— Конечно беспокоится. Ну что же, я отведу ее в сторонку и, как сестра сестру предупрежу ее быть поосторожнее. — Тамбилис собрала все свое мужество в кулак. — Это недопустимо, чтобы ты провел расследование? Это без вопросов установит ее невиновность.
— Это и так без вопросов, — выкрикнул он. — Я не стану посылать подглядывать за ней маленьких фискалов с грязными мыслишками. Они подумают, что я сомневаюсь, и будут хихикать, перешептываться тайком, что запятнает Дахут куда больше, нежели несколько предположений чокнутого мямли.
— Можешь счесть мои слова неразумными, — тихо сказала она, — но мне кажется, сегодня эту тему лучше не продолжать.
— Да. — Он прочистил горло. — Что обнаружил врач?
Счастье просветилось сквозь печаль, как новая ветреница весенней порой через последний снег.
— То, на что я и надеялась, — ответила Тамбилис. — Я снова беременна, твоей новой дочерью, Граллон.
— Что? Я и не знал…
— Нет, пока еще я не уверена, как бы не обмануть твоих ожиданий. Пусть это будет нашим знаком надежды, нашим военным стягом, который я подниму для того, кто для меня дороже всех на свете.
III
Погода резко стала холодной и ясной. Когда Дахут вошла в дом вдовца, тьма почти ослепила ее. Взбираясь по лестнице, она вновь начала различать предметы. Соседняя от ее комнаты дверь была открыта. Оттуда вышла растрепанная женщина в грязной рубашке, вырез которой спустился до самых сосков.
— Привет, милый, — сказала соседка с хитрым взглядом.
Дахут едва знала ее имя и положение: Мохта, озисмийка, превратившаяся в дешевую шлюху.
— Я не твой любовник, — холодно ответила она.
— А, я уловила речь скотта, — засмеялась женщина. Дахут нахмурилась и закусила губу. Она была поглощена мыслями.
— Я учусь, — сказала она с верной интонацией. — Что тебе от меня?
— О, ничего, ничего. Уверена, что ты не станешь меня нанимать. Хотя ты можешь быть благодарен за мою помощь.
Дахут уронила руку на нож.
— Ты о чем?
— Ну, раз ты слишком надменен, чтобы болтать с людьми вроде твоих соседей, ты и не знаешь, что они о тебе говорят. Этот большой человек, который проводит с тобой так много времени, — в Исе не любят голубых. Были жалобы к хозяину, были. Он бы выкинул тебя и попросил бы, чтобы тех варваров убрали подальше из города. Но Мохта видит, что скрыто под одеждой, или улавливает через дверь шум, чтобы выяснить, что происходит. Я сказала ему, что ты не парень. Теперь они лишь смеются.
Дахут затряслась на месте.
— Зачем тебе такие проблемы? — насмехалась шлюха, оскаливаясь. — Знатная госпожа, никому не скажу я, хочет, чтобы ее любовники оставались в тайне. И оба красивые мужчины, насколько я заметила. Пусть их будет сколько угодно, но мне нужна плата. И хотя ты мне создаешь конкуренцию, я настолько добра, что сделала тебе это одолжение. Ты конечно же будешь мне благодарна? — захныкала она.
Дахут порылась в кошельке, бросила на пол золотую монету и повернулась спиной, вкладывая ключ в замок.
— Ах, как хорошо, — ликовала Мохта. — Ты, должно быть очень, очень знатная госпожа. Кто? Мне не пристало произносить твое имя, каким бы оно ни было, но девушке не может не быть любопытно, так ведь? Если тебе еще понадобится моя помощь, я тут.
Дахут вошла и с треском захлопнула дверь. Одна в тусклом свете она завыла от бешенства и рванула завязки на одежде. Когда она скинула ее, к ней вернулось самообладание. Она постепенно перенесла в это место свои роскошные женские наряды и сложила их в сундуке. Чтобы согреться, женщина выбрала толстое платье из шелкового гобелена и меховые комнатные туфли. Волосы она распустила, и мерцающими волнами встряхнула по плечам.
В дверь глухо постучали. Она впустила Ганнунга. Он попытался ее схватить, но она увернулась и скользнула назад.
— Не так быстро, — сказала она.
— Почему? — нахмурился он. — Я два дня остужаю свои пятки и зевоту, ожидая, пока ты сообщишь, что мы можем встретиться. — Связь осуществлял ее главный раб, для которого доверенные ею зашифрованные фразы ничего не значили. В некоторых случаях он выполнял роль ее охранника. Она запретила ему говорить о том, что она называла секретом и тайным делом. По совету Ганнунга позднее она намекнула слуге, что это касается тюленей. Северяне знали об этих животных больше, чем исанцы, потому что на них охотились. — Ну что ж, завтра ты пойдешь на подкашивающихся ногах!
