— Дядько Макей, — тихо молвил Лука, — может, можно, а?
— Цыть, куренок! Не твоего ума дело! Замолкни!
— А сколько приехало ляхов, хлопец? — поинтересовался Терешко Богуля.
— Да пятеро молодых, пан казак! Сидят, уже напились, а всё требуют еще. И девок наших требуют. Вот все и разбежались кто куда от греха подальше.
— Гляди, как обнаглели, паразиты папские! — вскричал Яцко Качур. — Всыпать бы им хорошенько! Прямо руки чешутся!
— Можно было б и почесать, — заметил Терешко мрачно. — Что с тебя возьмешь? Ты казак в походе и завтра будешь далеко. Ищи ветра в поле.
— И то верно, дядько Терешко! — воскликнул Лука. — Сходить бы в деревню и накостылять по шеям этим проклятым панам!
— Сиди, молокосос! — остановил Макей юношу. — Ишь, разорался, казак!
— Да брось ты, Макей, — остановил начавшегося злиться десятника Яцко. — Я с большим удовольствием бы взялся за это, братья-товарищи.
— А что? Всего верста, а их пятеро перепившихся панов. Ну и еще один. — Лука оглядел собравшихся у костра. — Дядько Макей, дозволь сходить. Охота косточки поразмять, а то я всё с лошадьми возился. А впереди война. Надо мне привыкать к оружию, да и свое раздобыть. Дозволь, мы быстро смотаемся, и никто не узнает.
Макей засопел, казаки дружно наседали.
— Слушай, дядько Макей! — предложил Лука. — Ты ничего не знаешь, а мы сами всё сделаем. Пана сотника нет, и вернется поздно, да и на кой ему проверять нас после гульбы с австрияками, что вчера встретили нас на дороге. Идет?
Макей продолжал молча сопеть, жадно затягивался табачным дымом, но все в обозе уже знали, что это лишь видимость. Он просто побаивался сотника и не хотел брать ответ на себя.
Терешко не выдержал и крикнул задорно:
— Собираемся, товарищи! Макей не возражает. Он просто ничего не знает. Тебя как у вас в деревне кличут? — обернулся он к пришедшему хлопцу.
— Яким Ярыга, пан казак, — тихо ответил парень.
— Во! Еще один Яким появился! Яким, Рядно, гляди, тезка твой! Хватай сабли, пистоли и пару пик. Мушкеты не трогаем. Обойдемся. Яким Малый, так пока будем звать, веди коротким путем. И тихо.
Скоро семеро теней скрылись в темноте. Макей вздохнул, покачал головой, выколотил люльку о палку и полез под мажару спать, укрылся попоной и затих.
— Вот и пришли, казаки, — прошептал Яким Малый.
— Это панская хата? — спросил Терешко.
— Она самая. Окна еще светятся. Пьют еще.
— Говорил, что маленькая, а там, наверное, окон десять. Да ладно. Собаки во дворе есть?
— Есть, да заперты в сарае. Гости, — ответил Яким.
— Веди, только тихо, — приказал Терешко.
Казаки, пригибаясь и стараясь не шуметь, прокрались во двор. Кругом было темно и тихо. Лишь смутные голоса доносились из открытых окон, где теплились лучины и одна свечка.
— Как договорились, казаки, — прошептал Терешко. — Пугаем пистолями, вяжем, а потом видно будет. Оружие держать наготове. Не стрелять без необходимости. Не стоит поднимать шум. Пошли.
Прошли сени. Дверь в горницу была открыта и тусклый свет освещал немного просторные сени.
Заглянули в горницу. Там сидели пятеро панов в расхлестанных рубашках, один лежал на лавке и спал. Две девки со страхом в глазах сидели на коленях панов, руки которых жадно шарили под юбками и сорочками.
Казаки поправили повязки, закрывавшие им нижние части лица, шагнули в горницу. Терешко зловеще приказал, наставив пистоль в грудь одному из панов:
— Всем молчать, панове! Сидеть смирно или умрете! Руки на стол!
— Этт-то чт-оо за быдло? — прошамкал с полным ртом один пан.
Лука вспомнил Мироновку, порубанную родню, подскочил и хрястнул того в зубы, ободрав суставы. Яким Рядно двинул стволом пистоля в лицо хозяину, крикнув зло:
— Молчать, паскуды польские! Убью!
Попытка вскочить была остановлена нервным взмахом сабли. Один лях со скрипом зубовным свалился в лужу собственной крови.
— Зря ты это, хлопец, — заметил Терешко, но без сожаления, обращаясь к казаку по имени Ермило Гулай с черным оселедцем и пронзительными глазами того же цвета. Ему было лет под сорок, но выглядел он совсем молодым и легким в движениях.
