Она, конечно, сначала малость перепугается, и кто его там знает, что будет в Париже! Она даже не сказала мне «спасибо» за то, что я убедила ее поехать!
Эд откинулся назад, закрыв глаза, машина свернула на Мэдисон. Маккензи провела пальцем ему по лбу, затем по носу и, наконец, по губам. Он открыл рот и слегка прикусил ее пальчики.
– Эта бедняжка Корал Стэнтон, – продолжала она. – Думаю, мне стоит дать ей работу в «Голд!», но это не вполне соответствует ее стилю. Возможно, если мне удастся наладить кашемировую линию…
Он наклонился вперед и поцеловал ее, не давая говорить.
– Не хочешь пригласить меня к себе что-нибудь выпить? – спросил он.
Маккензи вспомнила о раскрытом чемодане, стоящем возле кровати, который она не успела уложить. Ей не хотелось, чтобы Эд узнал, что завтра она улетает в Лос-Анджелес; он может попытаться помешать ей.
– У меня завтра деловой завтрак в восемь! – солгала она. – Мне необходимо произвести впечатление на приезжих покупателей. И я должна выспаться, чтобы отлично выглядеть. Я позвоню тебе позже, малыш.
Она высадила его возле его дома и нежно поцеловала на прощание. Он еще не подозревал об этом, но этого поцелуя ему должно было хватить довольно надолго.
– Уверяю тебя, со мной все в порядке, Колин, – Корал задержала его руку, прощаясь у дверей своей квартиры.
– И ты поедешь со мной на этой неделе в Прованс? Благодаря Уйэленду, у меня есть билет и для тебя.
Она устало улыбнулась. События сегодняшнего дня сильно утомили ее. Хотя он и вытащил ее с этого приема довольно рано, вид у нее был измученный.
– Как это мило с его стороны, – сказала она. – Завтра я ему позвоню и поблагодарю. Все вдруг стали такими любезными, Колин… Я на Майю не сержусь. Даже восторгаюсь тем, что она так выросла… Жаль только, что она сказала, что у нее нет работы для меня.
Он смотрел на нее, восхищаясь ею, как всегда. Она держалась с поразительным достоинством. Она была спокойной, уравновешенной, в ней было необыкновенное благородство, как будто стычка с дочерью что-то в ней изменила, заставила что-то понять. Уходя, он поцеловал ее в щеку и сказал:
– Я горжусь тобой. Я позвоню тебе завтра…
– Колин? – окликнула она его, когда он уже шел по коридору. – Как ты считаешь, ведь «Лейблз» не пощадит нас в своем обзоре?
– Я постараюсь связаться сегодня с Говардом Остином, может быть, мне удастся что-нибудь сделать. Возможно, если я ему предложу бесплатно несколько рисунков, он не станет расписывать сегодняшний скандал?
Когда она вошла в квартиру, та показалась ей незнакомой и пустой – в ней было что-то чужое и неприветливое. Закрыв дверь, Корал рассталась со своей гордой осанкой. Она ожидала от этого вечера большего – гораздо большего!
Она включила свет и сразу же прошла в спальню. Где-то должна быть одна капсула ЛСД. Реальность была сегодня слишком тяжелой, чтобы выносить ее весь вечер, она изменит ее, совершив небольшое путешествие. Она нашла коробочку, вынула капсулу, проглотила ее, затем прошла в гостиную, чтобы поджечь газеты, лежавшие в камине под поленьями. Ей хотелось растопить камин, чтобы почувствовать тепло, уют, услышать потрескивание огня. Вскоре газеты загорелись, потом схватились дрова. Она легла прямо на коврик у камина, она слишком устала, чтобы двигаться…
– Леди Брайерли? – Она где-то слышала этот гнусавый голос. Маккензи бросила взгляд на часы – восемь утра. – Говорит Джим Леопольд – вы меня не помните? Мы с вами беседовали на прошлой неделе. Вы хотели узнать, сколько платят рабочим в Калифорнии? Ваши братья уволили меня, леди Брайерли. Они сказали, чтобы я передал вам, что платили минимальную зарплату. Поскольку меня выгнали с работы, могу сказать вам, что они платили пятьдесят центов в час – намного меньше минимального. Ваши братья пользуются тем, что большинство рабочих находится в стране нелегально. Они рады получать и по пятьдесят центов.
Маккензи села в кровати и протянула руку за ручкой и блокнотом.
– Спасибо, что позвонили, Джим, – сказала она. – Вы мне действительно оказали услугу. Вы не могли бы мне дать свой номер телефона и адрес, чтобы я…
– Лучше не надо. Желаю удачи, леди Брайерли.
