Атака намечалась с утра следующего дня. Руководство действиями подвижной группы возлагалось на меня.
Это решение командарма я лично доложил по телеграфу начальнику штаба фронта генералу И. С. Варенникову, и через некоторое время получил ответ, что оно утверждено командующим фронтом. Р. Я. Малиновский просмотрел телеграфную ленту, на которой фиксировались мои переговоры с Варенниковым, дал мне ряд практических советов по организации боевых действий механизированных корпусов и порекомендовал быстрее выезжать на место.
Я тотчас же связался с командирами корпусов тт. Богдановым и Свиридовым, передал им боевую задачу и сам выехал на КП 2-го гвардейского мехкорпуса. Путь был трудный. Стояла темная январская ночь. Бушевала метель. В заснеженной степи - никаких ориентиров. Однако подобные поездки уже вошли в привычку, и к установленному сроку мне удалось добраться к месту назначения.
Командир 2-го гвардейского механизированного корпуса К. В. Свиридов очень обстоятельно доложил о противнике и предложил на мое рассмотрение уже подработанный с начальником штаба 6-го мехкорпуса совместный план боевых действий по освобождению Зимовников. План полностью соответствовал замыслу командарма. Внеся незначительные поправки, я утвердил его, и каждый занялся своим делом.
Совместная атака была намечена на 10 часов утра. До атаки мне нужно было встретиться с командиром 6-го механизированного корпуса. Для встречи я избрал высотку, уставленную скирдами соломы. Оттуда хорошо обозревалась вся местность, на которой нам предстояло действовать.
Не успел я подъехать к одной из скирд, как туда же подкатила еще одна автомашина. Из нее вышел высокий генерал в длинной серой шинели. Это и был командир 6-го механизированного корпуса С. И. Богданов. Раньше нам встречаться не приходилось: 6-й мехкорпус только недавно прибыл в нашу армию из фронтового резерва.
Богданов произвел на меня хорошее впечатление. Он отличался корректностью и рассудительностью. Мы сразу нашли общий язык и без проволочки решили все вопросы, касавшиеся боя за Зимовники.
Когда я снова вернулся на КП 2-го гвардейского механизированного корпуса, К.В. Свиридов пригласил позавтракать. Это было как нельзя более кстати. Однако завтрак не состоялся. Неожиданно прибывший командующий фронтом генерал-полковник Андрей Иванович Еременко, после моего представления ему, начал расспросы:
- Чем вы здесь занимаетесь? Почему второй гвардейский мехкорпус повернул на юг?
Я доложил, что все делается согласно плану, утвержденному им самим, и минут через 50 начнется наступление на Зимовники.
- Какое наступление? Кто приказал? - недоумевал Андрей Иванович.
Моя ссылка на переговоры с Варенниковым не возымела никакого действия. Командующий заявил:
- Я об этом ничего не слышал и решения вашего не утверждал.
Хорошо, что появился генерал-лейтенант Малиновский. Разговор сразу принял несколько иной характер. Родион Яковлевич спокойно доложил командующему фронтом, что произошло, по-видимому, досадное недоразумение, но войска уже приведены в действие, и отменять наступление нецелесообразно.
Потом повернулся в мою сторону:
- Выполняйте приказ. Мы тут разберемся...
Мне неизвестно, как протекал этот разговор дальше, но хорошо помню, что боевые действия развивались по намеченному плану и закончились успешно. Зимовники были освобождены сравнительно легко. Угрозу, нависшую над одним из наших флангов, мы ликвидировали и смело продолжали свой путь на Ростов.
Темпы нашего продвижения считались по тому времени высокими, хотя давалось это нелегко. Погода стояла капризная: ночью - мороз, как правило, с метелями, днем - оттепель. Дороги испортились. Часто можно было видеть, как путь танкам и автомашинам бойцы расчищали лопатами, выталкивали плечом застрявшую в разъезженных колеях технику, надсадно покрикивая: "Раз, два - взяли!" Ночью в иных местах скапливались целые колонны вышедших из строя грузовиков, и водители с обмороженными руками копались в застывших моторах, проклиная все на свете.
Но, несмотря ни на что, 2-я гвардейская настойчиво пробивалась вперед.