— Может, именно это заметила Мохта, — пробормотала Дахут.
— В чем дело? — датчанин двинулся на нее. Она сделала рукой отгоняющий жест.
— Постой. — В ее голосе звенел такой приказ, что он остановился и вытаращил на нее глаза. — Я ждала из-за предостережения. Меня предупредила моя сестра. Ходят толки. Как я узнала, даже в этой лачуге. Ты слишком долго слонялся без дела, недели две, а то и больше. Хватит уже.
Он смотрел сердито.
— Ты имеешь в виду то, что хочешь, чтобы я убил твоего отца? Зачем ты такая злюка?
— Ты поклялся, что сделаешь это, тем первым утром.
— Да, да, но…
Глаза ее сузились до голубых вспышек льда.
— Ганнунг, — сказала она, — ты спал с королевой Иса. Если об этом выскользнет хоть слово, тогда уповай на то, чтобы народ разорвал тебя на куски, пока тебя не возьмут люди моего отца, потому что он доведет тебя до смерти всеми медленными путями, какие знают римляне.
Он вспыхнул и рассвирепел.
— Ты угрожаешь? Клянусь Тором…
— Поднимешь на меня руку, и я сделаю так, что у тебя никогда в жизни больше не будет женщины. Я галликена.
Ганнунг на шаг отступил.
— Мы — любовники, — поспешно сказал он. — Я тебе пообещал.
От ее улыбки оттаяла холодная комната.
— Тогда стань королем, мой любовник, — напела она. — Когда станешь королем, будешь в безопасности, Ис будет твой.
— Думаю, скорее твой, — ответил он с интонацией, ставшей сухой. — Ну, должен тебе напомнить, было бы неразумно бросать ему вызов, когда он все еще лечится. Он может велеть мне подождать, а тем временем…
— Он уже исцелен. Теперь он старается восстановить силу, утраченную за время болезни. Вызови его прежде, чем он закончит. Больше он отказываться не может. В хороших условиях он ужасный противник. — Речь Дахут смягчилась. — Я не хочу, чтобы ты умер, Ганнунг. Я хочу, чтоб ты был рядом со мной, на протяжении многих грядущих лет.
— Все равно он может выиграть. А если нет, будут другие… — Датчанин поднял голову. — Но я не боюсь. Однажды предсказательница сказала мне, что удача всегда будет больше сопутствовать мне в хорошую погоду. А у нас снег, мгла и сильный ветер…
— Вплоть до сегодняшнего дня. Завтра наверняка будет то же самое. Ступай в Лес. Говорю тебе, ожидание куда опаснее любой битвы.
Некоторое время он молчал, потом произнес:
— Я пойду завтра.
— Сейчас!
Он покачал головой.
— Завтра рано утром. Может быть я погибну.
— Не погибнешь, — она двинулась к нему волнообразным движением.
— Это запрещает Норна, — ответил он. Улыбка смягчила строгость его лица. — Что у меня здесь есть, так это владычица — ты, непонятная, прелестная Норна. Подари мне дух для битвы.
— Пусть будет так, — согласилась Дахут и скользнула в его объятия.
Она проснулась, когда сквозь ткань окна пробился луч и прикоснулся к щеке. Уже давно начался следующий день. Она затаила дыхание. Ганнунга не было.
— О-о, — произнесла она, попытавшись подняться, сопроводив это одним из проклятий, которые она в детстве подслушала у Маэлоха. На теле здесь и там начинали расцветать синяки. Солома торчала из разорванного матраца. Морщась, она поднялась и доковыляла до кувшина с водой. Наполнив и осушив чашу, налив в таз воды, помывшись, она смогла небрежно заколоть волосы. На полу лежала одежда Киана. А роскошного платья, которое она скинула, не было. С криком она открыла сундук с одеждой. Там не было ни тканей, ни мехов, ни драгоценностей.
Дахут оделась и, спотыкаясь, вышла на улицу. Народ шел по своим обычным делам. «Должна была быть суматоха», — кусая губу, Дахут проделала мучительный путь к бухте.
Эллинг, где стояло судно Ганнунга, был пуст. Полуприкрытые Морские врата передразнивали ее, насмехаясь неуемной яркостью воды.
Подошел патрульный. Дахут завопила ему:
— Где северяне?
Он остановился, пристально на нее посмотрел и спросил:
— Зачем они нужны тебе, мальчик?
— Нужны! Где?
Он пожал плечами.
