А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

..
Бабушкин лег, проспал часа четыре, потом встал, бесшумно оделся. За окном еле брезжила предрассветная муть. Взяв сапоги в руки, чтобы ни одна половица не скрипнула, он осторожно выбрался из спящего дома.
10. Через границу
Бабушкин долго шел лесом. Шагал по мхам и травам, стараясь не терять из виду проселочную дорогу, которая петляла сбоку, то приближаясь, то удаляясь.
Потом остановил проезжавшего мимо крестьянина, забрался на воз с сеном, зарылся в него поглубже.
"Утром буду в Павлограде", - подумал.
Были железнодорожные станции и поближе, но городской комитет посоветовал Бабушкину не показываться на них. И правильно. Ротмистр Кременецкий установил на всех пригородных станциях круглосуточное дежурство жандармов и шпиков.
Лежа на возу с сеном, Бабушкин снова и снова обдумывал свой план.
"Проберусь за границу. К Ленину! Да, обязательно к Ленину!"
Бабушкин так давно не видел Владимира Ильича... Где он теперь? А Надежда Константиновна - с ним? Или нет? Как всегда, вспомнив свою учительницу, Бабушкин улыбнулся, и глаза его потеплели.
А главное, надо подробно потолковать с Лениным обо всех российских делах. Получить у него указания, что делать дальше.
"Но как разыскать Ленина?"
Его заграничного адреса у Бабушкина не было. И в городском комитете не смогли помочь.
"Да, - горько думал Бабушкин. - Вроде бы и есть партия. А вроде бы и нет. Кустарщина. Даже адреса Ленина не добыли. И денег - гроши. И с паспортом ерунда получилась".
Екатеринославские друзья предложили Бабушкину лишь "печать" - это был распиленный надвое медный пятак, на котором кислотой вытравили цепочку слов и российский герб.
Но зачем печать, когда самого-то паспортного бланка не достали?!
Воз с сеном плыл по мягкому проселку плавно, как лодка по реке.
"Сперва проберусь в Киев, а оттуда - в Германию, в Штутгарт", - решил Бабушкин.
У него хранилась вырезка из "Искры", ленинской "Искры".
В газете часто печаталось сообщение:
"По поводу многократных обращений к нам с вопросом о том, как сноситься с "Искрой" людям, попадающим за границу, мы повторяем, что из-за границы следует посылать все и всякие письма, материалы и деньги на адрес Дитца, в Штутгарте".
"У Дитца я узнаю адрес Ленина, - решил Бабушкин. - И направлюсь прямо к нему!"
Воз тащился медленно. Бабушкин, зарывшись в сено, вдыхал знакомый пряный запах. Когда-то, в детстве, он любил лежать вот так, на сене. И теперь этот родной запах напоминал, как давно не был он в деревне, напоминал избу в Леденгском, и луга, и далекую пастушечью жизнь.
Ненароком Иван Васильевич дотронулся до своей треугольной бородки. Вот те раз! Слева бородка отклеилась. Она еще держалась, но нельзя же приехать в город с полуотвалившейся бородой?!
Иван Васильевич мысленно сказал несколько "ласковых" слов Коле-парикмахеру. Но что делать? Подумал-подумал и совсем оторвал бородку. Незаметно выкинул ее в канаву.
Не доехав с версту до Павлограда, Бабушкин соскочил с воза, растолкал задремавшего мужика, сунул ему серебряную монету и быстро свернул на боковую тропинку.
А мужичонка еще долго стоял на дороге, обалдело глядя вслед Бабушкину.
"Мабуть, помстилось?! - думал он, испуганно крестясь. - Садился, кажись, с бородой?.. А слез - подбородок як яйцо. Что за притча?!"
В Павлограде Иван Васильевич не пошел на вокзал. Станешь покупать билет - привлечешь внимание кассира, да и шпиков на вокзале, конечно, хватает.
Он медленно брел по рельсам, исподлобья быстро оглядывая товарные составы. У чумазого смазчика узнал, что эшелон с углем идет на Киев. К хвосту поезда в этот момент прицепляли крытые товарные вагоны. Бабушкин откатил тяжелую - на роликах - дверь и украдкой влез в один из них.
...В Киеве Бабушкин поколесил по городу, то пешком, то на извозчике, и, лишь убедившись, что за ним нет слежки, направился на "явку".
Явочной квартирой служила маленькая аптека на окраине, с двумя цветными стеклянными шарами у входа. Густо усыпанный веснушками, низенький аптекарь, как говорят подпольщики, "держал границу": по заданию партии уже много лет подряд переправлял людей в Германию.
- Так вы и есть товарищ Богдан? - засуетился аптекарь, когда Бабушкин назвал ему пароль. - О, весьма, весьма счастлив с вами познакомиться! Меня уже предупредили насчет вас. Великолепный побег, просто великолепный!
