Не с кем. А теперь будет подходящий партнер.
- Яснее ясного, - сказал Петька. - Эй, пацаны! У кого стрельну закурить? - и, не таясь, пустил огромное облако дыма.
Прошло еще несколько дней.
Видел Федор Тихонович нетерпеливые взгляды мальчишек. Понимал: ждут они. Когда же он назовет "помощничка"?
И хотя уверены ребята, что выберет он Сеньку, но все же каждый втайне надеется. А вдруг?..
А не объявлял Федор Тихонович имя "помощничка" потому, что разобрали его сомнения. Да, нехорошо все получилось. Сказанул вот так, сгоряча, очень уж хотелось Сеньку с собой увезти, - а потом крепко задумался.
Проще, конечно, там, на месте, взять "помощничка". Все равно ведь придется нанимать там землекопов. И с главбухом из-за Сеньки неприятностей не оберешься. Зачем, мол, тащишь отсюда неквалифицированную рабсилу? Деньги на транспорт зря тратишь?
Да и самому Сеньке понравится ли там? Стоит ли срывать парнишку из дому? Ведь устал он после учебного года. Отдохнуть должен. А раскопки разве отдых? Не для себя ли, из своих эгоистических интересов стараешься ты, Федор Тихонович? Признайся-ка?!
Сам Сенька делал вид, что еще неизвестно, кого выберет Федор Тихонович. Но когда Сенька купил великолепный перочинный нож с тремя лезвиями, с отверткой, шилом и еще шестью разными, очень полезными, предметами, мальчишки понятливо переглянулись...
И книги теперь Сенька стал читать сплошь археологические. Вынесет в сквер толстый том, листает, ребятам рисунки показывает и объясняет:
- Это вот - гробница царя Агамемнона. В ней нашли одного золота десятки килограммов. А это - новгородские берестяные грамоты. На бересте в то время писали. А это - плот "Кон-Тики", на котором Тур Хейердал переплыл океан. Видите, без мотора...
Мальчишки слушают. Не очень-то радостно у них на душе.
- Агамемнон? - ехидно переспрашивает Петька. - "Кон-Тики"? Все понятно...
И впрямь, все понятно. Обидно только Петьке, что и он, как молокосос, как первоклассник какой-нибудь, тоже попался на эту удочку. Поверил почему-то, что и его могут взять в экспедицию. Почему его? Непонятно. Сам и виноват...
Сам-то сам, а все же обидно. И от этой обиды хочется Петьке выкинуть что-нибудь хлесткое, необычное, что-нибудь такое, чтобы сразу всем носы утереть.
И как раз подворачивается случай: у малышей несчастье - змей хвостом зацепился за водосточную трубу, повис там, на высоте третьего этажа.
"Эх, была не была!"
Петька-"горилла" лезет по водосточной трубе. Сбегаются люди со всего двора. Малыши испуганно и восторженно пищат.
- Не смей! Слазь! - кричит дворничиха.
Но Петька взбирается. Выше... Выше...
Он видит: внизу, в сквере, за шахматной доской - Федор Тихонович. Вот и пусть любуется!
Петька лезет долго. Чем выше, тем медленней. Возле каждого вбитого в стену костыля - передышка. Все же добрался, отцепил змея. Теперь можно и вниз. Но Петька должен же покуражиться. Уцепившись левой рукой за трубу, он правой снимает кепочку и, размахивая ею, поет:
Эй, моряк, ты слишком долго плавал,
Я тебя успела позабыть...
Поет с ужимками, кривляясь.
- Ой, упадет! - Раиса Георгиевна мечется по двору.
- Слазь, балбес! - ругается дворничиха.
Мне теперь морской по нраву дьявол,
Его хочу любить!
завывает Петька.
Труба скрипит, с нее сыплются кусочки краски, ржавчины.
Закончив концерт, Петька спускается. Его ругают, он доволен. Утер нос археологу с его экспедицией. Подумаешь! Странно только, что Федор Тихонович все сидит, склонившись над доской, на Петьку и не смотрит. Ну, и не надо!
Петька спустился, вытер испачканные руки о штаны, и тут Федор Тихонович все же заметил его:
- Паяц!
Сказал негромко, не вставая из-за доски, но Петька услышал. И хотя не знал, что такое паяц, понял: что-то плохое.
А тут на двор выскочила Петькина мать, тощая, костлявая, с серым изможденным лицом.
- Ирод! - визгливо кричала она. - Рубаху-то как извозил?! И штаны! Все в ржавчине. И за что мне наказанье такое? У других дети, как дети. А у меня!..
Женщины вокруг сочувственно кивали ей.
- Курить уже выучился, охламон. А книжку в руки - ни за что. В седьмом классе третий год. Подумайте, третий год торчит. Горе мое горькое!