Она позвонила в «Американ Эйрлайнз», чтобы подтвердить свой билет на дневной рейс в Лос-Анджелес. Оставшуюся часть утра она провела, укладывая вещи, разбирая одежду Джордана и названивая в свою студию. Велела модельерам подготовить последние варианты моделей к ее приезду, чтобы она могла дать им окончательную оценку.
– А когда ты вернешься, Мак? – спросил главный модельер.
– Представления не имею, – ответила она. В полдень позвонил Эд.
– Как прошел твой завтрак? – спросил он. Она удивленно подняла брови.
– Как обычно. Два тоста из ржаного хлеба. Джордан ел кашу…
– Так ты не пошла на свой деловой завтрак? Ты говорила, что у тебя встреча в восемь!
Она прижала трубку к губам и затараторила:
– Эдди, ты на меня разозлишься, но мы сегодня улетаем в Лос-Анджелес. Я не хотела тебе говорить заранее, потому что боялась, что ты меня попытаешься отговорить…
– Кто это «мы»?
– Мы с Джорданом.
– Это все твое идиотское желание встретиться с рабочими? И что ты собираешься делать, Мак? Изменить жизнь?
– Я не знаю! Может быть, выдать премию? Показать им, что хоть кто-то в «Голд!» думает об их благополучии! Найти какое-нибудь агентство, чтобы заботились о них… что бы я ни придумала и ни сделала, будет лучше, чем просто так сидеть в Нью-Йорке, сложа руки.
– Я сейчас же еду к тебе, Мак! – сказал он. – Пока задержись.
– Не собираюсь я задерживаться! – закричала она. – Мы в три выезжаем из дома! – Но он уже повесил трубку.
Он был у нее через двадцать минут.
– Чтобы приехать к тебе, мне пришлось отменить две важные встречи, – сказал он, когда она открыла дверь.
Она быстро обняла его, и они поднялись по винтовой лестнице наверх, в ее спальню, где на полу возле кровати стоял огромный чемодан. Он сел на кровать, глядя, как она укладывает джемперы.
– И надолго ты собралась? – спросил он. – На год?
– Я бы с удовольствием уехала и на десять лет, – ответила она, садясь рядом с ним. – Поедем со мной, Эдди?
– Я не могу так подвести Дэвида. Мы должны показать осеннюю коллекцию.
Он наклонился к ней, и они поцеловались. Он протянул руку и коснулся ее груди, поглаживая сквозь шелковую блузку ее напрягшиеся соски. Его язык проник в ее рот. После почти недельной разлуки все, что он делал с ней, ей казалось необыкновенным, возбуждая ее, как всегда. Она сделала над собой большое усилие и отстранилась со словами:
– Не сейчас, Эдди. У меня тайное подозрение, что ты просто хочешь меня соблазнить, чтобы я опоздала на самолет.
– Позвони и откажись от билета! – сказал он, хватая ее за руку. – Это глупо. Ты ничего не сумеешь изменить! Ты даже можешь навлечь опасность на себя и парнишку.
– Тогда поехали со мной, – опять повторила она. – Если ты меня любишь, если ты действительно хочешь быть со мной – поехали! Мы вдвоем начнем новое дело, намного лучше прежнего! В нашей фирме мы не станем обращаться с людьми, как со скотиной!
– Я не могу подвести Дэвида, и ты об этом прекрасно знаешь. Мир моды не вращается вокруг тебя, Мак. Мы все должны соблюдать какие-то этические нормы в отношениях друг с другом. Так в любом деле. Я не знаю, что происходит у твоих братьев, но нам надо производить то, что создано Дэвидом, по приемлемым ценам.
– И как ты это делаешь? – спросила она. Он покачал головой.
– Стараюсь различными способами снизить издержки.
– Готова поспорить, что ты не используешь труд нелегальных рабочих?
Эд глубоко вздохнул, глядя прямо ей в глаза:
– Послушай, Мак, – сказал он. – Я всего лишь самый обычный парень, я зарабатываю себе на жизнь, стараясь не нарушать законы. Реджи и Макс не делают ничего незаконного. Может быть, это аморально, но об этом может судить лишь Господь Бог…
– Когда? – фыркнула она. – В Судный День? Если людей вроде Реджи и Макса вовремя не остановить, то нам его вообще не дождаться.
Он притянул ее к себе, лаская, его рука скользнула между ее ног.
– Не надо сейчас ставить передо мной все эти вопросы. Я не знаю ответа на них. Я просто хочу жить спокойно. – Он задрал ей юбку и, опустившись перед ней на колени, зарылся лицом между ее ног. – Но сейчас я просто хочу тебя. О Боже, я так сильно хочу тебя!