Аптекарь восторженно сверкал глазами и размахивал руками, как глухонемой.
- Давайте явку, - суховато перебил Иван Васильевич, которому не понравилась его излишняя болтливость.
Аптекарь сразу стал серьезным. Он рассказал товарищу Богдану, как лучше всего добраться до нужного пограничного селения и как там найти Яна Драховского.
- Это честный контрабандист. Можете не сомневаться. Но скуп! - аптекарь воздел руки к потолку. - Как сто тысяч скряг! Вы ему больше десяти рублей ни в коем случае не давайте!
Аптекарь оставил Бабушкина одного, ушел куда-то в глубь аптеки. Вскоре вернулся, неся на ладони золотую монету.
- Это вам, - улыбнулся он. - От киевских друзей. Не помешает, а?
Еще бы! У Бабушкина было всего два рубля и горсточка мелочи. Лежа на соломе в товарном вагоне, он всю дорогу до Киева мучительно ломал себе голову: где бы раздобыть еще денег? И вот - как в сказке!..
Бабушкин сунул золотую десятирублевку в карман, но аптекарь замахал руками:
- Нет, нет!
Забрал монету. Потом оторвал у Бабушкина со студенческой тужурки пуговицу.
Бабушкин не понимал: что он делает?
Аптекарь ловко обтянул монету синей материей и пришил Бабушкину к тужурке вместо пуговицы.
- Хитро! - сказал Бабушкин. - А зачем?
- О, вы не знаете, сколько жулья вокруг! - засуетился аптекарь. - Вам придется ночевать в кабаках, и на постоялых дворах, и бог знает где. Вам мигом очистят карманы. А так - целее...
Аптекарь сам купил Бабушкину железнодорожный билет и посоветовал сесть в поезд перед самым отправлением, когда уже прозвучат удары станционного колокола и свисток обер-кондуктора.
Вскоре Иван Васильевич был уже в пограничном селении. Он легко нашел шинок* Драховского.
______________
* Шинок - кабак.
Шинкарь - длинный, сутулый, с маленьким, с кулак величиной, лицом и большим носом - узнав, что незнакомцу надо переправиться через границу, сразу заявил, что это неимоверно трудно, и запросил пятьдесят рублей.
Но Бабушкин, сославшись на аптекаря, предложил "красненькую" и ни копейки больше.
Торговались долго. Шинкарь подробно объяснял Бабушкину, как он рискует, переправляя людей в Германию, сколько взяток должен давать...
- Красненькая, - твердил Бабушкин.
Шинкарь говорил, что у него девять детей и всех надо накормить, одеть, обуть...
- Красненькая, - повторял Бабушкин.
Он держался твердо: все равно, кроме той золотой десятирублевки, денег у него не было.
Наконец шинкарь убедился, что с Бабушкина больше не возьмешь. Он скис и, что-то недовольно бормоча по-польски, согласился.
Бабушкин вышел во двор, украдкой оторвал пуговицу с тужурки и, вернувшись в кабак, передал шинкарю золотую монету.
Вскоре Бабушкин лег спать. В три часа ночи его должны были разбудить.
"Что такое граница? - думал Иван Васильевич, засыпая. - Колючая проволока? Глубокий ров с водой? Часовые? Река? Или, может быть, просто черта, полоса?"
Ночью, под проливным дождем, Бабушкин с шинкарем углубились в лес. Капли барабанили по листве, ветер, глухо гудя, раскачивал стволы. Ноги то и дело глубоко проваливались в топкое месиво. Иногда шли прямо по воде: очевидно, тропинка превратилась в русло вновь рожденного потока.
"Луна бы вышла. Или хоть молния", - думал Бабушкин.
В кромешной темноте он ничего не различал и шагал, выставив руки вперед. Ему казалось, сейчас он с разгона налетит на дерево.
К счастью, контрабандист, как сова, хорошо видел во мраке. Шли долго. Шинкарь впереди, Бабушкин - в двух шагах за ним. Вымокли до нитки.
Начало светать. Вскоре лес поредел. Впереди торчал столб. На нем распластался черный двуглавый орел с огромными раскинутыми крыльями: российский герб.
Вдруг сзади, сквозь шум дождя, послышался цокот копыт. Похоже было, скачут два всадника.
Шинкарь прислушался.
- Сюда ехают, - побледнев, шепнул он Бабушкину. - О матка боска!* Пусть пан побегит! Быстрей!
______________
* Божья матерь (польск.).
Бабушкин побежал. Мелькнул другой столб. На нем тоже чернел хищный орел, но не двуглавый, а с одной головой.
"Германский! - на бегу догадался Иван Васильевич. - Неужели это и есть граница?!"
Пробежав с полкилометра, он, задыхаясь, упал на траву.
Потом пробрался к видневшимся вдали домишкам. Это была станция. Названия ее Бабушкин не знал.
