Но когда он увидел несколько рабов, которые чистили мостовую, выбиваясь из сил под ударами кнута жестокого надсмотрщика, он предпочел загаженные улицы. Бедняги были здесь неизлечимо больные, истощенные, слабые умом, которых невозможно было больше использовать ни для чего иного и которым приходилось так проживать последние дни своей жизни. Кроме этих бедняг, он увидел только несколько важных посыльных, закутанных жрецов в масках зверей и девушек для радости, которые, не считая предписанных им украшений из перьев на голове, были совершенно голыми. Кеми в это время с его ползущими, шипящими питонами напоминал скорее змеиную нору, чем населенный город.
Темнота сгустилась, когда они оказались в бедных кварталах. Здесь улицы превратились в грязные переулки, петлявшие среди растрескавшихся стен убогих домишек и мастерских. На плоских крышах спали люди, которые не выдерживали жары внутри дома, где пекло, как в печке. Один раз пара молодых людей скользнула совсем близко. Они имели призрачный вид, и Конан увидел в их руках сверкнувшие кинжалы. Киммериец вытащил меч, тогда они отказались от своего прежнего намерения и поспешно юркнули в боковой проулок.
— Ты прав, Отанис, — бросил варвар, — это змеиное гнездо не имеет никакого права владычествовать над такой страной, как твоя.
Его проводник промолчал.
Наконец тайянец остановился перед одной дверью. Опахало из увядших пальмовых листьев указывало на то, что это таверна. Свет пробивался сквозь щели в деревянной двери и между ставен. Острый слух киммерийца уловил шорох, и, несмотря на вонь в переулке, он учуял запах жареного мяса.
— Ты об этой таверне говорил? — спросил он.
Отанис кивнул:
— Да. Это .
На корабле он разъяснил, что никто в Кеми не имеет права предоставлять кров иностранцу, не зарегистрировавшемуся у властей, но, несмотря на запрет, имеются хозяева, не задающие вопросов, если посетитель располагает достаточными средствами. Кошелек на поясе Конана был битком набит. Киммериец спросил Отаниса, откуда горец, взятый на службу к почтенному купцу, может знать подобные вещи, и получил в ответ, что рабы Бахотепа порой выполняли весьма необычные поручения и что, конечно, много о чем просто болтают.
Отанис постучал. Дверь, запертая на цепочку, приоткрылась на дюйм, и в щель высунулась недовольная физиономия. Конан широко улыбнулся и поднял золотую монету. Цепочка со звоном откинулась, и оба посетителя вошли.
Они оказались в крошечной пивнушке, потолок которой был так низок, что Конану пришлось пригнуть голову. Камыш, постеленный на пол, лежал там, несомненно, уже несколько недель и вонял кислым пивом и нечистотами. Каменные светильники отбрасывали приглушенный дымный свет, можно было разглядеть несколько человек с хитрыми мордами и ножами за поясом. Они сидели на полу, скрестив ноги. Девка, явно уже пережившая свои юные годы, вымазанная толстым слоем косметики, скорчилась, никем не замечаемая, поблизости. Жареная свинина на вертеле подогревалась на пылающих углях жаровни. Воздух из-за этого был здесь еще непереносимее, чем в переулке.
Отанис перебросился парой слов на стигийском с одноглазым хозяином и сунул ему несколько монет. Обращаясь к Конану, он указал на дверь и перешел на шемитский язык:
— Постель на одного — вдруг подцепите насекомых. Первая комната направо, если пройдете через эту дверь. Я оплатил за неделю для вас. Не позволяйте Проглоту обсчитывать вас, подавая еду и питье. Он наверняка попытается.
У Конана вытянулось лицо:
— Запереться на целую неделю в этом хлеву?
— Мы это обсуждали перед тем, как отправиться сюда, — напомнил ему Отанис. — Если вы будете один бродить по городу, вы слишком легко можете возбудить подозрения. И кроме того, где мы встретимся, когда приспеет время? Нет, оставайтесь в укрытии. Я не знаю, сколько мне понадобится времени, чтобы передать весточку Джихану, и не ведаю, когда он после этого сможет безопасно выбраться из дома. Если боги будут милостивы, это займет, может быть, всего несколько дней.
— И тогда ты немедленно меня заберешь отсюда, — проворчал Конан. — Если бы Бэлит могла видеть, где мне приходится торчать, она уже никогда бы не сомневалась в моей любви.
