился на восток, к Волге, с целью выхода на тылы 10-й армии. В первые же дни своего наступления Мамонтов овладел станцией Арчеда, перерезав, таким образом, железную дорогу, соединяющую Царицын с войсками 9-й армии, а 23 июня захватил Лозное и Давыдовку, создав угрозу ближайшим тылам 10-й армии. Об этом я узнал из приказа командующего 10-й армией, полученного в ночь на 24 июня. Клюев приказывал Конному корпусу двинуться форсированным маршем в район Лозное через Котлубань, Широков, Садки с задачей разгромить Мамонтова и прикрыть правый фланг и тыл армии. Выполняя полученную задачу, Конный корпус в необычно знойный безветренный день 24 июня подходил к хутору Широков. Здесь было решено сделать привал: дать бойцам отдых, накормить и напоить лошадей. Но при подходе к хутору корпусная разведка донесла, что Мамонтов совершил налет на Дубовку и, не задерживаясь там, стал быстро уходить обратно в Лозное. В связи с этим привал в Широкове был отменен и корпус двинулся к хутору Садки, чтобы отрезать путь отхода Мамонтову и разгромить его. Чем же объяснялся поспешный отход Мамонтова? Почему он не развивал успех так удачно начатого им налета на Дубовку? Эти вопросы интересовали Погребова и Зотова, ехавших со мной в голове колонны корпуса.
Я был того мнения, что Мамонтова гнал страх перед встречей с нашим корпусом, но объяснял это отнюдь не бездарностью Мамонтова как военачальника. Напротив, я считал его наиболее способным кавалерийским командиром из всех командиров конных корпусов армий Краснова и Деникина. Его решения в большинстве своем были грамотные и часто дерзкие. При действиях против нашей пехоты он, умело используя подвижность своей конницы, добивался значительных успехов. Но советская конница по своим морально-боевым качествам превосходила конницу Мамонтова. Мы сумели доказать ему это еще в 1918 году. Именно потому он избегал теперь встречи с нашим корпусом и в данном случае уходил в безопасное место, не завершив до конца свой успех.
Четвертой и шестой дивизиям было приказано ускорить свое движение, хотя Погребов и Зотов утверждали, что корпус Мамонтова еще далеко и мы успеем его перехватить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51