Дождь кончился. Иван Васильевич лег в лесу на полянке возле железнодорожного полотна. От его мокрой студенческой формы шел пар: одежда быстро сохла на солнце.
Показался поезд. Иван Васильевич притаился в кустах, пропустил первые вагоны и на ходу вскочил на товарную платформу в середине состава. Ждать хвостового вагона нельзя: там наверняка едет проводник.
Бабушкина сильно тряхнуло, ударило коленями о какую-то скобу, но он не разжал рук...
11. Хозяин книжного магазина
Иван Васильевич обходными путями, минуя станционные постройки, вышел на привокзальную площадь. Вот он какой, Штутгарт! Трижды менял поезда Бабушкин после границы, прежде чем добрался до него. И все-таки - Штутгарт! Настроение у Бабушкина было самое радужное: итак, первая часть побега осуществлена! Скоро, очень скоро он увидит Ленина!
Бабушкин шел по веселым, празднично-пестрым улицам. Сняв фуражку, подставив голову солнцу, он улыбался: все отлично!
И вдруг, проходя мимо парикмахерской, он бросил случайный взгляд на зеркало в витрине и чуть не обомлел. "Негр" убедился, что в его черных как деготь волосах появились зеленые пряди! Да, да, не какие-нибудь каштановые, или рыжие, или русые. Именно зеленые!
Бабушкин остановился. Подождал, пока схлынут прохожие. Когда на панели стало пусто, он снова внимательно оглядел себя в зеркале.
Черт побери! Пряди были ядовито-зеленые и притом спереди, на самом виду. Действуя "пятерней" как расческой Бабушкин попытался по-другому уложить волосы. Получилось еще хуже: у зеленых прядей обнаружились грязно-малиновые подтеки.
"Негр Джимми", - хмуро вспомнил Бабушкин. - Вот тебе и патентованная красочка! Облезла!"
Попробовал сделать челку. Не помогло.
"С такими волосами не то что шуцман - любой мальчишка заподозрит неладное", - покачал головой Бабушкин.
Единственное, что он смог придумать, - нахлобучил поглубже студенческую фуражку, давно уже потерявшую свой щегольский вид, и решил нигде не снимать ее.
Зайти в парикмахерскую и остричь волосы Бабушкин не мог: его, конечно, задержали бы.
Правда, Германия не выдавала русскому царю политических беженцев и даже предоставляла им приют, но у Бабушкина не было паспорта. Как тут докажешь, что ты не вор, не убийца, не бродяга?!
Бабушкин шел по улицам и у прохожих спрашивал:
- Дитц? Где Дитц?
Оказалось, найти его нетрудно. Дитц держал большой книжный магазин в центре города.
Бабушкин постоял перед огромным зеркальным стеклом витрины, за которым были красиво разложены книги, посмотрел на внушительную вывеску: на обоих ее концах тоже были изображены книги.
"Туда ли я попал? - подумал он. - Ведь Дитц - революционер? И, кажется, из рабочих. А тут..."
Из магазина вышла изящно одетая седая дама, вслед за ней - нарядный господин с тросточкой.
Бабушкин провел ладонью по щеке; под рукой - густая, колючая щетина.
"С самого Екатеринослава не брился! - вспомнил он. - И когда соскоблю эту шерсть - неизвестно!"
Посмотрел на свой потрепанный, грязный студенческий костюм, сапоги, измазанные глиной, и покачал головой.
Но делать нечего. Бабушкин решительно толкнул дверь и вошел в сверкающий книжный магазин.
- Господин Дитц? - спросил он у продавца.
Тот изумленно оглядел оборванца и молча показал за прилавок, где виднелась обитая кожей дверь.
Бабушкин вошел. Маленькая комната - кабинет хозяина: письменный стол, два книжных шкафа, два кресла и диван.
Дитц - усатый, обрюзглый старик с полным, умным лицом и сигарой в углу рта, одетый в добротный черный костюм, - увидев странного посетителя, так растерялся, что даже не предложил ему сесть.
К счастью, Дитц немного говорил по-русски: когда-то был в Петербурге.
Но Бабушкин этого не знал.
"Как же я объяснюсь с ним?" - волнуясь, подумал он.
Бабушкин видел: старик глядит на него подозрительно, чуть не враждебно.
- Мне нужен Ленин. Ленин, Владимир Ильич, - наконец, сказал Бабушкин.
Дитц совсем встревожился.
- Никакого Ленина я незнаком, - с трудом выговаривая русские слова, сердито пробормотал осторожный немец.
"Кто этот оборванец? Шпик? Или еще какой-нибудь прохвост? - подумал он. - Почему не знает пароля?"
- Мне нужен Ленин, - упрямо повторил Бабушкин.