— Теперь я пойду. Спите хорошо.
— Будет лучше, если я буду спать чутко. Ты и в самом деле решил отчалить, не подкрепившись и не отдохнув?
— Я найду для этого возможность совсем рядом с домом Бахотепа, а тогда уж я сразу смогу начать следить.
Конан положил обе руки на плечи Отаниса.
— Ты хороший товарищ, — хрипло сказал он. — Пусть счастье не оставит тебя.
Смуглый человек улыбнулся, слегка поклонился и покинул таверну. Хозяин снова заложил за ним цепочку. Конан приблизился к свиному жаркому на вертеле. Он не увидел ничего особо аппетитного, но, когда голод мучает, перестаешь быть чересчур разборчивым. Варвар вынул кинжал и отрезал несколько ломтей. Подбежал Проглот. Конан не понимал слов, однако тот, без сомнения, требовал денег. Конан ответил на киммерийском:
— Тебе заплатили! — и больше не обращал на него внимания.
Проглот замахал руками перед лицом варвара и разразился тирадой. Когда это не помогло, он призвал на помощь своих клиентов. Двое поднялись с кинжалами в руках. Конан откинул плащ, так что стал виден широкий меч. Один тут же снова сел, второй протянул к нему раскрытую ладонь и проныл:
— Бакшиш?
Забавляясь, Конан дал ему медную монету. Тут же его стали осаждать.
— визжали они. Пробиться сквозь эту толпу к спальне оказалось труднее, чем проложить дорогу через вражеский отряд.
Спальня оказалась грязной дырой без окон, но там имелось лежбище из прелой соломы на полу, у входа болталась циновка. Кроме того, комната была оснащена парашей. Конан разделся и расстелил вещи на соломе. Оружие он положил рядом с собой, справа и слева. Он и впрямь намеревался спать чутко и не убирать пальцы с рукоятей. И так он задремал, и ему снилась Бэлит.
Шум разбудил его: резкие голоса и металлический звон. Воздух стал прохладнее, и первые признаки рассвета проникали с улицы. Он услышал, как возмущенно протестует Уминанк, потом услышал приглушенный удар, когда чейто кулак избрал в качестве своей цели хозяина, за ним последовало жалобное поскуливание, затем взревели команды и затопали шаги. С оружием в руках Конан вскочил.
Короткий меч распорол камышовый занавес, который, сухо шурша, упал на каменный пол. Два стигийских солдата стояли в дверном проеме. На них были шлемы, латы, обшитые пластинами меди юбки, наколенники, щиты и в руках мечи. Остальные из отряда теснились позади них, а за спинами последних стоял Отанис.
— Конан, сдавайся! — крикнул он. — У тебя нет никаких шансов, кроме как положиться на милость моего господина Тот-Аписа.
В пылающей ярости кровь вскипела в его жилах и застучала в ушах.
— Твой господин собака! — рявкнул он. — За какую же кровавую цену купил он тебя этой ночью?
Он стал выше остальных, когда высокомерно поднял голову и ответил:
— Меня никогда не покупали. Я не тайянец, я настоящий стигиец, — Амнун мое имя, если тебя это интересует, — и я с наслаждением выполнил свое поручение, заманив тебя в ловушку жреца Тот-Аписа, которому я служу. Таково было веление Сэта, и могучая магия сделала это возможным. Не иди против воли Сущего, Конан. Сдайся, спаси свою жизнь.
— Нет, раз это доставило бы тебе удовольствие! — Киммериец расставил ноги пошире и угрожающе поднял клинок. — Иди и возьми меня!
Амнун повернулся к командиру отряда, тот отдал команду. Солдаты вошли в комнату.
Они проделали это осторожно. Амнун, должно быть, предупредил их, что человек, которого им предстоит взять в плен, могучий воин.
Щит примкнул к щиту, когда солдаты образовали подвижную защиту для копейщиков, стоящих позади. Будь комната чуть побольше, Конан мог бы проскочить, положив двоих или троих. Но здесь его прижали к стене.
Он нанес удар. Стигийский шлем зазвенел, как колокол. Голова его владельца откинулась назад. Полуоглушенный, он выронил щит. Меч Конана запел, описав дугу, и настиг следующего солдата. Третий споткнулся об упавшее тело, и киммериец зарубил его со спины.
Офицер отозвал остальных к двери. Они перестроились и опять устремились на Конана. На этот раз копья второго и третьего ряда возвышались над щитами.
