А я с ней больше не дружу.
КАК ЖИТЬ ДАЛЬШЕ?
Это совершенно непонятно. А может, Кузя передумает, может, пожалеет Аньку?
"Нет! - она закусывает губу. - Не надо мне его жалости!"
Все-таки много в жизни непонятного и несправедливого: вот, оказывается, Анька Кузю любит, а он на нее Машину натравил.
Уже ясно: Анька тут с голоду не помрет. Но что же - так и просидеть всю жизнь под пожарным краном?! Может, Айрапетян сумеет разобраться в этой Машине - говорят, он способный.
А если Машина вперед разберется в Айрапетяне? Поймет, что ей грозит опасность, да как по нему бабахнет!
"Нет уж! - решает Анька. - Ничего я ему не скажу".
Анька сидит и думает о Кузе. Почему он любит свою Машину, а людей нет? Наверно, его кто-нибудь обидел? А может, у него нет друзей? Ему одиноко, печально, вот он и выдумал Машину, чтоб был друг, хотя бы железный?
"Я сама во всем виновата! - сердится на себя Анька. - Ему было плохо, а я... Я даже этого и не заметила, только дразнила его и обзывала. Может, если бы я с ним по-хорошему, если бы он почувствовал, что я его... Ну, в общем, люблю... Может, тогда ему было бы легче?"
А теперь вот получилось, что именно Анька - злейший Кузин враг. Выйти бы отсюда, разыскать Кузю и...
Ну и что тогда?.. Что Анька ему скажет? "Я тебя люблю, Кузя..."
Анька краснеет, у Аньки сверкают глаза. Никогда, ни за что она такого не скажет! Пусть девчонки говорят про это.
"Буду сидеть тут! - решает Анька. - До старости! Так мне и надо!"
Только обидно: все вырастут, у всех начнется замечательная взрослая жизнь: Айрапетян будет строить ракеты, Балабанчик станет капитаном, Вовка актером, а Анька? Так и пробездельничает здесь всю жизнь? Какая тоска и обида! Из-за этой Машины! Из-за этого Кузи!
"Из-за самой себя!" - поправляется Анька. Нечего все на других сваливать - так ей всегда говорил папа.
Не на бездельниках держится мир, а на тех, кто занят своим делом. На тех, кто работает. Даже если ему мешают. Это тоже папины слова, Анька все помнит.
А однажды он рассказал Аньке про одного революционера. Как царь посадил его в тюрьму, в очень маленькую камеру, где даже окон не было. И книги запретил ему читать. Ну, то есть этому революционеру просто совершенно нечего было делать в узкой темной камере. Одно только и оставалось: лечь и помереть с тоски... Откровенно говоря, царь именно на это и рассчитывал.
А революционер об этом догадался и решил: а вот ни за что! И стал жить так, будто он на свободе: сразу после завтрака отправлялся на прогулку, гулял по камере взад-вперед и считал шаги. Потому что гулять он решил не меньше десяти километров - каждый день! А десять километров - это двадцать тысяч шагов, вот он и считал.
Он возвращался с прогулки как раз к обеду, а после обеда садился за работу: писал статьи против царя. Правда, у него не было ни карандаша, ни бумаги (что царь - дурак, что ли, знал же, про что революционер будет писать!). Но революционер "писал" и так, память у него была отличная.
Так что царь просчитался: революционер не только не помер с тоски, а наоборот - отдохнул немного в тюрьме, а потом сбежал! Вот какой был человек!
Только Аньке не сбежать. "Зато у меня есть окно, вон какое большое, все-таки не так тоскливо... И книги мне никто не запретит читать".
Анька вздыхает: надо будет сказать Айрапетяну, чтоб он учебники принес, а то все школу кончат, а она?
"У меня по геометрии тройка, - вспоминает Анька, - и по физике... Надо будет разобраться в этих науках. А то стыдно: мне ведь и делать-то больше нечего - только учиться. Значит, я все должна знать. Тем более, что никто над душой не стоит, не заставляет и двоек не ставит!"