— Полагаю на пути туда, куда надумали плыть. Они уезжали в ужасной спешке, до первых лучей солнца, когда створки едва приоткрылись. Я и мои друзья подумали, что они наверно попали в переделку. Но мы не получали приказа их задерживать, да и они не выглядели, будто побывали в драке и несут награбленное — только вещи — но вот капитан, я сроду не видывал человека, настолько потерявшего терпение. Когда рассвело, я забрался на стену, чтобы посмотреть, так они гребли, как на гоночной яхте. Теперь они должно быть за много лье отсюда. Что тебя так опечалило?
Дахут взвизгнула и отвернулась от него. Изумленная Форсквилис рассматривала неряшливую фигуру, постучавшую в ее дверь. Наконец узнала.
— Иди за мной, — сказала она. Они пошли в скрипторий. Там она резко спросила. — Какого черта ты делаешь в это время?
— Ты должна мне помочь, — сказала Дахут охрипшим голосом. — Мы с тобой можем поднять шторм, ведь так? Или создать морское чудовище, или хоть что-то, что потопило бы корабль вероломных негодяев.
— Кого? Зачем?
— Тех скандинавов, что были в порту.
— А что они сделали?
— Я хочу их смерти, — сказала ей Дахут. — Я хочу, чтоб они оказались на дне среди угрей. Пусть их голые души вечно плавают в глубинах.
— Почему?
Дахут топнула ногой.
— Меня жестоко обманули. Меня, твою сестру. Разве этого недостаточно?
— Нет, — ответила Форсквилис, — к тому же я не уверена, смогли бы мы теперь хоть бризу приказать дуть. Что произошло?
Брызнули слезы ярости.
— Почему я должна тебе рассказывать? — крикнула Дахут. — Я сама о себе позабочусь.
Она двинулась к выходу.
— Подожди, — произнесла Форсквилис. — Сядь, отдохни, перекуси, и поговорим.
— Нет. Никогда. Больше никогда. — Дахут вышла. Форсквилис еще несколько минут смотрела ей вслед.
Дома Дахут что-то промямлила про то, что искала совета богов в ночном бдении в Заброшенном Замке. То же самое она говорила и раньше. Никто не ответил, только выполнили ее приказания.
Долгая горячая ванна хорошо размягчила кожу. Она вышла, оделась, посла, попила. После удалилась в свою комнату, заперла дверь и уселась за письменными принадлежностями, — медник не станет отказываться ни от одной отброшенной мелкой монеты, — сочинять письмо, которое запечатают и отнесут Будику.
IV
Давным-давно, когда он и мир еще были молоды, Ниалл выходил из Темира под вечер священного пира, чтобы доверительно поговорить о ведении войны, затеянной им за границей. Но то было как раз перед Белтейном; плавание должно быть открытым и вероломным, против римлян в Галлии; рядом были друид Нимайн Мак-Эйдо и ученый поэт Лейдхенн Мак-Бархедо. Завтрашним днем был Имболк. Нимайн умер, а Лейдхенн вернулся в Муму, отомстив своими сатирами за убийство сына. Ниаллу было неизвестно, что тот собирался предпринять. Знал лишь, что выполнять задуманное нужно ему одному.
С приближенным к нему капитаном, худым и седым Вайлом Мак-Карбри, он взял путь на север между фортом Грейни и Наклонными Рвами, и, как в старину, пошел вниз. Четверо охранников пешком шли сзади, вне пределов слышимости. Час был поздний, темный, ветер свистел над сумрачными лугами и голыми лесами. Рваный дым валил из соломенных крыш разбросанных хижин. Там, где двери в них были открыты, в глубине сиял огонь; в эту ночь настроение должно было быть хорошее, ведь Бригит на своей белой корове колесила по стране, чтобы ее благословить. С наползающими сумерками путникам вдвойне казалось, что они оторваны от мира.
— Так все в полной готовности, дорогой? — спросил Ниалл.
— Все, — сказал ему Вайл. — Готовый корабль стоит в Клон Таруи. Это прочное судно, и я сам присматривал за строителями, когда этой зимой они доводили его до совершенства. Команда поторопится туда сразу после праздников; когда ты приедешь, вес будут в твоем распоряжении. Запасы у нас хорошие, к тому же есть золото, которое ты предоставил. Остается лишь ждать доброты морского люда, чтобы плавание было быстрым и спокойным.
Ниалл кивнул. Вопрос он задал больше для начала беседы, чем из каких-то сомнений.
— Завтра богам принесут такие жертвы, которые настроят их на нужный лад, — ответил он.
Вайл не мог не отозваться:
— Если б я еще знал, зачем мы едем!