— Сдавайся! — кричал от входа Амнун.
Конан взревел. Вверх и вниз взлетал его меч, разметав копья в стороны. Только на один миг путь оказался свободен, но этого вполне хватило. Левая рука взметнулась, и по воздуху пролетел кинжал. Амнун пронзительно закричал, когда клинок вонзился ему в шею. Захлебываясь кровью, он осел на пол.
— Вот твоя награда! — провыл Конан.
Теперь он, разумеется, ждал смерти и надеялся лишь забрать с собой несколько стигийцев. Но отряд получил приказ доставить его Тот-Апису живым. Офицер отдал новое распоряжение, несколько копейщиков перевернули оружие, используя копья как дубины. Хотя киммериец рубил со всей яростью, не щадя себя, чтоб прорваться, и убил при этом еще двоих, и здорово поранил остальных, но, в конце концов, такое количество дубин на один череп — это чересчур. Он рухнул на пол и провалился в черноту беспамятства. Солдаты мстительно набросились на поверженного варвара и пинали, пока офицер их не окликнул.
Глава восьмая. Пленники черного круга
Лицо Тот-Аписа — голова хищной птицы — было мрачным. Пальцы барабанили по подлокотнику трона-кобры. На какое-то время то был единственный звук среди бесформенных колеблющихся теней.
— Мне это не нравится, — пробормотал он. — Слишком дерзок.
Рахиба, сидевшая на скамеечке у его ног, еще больше распахнула свои большие золотисто-бронзовые глаза. Пламя свечей, игравшее в них, заколдовывало ее притягательное лицо, которое, казалось, светится изнутри.
— Что же вы хотите вообще делать, господин мой? — спросила она тихо.
— Чем больше я об этом думаю, — ответил он, — тем более разумным мне представляется немедленно уничтожить их всех: Конана, тайянскую принцессу, Джихана, да и вашего офиру, Фалко. Необходимо опередить смертоносное предназначение Конана и тех троих ничтожных, которые каким-то образом связаны с ним.
— Господин мой, прошу простить мои слова, но я должна сказать: страх говорит вашими устами, не разум, — предупредила жрица. — Сначала мы должны найти суть дела, мы обязаны узнать больше, прежде чем перейти к необратимым действиям, если мы хотим избежать того, чтобы цепь грядущих событий была прервана тем самым без непредсказуемых последствий. К примеру, Митра мог бы… — При упоминании ненавистного Солнечного Бога оба зашипели и описали в воздухе знак змеи. — …Найти кого-то другого, кто вознесет вместо Конана Секиру, выкованную на небе, — если это вообще то самое, для чего он предназначен судьбой. И тогда конец всем пророчествам об Избраннике. Нам нужно узнать об этом киммерийце все, проследить все возможности, прежде чем мы сможем увериться, что деяния, которые он предназначен совершить, предотвращены навсегда.
— Да, это верно, — признал Тот-Апис. — Но у нас есть снадобья и пытки, чтобы все это быстро узнать от него и остальных. А вместо этого вы предлагаете, чтобы он был размещен самым комфортабельным образом в замке Мантикоры, да еще хотите, чтобы они все встретились. Нет!
— Опоить и измучить пытками — так вы очень малого достигнете с этим сильным и упрямым воином, — заметила Рахиба. — Они должны быть нашим последним средством. Если же мы, напротив, сведем заключенных всех вместе, они станут непринужденно общаться, беседовать, поскольку будут чувствовать, что за ними не следят. Так мы могли бы узнать о них все, в конце концов — в этом я уверена — немного о слабостях Конана, которые потом можно будет использовать против него.
Тот-Апис не был так убежден в этом. Но Рахиба так быстро не сдалась:
— Чего нам вообще бояться? Еще ни одному смертному не удалось бежать из замка. Служите Сэту с осмотрительностью, и Повелитель Ночи поможет вам, ибо разве не благословляет он хитрости и уловки? Чародей принял решение. — Хорошо, — произнес он. — Попытаемся. Он начертил в воздухе магический знак. Появилась картина помещения, где сидел дежурный офицер. Он не мог видеть наблюдателя и потому вздрогнул, когда внезапно раздался голос Тот-Аписа. Офицер вскочил на ноги, отсалютовал и внимательно выслушал приказ. Пот выступил у него на лбу.