И не только она. Наступал весь наш бывший Сталинградский, а теперь Южный фронт. Не стояли на месте и войска Юго-Западного фронта. Советские дивизии, выдвинувшись на линию Нов. Калитва, Миллерово, Тормосин, Зимовники, Приютное, глубоко охватили с севера основные силы группы армий "Дон" и создали реальную угрозу тылу северокавказской группировки противника.
2
На протяжении всей первой половины января 2-й гвардейской армии сопутствовали успехи. Слом ив сопротивление войск Манштейна в районе Зимовники, Семенкинокая, Иловайская, она продолжала громить противника в полосе между Доном и Салом, а частью сил под командованием генерала Крейзера наступала и по правому берегу Дона.
10 января передовые части 3-го гвардейского танкового корпуса форсировали реку Сал в ее нижнем течении. В последующие дни наши соединения совместно с войсками 51-й армии вели упорные бои на реке Маныч, между ее устьем и станцией Пролетарской.
К вечеру 14 января механизированная группа генерал-лейтенанта Ротмистрова (3-й гвардейский танковый корпус, 2-й и 5-й мехкорпуса, 98-я стрелковая дивизия) выдвинулась передовыми частями в низовья Дона. У командующего армией возникла мысль: с ходу освободить Батайск и Ростов. 3-му гвардейскому танковому корпусу была поставлена задача: "к утру 17-го января 1943 года захватить переправы и плацдарм южнее Маныч, овладеть рубежом Арпачин, Позднеевка, Веселый и решительно развивать наступление на Батайск, Ростов".
В действительности, к сожалению, этого не получилось. В силу чрезмерной растянутости войск, отставания артиллерии и ремонтно-восстановительных средств для танков, недостатка горючего и транспорта, а главным образом из-за чрезмерного утомления людей наступление наше застопорилось.
Хорошо помню одно из тогдашних донесений генерала Ротмистрова. Павел Алексеевич тревожился за фланги танкового корпуса, выдвинувшегося далеко вперед. Наибольшие опасения вызывала у него обстановка на левом фланге: разведка заметила там крупную группировку вражеских танков.
Ротмистров принял решение приостановить наступление и готовиться к парированию удара противника. В предвидении тяжелых боев Павлу Алексеевичу хотелось вернуть в строй танки, отставшие по техническим неисправностям, а также восстановить подбитые в бою.
Р. Я. Малиновский не согласился с таким планом действий. Мне было предложено немедленно вылететь к генералу Ротмистрову, ознакомить его с обстановкой на фронте всей армии и передать, что командарм не придает особого значения сведениям о сосредоточении танков противника. [Схема 4]
Едва рассеялся ночной мрак, я был уже в пути. Дул северный ветер. Мела поземка. Ориентироваться было трудно. Наш самолет По-2 швыряло из стороны в сторону. Иногда казалось, что он вот-вот перевернется...
Над хутором Буденный, где размещался штаб танкистов, летчик вдруг развернул машину и стал кружить возле балки. Мне подумалось, что он ищет место для посадки. Но причина была в другом: на хутор заходило с десяток "хейнкелей". Они сбросили бомбы и легли на обратный курс. Только после этого мы сели у окраинных домиков. Оказавшийся поблизости командир танковой бригады доложил, что фашистская авиация бомбила неудачно, жертв почти нет. Он же проводил меня к Ротмистрову.
Павла Алексеевича я едва разглядел сквозь пелену табачного дыма. Тут же был и его начальник штаба В. Н. Баскаков.
Ознакомившись более подробно с обстановкой и состоянием корпуса, я в свою очередь проинформировал Ротмистрова об общей обстановке в полосе действий армии и передал ему приказ командарма об ускорении наступления на Батайск, Ростов. Генерал Ротмистров - большой знаток тактики и оперативного искусства (до войны он преподавал в Академии бронетанковых войск) - был сильно удручен, когда узнал, что переоценил данные разведки об угрозе удара по левому флангу корпуса. Этот просчет привел к потере очень дорогого времени.
Стремясь наверстать упущенное, сам Ротмистров и его ближайшие помощники работали с удесятеренной энергией. На рассвете 19 января мехгруппа возобновила активные боевые действия. Однако противник успел уже подтянуть свежие силы, предпринял ряд контратак и остановил продвижение танкового корпуса к Батайску.