– Осторожно, Джордан, – прошептала она.
– Я просто должен взять тебя, малышка, – простонал он. – Иначе я кончу прямо сейчас себе в штаны…
Испытывая такое же сильное желание, она бросилась к двери и заперла ее. Ей придется предупредить водителя, чтобы ехал в аэропорт побыстрее. Но оно того стоило.
Он притянул ее к себе, поднимая ей юбку и стягивая с нее трусики. Она почувствовала, как его всего лихорадит, и это еще больше возбудило ее. Она легла поперек кровати и притянула к себе Эда. Они уже целую неделю не занимались любовью, и она соскучилась по нему. Он облизывал ее лицо, как голодный щенок, в то время как их бедра касались друг друга, терлись друг о друга, и наконец он без труда вошел в нее. Он спрятал лицо на ее шее, покусывая ей ухо. Поворачивая к нему голову, она хотела, чтобы его язык как можно глубже проник в ее рот, а член – в нее самое, ей хотелось, чтобы он полностью завладел ею. Эд двигался внутри нее, постанывая от наслаждения, и она почувствовала, что ее тоже очень быстро начинает захлестывать волна наслаждения.
– О, малыш… – едва дыша, произнесла она, обхватывая руками его голову и зарываясь пальцами в густые волосы у него на затылке. – О, малыш!
Они кончили одновременно, крепко сжимая друг друга в объятиях и тяжело дыша в лицо друг другу, чувствуя, как волна восторга сотрясает их тела. Он наклонился над ней, глядя на нее затуманенными от наслаждения глазами, однако у нее не было времени, чтобы побыть в его горячих объятиях столько, сколько бы ей хотелось.
– Это просто безумие, Мак! – сказал он. – Почему мы так поступаем друг с другом? Почему ты не выйдешь за меня замуж и не положишь этому конец?
Маккензи расхохоталась. Слегка оттолкнув его от себя, она села на край кровати и стала одеваться.
– Чему положить конец? – спросила она. – Даже если бы я и была замужем за тобой, я бы все равно поехала в Лос-Анджелес. Неужели ты думаешь, что маленькая миссис Эдди Шрайбер будет более послушной?
В его глазах мелькнула обида.
– Перестань произносить это имя так, как будто это самое большое унижение, на которое ты можешь пойти, – сказал он и зашлепал в ванную.
Он вернулся, держа в руках теплое влажное полотенце. Он нежно вытер ее.
– Малышка, ты стоишь нескольких миллионов, разве не так? Для чего придумывать себе проблемы?
Она выхватила у него полотенце и сердито бросила его на пол. Вскочив на ноги, она оправила одежду.
– Знаешь, я тоже так думала, прежде чем мои друзья из Виллидж не пробудили мое сознание…
– Это хиппи?
– Это добрые, порядочные люди. Они не считают, как ты или моя мать: «Пока у тебя миллион, сиди тихо и не раскачивай лодку»! И именно потому, что я могу это себе позволить, я должна сделать что-то хорошее, помочь тем, кому меньше повезло в жизни, а ведь эти люди работают на меня! Они помогают мне обогатиться!
– Мода на радикальность? – усмехнулся Эд. Он застегнул брюки и наклонился, чтобы надеть ботинки.
– Нет, Эдди! – она схватила его за плечи и заставила посмотреть ей прямо в глаза. – Я делаю это не из-за моды! Я действительно так считаю!
Он молча смотрел в ее серьезные глаза.
– Да, – он кивнул, – ты действительно так считаешь. Я в этом уверен.
Он зашнуровал второй ботинок и, повернувшись к ней спиной, стал спускаться по винтовой лестнице к входной двери. Она смотрела ему вслед, раздираемая противоречивыми чувствами.
– Подожди! – крикнула она ему вслед. – Не уходи так! – Она побежала за ним.
У входной двери он повернулся и посмотрел ей в лицо.
– Знаешь, что я действительно думаю обо всем этом, Мак? – сказал он. – Это чувство вины. Ты никогда не любила этого парня! Ты сваливаешь свою вину на всех. И знаешь, смерть не делает его праведником или святым. Но ты не можешь с этим примириться. Ты должна это как-то обставить! «Наркологический Центр имени Элистера Брайерли»…
– Мы помогаем вылечиться молодым наркоманам! – сказала Маккензи. – Я пытаюсь бороться с человеческими страданиями – что в этом плохого? И может быть, мне удастся хоть немного помочь беднякам в Лос-Анджелесе – я просто хочу попробовать! Ты должен уважать меня за это…
Эд открыл дверь. Они на мгновение замерли на пороге, глядя друг на друга.