— Да, Повелитель, — проговорил он наконец, — будет немедленно исполнено.
Тот-Апис и Рахиба не выпускали его из виду. Он созвал своих людей, которые исполнили приказание без всяких инцидентов. Когда они снова покинули помещение, чародей занялся теми четырьмя, которые были там собраны. Рахиба, видевшая Конана впервые, против воли сильно задышала и жадно наклонилась вперед.
Когда входная дверь его комнаты открылась, Конан схватил стул. Он надеялся, что сумеет убить того, кто войдет, и каким-либо образом улизнуть из тюрьмы. Он разочарованно заскрипел зубами и выронил свое бесполезное оружие, когда вошел целый отряд тяжело вооруженных солдат. Если эти ребята явились, чтобы тащить его на пытку или что-нибудь похуже, он бросится на них и умрет, сражаясь. Но то, как с ним обращались до сих пор, — как бы это ни путало его — не позволяло пока сделать таких выводов.
Вместо того чтобы заковать его в цепи и бросить в тюремную клетку, ему выделили роскошные покои в высоком здании. Лекарь позаботился о его ранах, и каждый день приходил цирюльник, охраняемый несколькими солдатами, чтобы побрить его. Через маленькое окошечко в двери несколько раз на дню просовывали блюда с обильной и дорогой едой и напитками. В шкафу содержался выбор роскошного платья подходящего размера. Имелся обширный бассейн, где он мог не только мыться, но и плавать. И туда постоянно накачивалась чистая вода, когда он спускал старую. После трех дней роскошной жизни варвара уже ничто больше не беспокоило. Если не считать глухой ярости пленника. Он взирал на запертую дверь и тосковал о Бэлит. И еще его одолевало чувство смутной неизвестности, ведь Конан не знал, что должно означать столь странное отношение к нему.
— Радуйтесь, — сказал командир стражи на шемитском с легким акцентом, — в своей милости господин Тот-Апис решил позволить немного пообщаться вам, чтобы не страдали от одиночества.
Еще больше запутавшись, Конан позволил провести себя по коридору, двери в котором напоминали ту, что была у него в покое, и, судя по всему, вели в подобные же помещения. Он закончился большим светлым помещением с толстыми коврами, роскошной меблировкой и приятным свежим воздухом, проникающим через широко раскрытое окно. Изображения птиц и цветов украшали белые стены. На столике стоял кувшин с вином и четыре хрустальных стакана. Трое сидевших в комнате посмотрели на вошедшего варвара.
— Мы заберем вас на ужин, — сказал им командир по-стигийски. Он и его люди удалились.
Конан слышал, как задвинулся тяжелый засов. В помещении была только эта дверь. Гонимый желанием вырваться отсюда, киммериец подошел к ближайшему окну и выглянул наружу. Наружная стена вела отвесно вниз на тот же мощеный двор, который он видел и со своего балкона.
Он повернулся к остальным.
— Я — Конан, — проговорил он. — Из далекой Киммерии. — Он говорил на шемитском. — Вы тоже пленники?
— Я… я думаю, да, — ответил самый молодой. — Во всяком случае, я здесь заключенный. Мы все только что были доставлены сюда и еще не знаем друг друга. Я Фалко, сын барона из Кирджахана в Офире.
Конан кивнул. Несмотря на стигийскую одежду, в словах юноши нельзя усомнится. Ему было не более восемнадцати лет, он был строен, чуть выше среднего роста, мускулистый и гибкий. Светлая кожа, карие глаза, рыжеватые волосы и правильные черты указывали на уроженца западного Офира. Как правило, выходцы из тех мест отличались от выросших в седле кочевников восточной части этого королевства. Но наверняка он был столь же хорош в обращении с лошадью, луком и мечом, как в чтении, письме и музыке. Конан вспомнил виденные им карты. Офир лежал севернее Шема, а Кирджахан находился недалеко от аквилонской границы.
Фалко поклонился находившейся среди них женщине.
— Можем ли мы узнать ваше имя, госпожа? — спросил он.
Конан смотрел на нее с удовольствием. Для женщины она была очень высокой, очень тонкой, но фигуру имела достаточно женственную — этого не могло скрыть тонкое полупрозрачное одеяние. Волосы и глаза были темные, в тонких чертах читалось смешение нескольких рас, а кожа ее была светлого, золотисто-бронзового цвета.