— О том, что люди не знают, они и проболтаться не смогут, — сурово ответил Ниалл. — Чтобы большинство из вас держали за зубами то, что я вам снова и снова рассказывал.
— Так и будет, хозяин.
— Повтори.
— Вы вождь, который хочет изучить, какие перспективы для вас существуют в торговле с галлами. Ниалл — имя достаточно распространенное для того, чтобы не возбуждать у римлян подозрение, хотя они в любом случае мало знают об Эриу. Но мы должны помнить, нельзя давать огласку тому, что вы — Ниалл Девяти Заложников, король и завоеватель. В Гезокрибат мы приехали в такую раннюю пору, чтобы опередить всех конкурентов. Там мы ждем, живя за счет нашего золота, пока вы отправитесь в глубь страны, порасспрашивать местных жителей.
— На это может уйти месяц, а то и больше, — напомнил Ниалл. — Наслаждайтесь времяпровождением, но вам запрещено говорить что-либо еще даже между собой, без разницы, сколько вы выпили.
— Снова вам говорю, дорогой господин, вам не следует ходить одному, — забеспокоился Вайл. — Это опасно. Это не пристало вашему достоинству.
— А я и раньше тебе говорил, что если ворвусь во главе вооруженного отряда, то римляне спросят, почему. Они запросто могут это запретить и схватить нас для допроса. Тогда как, если я уплыву тихо, это их успокоит. Они примут меня за варварского простака и не подумают даже, какой вред может нанести одинокий путник.
Вайл вздохнул и закрыл рот. В конце концов, Ниалл уже ездил таким образом, чтобы встретить его в Британии. А что до того, какой вред замышлял король, так это должно быть интересно только Ису; и о мести вождя нельзя было подумать без содрогания.
Они зашагали дальше. Сгущались сумерки.
— Не пора ли нам возвращаться, хозяин? — спросил Вайл.
— Нет пока, — ответил Ниалл. — Я надеюсь на знамение.
Перед ним маячила дубовая роща, он хорошо ее помнил. Неожиданно оттуда взмыла птица. Ниалл остановился. Суставы на древке копья побелели; дыхание со свистом вырывалось между зубов.
Но то был не филин, летавший в несвойственную ему вечернюю пору. Это был ворон, неестественно запоздалый для своего вида, и огромный. Птица трижды прокружила над древком копья Ниалла, прежде чем повернула и захлопала крыльями в сторону юга. Ниалл потряс над головой оружием.
— Это в самом деле знак, в самом деле! — закричал он. Он был вне себя от счастья. Вайл и охрана тайно сделали знаки от неудачи. Несколько человек были рады на грани ночи увидеть Морригу.
Ниалл повернулся, и всю дорогу до холма Темира остальные за ним едва поспевали. Перед Праздничным Залом он остановился, дыша глубоко, но легко, восторг охлаждался как только что накаленное лезвие. В сумерках строение блистало величиной и белизной под крышей из грозовых туч.
Вперед вышла его молодая королева.
— Мы ждали тебя, дорогой господин, — сказала она.
— Меня задержали важные дела, — сказал Ниалл, — теперь будем пировать. — Он взглянул на ребенка у нее на руках, завернутого от холода в мех. Громко рассмеялся. — И не отдавай Лэгера няне. Внеси его, чтобы он был на нашем пиру, он, кто в один прекрасный день станет королем.
V
Снова пошел снег, на этот раз его принес ветер с моря, разметая по улицам Иса, в белизне ничего не было видно. От стука Будика раздался пронзительный шум, когда он наконец решился ударить металлическим кольцом на двери.
Дахут встретила его и отошла. Руки действовали за него, когда он, сам того не осознавая, закрывал и запирал дверь. Сам он мог лишь взглянуть на женщину и потеряться.
В тепле жаровни, свете глиняных ламп, убожество комнаты превратилось в уютное гнездышко. Никогда бы его не встревожило, почему она стоит перед ним именно вот так. Яркой синевы опоясанное платье облегало тело, поднимаясь и опадая вместе с дыханием, где в расселине под красным полумесяцем играли тени. Мимо распахнутых глаз лавиной струились распущенные волосы, ноздри трепетали, губы раскрылись. Руки словно с мольбой подняты к нему.
Вдруг из глаз брызнули слезы. Она вздрогнула, всхлипнула, закрыла от него лицо.
— Принцесса, — с тревогой крикнул он, — что с вами?
— Ты все не приходил и не приходил, — плакала она.
— Я не мог . — Шаг за шагом он медленно продвигался по направлению к ней. — Эти несколько дней назад ваш отец уводил нас на маневры. Я не видел вашего письма до вчерашнего дня, и потом: — О, Дахут, для чего я вам нужен?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46