Ожесточенные бои пришлось вести 98-й стрелковой дивизии за населенные пункты Самодуровка, Резников и Красный. На рассвете 20 января мотопехота противника при поддержке значительного количества танков и артиллерии контратаковала ее в районе Самодуровка. Дивизия понесла большие потери и вынуждена была оставить этот населенный пункт. Однако вскоре подоспели части 2-го гвардейскою механизированного корпуса, и противник был снова выбит оттуда.
Бои с переменным успехом стали характерным явлением. Пройдя в тяжелых зимних условиях расстояние от Сталинграда до Ростова, все время испытывая при этом упорное сопротивление врага, войска армии как бы растворились на огромном пространстве. Удары наши становились все слабей, темпы наступления снижались.
И как раз в это время, 2 февраля 1943 года, Р. Я. Малиновский был назначен на пост командующего войсками Южного фронта. 2-ю гвардейскую принял от него генерал Я. Г. Крейзер.
В боевом составе армии также произошли некоторые изменения. Танковый корпус генерала Ротмистрова был изъят из нашего подчинения и отведен в резерв фронта. Вместо него в армию пришел 3-й гвардейский механизированный корпус, которым временно командовал генерал А. П. Шарагин (командир корпуса генерал-майор танковых войск Василий Тимофеевич Вольский был тяжело ранен и находился на излечении).
Новый командующий фронтом внес некоторые изменения в боевые задачи армий. В частности, 2-й гвардейской вместо наступления на Батайск и Ростов было приказано перегруппировать свои силы и нанести удар по противнику, находившемуся в районе Новочеркасска.
Перегруппировку мы закончили быстро и утром 12 февраля начали наступление на новочеркасском направлении. Сосредоточение на узком участке всех имевшихся у нас танков и основных сил артиллерии позволило нам успешно прорвать оборонительную полосу противника.
Теперь главную роль должны были сыграть механизированные корпуса. И мы с вновь назначенным, вместо умершего тов. Ларина, членом Военного совета армии Н. Е. Субботиным выехали туда, чтобы обеспечить координацию боевых действий на месте. Путь наш лежал прежде всего в 3-й гвардейский механизированный корпус, вводившийся в прорыв.
Противник отступал. Многие его подразделения, главным образом румынские, целиком сдавались в плен.
Румыны не хотели умирать за интересы фашистской Германии.
Погода стояла прескверная. Мелкая "крупа" сыпала как из сита. Все кругом застилал туман, серый и непроницаемый, как дым. Видимость ограничивалась несколькими десятками метров.
Пока мы тряслись в "виллисе", разговор шел главным образом о замечательной победе под Сталинградом. Она не имела себе равных в истории войн. Мы понимали, что стратегическая инициатива переходит в руки Советской Армии, и уже ощущали ее благотворное влияние...
Потом речь зашла о мародерстве вражеских войск. Субботин рассказывал, что в рюкзаках фашистских солдат и машинах офицеров полным-полно принадлежностей женского туалета и награбленных ценностей. Жадность у фашистов брала верх над всем. Она побеждала усталость и даже страх смерти.
Заговорили мы об этом не случайно. По всем дорогам наши бойцы конвоировали пленных. Многие пленные сгибались под непосильной ношей. Еще чаще попадались группы пленных немецких солдат, закутавшихся поверх своих пилоток в шерстяные дамские платки и обутых в валенки явно не армейского образца.
Постепенно туман стал немного рассеиваться. Впереди себя мы заметили походные колонны, державшие путь в одном с нами направлении. Наша машина оказалась как бы между двух таких колонн, двигавшихся по сходящимся дорогам.
- Вот и хорошо: мы успели вовремя, - сказал Субботин. - Это, несомненно, части третьего механизированного корпуса!
- Что-то непохоже, - усомнился я, - автотранспорта маловато, да и пешие идут как-то не по-гвардейски...
Тем временем мы приблизились к одной из колонн метров на 200. Хорошо стали видны солдаты, закутанные кто во что. Стало ясно: перед нами войска противника.
В колонне тоже обратили на нас внимание: оглядываются в нашу сторону, указывают пальцами. Мелькнула мысль: "Развернут сейчас пушку, да что там пушку - просто из автомата кто-нибудь трахнет, и все".
