Здесь мы ждали до тех пор, пока из степи не пригнали почтовых лошадей. Отсюда начиналась Ногайская степь, снег был здесь глубже, и мы даже два раза застревали. Вечером прибыли на станцию. Было 10° мороза. Татарин-смотритель уступил нам свою лучшую комнату. 18 декабря мы за весь день проделали только 20 верст, лошади были ужасны и худы как скелеты. По дороге нам попадались большие стаи куропаток и даже фазаны. На следующих двух станциях комнаты были переполнены. Люди шли пешком в Астрахань из Кизляра, у некоторых были обморожены ноги. Мы поспешили уехать. Позавтракали 19 декабря в землянке у ногайцев: попили плиточного чая, который в ходу у всех кочевых народов и который заваривается в котле с добавлением масла и соли. Нам подали его в больших деревянных пиалах, и на вкус он был очень приятен.
В этот день мы издали видели Кавказские горы.
20 декабря мы подъехали к Тереку, оставив слева город Кизляр. Проехали через станицу Червленную, известную в округе красивыми и привлекательными девушками-казачками, и прибыли вечером в станицу Наур. По дороге наши солдаты настреляли десять куропаток, которые были превосходны на вкус. Здесь, в Науре, уже преобладал кавказский стиль. Станица была переполнена линейными казаками в их живописных костюмах. Здесь был расквартирован батальон Куринского полка.
21 декабря мы двинулись дальше вдоль левого берега Терека по широкой, местами поросшей кустарником равнине, где часто скрывались разбойничавшие чеченцы, грабившие проезжих и угонявшие их в горы как пленников. Наши солдаты занимались охотой на куропаток; они стреляли их прямо с телеги. Поздно вечером мы приехали в крепость Моздок и после долгих хлопот нашли приют у состоятельного армянина, который нас разместил в своей единственной, очень просторной спальне, поскольку только одна эта комната отапливалась. По армянскому обычаю, нам расстелили на полу широкие матрацы, и мы спали на них не раздеваясь. На следующее утро, проснувшись, я увидел милую семейную сцену: шестеро детей хозяина, от 10 до 14 лет, большей частью девочки, спали в той же комнате на широком матраце, накрытые одним одеялом. Проснувшись, они с удивлением разглядывали чужих людей и походили в этот момент на птенцов ласточек, высовывающих свои головки из гнезда. Это были милые, красивые головки: большие черные глаза, черные, как смоль, локоны, ниспадавшие на плечи, прекрасный оттенок кожи и перламутровые зубы. Армяне вообще красивый тип людей, а молодые девушки и юноши просто очаровательны. Мы поблагодарили любезного хозяина за гостеприимство, одарили детей сахаром и отправились в путь. Мы ехали в прекрасную погоду, по замечательному санному пути в Екатериноград. Туда мы прибыли в два часа пополудни. На следующее утро была оказия, т. е. во Владикавказ отправлялся транспорт с конвоем, и мы присоединились к каравану. Перед этим мы отпустили наших четырех бравых солдат, дав им хорошее денежное вознаграждение, и они, радостные, с песнями отправились пешком в обратный путь в Астрахань через Ногайскую степь.
В Екатеринограде Кавказский горный хребет предстал перед нами во всем своем величии и великолепии. Мы медленно ехали по огромной Кабардинской долине и 27 декабря в густом тумане прибыли во Владикавказ, а 29 декабря в сильный холод - в Коби. Здесь мы встретили много путешественников, которые ждали, пока горцы окрестных аулов (осетины) расчистят дорогу от массы снега, выпавшего в последние восемь дней. К счастью, на следующее утро нам сообщили, что сейчас уже можно переваливать через Главный Кавказский хребет. В нашу кибитку впрягли волов. Некоторые путешественники получили сани, другие шли пешком. И так мы 30 декабря (я в третий раз) тронулись в путь от Коби в направлении Крестовой горы. Небо было безоблачным, погода ясная, но было очень холодно. Мы с трудом пробирались по узкой, только что расчищенной дороге, по обеим сторонам которой громоздились снежные кучи, словно две высокие стены.