Петька криво усмехался. Потом, не отвечая, шагнул в подворотню, вразвалочку пошел по улице.
- Вы бы Раисе Георгиевне пожаловались, - посоветовала Петькиной матери одна из женщин. - Пусть его на комиссии пропесочат.
Мать махнула рукой:
- Уже. Песочили...
Прошла еще неделя. Началось лето. Ребята знали: экспедиция вот-вот отправится.
Однажды вечером Федор Тихонович играл с Сенькой в шахматы. Заморосил дождь, и они перебрались на "голубятню".
- Знаешь, Сеня, - сказал Федор Тихонович. - Хочу я с тобой потолковать...
В комнате никого больше не было. Тихо. Сенька радостно посмотрел в глаза Федору Тихоновичу. Наконец-то!
- Ты, Сеня, очень стоящий парень, - сказал Федор Тихонович, а сам лохматит, ерошит пальцем бровь. - И голова у тебя светлая. И дисциплина... Ну, а память... Как у кибернетической машины... - Он усмехнулся.
Сенька тоже застенчиво улыбнулся.
- Да, - Федор Тихонович помолчал. И, словно сердясь на себя, резко кончил: - А в экспедицию я возьму Петьку. И ты уж, пожалуйста, не обижайся.
Сенька, растерявшись от неожиданности, опустил голову к доске. Губы у него дрожали, и он не хотел, чтобы это заметил Федор Тихонович.
- Петьке это нужнее. Понял? Ты уж и сам на ногах твердо стоишь. Куда ни пойдешь - тебя везде с радостью. Хоть в институт, хоть на завод. Так?
Сенька пожал плечами.
- Так, - твердо повторил Федор Тихонович. - А Петька... Петька пропадет, если его на рельсы не поставить.
Они молча доиграли партию. Сенька рассеянно передвигал фигуры и вскоре сдался.
- Пойду, - сказал он, глядя куда-то мимо Федора Тихоновича.
- Иди, - сказал тот. - И не сердись. Понял? Не сердись...
Сенька ушел. А Федор Тихонович еще долго стоял у окна, глядел на мокрые, блестящие, словно свежеокрашенные крыши.
"Не хватало мне мороки! - думал он. - Хлебну лиха с этим Петькой. Да и какой я воспитатель?! Курам на смех. Ну, да ладно. Надо же с этим "паяцем" что-то делать. Надо..."
РУКОПИСЬ АЛЬБЕРТА ЭЙНШТЕЙНА
Я сидел в Летнем саду возле пруда. Когда-то в этом пруду плавали лебеди, и я частенько по утрам наблюдал за ними. Теперь лебедей почему-то не стало, но я уже привык к "моей" скамейке на берегу и всегда, если надо обдумать что-то, принять какое-то решение, - прихожу сюда.
Хорошо утром в Летнем саду! Дорожки пустынны. Тихо. И мысли приходят такие чистые, ясные. Хорошо и весной, когда сад просыпается от зимней спячки и в воздухе появляются первые тонкие дразнящие запахи весны; хорошо и зимой, когда все дремлет под снежным покрывалом, а мраморные богини попрятались в свои деревянные домишки. Только летом я не хожу в Летний сад: слишком шумным, пестрым и каким-то суетливым становится он летом.
Я сидел возле пруда и обдумывал свой новый рассказ, когда рядом со мной на скамейку опустился какой-то пожилой человек с палкой. На нем было добротное пальто с воротником-шалью из выдры и такая же высокая меховая папаха. Умное и доброе лицо интеллигентного, много знающего и много видевшего человека.
"Артист? - подумал я. - Архитектор? Хирург?"
Я люблю отгадывать профессии незнакомых людей.
Мой сосед вынул из кармана книгу и стал читать.
"Вот те раз!"
Это была моя книга! Мой сборник спортивных рассказов. Но самое поразительное - предназначался он для подростков.
Искоса я стал наблюдать за моим странным соседом.
Он читал без очков, далеко отставив книгу от глаз. По картинке в тексте я сразу определил, что читает он рассказ о футбольном судье и уже приближается к концу.
"Узнать бы, - подумал я. - Нравится ему? Или нет?"
Сосед, очевидно, заметил мой повышенный интерес к книге.
- Я - не типичный читатель, - улыбнулся он. - Физик, доктор наук, а люблю читать детективы, причем по-английски. Это и разрядка, и практика в чужом языке. И спортивные книжки вот тоже люблю. Встречаются занятные...
- А эта? - я кивнул на книжку в его руке.
- Эта? - он внимательно оглядел меня.
Честно говоря, я ждал его ответа настороженно, с опаской.