У нее был смелый взгляд, но ни в коем случае не кокетливый. Она заговорила на языке, которого Конан не понимал, но полагал, что он относится к хайборийским языкам. Когда она заметила, что ее никто не понимает, она перешла на стигийский.
— Это Дарис из Тайи, — перевел Фалко. — Ее отец Авзар возглавил восстание против короля Ментуфера.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25
Темнота сгустилась, когда они оказались в бедных кварталах. Здесь улицы превратились в грязные переулки, петлявшие среди растрескавшихся стен убогих домишек и мастерских. На плоских крышах спали люди, которые не выдерживали жары внутри дома, где пекло, как в печке. Один раз пара молодых людей скользнула совсем близко. Они имели призрачный вид, и Конан увидел в их руках сверкнувшие кинжалы. Киммериец вытащил меч, тогда они отказались от своего прежнего намерения и поспешно юркнули в боковой проулок.
— Ты прав, Отанис, — бросил варвар, — это змеиное гнездо не имеет никакого права владычествовать над такой страной, как твоя.
Его проводник промолчал.
Наконец тайянец остановился перед одной дверью. Опахало из увядших пальмовых листьев указывало на то, что это таверна. Свет пробивался сквозь щели в деревянной двери и между ставен. Острый слух киммерийца уловил шорох, и, несмотря на вонь в переулке, он учуял запах жареного мяса.
— Ты об этой таверне говорил? — спросил он.
Отанис кивнул:
— Да. Это .
На корабле он разъяснил, что никто в Кеми не имеет права предоставлять кров иностранцу, не зарегистрировавшемуся у властей, но, несмотря на запрет, имеются хозяева, не задающие вопросов, если посетитель располагает достаточными средствами. Кошелек на поясе Конана был битком набит. Киммериец спросил Отаниса, откуда горец, взятый на службу к почтенному купцу, может знать подобные вещи, и получил в ответ, что рабы Бахотепа порой выполняли весьма необычные поручения и что, конечно, много о чем просто болтают.
Отанис постучал. Дверь, запертая на цепочку, приоткрылась на дюйм, и в щель высунулась недовольная физиономия. Конан широко улыбнулся и поднял золотую монету. Цепочка со звоном откинулась, и оба посетителя вошли.
Они оказались в крошечной пивнушке, потолок которой был так низок, что Конану пришлось пригнуть голову. Камыш, постеленный на пол, лежал там, несомненно, уже несколько недель и вонял кислым пивом и нечистотами. Каменные светильники отбрасывали приглушенный дымный свет, можно было разглядеть несколько человек с хитрыми мордами и ножами за поясом. Они сидели на полу, скрестив ноги. Девка, явно уже пережившая свои юные годы, вымазанная толстым слоем косметики, скорчилась, никем не замечаемая, поблизости. Жареная свинина на вертеле подогревалась на пылающих углях жаровни. Воздух из-за этого был здесь еще непереносимее, чем в переулке.
Отанис перебросился парой слов на стигийском с одноглазым хозяином и сунул ему несколько монет. Обращаясь к Конану, он указал на дверь и перешел на шемитский язык:
— Постель на одного — вдруг подцепите насекомых. Первая комната направо, если пройдете через эту дверь. Я оплатил за неделю для вас. Не позволяйте Проглоту обсчитывать вас, подавая еду и питье. Он наверняка попытается.
У Конана вытянулось лицо:
— Запереться на целую неделю в этом хлеву?
— Мы это обсуждали перед тем, как отправиться сюда, — напомнил ему Отанис. — Если вы будете один бродить по городу, вы слишком легко можете возбудить подозрения. И кроме того, где мы встретимся, когда приспеет время? Нет, оставайтесь в укрытии. Я не знаю, сколько мне понадобится времени, чтобы передать весточку Джихану, и не ведаю, когда он после этого сможет безопасно выбраться из дома. Если боги будут милостивы, это займет, может быть, всего несколько дней.
— И тогда ты немедленно меня заберешь отсюда, — проворчал Конан. — Если бы Бэлит могла видеть, где мне приходится торчать, она уже никогда бы не сомневалась в моей любви.
— Теперь я пойду. Спите хорошо.
— Будет лучше, если я буду спать чутко. Ты и в самом деле решил отчалить, не подкрепившись и не отдохнув?
— Я найду для этого возможность совсем рядом с домом Бахотепа, а тогда уж я сразу смогу начать следить.