Не мог же он вот так, без результата, уйти от Дитца?! Как он тогда разыщет Ленина? Здесь, в чужой стране, не зная языка, без денег, без документов.
"Нет, не уйду".
И он твердо повторил:
- Ленин...
Дитц молчал. Исподлобья оглядел он усталое, побледневшее от напряжения лицо незнакомца, его потрепанную студенческую тужурку...
Нет, на шпика не похож. Да и не станет шпик так, с плеча, рубить: "Мне нужен Ленин". Шпики, они хитрее...
Но все же... Осторожность и еще раз осторожность...
- Ви разыскивайт мистера Якоба Рихтера. Нах Лондон, Холфорт Сквер, около станции Кинг Кросс Род, - сказал Дитц.
Встал и сухо кивнул головой.
Огорченный Бабушкин вышел из магазина, непрерывно бормоча про себя: Рихтер, Холфорт Сквер, Кинг Кросс Род (он пуще всего теперь боялся забыть эти мудреные слова).
12. "Ви есть без паспорт..."
Рядом находился сквер: цветочные клумбы, две шеренги аккуратно подстриженных, выровнявшихся, словно солдаты на параде, деревьев.
Бабушкин сел на скамейку.
"Что предпринять? - устало подумал он. - Как добраться до Лондона?"
Иван Васильевич сидел долго, глубоко задумавшись. Рукою он изредка, по привычке, поправлял фуражку, чтобы из-под нее не вылезали пряди зелено-малиновых волос.
"Скинуть бы лохмотья, - думал он. - Но как достать другую одежду? А впрочем, может, так и лучше? Похож на безработного. Меньше внимания привлеку..."
Под вечер на скамейку, рядом с Бабушкиным, опустился здоровенный, широкоплечий, похожий на боксера, мужчина, с расплющенным носом и прыщавым лицом. На нем был пиджак в крупную клетку, щеголеватый котелок, в руке тросточка и портфель.
"Боксер" сидел, пристально поглядывая на Ивана Васильевича, чертил тросточкой узоры на песке и сквозь зубы небрежно насвистывал веселенький мотивчик.
"Шпик", - подумал Бабушкин.
Чтобы проверить свои подозрения, Иван Васильевич встал и неторопливо направился к урне, стоявшей метрах в пятнадцати. Кинул в урну какую-то ненужную бумажку, завалявшуюся в кармане, и, не вернувшись на прежнее место, сел тут же, на ближайшую скамейку.
Незнакомец, ухмыляясь, встал, тоже подошел к урне, смачно плюнул в нее и сел рядом с Бабушкиным. В упор спросил:
- Ви рус?
"Так и есть, попался!" - подумал Бабушкин, оглядывая его могучую фигуру: под пиджаком легко угадывались литые мускулы.
- О, не тревошьтесь! Я вам не хочу плохо... Я ваш фройнд - как это по-руссиш? - заклятый друг, - торопливо сказал "боксер".
Говорил он бойко, но с сильным акцентом и употреблял странную смесь русских, польских и немецких слов. Но, в общем, его нетрудно было понять.
Бабушкин молчал.
- Я аллее знаю, я аллее вижу, - продолжал "боксер". - Ви без хаус-дома, без грошей, без один хороший костюм. Ви есть усталий и голодний человек.
"Куда он гнет?" - настороженно думал Бабушкин.
- Я очень люблю помогайт рус-меншен, - без умолку трещал прыщавый. - Я думайт, ви не протиф иметь свой хаус-домик, свой один садик, свой доллар уф банк?
Бабушкин молчал.
- В сквер - хороший цветки, но плохой разговор, - заявил "боксер" и вдруг хлопнул Ивана Васильевича по плечу: - Пошель в кабачок! Пьем пиво. Я угощай...
- Благодарю, - ответил Бабушкин. - Но не могу. Тороплюсь на работу...
- Те-те-те... - подмигнув, хитро засмеялся "боксер", помахивая пальцем перед носом Бабушкина. - На работу без паспорт не берут...
Иван Васильевич вздрогнул:
"Ловкий прохвост!"
Но ответил спокойно, не торопясь:
- Почему это "без паспорт"?
- Те-те-те... - снова засмеялся "боксер". - Я - как это по-руссиш? убитый воробей. Меня на мякише не обманешь. Я знай - ви есть без паспорт...
- Хочешь богатеть? - вдруг перейдя на ты, дружески зашептал он и снова положил руку на плечо Бабушкину. - Вот, - он вытащил из портфеля какую-то бумагу. - Читай. Едем нах Америка!
- В Америку? Зачем? - удивился Бабушкин, быстро просматривая бумагу.
Это был форменный бланк контракта, отпечатанный сразу на трех языках: немецком, польском и русском. Подписавший его давал обязательство отработать три года на сахарных плантациях в Аргентине.
"Отказаться? - быстро соображал Бабушкин.
1 2 3 4 5 6