Казалось бы, я имел уже десятки отзывов о своей книге. И рецензии в печати. Ну какое уж особое значение мог иметь для меня еще один отзыв?! И все-таки...
- Эта тоже ничего, - сказал физик. - Есть забавные рассказы.
У меня отлегло от сердца.
Мы разговорились. Вскоре я открыл ему, кто автор этой книги.
- Почему наши писатели так мало пишут о науке? - сказал он. - Кроме Гранина, пожалуй, никто... А ведь наука - это драма идей. Поединок мыслей. Схватка характеров. Тут столько интереснейших историй...
- Например? - сказал я.
- Например? - он задумался. - Вот вам, на первый случай. Художественно обработайте - и будет готовая повесть.
* * *
Насчет физики вы, наверно, не очень?.. В объеме десятилетки? Ясно.
Но все-таки об Альберте Эйнштейне, конечно, слышали? Ну, я и не сомневался.
Альберт Эйнштейн был гений. Даже не просто гений. Знаете, в старину были георгиевские кавалеры. А был еще - полный георгиевский кавалер. Тот, кто награжден крестами всех четырех степеней. Таких полных кавалеров очень было мало. Так вот Эйнштейн - полный гений.
У нас иногда происходит как бы инфляция понятий. Обесценивание. Изобретет кто-нибудь остроумную машину, выдвинет интересную гипотезу начинается шум. Талантливо! Блестяще! Гениально!
Талантливо? Да! Блестяще? Да! Гениально? Нет!
Гений - это пик! Высшая точка человеческого таланта. Гений переворачивает мир. Он видит то, чего не видел еще никто.
По-моему, и вообще-то на земле во все века у всех народов было очень мало гениев. В физике и астрономии, например, их было всего человек семь-восемь. Ньютон, Кеплер, Фарадей, Галилей, Коперник, Максвелл... Ну, может быть, кого-нибудь пропустил... Так вот, даже в этой блистательной компании Альберт Эйнштейн - звезда первой величины.
Вы в физике не очень?.. Ах, да, в объеме десятилетки. Тогда, конечно, трудно объяснить вам существо гениальных теорий Альберта Эйнштейна.
Уж поверьте мне на слово: он буквально перевернул все наши представления о мире. Он произвел настоящую революцию, причем не в какой-нибудь одной области. Нет, он в целом изменил все наши взгляды на природу явлений.
Ну, вот вам один пример. Время... Что такое время? Раньше, попросту говоря, думали, что, если вдруг исчезнут люди и звери, Земля и другие планеты, - время все равно будет существовать. Какой-то гигантский маятник по-прежнему будет отщелкивать секунды. А Эйнштейн с предельной ясностью доказал: нет, тогда исчезнет и само время.
Он доказал, что и время - понятие относительное, бег его убыстряется или замедляется в зависимости от скорости движения тела.
Сложновато? Ну, не буду. Если заинтересуетесь, - почитайте на досуге. Между прочим, о теории Эйнштейна за последние годы издано на всех языках более восьми тысяч различных книг. Представляете? Целая библиотека. Неслыханная популярность!
Рассказывают такую историю. В Америке кто-то опустил письмо с надписью на конверте: "Европа. Эйнштейну". И письмо дошло. Причем без задержки. Учтите, это не анекдот. Это быль.
Но я немного отвлекся.
История, которую я хочу вам рассказать, состоит из нескольких глав.
Итак, глава первая.
Тысяча девятьсот пятый год.
Альберту Эйнштейну двадцать шесть лет. Всего двадцать шесть! Совсем еще мальчишка. Безвестный служащий бюро патентов. Но, должен вам сказать, не знаю, как у вас, в литературе, а в современной физике зачастую именно такие вот мальчишки и делают самые сногсшибательные открытия.
Ферми однажды даже заявил, что в физике только до тридцати лет "высекают искры".
Конечно, и в сорок, и в пятьдесят можно продолжать научную работу, руководить кафедрой, писать учебники, оппонировать на защитах и прочее, и прочее. Но "высекать искры" уже трудно.
Да, так вот, именно в 1905 году в немецкий журнал "Анналы физики" двадцатишестилетний Альберт Эйнштейн принес маленькую тетрадочку. Тоненькую - всего тридцать страниц. И в семнадцатом томе этих "Анналов" тетрадочка была опубликована под скромным названием "К электродинамике движущихся тел".
Обратите внимание на заглавие. Не какая-нибудь "Новая теория" или "Переворот в современной физике". Нет, тихо и застенчиво: "К электродинамике движущихся тел". Будто автор занимается каким-то сугубо частным вопросом. А между тем эта крохотная работа буквально перевернула мир.
В ней были заложены все основы знаменитой эйнштейновской теории относительности.