В Кайшауре мы сделали двухчасовой привал, выпили в духане плохого кахетинского вина, поели татарского хлеба (чурек) с крутыми яйцами и немного балыка, или копченой рыбы, и затем продолжали свой путь в долину Арагвы по менее глубокому снегу. 31 декабря пополудни мы прибыли в уездный город Душет, однако из-за недостатка почтовых лошадей добрались до Тифлиса только 1 января 1836 г., после того как проделали 850 верст за 16 дней.
Итак, спустя четыре года я снова был в столице Грузии, снова встретил здесь своих знакомых, с которыми раньше проводил приятные дни. Я опять был любезно принят в доме командира корпуса генерал-адъютанта барона Розена. Из новоприбывших я встретил знакомого по Румелии 1829 г. квартирмейстера полковника барона фон дер Ховена. В его гостеприимном доме собирались все офицеры Генерального штаба; я тоже нашел там дружеский прием. Позже я подружился с молодым князем Константином Суворовым, служившим у барона Розена. Он был замечательным пианистом, очень образованным и любезным человеком. Князь приехал в Тифлис немного рассеяться, так как недавно потерял невесту. Мы подходили друг другу и часто встречались. В доме барона Розена я познакомился также с полковником Мевиусом, уроженцем Гамбурга, только что приехавшим из Пенджаба, где он служил несколько лет у известного в то время правителя этого государства Ранджит Сингха7. Мевиус сообщил мне много деталей об этой части Азии, а также о Персии.
6 января было крещение. На берегу Куры были выстроены два батальона. В то время как в Санкт-Петербурге этот прекрасный церковный обряд совершался обычно при 10-15° мороза, здесь, в Тифлисе, стояла прекрасная весенняя погода, и дамы были уже одеты по-летнему.
Свое пребывание в Тифлисе я использовал для выполнения поручения. Я прилежно занимался в архивах штаба и канцелярии Главного управления, снимал копии со всех документов, касавшихся туркменских племен и восточного побережья Каспийского моря. Я сделал также копии плана местности, снятого моим предшественником полковником Н. Муравьевым на упомянутом побережье, в районе Балханской бухты, в 1820-1821 гг.
Много прекрасных часов провел я в Тифлисе и его окрестностях во время девятинедельного пребывания там. Тогда в столице Грузии было много образованных молодых людей из лучших семей: Чекалов, Шувалов, Ревуцкий, граф Опперман, Потоцкий и другие, имена которых я забыл. Многие погибли на войне, еще больше унес дурной климат. Еще во время моего пребывания там одно из кладбищ города называлось "кладбищем коллежских асессоров" (чинов 8-го класса). Так как в первое десятилетие после присоединения Грузинского царства здесь ощущался недостаток в гражданских служащих, правительство посылало в Тифлис и Грузию молодых чиновников с повышением в звании, и, поскольку тогда трудно было повыситься в звании без экзаменов и перейти из 9-го в 8-й класс, многие чиновники 9-го класса сами просили направить их в Грузию, чтобы добиться звания 8-го класса. Многие из них погибли здесь от климата, а также от лихорадки и других болезней. Вот почему вышеуказанное кладбище и получило столь странное название.
В начале весны, 10 марта, я покинул своих дорогих знакомых и друзей, чтобы проехать из Тифлиса через Елизаветполь и Шемаху в Баку. Так как я еще в 1831 г. проезжал по этой дороге, достаточно сказать, что ныне (в 1836 г.) на почтовых станциях начали воздвигать для проезжающих новые каменные здания, что наряду с улучшением дорог и мостов было большим прогрессом.
Из Елизаветполя, сделав крюк, я заехал в немецкую колонию Еленендорф к пастору Хохенакеру, известному ботанику, который был женат на грузинке и имел очаровательную приемную дочь Паулину. Здесь я приятно провел день среди образованных немецких миссионеров, которые, правда, еще не обратили ни одного мусульманина в христианскую веру. Еленендорф, несмотря на опустошение персами в 1826 г. (здесь они творили насилия над женщинами и девушками), теперь, в 1836 г., вновь стал прекрасной, цветущей колонией, в которой проживает 550 душ.
14 марта я пересек Куру на отвратительном пароме, сделанном из трех стволов деревьев. Позже мне попался навстречу караван верблюдов, который вез в Тифлис ежегодную дань серебра из провинций Баку и Куба.