Конан положил обе руки на плечи Отаниса.
— Ты хороший товарищ, — хрипло сказал он. — Пусть счастье не оставит тебя.
Смуглый человек улыбнулся, слегка поклонился и покинул таверну. Хозяин снова заложил за ним цепочку. Конан приблизился к свиному жаркому на вертеле. Он не увидел ничего особо аппетитного, но, когда голод мучает, перестаешь быть чересчур разборчивым. Варвар вынул кинжал и отрезал несколько ломтей. Подбежал Проглот. Конан не понимал слов, однако тот, без сомнения, требовал денег. Конан ответил на киммерийском:
— Тебе заплатили! — и больше не обращал на него внимания.
Проглот замахал руками перед лицом варвара и разразился тирадой. Когда это не помогло, он призвал на помощь своих клиентов. Двое поднялись с кинжалами в руках. Конан откинул плащ, так что стал виден широкий меч. Один тут же снова сел, второй протянул к нему раскрытую ладонь и проныл:
— Бакшиш?
Забавляясь, Конан дал ему медную монету. Тут же его стали осаждать.
— визжали они. Пробиться сквозь эту толпу к спальне оказалось труднее, чем проложить дорогу через вражеский отряд.
Спальня оказалась грязной дырой без окон, но там имелось лежбище из прелой соломы на полу, у входа болталась циновка. Кроме того, комната была оснащена парашей. Конан разделся и расстелил вещи на соломе. Оружие он положил рядом с собой, справа и слева. Он и впрямь намеревался спать чутко и не убирать пальцы с рукоятей. И так он задремал, и ему снилась Бэлит.
Шум разбудил его: резкие голоса и металлический звон. Воздух стал прохладнее, и первые признаки рассвета проникали с улицы. Он услышал, как возмущенно протестует Уминанк, потом услышал приглушенный удар, когда чейто кулак избрал в качестве своей цели хозяина, за ним последовало жалобное поскуливание, затем взревели команды и затопали шаги. С оружием в руках Конан вскочил.
Короткий меч распорол камышовый занавес, который, сухо шурша, упал на каменный пол. Два стигийских солдата стояли в дверном проеме. На них были шлемы, латы, обшитые пластинами меди юбки, наколенники, щиты и в руках мечи. Остальные из отряда теснились позади них, а за спинами последних стоял Отанис.
— Конан, сдавайся! — крикнул он. — У тебя нет никаких шансов, кроме как положиться на милость моего господина Тот-Аписа.
В пылающей ярости кровь вскипела в его жилах и застучала в ушах.
— Твой господин собака! — рявкнул он. — За какую же кровавую цену купил он тебя этой ночью?
Он стал выше остальных, когда высокомерно поднял голову и ответил:
— Меня никогда не покупали. Я не тайянец, я настоящий стигиец, — Амнун мое имя, если тебя это интересует, — и я с наслаждением выполнил свое поручение, заманив тебя в ловушку жреца Тот-Аписа, которому я служу. Таково было веление Сэта, и могучая магия сделала это возможным. Не иди против воли Сущего, Конан. Сдайся, спаси свою жизнь.
— Нет, раз это доставило бы тебе удовольствие! — Киммериец расставил ноги пошире и угрожающе поднял клинок. — Иди и возьми меня!
Амнун повернулся к командиру отряда, тот отдал команду. Солдаты вошли в комнату.
Они проделали это осторожно. Амнун, должно быть, предупредил их, что человек, которого им предстоит взять в плен, могучий воин.
Щит примкнул к щиту, когда солдаты образовали подвижную защиту для копейщиков, стоящих позади. Будь комната чуть побольше, Конан мог бы проскочить, положив двоих или троих. Но здесь его прижали к стене.
Он нанес удар. Стигийский шлем зазвенел, как колокол. Голова его владельца откинулась назад. Полуоглушенный, он выронил щит. Меч Конана запел, описав дугу, и настиг следующего солдата. Третий споткнулся об упавшее тело, и киммериец зарубил его со спины.
Офицер отозвал остальных к двери. Они перестроились и опять устремились на Конана. На этот раз копья второго и третьего ряда возвышались над щитами.
— Сдавайся! — кричал от входа Амнун.
Конан взревел. Вверх и вниз взлетал его меч, разметав копья в стороны. Только на один миг путь оказался свободен, но этого вполне хватило. Левая рука взметнулась, и по воздуху пролетел кинжал. Амнун пронзительно закричал, когда клинок вонзился ему в шею. Захлебываясь кровью, он осел на пол.