Анька во всем разберется, все будет знать! Нет, не удастся Машине сделать из Аньки бездельницу.
Вот только Кузя... Кузю Аньке жалко: когда-нибудь он поймет, что натворил, и его будет мучать совесть. Наверно, это случится не очень скоро. Но все равно - это случится обязательно, ведь Кузя и сам - человек.
ТОВАРИЩИ ПО НЕСЧАСТЬЮ
Анька сидит тихая, задумчивая. Никогда еще Балабанчик ее такой не видал...
Он подошел и присел на черный ящик, валявшийся рядом.
- Слезь, - велела Анька. - Кто ее знает, что она сделает.
- Кто? - удивился Балабанчик.
Но Анька только махнула рукой. Не хотелось ей говорить про Машину. Да и не боялась уже Анька: что она может, мертвая железяка? Только лучше все-таки ее не трогать.
- Ты чего тут делаешь? - с укором спросил Балабанчик.
- Думаю. Иди, не мешай мне.
Балабанчик обиженно засопел: пропала, сидит и думает, а с другом даже разговаривать не хочет!
- Нет, ты расскажи! - потребовал он. - Чего вы с Вовкой поцапались? Я его спрашивал, спрашивал, а он молчит.
Анька исподлобья взглянула на Балабанчика, подумала и сказала:
- Ты, наверно, тоже в кого-нибудь влюблен...
Балабанчик моргнул.
- Чокнулась ты, да? - пробормотал он. - В кого это я...
- Не знаю, - вздохнула Анька. - А я - в Кузю.
- Че-го? - потрясенно переспрашивает Балабанчик. - У тебя что, температура?
Анька не ответила. Они сидели и молчали, а за окном кончался зимний день. Не то чтобы там стемнело уже, но чувствовалось, что уже собирается темнеть.
- А я в Верку, - вдруг сознался Балабанчик. - Я давно хотел сказать. Только боязно было, мы ж клялись.
- Разве мы тогда знали? - печально спросила Анька. - Мы же маленькие были. А почему в Верку? Она воображала.
Балабанчик засопел обиженно:
- На себя погляди - в Кузю! Нашла в кого! Уж лучше бы в Айрапетяна втюрилась. Это хотя бы справедливо: он из-за тебя ракетостроение бросил.
- Почему это - из-за меня?
- Потому! Все знают, что он в тебя втрескался. Потому и к нам перешел!
- Неправда!
- Очень даже правда!
Анька возмущенно сверкнула глазами:
- Ну я ему надаю! Какое он имеет право! Спрашивал он у меня? Может, я не хочу!
Балабанчик грустно покачал головой:
- Наивная ты, Аньк! Кто ж об этом спрашивает. Все равно от тебя ничегошеньки не зависит, спрашивай не спрашивай... Думаешь, мне очень нравится, что Верка в Вадика влюблена?
- Вот зараза! - гневно ахнула Анька. - А почему не в тебя?
Балабанчик не ответил, он не знал, почему Верка Вадика любит, а его, Ваську, нет. Уж, видно, так несправедливо все устроено.
Анька несправедливость не терпит. С несправедливостью надо бороться! Что это такое: он ее любит, а она его нет!
- Безобразие, неправильно это! Надо, если ты кого любишь, чтоб и он тоже тебя любил, неужели неясно?
- Тогда и тебе надо любить не Кузю, а Яшку, - вздохнул Балабанчик.
Анька задумалась.
- Нет! - наконец сообщила она. - У меня не получится.
Все-таки мир устроен вовсе не так просто, как нам это поначалу кажется. Взять бы и навести в нем порядок, чтоб все было правильно и справедливо.
Если ты хороший, то пусть тебе будет хорошо. А если плохой - пусть тебе будет плохо. А не так, чтоб, если ты добрый, так сердце болит. Не так, чтоб ты любишь, а тебя нет!
Надо что-то придумать!