Побледневшие ляхи оторопело застыли в напряженных позах, ожидая, что произойдет дальше.
Хозяин, моложавый рыхлый мужчина лет тридцати пяти, трясущимися руками шарил по столешнице. Его влажные губы наконец промямлили:
— Чего вам здесь нужно, холопы?!
— Это тебе за холопов! — наотмашь ударил того по лицу Лука. — Еще раз вякнешь — и я отправлю тебя к Богу на небеса! Выкладывай гроши, падло!
Яцко несильно кольнул кинжалом в шею хозяина, тот чуть не свалился с лавки от страха, но молчал.
Терешко взял чью-то люльку, раскурил и выбил об голову пана ее содержимое. Поляк, с кем это случилось, только открыл было рот для вопля, как Терешко сунул дуло пистолета тому в рот, ощущая крошево зубов, и прошипел зловеще:
— Спросили, где гроши, так отвечай, иначе поджарим по-настоящему! Быстро!
Тот только в недоумении пожимал плечами, не в силах проговорить хоть бы слово, и лишь мычал, пытаясь языком вытолкнуть ствол пистолета изо рта.
— Хватит его пугать, — отстранил руку Яцко Терешко. — Попробуем хозяина. У него язык лучше подвешен. Ну, пан, где гроши? Выкладывай живо!
Лабза уже накалил конец шомпола от пистолета и вопросительно поглядывал на Терешко. Тот мотнул головой.
— Нет! Не надо! Я всё отдам! — упал на колени хозяин. — Только не пытайте!
— Это хорошо, пан, — язвительно ответил Терешко. — Торопись.
Хозяин затрусил в соседнюю комнату. Терешко последовал за ним.
Лука всё это наблюдал округлившимися глазами. Потом его взгляд упал на ковер на стене, где был набор оружия из двух сабель, копья с коротким древком, топора старинной ковки и лука с сагайдаком со стрелами.
Глаза у него загорелись. Он вопросительно глянул на Яцко, и тот ответил с усмешкой в глазах:
— Правильно, бери, хлопец. Теперь это всё твое, и еще пистоли где-то у панов должны быть. Ага, вижу. Их тут целых восемь. Тебе повезло. И припас к ним! Всё забираем. Пригодятся.
Лука благодарно ответил немым взглядом, торопливо стал срывать со стены оружие и неумело цеплять его на себя. Потом, отойдя от страха и оцепенения, сказал беглому Якиму:
— Чего стоишь, словно пень трухлявый? Слыхал, что сказано? Бери, пока есть что.
Яким неуверенно взял пистоль, осмотрел и попробовал засунуть его за штаны. Но бечевка вдруг лопнула, и штаны сползли на пол.
Громовой хохот огласил горницу. Юноша смутился, подхватил штаны и затравленно огляделся.
— Ну, хлопец, теперь тебе не отвертеться от хорошей клички! — вскричал со смехом Ермило. — Быть тебе прозвищем Штаны! Да ты не очень-то серчай! Это не самое страшное! Могло быть и хуже. Однако поспеши поднять их.
Лука вдруг заметил злорадно ухмыляющуюся физиономию пана хозяина, а потом и услышал его голос:
— Погодите, холопы, я вам еще покажу, где раки зимуют!
Гнев отразился на побледневшем лице юноши. Его, казака, который уже раз назвали холопом! У него открылся рот, захлопнулся, опять открылся. Он шагнул к пану хозяину, посмотрел в его выкаченные глаза. В руке появился пистолет. Терешко заметил:
— Погоди, хлопец. Мы еще гроши не пересчитали. Может, еще что утаил этот паскудник!
Но Лука уже ничего не слышал. Он ткнул пистолетом в живот хозяину, надавил спуск. После выстрела тот кулем повалился на пол.
— Поговори теперь с нами, холопами, пан хозяин! А мы послушаем!
— Добре, Лука! — протянул Яцко тихо. — Видать, доставалось тебе от панов. Вот и отыгрался хоть на одном. А теперь мотаем отсюда, пока не поздно.
— Яцко, — подал голос Лука, — неужто мы оставим их тут? — И тут же добавил, как бы поспешая: — Опасно. Дознаться могут.
Яцко с Терешко скривили рты в сожалеющую гримасу, качнули головами в знак согласия. Несколько взмахов саблями, всхлипы, стоны вперемешку с тихими воплями — и всё было кончено. Все шестеро поляков уже плавали в лужах крови.
— Уходим, товарищи, — бросил хрипло Терешко. — Поспешим.
— Жратвы захватить бы, — предложил Яцко. — Яким, ты всё тут знаешь. Займись этим с Омельком.
Казаки ушли, а остальные похватали закуску и торопливо жевали.