А что же делать? Удирать - наверняка убьют, да и стыдно.
- Гони в голову колонны! - приказал я водителю.
На полном газу мы выскочили на дорогу впереди огромной колонны. По форме одежды нетрудно было угадать, что мы имеем дело с румынами.
Я вышел из машины и поднял руку. Колонна остановилась. Многие пожимают плечами, не поймут, что случилось.
Потребовал к себе старшего начальника. Подошел румынский полковник и представился по всем правилам.
- Куда же вы ведете колонну? - строго спросил я. - Здесь непременно наткнетесь на нашу артиллерию и пулеметы.
Полковник виновато таращил глаза и на ломаном русском языке стал объяснять:
- Румыны больше воевать не желают. Идем в плен. Только плохо ориентируемся...
Я взял его карту и указал на ней, куда им надо идти. Затем написал записку начальнику тыла, чтобы сдавшихся в плен румын накормили и обеспечили дальнейшую их эвакуацию.
Пришлось также оставить румынскому полковнику в качестве проводника одного нашего автоматчика. Это было совершенно необходимо. Не столько для того, чтобы румыны не сбились с дороги, сколько для уведомления наших войск, двигавшихся по дорогам, что это уже плененная часть противника.
- А ведь хорошо получилось, - сказал, потирая руки, член Военного совета. - Без единого выстрела, без парламентеров мы с вами взяли в плен целую колонну.
Я ответил шуткой:
- Здесь все дело в нашем с вами дружном взаимодействии. Одному мне, как правило, не везет...
Вскоре мы выбрались на дорогу, ведшую прямо в Новочеркасск. На самой дороге и по обочинам ее громоздилось в беспорядке множество подбитой и просто оставленной впопыхах вражеской техники. То там, то тут маячили танки, тракторы, автомашины с немецкими и румынскими опознавательными знаками. Еще больше было повозок.
Немного спустя встретили передовые части 3-го гвардейского механизированного корпуса, а потом разыскали и штаб. Генерал А. П. Шарагин доложил о положении частей корпуса и о принятом им решении сделать остановку, чтобы подтянуть отставшие подразделения и дозаправить машины.
- На все предполагаю затратить десять-двенадцать часов, - бодро заключил он.
С этим согласиться было нельзя. Обстановка требовала продолжать безостановочное преследование противника. Пришлось напомнить об этом тов. Шарагину. И, только убедившись, что указания наши приняты к неуклонному исполнению, мы отправились во 2-й гвардейский механизированный корпус.
Он действовал на правом фланге, не имея локтевой связи с нашим правым соседом - 5-й ударной армией. Это внушало определенную тревогу. Именно здесь, на стыке двух армий, противник мог нанести контрудар. И, по данным разведки, такой удар уже подготавливался.
На переправе через Дон пришлось несколько задержаться. Там в затруднительном положении оказались танки наших механизированных корпусов. Лед не выдерживал их тяжести. На нем чернело множество воронок и трещин от авиационных бомб.
Почти одновременно с нами туда прибыл и командующий бронетанковыми войсками Советской Армии Я. Н. Федоренко. Он - как опытный танкист - дал нам ряд ценных советов. В частности, порекомендовал переправлять на противоположный берег пока лишь легкие танки, а для средних и тяжелых усилить колею и подсказал, как лучше сделать это.
Мне невольно бросилось в глаза, что на некоторых 1анках красовалась надпись: "Тамбовский колхозник", а чуть ниже была приписка: "Сосновский район". Вспомнил Тамбов, где формировалась наша 2-я гвардейская армия. Перед мысленным взором, как живые, встали многие из тамбовчан, с которыми пришлось тогда встречаться...
Только поздно ночью, когда уже повсеместно обозначился успех, мы возвратились в штаб армии. А к утру 13 февраля поступило отрадное донесение: части 3-го гвардейского механизированного корпуса совместно с 98-й и 300-й стрелковыми дивизиями с ходу ворвались в Новочеркасск. Город был спасен от уничтожения - специальные гитлеровские команды поджигателей и подрывников не успели сделать свое подлое дело.