И вдруг Анька замерла...
Вот она, рядом, Великая Машина, изобретенная Кузей как раз для того, чтобы навести на всей земле порядок и заставить людей жить правильно!
Черный ящик был по-прежнему недвижим и тих, только огонь горел недремлюще, но Аньке показалось, что Машина изо всех сил сдерживается, чтоб не засмеяться с торжествующим лязгом и скрежетом: ведь оказывается, вовсе не из-за чего Аньке с ней воевать! Ведь оказывается, и Анька хочет навести в жизни порядок! Железный. Чтоб раз и навсегда все стало справедливо и правильно.
- Васька, - шепотом позвала Анька. - А если бы... Ну, если бы тебе можно было взять и разлюбить Верку. Ну, позабыть и не мучаться? Хочешь?
- Ни за что! - помотал рыжей головой Балабанчик, и глаза у него стали упрямые. - Лучше буду мучаться.
РЕЖИССЕР ЕРЕМУШКИН ПРИНИМАЕТ ПО ПЕДАГОГИЧЕСКИМ ВОПРОСАМ
О Михаиле Павловиче Еремушкине Наталья Игоревна слышала много странного и, скажем прямо, настораживающего.
- Ужасный человек! - жаловалась одна учительница. - Ничего не смыслит в педагогике. Я пришла к нему на Балабанова жаловаться, а он знаете что мне сказал?! "Детей надо любить, а если вы этого не можете, какой черт вас в учителя понес!" Грубиян!
Наталья Игоревна понимала, что разговаривать с Еремушкиным будет сложно, и, признаться, нервничала. Но другого выхода у нее не было: Мотя Новиков катился по наклонной плоскости. Она не сомневалась, что, если Мотю немедленно не остановить, он погибнет!
Можете себе представить: на полугодовой контрольной по алгебре Мотя Новиков написал одной девочке записку! И не просто записку, а объяснение в любви! Наталья Игоревна еще поняла бы, если бы Мотя просил у той девочки списать, но объясняться в любви на ответственнейшей контрольной! Позор и безобразие! О том ли Моте надо думать?! Был бы он отличником, тогда ладно. Но ведь троечник!
Записку Моти Новикова Наталья Игоревна несла с собой: пусть режиссер Еремушкин полюбуется, чем занимается его питомец! Если в пятнадцать лет он пишет этакое, бессовестный, то что же дальше-то будет?
Спасать, спасать надо было распоясавшегося ученика, и пусть только режиссер Еремушкин попробует не понять этого - Наталья Игоревна найдет на него управу! Она до директора Дома пионеров дойдет! Пусть принимают меры.
Но напрасно она кипятилась, напрасно готовилась к бою: режиссер Еремушкин оказался милейшим человеком.
- Здравствуйте, многоуважаемая Наталья Игоревна! - приятно улыбаясь, сказал он. - Верите ли, сам давно мечтал с вами познакомиться. В кабинете у меня, к сожалению, сейчас идет ремонт, пройдемте в нашу репетиционную.
И режиссер Еремушкин самым галантным образом распахнул перед Мотиной учительницей дверь. На двери висело писанное от руки объявление:
Режиссер Еремушкин М. П.
Принимает по педагогическим вопросам
в среду и пятницу с 10 до 12 ч.
Наталья Игоревна, признаться, прочитав такое, оробела.
- Ничего-ничего... - подбодрил Еремушкин. - С вами я готов поговорить в любое время. Много, много о вас наслышан!
Слова эти Наталью Игоревну приятно удивили, она перестала хмуриться.
- Присаживайтесь! - кивнул Еремушкин. - Нам есть о чем поговорить, не так ли? Вы пришли ко мне, чтобы посоветоваться по ряду сложных вопросов, насколько я понимаю.
- Да! - подтвердила Наталья Игоревна. - Я хочу...
- Вы хотите, - опередил Еремушкин, - рассказать мне о возмутительном поведении Моти Новикова, я угадал?