18 марта я прибыл в Баку. Здесь я пробыл несколько дней и провел много часов на плоской крыше моего жилища. Отсюда я любовался прекрасным видом на город, окрестности и море. Я познакомился с горного корпуса майором Н. Воскобойниковым, осуществлявшим надзор за многочисленными нефтяными скважинами и резервуарами, устройство которых он мне подробно объяснил и показал. Правительство получает от них большую прибыль, поскольку вся страна пользуется нефтью, например для освещения, для смазки и для покрытия плоских земляных крыш, которые надежно защищались таким образом от дождя и сырости.
22 марта я отправился на транспортном судне "Эмба" на остров Сари у Ленкорани, где тогда была база русской флотилии на Каспийском море, и представился шефу, адмиралу Басаргину, который совершил много путешествий по этому краю, а также составил карты и описание побережья. Он жил отшельником на этом жалком острове. Позднее база Сари была ликвидирована, и от просторных зданий и складов теперь остались лишь несколько руин и большое кладбище, где похоронено много матросов, умерших от нездорового климата.
24 марта я отплыл с острова Сари на плоскодонном киржиме (баркас) со своим багажом и верным слугой и через два часа прибыл в Ленкорань. Мои прежние спутники поручик Фелькнер и доктор Заблоцкий, находившиеся здесь уже 14 дней, издали увидали мой плывущий на веслах киржим и прибежали на берег, чтобы встретить и отвести меня с триумфом в уже приготовленную квартиру, где, к моему великому удивлению, я встретил одного своего бывшего товарища по Кавказской войне - инженер-капитана Н. Горбачевского. Он руководил здесь строительством крепости и был главным лицом в этом местечке после коменданта полковника Луценко. Нам было что рассказать друг другу! Фелькнер и Заблоцкий приехали сюда через Дагестан, а я - через Тифлис. Горбачевский сообщил мне много интересных подробностей об этой стране, ее удивительных равнинах, горах и лесах, которые я твердо решил исходить.
После обеда я отправился осматривать крепость и город, Ленкоранский рейд совсем открытый, и при сильном ветре с севера и юга волны прибоя настолько сильны, что едва ли какое судно может удержаться на якоре и не быть выброшенным на берег. Когда море успокаивалось, можно было видеть, как в песке и на склонах морского берега наполовину обнажались кости русских воинов, погибших во время штурма Ленкорани в 1812 г. 25 лет назад это кладбище находилось далеко от морского берега, но постепенно волны размыли его. Прогуливаясь вдоль крепостных валов, я увидел двух солдат, развешивающих свежую тигровую шкуру не - , обыкновенной красоты и величины. Я спросил их, кому принадлежит шкура, когда и где зверь был убит, и узнал от них, что персидские крестьяне, устроившие засаду на высоких деревьях, застрелили вчера тигрицу и что шкуру, которую они теперь выделывают, они преподнесли в подарок коменданту. Кроме того, солдаты рассказали мне, что в этой стране довольно много тигров и особенно пантер, пищей для которых служат дикие кабаны; последние во множестве обитают в окрестных камышах, и комендант каждую осень охотится на них.
На следующий день я нанес визит коменданту, который пригласил меня к столу и предложил ежедневно бывать у него и считать его дом своим. Он подарил мне тигровую шкуру, которую я позднее (преподнес моему начальнику, генералу фон Шуберту, в память о путешествии. Полковник Луценко угостил меня вином собственного приготовления. Оно было красивого, розового цвета, немного терпкое поначалу и крепкое. Полковник рассказал мне, что с одной виноградной лозы он получил целую сорокаведерную бочку вина (семь прусских ведер, или около 5 гектолитров). Эта лоза обвивала до самой кроны большое ореховое дерево и свисала над землей. Сначала мне это показалось невозможным или, скорее, невероятным, но позже, когда я собственными глазами увидел буйную растительность в этой чудесной стране, я поверил вышеупомянутому заверению.
Далее он сообщил мне, что ежегодно в октябре отправляет 6-10 егерей своего батальона в сопровождении стольких же командиров, с небольшим прикрытием, охотиться в окрестностях на диких кабанов. Через 8-10 дней они возвращаются со 150-180 убитыми кабанами; мясо в засоленном или свежем виде готовят на зиму для солдат, а 600 окороков, которые коптятся в это время года, полковник отсылает позднее в Астрахань на продажу; выручка используется на различные нужды батальона. Эта прекрасная страна была вообще раем для охотников: косули, дикие кабаны, фазаны, а осенью здесь столько всевозможных перелетных птиц, что жители убивают диких гусей иногда даже палками. В море среди других рыб в большом количестве водится очень приятный на вкус кутум (вид судака). Когда я не бывал приглашен в гости, одной такой рыбы хватало на обед мне и моему слуге, причем из одной половины готовили вкусный жирный рыбный суп (уху), другую жарили; весь обед стоил мне 3-5 копеек серебром.