Одновременно отличились и левофланговые армии нашего фронта, наступавшие на ростовском направлении. Совинформбюро сообщало: "...Войска Южного фронта под командованием генерал-полковника Р.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
Это решение командарма я лично доложил по телеграфу начальнику штаба фронта генералу И. С. Варенникову, и через некоторое время получил ответ, что оно утверждено командующим фронтом. Р. Я. Малиновский просмотрел телеграфную ленту, на которой фиксировались мои переговоры с Варенниковым, дал мне ряд практических советов по организации боевых действий механизированных корпусов и порекомендовал быстрее выезжать на место.
Я тотчас же связался с командирами корпусов тт. Богдановым и Свиридовым, передал им боевую задачу и сам выехал на КП 2-го гвардейского мехкорпуса. Путь был трудный. Стояла темная январская ночь. Бушевала метель. В заснеженной степи - никаких ориентиров. Однако подобные поездки уже вошли в привычку, и к установленному сроку мне удалось добраться к месту назначения.
Командир 2-го гвардейского механизированного корпуса К. В. Свиридов очень обстоятельно доложил о противнике и предложил на мое рассмотрение уже подработанный с начальником штаба 6-го мехкорпуса совместный план боевых действий по освобождению Зимовников. План полностью соответствовал замыслу командарма. Внеся незначительные поправки, я утвердил его, и каждый занялся своим делом.
Совместная атака была намечена на 10 часов утра. До атаки мне нужно было встретиться с командиром 6-го механизированного корпуса. Для встречи я избрал высотку, уставленную скирдами соломы. Оттуда хорошо обозревалась вся местность, на которой нам предстояло действовать.
Не успел я подъехать к одной из скирд, как туда же подкатила еще одна автомашина. Из нее вышел высокий генерал в длинной серой шинели. Это и был командир 6-го механизированного корпуса С. И. Богданов. Раньше нам встречаться не приходилось: 6-й мехкорпус только недавно прибыл в нашу армию из фронтового резерва.
Богданов произвел на меня хорошее впечатление. Он отличался корректностью и рассудительностью. Мы сразу нашли общий язык и без проволочки решили все вопросы, касавшиеся боя за Зимовники.
Когда я снова вернулся на КП 2-го гвардейского механизированного корпуса, К.В. Свиридов пригласил позавтракать. Это было как нельзя более кстати. Однако завтрак не состоялся. Неожиданно прибывший командующий фронтом генерал-полковник Андрей Иванович Еременко, после моего представления ему, начал расспросы:
- Чем вы здесь занимаетесь? Почему второй гвардейский мехкорпус повернул на юг?
Я доложил, что все делается согласно плану, утвержденному им самим, и минут через 50 начнется наступление на Зимовники.
- Какое наступление? Кто приказал? - недоумевал Андрей Иванович.
Моя ссылка на переговоры с Варенниковым не возымела никакого действия. Командующий заявил:
- Я об этом ничего не слышал и решения вашего не утверждал.
Хорошо, что появился генерал-лейтенант Малиновский. Разговор сразу принял несколько иной характер. Родион Яковлевич спокойно доложил командующему фронтом, что произошло, по-видимому, досадное недоразумение, но войска уже приведены в действие, и отменять наступление нецелесообразно.
Потом повернулся в мою сторону:
- Выполняйте приказ. Мы тут разберемся...
Мне неизвестно, как протекал этот разговор дальше, но хорошо помню, что боевые действия развивались по намеченному плану и закончились успешно. Зимовники были освобождены сравнительно легко. Угрозу, нависшую над одним из наших флангов, мы ликвидировали и смело продолжали свой путь на Ростов.
Темпы нашего продвижения считались по тому времени высокими, хотя давалось это нелегко. Погода стояла капризная: ночью - мороз, как правило, с метелями, днем - оттепель. Дороги испортились. Часто можно было видеть, как путь танкам и автомашинам бойцы расчищали лопатами, выталкивали плечом застрявшую в разъезженных колеях технику, надсадно покрикивая: "Раз, два - взяли!" Ночью в иных местах скапливались целые колонны вышедших из строя грузовиков, и водители с обмороженными руками копались в застывших моторах, проклиная все на свете.
Но, несмотря ни на что, 2-я гвардейская настойчиво пробивалась вперед.