— Вот твоя награда! — провыл Конан.
Теперь он, разумеется, ждал смерти и надеялся лишь забрать с собой несколько стигийцев. Но отряд получил приказ доставить его Тот-Апису живым. Офицер отдал новое распоряжение, несколько копейщиков перевернули оружие, используя копья как дубины. Хотя киммериец рубил со всей яростью, не щадя себя, чтоб прорваться, и убил при этом еще двоих, и здорово поранил остальных, но, в конце концов, такое количество дубин на один череп — это чересчур. Он рухнул на пол и провалился в черноту беспамятства. Солдаты мстительно набросились на поверженного варвара и пинали, пока офицер их не окликнул.
Глава восьмая. Пленники черного круга
Лицо Тот-Аписа — голова хищной птицы — было мрачным. Пальцы барабанили по подлокотнику трона-кобры. На какое-то время то был единственный звук среди бесформенных колеблющихся теней.
— Мне это не нравится, — пробормотал он. — Слишком дерзок.
Рахиба, сидевшая на скамеечке у его ног, еще больше распахнула свои большие золотисто-бронзовые глаза. Пламя свечей, игравшее в них, заколдовывало ее притягательное лицо, которое, казалось, светится изнутри.
— Что же вы хотите вообще делать, господин мой? — спросила она тихо.
— Чем больше я об этом думаю, — ответил он, — тем более разумным мне представляется немедленно уничтожить их всех: Конана, тайянскую принцессу, Джихана, да и вашего офиру, Фалко. Необходимо опередить смертоносное предназначение Конана и тех троих ничтожных, которые каким-то образом связаны с ним.
— Господин мой, прошу простить мои слова, но я должна сказать: страх говорит вашими устами, не разум, — предупредила жрица. — Сначала мы должны найти суть дела, мы обязаны узнать больше, прежде чем перейти к необратимым действиям, если мы хотим избежать того, чтобы цепь грядущих событий была прервана тем самым без непредсказуемых последствий. К примеру, Митра мог бы… — При упоминании ненавистного Солнечного Бога оба зашипели и описали в воздухе знак змеи. — …Найти кого-то другого, кто вознесет вместо Конана Секиру, выкованную на небе, — если это вообще то самое, для чего он предназначен судьбой. И тогда конец всем пророчествам об Избраннике. Нам нужно узнать об этом киммерийце все, проследить все возможности, прежде чем мы сможем увериться, что деяния, которые он предназначен совершить, предотвращены навсегда.
— Да, это верно, — признал Тот-Апис. — Но у нас есть снадобья и пытки, чтобы все это быстро узнать от него и остальных. А вместо этого вы предлагаете, чтобы он был размещен самым комфортабельным образом в замке Мантикоры, да еще хотите, чтобы они все встретились. Нет!
— Опоить и измучить пытками — так вы очень малого достигнете с этим сильным и упрямым воином, — заметила Рахиба. — Они должны быть нашим последним средством. Если же мы, напротив, сведем заключенных всех вместе, они станут непринужденно общаться, беседовать, поскольку будут чувствовать, что за ними не следят. Так мы могли бы узнать о них все, в конце концов — в этом я уверена — немного о слабостях Конана, которые потом можно будет использовать против него.
Тот-Апис не был так убежден в этом. Но Рахиба так быстро не сдалась:
— Чего нам вообще бояться? Еще ни одному смертному не удалось бежать из замка. Служите Сэту с осмотрительностью, и Повелитель Ночи поможет вам, ибо разве не благословляет он хитрости и уловки? Чародей принял решение. — Хорошо, — произнес он. — Попытаемся. Он начертил в воздухе магический знак. Появилась картина помещения, где сидел дежурный офицер. Он не мог видеть наблюдателя и потому вздрогнул, когда внезапно раздался голос Тот-Аписа. Офицер вскочил на ноги, отсалютовал и внимательно выслушал приказ. Пот выступил у него на лбу.
— Да, Повелитель, — проговорил он наконец, — будет немедленно исполнено.
Тот-Апис и Рахиба не выпускали его из виду. Он созвал своих людей, которые исполнили приказание без всяких инцидентов. Когда они снова покинули помещение, чародей занялся теми четырьмя, которые были там собраны. Рахиба, видевшая Конана впервые, против воли сильно задышала и жадно наклонилась вперед.