Наталья Игоревна молчала, пораженная его чудовищной наблюдательностью. А Еремушкин продолжал:
- О, я вполне понимаю вашу озабоченность. Мы обязаны принять меры! Этого мальчика надо спасать, и никто, кроме нас с вами, этого не сделает!
Несмотря на черные очки, скрывающие глаза режиссера Еремушкина, Наталья Игоревна почувствовала его строгий пронзительный взгляд.
- Я велел его позвать, - предупредительно сказал он. - Сейчас этот оболтус явится. Умоляю вас - построже! Жалость в нашей работе неуместна, надеюсь, вы понимаете это.
Наталья Игоревна благоговейно кивнула. Несмотря на то что Еремушкин был молод, Наталья Игоревна почувствовала к нему почтение: судьба Моти Новикова была в надежных руках, в этом не приходилось сомневаться!
В дверь постучали, и на пороге возник Мотя. Весь вид его выражал испуг.
"То-то! - удовлетворенно подумала Наталья Игоревна. - Боится!"
- Михаил Павлович, вы меня вызывали? - пролепетал Мотя.
- Вызывал! - грозно кивнул Еремушкин. - Зайди и закрой за собой дверь. Так что ты там натворил?! Отвечай!
Мотя виновато опустил голову и молчал убито.
- Тогда, может быть, вы, многоуважаемая Наталья Игоревна, расскажете мне?
Наталья Игоревна с готовностью достала из сумки сложенный вчетверо листок из тетрадки в линеечку и зачитала:
- "Таня! Ты мне сегодня приснилась. Мы с тобой шли по улице, и я держал тебя за руку. Когда я проснулся, то расстроился, что это только сон и он уже кончился. Мне хочется, чтоб ты всегда была рядом и чтоб я держал тебя за руку..."
- Странные у тебя, Новиков, желания! - с осуждением покачал головой режиссер Еремушкин.
- Не понимаю, чего тут странного! - раздалось с порога.
НЕЗВАНЫЙ ГОСТЬ
На пороге, сунув руки в карманы, стоял высокий седой человек и с интересом разглядывал Еремушкина и Наталью Игоревну. При виде его режиссер Еремушкин и ученик Мотя Новиков отчего-то окаменели... При этом Мотя побелел как мел, а режиссер Еремушкин напротив принялся медленно краснеть.
- По-моему, желание вполне возвышенное, - пожал пришелец плечами. Кстати, что означает это дурацкое объявление на двери?
Никто ему не ответил.
- Кроме того, интересно было бы узнать, каким образом эта записка попала к вам? - строго спросил незваный гость.
- Я отняла ее у Новикова на уроке, - растерянно отозвалась Наталья Игоревна.
- А по какому праву вы ее прочитали?
- Ну, знаете! Я вас не понимаю!
- Вот и я вас тоже... - печально вздохнул этот странный человек. Неужели вам никто никогда не говорил, что читать чужие письма непорядочно?
Наталья Игоревна малиново покраснела, обернулась к режиссеру Еремушкину, ища защиты. Но он, еще минуту назад такой решительный и грозный, подавленно молчал.
- Товарищ Еремушкин, я требую оградить меня от подобных грубостей.
Еремушкин не шелохнулся.
- У товарища Еремушкина столбняк, - усмехнулся пожилой грубиян. - И коль уж вышел такой конфуз, придется вам разговаривать со мной, а не с ним.
Твердый, уверенный тон этого человека, а так же гробовое молчание режиссера Еремушкина насторожило Наталью Игоревну: судя по всему, вновь пришедший был начальником.
- Простите, а вы кто? - спросила она.
- Я-то? - несколько озадачился этот человек. - Ну, уж и не знаю. Директор Дома пионеров, допустим.
Что-то не очень в это верилось, признаться, Наталье Игоревне, и он заметил это.
- А вот товарищ Еремушкин подтвердит, - хмыкнул он.
Режиссер Еремушкин вышел из столбняка и несколько раз утвердительно мотнул головой.