И не только она. Наступал весь наш бывший Сталинградский, а теперь Южный фронт. Не стояли на месте и войска Юго-Западного фронта. Советские дивизии, выдвинувшись на линию Нов. Калитва, Миллерово, Тормосин, Зимовники, Приютное, глубоко охватили с севера основные силы группы армий "Дон" и создали реальную угрозу тылу северокавказской группировки противника.
2
На протяжении всей первой половины января 2-й гвардейской армии сопутствовали успехи. Слом ив сопротивление войск Манштейна в районе Зимовники, Семенкинокая, Иловайская, она продолжала громить противника в полосе между Доном и Салом, а частью сил под командованием генерала Крейзера наступала и по правому берегу Дона.
10 января передовые части 3-го гвардейского танкового корпуса форсировали реку Сал в ее нижнем течении. В последующие дни наши соединения совместно с войсками 51-й армии вели упорные бои на реке Маныч, между ее устьем и станцией Пролетарской.
К вечеру 14 января механизированная группа генерал-лейтенанта Ротмистрова (3-й гвардейский танковый корпус, 2-й и 5-й мехкорпуса, 98-я стрелковая дивизия) выдвинулась передовыми частями в низовья Дона. У командующего армией возникла мысль: с ходу освободить Батайск и Ростов. 3-му гвардейскому танковому корпусу была поставлена задача: "к утру 17-го января 1943 года захватить переправы и плацдарм южнее Маныч, овладеть рубежом Арпачин, Позднеевка, Веселый и решительно развивать наступление на Батайск, Ростов".
В действительности, к сожалению, этого не получилось. В силу чрезмерной растянутости войск, отставания артиллерии и ремонтно-восстановительных средств для танков, недостатка горючего и транспорта, а главным образом из-за чрезмерного утомления людей наступление наше застопорилось.
Хорошо помню одно из тогдашних донесений генерала Ротмистрова. Павел Алексеевич тревожился за фланги танкового корпуса, выдвинувшегося далеко вперед. Наибольшие опасения вызывала у него обстановка на левом фланге: разведка заметила там крупную группировку вражеских танков.
Ротмистров принял решение приостановить наступление и готовиться к парированию удара противника. В предвидении тяжелых боев Павлу Алексеевичу хотелось вернуть в строй танки, отставшие по техническим неисправностям, а также восстановить подбитые в бою.
Р. Я. Малиновский не согласился с таким планом действий. Мне было предложено немедленно вылететь к генералу Ротмистрову, ознакомить его с обстановкой на фронте всей армии и передать, что командарм не придает особого значения сведениям о сосредоточении танков противника. [Схема 4]
Едва рассеялся ночной мрак, я был уже в пути. Дул северный ветер. Мела поземка. Ориентироваться было трудно. Наш самолет По-2 швыряло из стороны в сторону. Иногда казалось, что он вот-вот перевернется...
Над хутором Буденный, где размещался штаб танкистов, летчик вдруг развернул машину и стал кружить возле балки. Мне подумалось, что он ищет место для посадки. Но причина была в другом: на хутор заходило с десяток "хейнкелей". Они сбросили бомбы и легли на обратный курс. Только после этого мы сели у окраинных домиков. Оказавшийся поблизости командир танковой бригады доложил, что фашистская авиация бомбила неудачно, жертв почти нет. Он же проводил меня к Ротмистрову.
Павла Алексеевича я едва разглядел сквозь пелену табачного дыма. Тут же был и его начальник штаба В. Н. Баскаков.
Ознакомившись более подробно с обстановкой и состоянием корпуса, я в свою очередь проинформировал Ротмистрова об общей обстановке в полосе действий армии и передал ему приказ командарма об ускорении наступления на Батайск, Ростов. Генерал Ротмистров - большой знаток тактики и оперативного искусства (до войны он преподавал в Академии бронетанковых войск) - был сильно удручен, когда узнал, что переоценил данные разведки об угрозе удара по левому флангу корпуса. Этот просчет привел к потере очень дорогого времени.
Стремясь наверстать упущенное, сам Ротмистров и его ближайшие помощники работали с удесятеренной энергией. На рассвете 19 января мехгруппа возобновила активные боевые действия. Однако противник успел уже подтянуть свежие силы, предпринял ряд контратак и остановил продвижение танкового корпуса к Батайску.