Когда входная дверь его комнаты открылась, Конан схватил стул. Он надеялся, что сумеет убить того, кто войдет, и каким-либо образом улизнуть из тюрьмы. Он разочарованно заскрипел зубами и выронил свое бесполезное оружие, когда вошел целый отряд тяжело вооруженных солдат. Если эти ребята явились, чтобы тащить его на пытку или что-нибудь похуже, он бросится на них и умрет, сражаясь. Но то, как с ним обращались до сих пор, — как бы это ни путало его — не позволяло пока сделать таких выводов.
Вместо того чтобы заковать его в цепи и бросить в тюремную клетку, ему выделили роскошные покои в высоком здании. Лекарь позаботился о его ранах, и каждый день приходил цирюльник, охраняемый несколькими солдатами, чтобы побрить его. Через маленькое окошечко в двери несколько раз на дню просовывали блюда с обильной и дорогой едой и напитками. В шкафу содержался выбор роскошного платья подходящего размера. Имелся обширный бассейн, где он мог не только мыться, но и плавать. И туда постоянно накачивалась чистая вода, когда он спускал старую. После трех дней роскошной жизни варвара уже ничто больше не беспокоило. Если не считать глухой ярости пленника. Он взирал на запертую дверь и тосковал о Бэлит. И еще его одолевало чувство смутной неизвестности, ведь Конан не знал, что должно означать столь странное отношение к нему.
— Радуйтесь, — сказал командир стражи на шемитском с легким акцентом, — в своей милости господин Тот-Апис решил позволить немного пообщаться вам, чтобы не страдали от одиночества.
Еще больше запутавшись, Конан позволил провести себя по коридору, двери в котором напоминали ту, что была у него в покое, и, судя по всему, вели в подобные же помещения. Он закончился большим светлым помещением с толстыми коврами, роскошной меблировкой и приятным свежим воздухом, проникающим через широко раскрытое окно. Изображения птиц и цветов украшали белые стены. На столике стоял кувшин с вином и четыре хрустальных стакана. Трое сидевших в комнате посмотрели на вошедшего варвара.
— Мы заберем вас на ужин, — сказал им командир по-стигийски. Он и его люди удалились.
Конан слышал, как задвинулся тяжелый засов. В помещении была только эта дверь. Гонимый желанием вырваться отсюда, киммериец подошел к ближайшему окну и выглянул наружу. Наружная стена вела отвесно вниз на тот же мощеный двор, который он видел и со своего балкона.
Он повернулся к остальным.
— Я — Конан, — проговорил он. — Из далекой Киммерии. — Он говорил на шемитском. — Вы тоже пленники?
— Я… я думаю, да, — ответил самый молодой. — Во всяком случае, я здесь заключенный. Мы все только что были доставлены сюда и еще не знаем друг друга. Я Фалко, сын барона из Кирджахана в Офире.
Конан кивнул. Несмотря на стигийскую одежду, в словах юноши нельзя усомнится. Ему было не более восемнадцати лет, он был строен, чуть выше среднего роста, мускулистый и гибкий. Светлая кожа, карие глаза, рыжеватые волосы и правильные черты указывали на уроженца западного Офира. Как правило, выходцы из тех мест отличались от выросших в седле кочевников восточной части этого королевства. Но наверняка он был столь же хорош в обращении с лошадью, луком и мечом, как в чтении, письме и музыке. Конан вспомнил виденные им карты. Офир лежал севернее Шема, а Кирджахан находился недалеко от аквилонской границы.
Фалко поклонился находившейся среди них женщине.
— Можем ли мы узнать ваше имя, госпожа? — спросил он.
Конан смотрел на нее с удовольствием. Для женщины она была очень высокой, очень тонкой, но фигуру имела достаточно женственную — этого не могло скрыть тонкое полупрозрачное одеяние. Волосы и глаза были темные, в тонких чертах читалось смешение нескольких рас, а кожа ее была светлого, золотисто-бронзового цвета.
У нее был смелый взгляд, но ни в коем случае не кокетливый. Она заговорила на языке, которого Конан не понимал, но полагал, что он относится к хайборийским языкам. Когда она заметила, что ее никто не понимает, она перешла на стигийский.
— Это Дарис из Тайи, — перевел Фалко. — Ее отец Авзар возглавил восстание против короля Ментуфера.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25