"Директор Дома пионеров, а ведет себя... - с осуждением подумала Наталья Игоревна. - Как хулиган!"
- Так что, собственно, вас возмутило в Мотином поведении?
- Неужели вы не понимаете! - развела руками учительница. - В его ли возрасте об этом думать?!
Директор Дома пионеров нахмурился, глянул исподлобья.
- Милая моя, - сказал он, - придите в себя! Именно в его! И еще раньше. И всегда! Вы сами-то любили когда-нибудь?!
Наталья Игоревна встала, щелкнула сумочкой.
- Я на вас жаловаться буду! - предупредила она. И хлопнула дверью так, что с потолка посыпалась штукатурка.
- Артисты! - покачал головой лжедиректор.
Лже-Еремушкин молчал, как нашкодивший школьник.
- Матвей, живо за кулисы, - велел Михаил Павлович. - А с тобой, Павел, я после елок разберусь!
УПРЯМЕЦ АЙРАПЕТЯН
Анька - человек прямой, она не будет вокруг да около.
- Айрапетян, это правда, что ты меня любишь?
- Правда, - грустно кивнул Яша. - Я тебе булку с изюмом принес.
- Давай. - Анька с сочувствием посмотрела на влюбленного Айрапетяна. - И как тебя угораздило...
- Очень просто. Осенью, на спектакле. Ты там Маленькую разбойницу играла.
- Ну и зря, Айрапетян. Там вон сколько еще девчонок было: и Принцесса, и Герда, и Снежная королева.
- Ты была лучше всех! - упрямо сказал Айрапетян. - Я, как увидел тебя... Ну, в общем, сразу. Ты была в таких высоких сапогах со шпорами, за поясом у тебя был кинжал, в руке пистолет. Все тебя боялись, а я сразу понял: ты добрая!
- Глупый ты! - рассердилась Анька. - Это ж роль. А на самом деле я совсем и не такая.
- Нет, ты такая! - Айрапетян вздохнул. - Ты сама не знаешь, какая ты. Ты... Ты самая красивая!
- А ты дурак! - Анька покраснела, отвернулась от Айрапетяна.
- Ну и пусть, - согласно кивнул Яша. - А я все равно...
- Может, ты меня разлюбишь, а, Айрапетян? - виновато предлагает Анька.
Айрапетян не отвечает.
- Ну правда! Что, на мне свет клином сошелся?
Айрапетян вздохнул и кивнул.
- Что же делать?
- Не знаю... - горестно шепчет Яша. - А только я тебя буду любить всю мою жизнь.
СПЕЦИАЛИСТКА ВЕРОЧКА
- Айрапетян сказал, ты меня звала! - Голубые глаза Верочки просто светятся от любопытства. - А чего ты тут расселась? Мы волновались, думали, ты...
- Я тебя не за тем звала! - сердито перебивает Анька. - Мне с тобой посоветоваться надо.
Верочка, как известно, самая красивая девочка в Доме пионеров, в нее все влюблены. У кого же узнавать про любовь, как не у нее. Вот только как это сделать? Ведь Анька с Верочкой не дружит и вообще редко разговаривает.
- Это, - бурчит. Анька, пристально разглядывая носок своего унта, понимаешь... Я...
Ну никак у Аньки слова не выговариваются.
- Влюбилась, что ли? - проницательно спрашивает Верочка.
- Ну... А ты откуда знаешь?
Верочка хохочет.
- Так сразу видно! Дура ты, Анька, все-таки! Он же намного старше.
- Кто? - потрясенно бормочет Анька.
- Сама не знаешь? Только он на тебя и внимания не обращает.
- Ну и пусть! - дерзко выкрикивает Анька. - Больно надо!
- Ничего ты не понимаешь, - вздыхает Верочка. - Это самое главное обратить на себя внимание. Какая же любовь, если на тебя внимания не обращают!
- Зато я обращаю!
Лицо у Верочки становится строгим.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11