Ожесточенные бои пришлось вести 98-й стрелковой дивизии за населенные пункты Самодуровка, Резников и Красный. На рассвете 20 января мотопехота противника при поддержке значительного количества танков и артиллерии контратаковала ее в районе Самодуровка. Дивизия понесла большие потери и вынуждена была оставить этот населенный пункт. Однако вскоре подоспели части 2-го гвардейскою механизированного корпуса, и противник был снова выбит оттуда.
Бои с переменным успехом стали характерным явлением. Пройдя в тяжелых зимних условиях расстояние от Сталинграда до Ростова, все время испытывая при этом упорное сопротивление врага, войска армии как бы растворились на огромном пространстве. Удары наши становились все слабей, темпы наступления снижались.
И как раз в это время, 2 февраля 1943 года, Р. Я. Малиновский был назначен на пост командующего войсками Южного фронта. 2-ю гвардейскую принял от него генерал Я. Г. Крейзер.
В боевом составе армии также произошли некоторые изменения. Танковый корпус генерала Ротмистрова был изъят из нашего подчинения и отведен в резерв фронта. Вместо него в армию пришел 3-й гвардейский механизированный корпус, которым временно командовал генерал А. П. Шарагин (командир корпуса генерал-майор танковых войск Василий Тимофеевич Вольский был тяжело ранен и находился на излечении).
Новый командующий фронтом внес некоторые изменения в боевые задачи армий. В частности, 2-й гвардейской вместо наступления на Батайск и Ростов было приказано перегруппировать свои силы и нанести удар по противнику, находившемуся в районе Новочеркасска.
Перегруппировку мы закончили быстро и утром 12 февраля начали наступление на новочеркасском направлении. Сосредоточение на узком участке всех имевшихся у нас танков и основных сил артиллерии позволило нам успешно прорвать оборонительную полосу противника.
Теперь главную роль должны были сыграть механизированные корпуса. И мы с вновь назначенным, вместо умершего тов. Ларина, членом Военного совета армии Н. Е. Субботиным выехали туда, чтобы обеспечить координацию боевых действий на месте. Путь наш лежал прежде всего в 3-й гвардейский механизированный корпус, вводившийся в прорыв.
Противник отступал. Многие его подразделения, главным образом румынские, целиком сдавались в плен.
Румыны не хотели умирать за интересы фашистской Германии.
Погода стояла прескверная. Мелкая "крупа" сыпала как из сита. Все кругом застилал туман, серый и непроницаемый, как дым. Видимость ограничивалась несколькими десятками метров.
Пока мы тряслись в "виллисе", разговор шел главным образом о замечательной победе под Сталинградом. Она не имела себе равных в истории войн. Мы понимали, что стратегическая инициатива переходит в руки Советской Армии, и уже ощущали ее благотворное влияние...
Потом речь зашла о мародерстве вражеских войск. Субботин рассказывал, что в рюкзаках фашистских солдат и машинах офицеров полным-полно принадлежностей женского туалета и награбленных ценностей. Жадность у фашистов брала верх над всем. Она побеждала усталость и даже страх смерти.
Заговорили мы об этом не случайно. По всем дорогам наши бойцы конвоировали пленных. Многие пленные сгибались под непосильной ношей. Еще чаще попадались группы пленных немецких солдат, закутавшихся поверх своих пилоток в шерстяные дамские платки и обутых в валенки явно не армейского образца.
Постепенно туман стал немного рассеиваться. Впереди себя мы заметили походные колонны, державшие путь в одном с нами направлении. Наша машина оказалась как бы между двух таких колонн, двигавшихся по сходящимся дорогам.
- Вот и хорошо: мы успели вовремя, - сказал Субботин. - Это, несомненно, части третьего механизированного корпуса!
- Что-то непохоже, - усомнился я, - автотранспорта маловато, да и пешие идут как-то не по-гвардейски...
Тем временем мы приблизились к одной из колонн метров на 200. Хорошо стали видны солдаты, закутанные кто во что. Стало ясно: перед нами войска противника.
В колонне тоже обратили на нас внимание: оглядываются в нашу сторону, указывают пальцами. Мелькнула мысль: "Развернут сейчас пушку, да что там пушку - просто из автомата кто-нибудь трахнет, и все".