— Брось горилку! — прикрикнул Терешко, увидев, как Яким Рядно тянет келих ко рту. — Не искушай судьбу! Так нас быстрей узнают. Поостерегись пока.
Тот тяжко вздохнул, но согласился.
Собрали всё оружие, распихали по кушакам, сняли с убитых кольца и, дождавшись Омелько с Якимом, тронулись в путь, к табору.
— Смотрите, хлопцы, держите языки за зубами, — предупредил всех Терешко. — И Макею ничего не говорите. Оружие тут же спрятать в мажарах. Яким Штаны, ты не высовывайся. Придется тебе идти с нами. Оставаться здесь опасно.
— Спасибо, пан казак! Я охотно!
— Дня два не показывайся из схоронки в мажаре. И не вздумай шутить с таким делом. Голову оторвут.
— А где мне прятаться, пан казак?
— В моей мажаре, — решительно ответил Терешко и добавил: — Ко мне Макей не станет приглядываться.
Стан казаков уже спал. Караульные узнали своих и пропустили, стараясь не рассматривать их, полагая, что те возвращаются из деревни, где искали приключений с бабами.
Яким Штаны забрался в мажару, где с помощью Терешко устроил между кладью лежбище, укрытое от постороннего взгляда.
Утром Макей придирчиво осмотрел мажары, прошелся вдоль их ряда. В глазах угадывалось любопытство, но он ничего не спросил, будто ничего и не произошло вечером. И возчики хранили мудрое молчание, лишь Лука иногда сверкал гордо глазами. Теперь у него было свое оружие, у панов взятое.
Прошло дней шесть. При сопровождении польских и австрийских офицеров обоз с боевыми сотнями казаков пересек границу и углубился в Неметчину.
К этому времени Яким Штаны уже шествовал рядом с мажарами на правах, которые ему никто не давал. Макей молча сопел, когда тот подсаживался к их костру и тянулся ложкой к общему котлу. Но перечить не осмеливался, понимая, что и сам молчаливым согласием способствовал недозволенному.
Сотник почти не тревожил обозников, предоставив все десятникам и своему помощнику, пану Свищнику. Тот больше заботился о сбыте обозного продовольствия на сторону, но делал это помаленьку и с оглядкой. Поэтому старался не портить отношения с обозниками.
Обоз тащился по землям, всхолмленным и цветущим, деревни сильно отличались от украинских, хотя было и много общего. Попадались каменные замки, их вид возбуждал удивление и почтение. Удивлялись — как можно штурмовать их, такие высокие и грозные.
— Народ здесь поопрятнее живет, — заметил Лука возле костра, где булькал пшенный кулеш с салом.
— Один хрен! — с недовольством буркнул Макей. — Разве что тут нет крепаков, а поборами так давят, что бедному крестьянину и продохнуть невозможно.
— Война, Макей. Немец уже сколько лет бьется с соседями и шведом. — Рядно многозначительно оглядел товарищей. — Слыхал, нас отправят в какой-то табор и начнут обучать, как воевать в Европе.
— Чево! — воскликнул Терешко недовольно. — Наших казаков обучать? Ты спятил, Яким? Хотя мне это даже нравится. Всё подальше от войны, а талеры идут.
— Шесть монет, да и то не всем!.. Разве это гроши за такую работу! — воскликнул с возмущением Лука. — Вон офицеры и старшины гребут лопатой! А отдуваться нам.
— Такова наша доля, хлопче, — философски отозвался Макей,
— Это уж точно, — вздохнул Яцко и зачерпнул из котла каши попробовать готовность. Подул в ложку, пожевал. — Кажись, готово, казаки.
— Наша серома да нетяги завсегда первыми ложками кровушку хлебают, — не унимался Лука. — А старшина мошну набивает и нас, дураков, кабалит.
— Умолкни, сынку! — незлобиво прикрикнул Макей. — Так Господом заведено. И не нам то исправлять. Пан завсегда найдется на людскую шею.
— То Макей верно молвил, — отозвался Омелько и предложил: — Не пора ли за кулеш приняться? Поди, остыл небось.
Обоз с полками казаков втянулся в поросшие лесом горы Силезии. Редкие деревни ютились в широких долинах, а на вершинах холмов иногда возникали, упираясь в небо островерхими крышами башен, красивые замки местных вельмож и графов.
— Похоже на наши Карпаты, — молвил Рядно, оглядывая невысокие горы. — Я в тех краях бывал.
— Эй, казаки! — Это подскакал к обозникам Степанко и озорно оглядел подводы. — Скоро конец дороги! Завтра-послезавтра приедем!
— И где остановимся? — спросил Лука.
— А хрен его знает! Возле какого-то большого селища или городка. Несколько месяцев, слыхал, проживем тут.