Через три дня после моего приезда в Ленкорань в госпиталь привезли умирающего солдата. Дело обстояло следующим образом: каждую неделю в ближайший лес посылается команда из 20-30 солдат с несколькими подводами для заготовки леса на нужды батальона. Солдаты всегда вооружены ружьями с примкнутыми штыками, чтобы в случае опасности защищаться от нападения тигра или пантеры. Приехав в лес, солдаты поставили ружья в пирамиды и приступили к рубке. Вдруг из кустарника выскочил тигр (вероятно, супруг недавно убитой тигрицы), кинулся на ближайшего солдата и одним ударом своей страшной лапы вырвал ему левую руку из ключицы и сломал несколько ребер. На крик бросились его товарищи с ружьями, но чудовище уже скрылось в лесу. Через несколько часов несчастный солдат умер от ран. Тигры обычно не нападают на людей, так как находят себе пропитание в другом месте. С пантерой произошел другой случай; здесь говорят, что он был еще ужаснее.
В первое воскресенье моего пребывания здесь я стоял рано утром на крыльце своего дома, любуясь красивыми окрестностями и прекрасным утром. В это время мимо меня в воскресном наряде прошелестела направлявшаяся в церковь молодая жена хозяина дома, унтер-офицера и прекрасного охотника. Она дружески поздоровалась со мной, и я заметил у нее на шее странную цепочку. Когда я спросил ее, что это такое, она заявила с нескрываемой гордостью, что это когти пантеры, убитой ее мужем. Мое любопытство было возбуждено. Я дождался ее мужа, и он рассказал мне, что во время охоты на кабанов часто случается наталкиваться в густом высоком камыше на спящую или отдыхающую пантеру. "Хотя у меня, - добавил он, - и нет дурных намерений против нее, потому что я охочусь на кабана, все же зверь вправе предполагать, что моя пуля предназначена для него. Чтобы не быть разорванным, я должен быть начеку и упредить зверя, прежде чем он опомнится и бросится на меня. Такая охота, закончил он свою речь, - требует спокойствия, хладнокровия и меткости". Во время своей службы здесь он убил около 15 пантер, и я купил у него на память красивую пятнистую шкуру.
Полковник Луценко рассказал, что в прошлом году крестьяне-персы принесли ему совсем маленького тигренка и что его повар взял зверя, который тогда был ростом с кошку, на воспитание. Тигренок, которого назвали Ломайка (разрушитель), так привязался к повару, что сопровождал его ежедневно на базар, где тот делал покупки. Здесь тигренок играл с бродячими собаками. Случалось, однако, что, когда, он был не в настроении, он так хватал лапой своих товарищей по игре, что они с воем отлетали на несколько шагов. Когда наступило жаркое время года, батальон, как всегда,, был переведен из тогда еще нездоровой равнины Ленкорани в лагерь на близлежащих холмах, где солдаты могли насладиться свежим и прохладным горным воздухом. Повар командира батальона также перебрался в лагерь, оставив своего Ломайку в Ленкорани под надзором одного из товарищей. Тигренок повсюду искал своего хозяина и, не найдя его, лег на кухне на обычное свое место, не пил и не ел и через несколько дней умер от тоски. По всей вероятности, это очень редкий случай привязанности данного вида диких животных к человеку.
У нас была очень дождливая пасха, и грязь на немощеных улицах была ужасной. Однако, когда сюда 31 марта для инспекции батальона прибыл генерал-лейтенант фон Краббе, стояли уже теплые, погожие дни. Я со спутниками часто совершал прогулки по окрестностям: либо вдоль моря, прибой которого мы часто подолгу наблюдали, либо вдоль горной речушки Ленкоранки вверх по направлению к лесу. На этой речушке водилось много красивых уток, так называемых астаранских - от Астары, пограничной деревни между Персией и Талышем, где они обитают.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52