Кстати, заметьте, объем - тридцать страниц. У нас почему-то повелось: если диссертация - обязательно толстенный том. Особенно у вашего брата, у гуманитаров. А свежих мыслей иногда и на одну страничку не наскребется.
А тут всего тридцать страниц, но это - выжимка. Экстракт. Сплошные мысли, мысли, мысли.
И притом - ни одной цитаты или ссылки. Совсем ни одной! Все мысли свои, новые, своеобразные.
Кстати, когда Альберт Эйнштейн уже был всемирно знаменит, один из многочисленных газетных репортеров спросил его: "Нельзя ли посмотреть блокнот, в который вы заносите свои мысли?" Эйнштейн ответил: "Мысли, друг мой, приходят так редко! Я их просто запоминаю".
Вот каков был этот человек!
Но вернемся к нашей повести.
Итак, глава вторая.
Прошло более тридцати лет с тех пор, как молодой, никому не известный Альберт Эйнштейн опубликовал свою лаконичную статью в "Анналах физики".
Теперь Эйнштейн был уже всемирно знаменит.
С ним беседовали короли и президенты. Его знакомства добивались мудрейшие ученые и писатели Америки и Европы. Его портреты печатались в популярнейших журналах рядом с фотографиями кинозвезд.
Жил в это время Эйнштейн в Америке. Свою родину, свою Германию он вынужден был покинуть. Там хозяйничал Гитлер. А Альберт Эйнштейн был еврей...
Он поселился в маленьком американском городке Принстоне. Жил уединенно, по-прежнему погруженный в себя. Недаром он полушутя-полусерьезно утверждал, что лучшая профессия для ученого-теоретика - быть смотрителем маяка.
Ему еще повезло: все-таки живым и невредимым расстался со своей родиной. Могло быть хуже. Фашисты ведь разгромили его дом возле Потсдама. Нацистские газеты опубликовали фотографию Эйнштейна со зловещей подписью: "Еще не повешен".
Это был тридцать шестой год. Вы помните, что это за год? Это Испания! Это интернациональные бригады; это пламенная Долорес Ибаррури, это суровые статьи Хемингуэя и Михаила Кольцова, это "Но пасаран!", это гордый клич "Лучше умереть стоя, чем жить на коленях!"
Не знаю, как вы, а я в это время кончал университет, и весь наш факультет буквально бредил Испанией. Астурия, Каталония, Бискайя, Мадрид были в те дни для нас такими же близкими, как Новгород или Смоленск. Семеро наших студентов добились - их послали в Испанию. И мы все завидовали им.
Альберт Эйнштейн жил тогда в Принстоне. Ему было уже почти шестьдесят. Нелегко в таком возрасте чувствовать себя изгнанником, без родины.
Он тоже следил за событиями в Испании. Нет, он никогда не был политиком, бойцом. Но он был честным человеком. Демократом. И он ненавидел нацизм.
И вот третья и последняя глава нашей повести.
Не только у нас, в России, люди рвались в пылающую Испанию, жаждали помочь маленькому, но героическому народу. Антифашисты были везде. В том числе и в Америке. Там, за океаном, они организовали свой добровольческий батальон и назвали его гордым именем "Авраам Линкольн". Этот батальон спешно снаряжали и вооружали. Надо было как можно быстрей переправить его на фронт.
И тут выяснилось простое, но трагическое обстоятельство: у антифашистов не хватало денег. Не хватало денег на винтовки, амуницию, провиант и медикаменты. Не было денег даже зафрахтовать судно, которое перебросит отряд через океан.
Представляете, какая обида?!
Сотни людей, смелых и честных, готовы немедля отдать свою жизнь за Испанию. Но этим людям никак не достать денег. А для успеха дела требовались сотни тысяч, даже миллионы долларов.
И тогда одному из бойцов батальона "Авраам Линкольн" пришла идея. Я не знаю фамилии этого бойца, не знаю, сколько ему было лет и кто он. Но, наверно, он был молод и, вероятно, ученый-физик.
Он сказал:
- Давайте обратимся к Эйнштейну. Он поможет...
На молодого ученого посмотрели, как на безумца. Да, антифашисты знали, что великий Эйнштейн за республиканцев. Да, все знали, что он ненавидит фашизм. Но как он, потерявший в гитлеровской Германии даже те скудные накопления, которые у него были, как он может помочь им? Утопия...
- Эйнштейн небогат, это верно, - сказал молодой боец. - И все-таки, я верю, он поможет нам.
Чувствовалось, боец чего-то недоговаривает...
Он поехал в Принстон. И пошел прямо к Альберту Эйнштейну.
Боец шел и думал:
"Как добиться встречи с этим знаменитым ученым? Конечно, он очень занят. И конечно, его осаждают толпы посетителей из всех стран. Что сказать его секретарю?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11