А что же делать? Удирать - наверняка убьют, да и стыдно.
- Гони в голову колонны! - приказал я водителю.
На полном газу мы выскочили на дорогу впереди огромной колонны. По форме одежды нетрудно было угадать, что мы имеем дело с румынами.
Я вышел из машины и поднял руку. Колонна остановилась. Многие пожимают плечами, не поймут, что случилось.
Потребовал к себе старшего начальника. Подошел румынский полковник и представился по всем правилам.
- Куда же вы ведете колонну? - строго спросил я. - Здесь непременно наткнетесь на нашу артиллерию и пулеметы.
Полковник виновато таращил глаза и на ломаном русском языке стал объяснять:
- Румыны больше воевать не желают. Идем в плен. Только плохо ориентируемся...
Я взял его карту и указал на ней, куда им надо идти. Затем написал записку начальнику тыла, чтобы сдавшихся в плен румын накормили и обеспечили дальнейшую их эвакуацию.
Пришлось также оставить румынскому полковнику в качестве проводника одного нашего автоматчика. Это было совершенно необходимо. Не столько для того, чтобы румыны не сбились с дороги, сколько для уведомления наших войск, двигавшихся по дорогам, что это уже плененная часть противника.
- А ведь хорошо получилось, - сказал, потирая руки, член Военного совета. - Без единого выстрела, без парламентеров мы с вами взяли в плен целую колонну.
Я ответил шуткой:
- Здесь все дело в нашем с вами дружном взаимодействии. Одному мне, как правило, не везет...
Вскоре мы выбрались на дорогу, ведшую прямо в Новочеркасск. На самой дороге и по обочинам ее громоздилось в беспорядке множество подбитой и просто оставленной впопыхах вражеской техники. То там, то тут маячили танки, тракторы, автомашины с немецкими и румынскими опознавательными знаками. Еще больше было повозок.
Немного спустя встретили передовые части 3-го гвардейского механизированного корпуса, а потом разыскали и штаб. Генерал А. П. Шарагин доложил о положении частей корпуса и о принятом им решении сделать остановку, чтобы подтянуть отставшие подразделения и дозаправить машины.
- На все предполагаю затратить десять-двенадцать часов, - бодро заключил он.
С этим согласиться было нельзя. Обстановка требовала продолжать безостановочное преследование противника. Пришлось напомнить об этом тов. Шарагину. И, только убедившись, что указания наши приняты к неуклонному исполнению, мы отправились во 2-й гвардейский механизированный корпус.
Он действовал на правом фланге, не имея локтевой связи с нашим правым соседом - 5-й ударной армией. Это внушало определенную тревогу. Именно здесь, на стыке двух армий, противник мог нанести контрудар. И, по данным разведки, такой удар уже подготавливался.
На переправе через Дон пришлось несколько задержаться. Там в затруднительном положении оказались танки наших механизированных корпусов. Лед не выдерживал их тяжести. На нем чернело множество воронок и трещин от авиационных бомб.
Почти одновременно с нами туда прибыл и командующий бронетанковыми войсками Советской Армии Я. Н. Федоренко. Он - как опытный танкист - дал нам ряд ценных советов. В частности, порекомендовал переправлять на противоположный берег пока лишь легкие танки, а для средних и тяжелых усилить колею и подсказал, как лучше сделать это.
Мне невольно бросилось в глаза, что на некоторых 1анках красовалась надпись: "Тамбовский колхозник", а чуть ниже была приписка: "Сосновский район". Вспомнил Тамбов, где формировалась наша 2-я гвардейская армия. Перед мысленным взором, как живые, встали многие из тамбовчан, с которыми пришлось тогда встречаться...
Только поздно ночью, когда уже повсеместно обозначился успех, мы возвратились в штаб армии. А к утру 13 февраля поступило отрадное донесение: части 3-го гвардейского механизированного корпуса совместно с 98-й и 300-й стрелковыми дивизиями с ходу ворвались в Новочеркасск. Город был спасен от уничтожения - специальные гитлеровские команды поджигателей и подрывников не успели сделать свое подлое дело.
Одновременно отличились и левофланговые армии нашего фронта, наступавшие на ростовском направлении. Совинформбюро сообщало: "...Войска Южного фронта под командованием генерал-полковника Р.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32