— Ну и ладно, Степанко! — Терешко довольно перекрестился. — Хоть отдохнем в этих благодатных местах! А война от нас не уйдет.
И действительно — два дня пути, и обоз остановился в долине, на дне которой весело звенел широкий ручей с каменистым дном, усеянным обкатанной галькой.
Уже через день под руководством немецких офицеров начались учения. Казаки ворчали, но приходилось подчиняться. Никто не понимал чужой речи, и это в значительной степени тормозило обучение. К тому же казаки и нарочно притворялись непонятливыми.
В трех верстах начиналось большое село, куда по воскресеньям отпускали некоторых казаков небольшими группами развеяться от постоянных учений и грубых окриков и ругани офицеров.
На смотр приехал пан полковник Носович с помощником Тарским. Они долго совещались с представителем имперских войск, и казаки вскоре узнали, что к зиме им предстоит выехать в места боевых действий против шведов и баварских немцев.
— Тут сам черт не разберется с этими немцами! — волновался Степанко. — Одни — католики, желают погибели другим немцам — протестантам, а что это такое, никто пояснить не может! Тьфу, проклятье!
— А у нас разве не так, Степанко? — заметил Лука. — Униаты, католики и мы, православные. Со стороны и нас трудно разобрать.
— Это ты, хлопче, как в точку попал, — ответил бодро Степан. — Ну я поскакал! Бывайте, товарищи!
Не прошло и недели, как полки казаков получили приказ сняться с места и в походных колоннах выступить на северо-запад, где уже сколько лет гремели бои.
Продвигались медленно, с остановками и длительными дневками. Незаметно потянулись места, тронутые войной. Стали попадаться покореженные деревни с потоптанными полями и сожженными избами. Людей было мало, и выглядели они не так опрятно, как раньше.
— Да, эти места не то что прежние, — заметил Макей после прохода одной из таких деревень. — Люди смотрят волком — их понять можно.
— Самое страшное бедствие для народа, дядько Макей, — ответил Омелько. — Вспомни, какие села у нас оставались после набега татар или карателей-ляхов. То же самое. Одни слезы и разорение. Когда Господь смилуется над простым людом и покончит с этими войнами?!
— Это точно, Омелько. Видимо, Богу до нас и дела нет. Идем за шесть монет на смерть, а кому достанутся наши денежки, коль ляжем в чужой земле?
— Ты уверен, что вы все свои талеры получите? Сомневаюсь, дядько Макей. Простым людям завсегда кто-то был должен. А всегда мы получали эти долги? То-то!
— И это точно, Омелько. Такая наша доля.
На одной из дневок Макей отправил шестерых казаков своего десятка поискать по деревням живности.
— Хоть телка какого захудалого приволоките, а то давно мясца в рот не клали. А впереди дела паршивые нас ждут. И долго не задерживайтесь.
Терешко взял Омелька, Якима Рядно, Луку, Яцка Качура и в последнюю минуту, с дозволения Макея, Якима Штаны. Все на обозных лошадях, вовсе не приспособленных для верховой езды, но всё же лучше, чем пешком.
Выехали под вечер. Был погожий день, лето в разгаре, ночь наступала медленно. Углубились в сторону от дороги в надежде отыскать в глубинке не тронутое войной село.
— Терешко, впереди по левую руку вижу село! — Это кричал Лука, ехавший шагах в полутораста впереди отряда.
— Будь впереди и следи, Яким! Мы поспешим, если что!
Через полчаса въезжали в небольшое село, раскинутое на пологом склоне долины в окружении поспевающих хлебов и огородов.
— Хорошо, что до темна наскочили на это село, — промолвил Терешко. Он был за старшего. — Без нужды не грабить. Сначала осмотримся и поглядим, что и как можно добыть. Деньги есть, Макей выделил для такого дела.
Их уже заметили, селяне явно забеспокоились. Девки и дети скрылись в хатах, мужики с вилами, топорами и косами ожидали настороженно.
Яцко Качур поприветствовал селян. Он лучше всех осваивал немецкую речь и уже знал с сотню слов и выражений.
Селяне с удивлением и испугом взирали на необычных людей. Их вид и одежда им казались страшными, не сулящими ничего хорошего. Лишь малая численность казаков немного успокаивала мужиков.
Казаки не спешивались, готовые применить оружие в случае необходимости. А Яцко силился разъяснить мужикам, что им надо.
В конце концов те поняли, закивали в знак согласия, загомонили.
— Кажись, договорился, — улыбнулся Яцко, повернувшись к своим. — Сторговал бычка за полтора талера. Добро?
— Попытай еще что-нибудь добыть, Яцко, — попросил Терешко.
1 2 3 4 5