– Так что? – спросила она. – Я не собираюсь тебя задерживать. Иди! Иди и делай свои доллары на Седьмой авеню.
– Мак, не уезжай в Лос-Анджелес, – тихо сказал он. – Это безумие! Ты заблуждаешься, ты подрываешь все…
– Вот именно! – Она слегка подтолкнула его. – Заблудшая Маккензи – это я! Золотое сердце и либерально-хипповые воззрения никуда не годятся, если ворочаешь миллионами и имеешь сына-лорда, но меньше всего я этого хотела…
Он подошел к лифту. Когда она закрывала дверь, он крикнул:
– Позвони, если я тебе понадоблюсь!
Она крикнула в ответ через закрытую дверь:
– Ты мне не понадобишься!
У нее осталось время только на то, чтобы схватить Джордана, попросить швейцара вызвать для нее такси и, заплатив водителю пятьдесят долларов, просить его как можно быстрее домчать ее до аэропорта. Почему-то она всю дорогу плакала. Они еле успели на самолет.
Было пять часов утра, и огонь в камине стал гаснуть. Корал принесла пачку газет и сунула в огонь, который с радостью начал их пожирать.
Путешествие было совсем не похожим на другие. Галлюцинации не были столь вульгарными. Мысленно она все видела в другом свете. Она смотрела, как огонь играет оранжевым, красным, желтым – это были цвета, немодные в нынешнем сезоне. Она нахмурилась. В огне она видела лица людей, связанных с модой, тех, кого она знала, причем как мертвых, так и живых. Газеты кончились, и она, не думая, бросила в огонь дорогую лакированную шкатулку. Огонь может разрушать, но в нем иногда рождается что-то совершенно новое. Она жалела, что не может разрушить свою прежнюю жизнь и создать что-то абсолютно новое. Мода всегда была смыслом ее жизни. Может быть, зря? Она бросила в огонь свою черную шаль. Однажды она сказала: «Париж мертв». Может быть, и мода тоже мертва? Она бросилась к своему шкафу и вернулась с охапкой одежды, чтобы бросить ее в пламя. Из пепла возродится Феникс, думала она. Одно за другим она кидала в огонь платья от Шанель, Диора, Норелля, Галаноса и Холстона. Прекрасно вспыхивала тонкая замша. В огне перед ней оживала история моды. Создатели коллекций, как надменные манекенщики, уходили по подиуму в бесконечность: Живанши, Унгаро, Филипп Ру. Одежда различных фасонов смешивалась в ее затуманенном мозгу, взрываясь яркими цветами. Глядя на них, она нахмурилась: «Все не так! На дамах 1930 года туалеты шестидесятых годов, а стриженые девушки двадцатых носят платья Мэри Квант и Курреж!»
Огонь превратился в прожорливого зверя, требующего все больше и больше пищи Ему ни в коем случае нельзя было дать погаснуть. Он приказывал ей сжечь всю ее прошлую жизнь. Он с жадностью поглощал ее одежду; огню так же нравились модные вещи, как и ей самой! Неожиданно она заговорила вслух, как бы обращаясь к большой аудитории.
– Даже если какой-то стиль и возвращается, то он выглядит совсем по-иному. Это не копирование какого-нибудь стиля, это всего лишь обращение к нему! Это как бы подтекст к моде!
Мода должна двигаться вперед, никогда она не идет назад, поэтому… прощай, старая жизнь, думала она. Когда у нее не осталось больше одежды, чтобы накормить это чудовище, она подтащила к камину ковер и засунула в него один уголок. Сначала огонь лишь осторожно лизнул его резиновую подкладку, как бы пробуя на вкус. Затем вдруг вспыхнул восхитительным зеленым пламенем, осветившим всю комнату.
Корал захлопала в ладоши.
– Изумрудно-зеленый! – закричала она.
Скоро вся ее гостиная будет изумрудного цвета! Да, в весеннем номере «Дивайн» будет царить лишь изумрудно-зеленое! Затем она вспомнила, что больше не руководит «Дивайн», и издала печальный вопль. Когда вспыхнул пол, она оглядела квартиру, пытаясь понять, что происходит. Край ее платья начал оплавляться.
Если ей суждено умереть, она умрет, произнося самое изысканное имя.
– Баленсиага! – крикнула она. В это время внизу, в холле дома, индикаторы дыма уловили сигнал и включилась пронзительная сирена.
* * *
18 октября 1968 года на первой полосе «Лейблз» опубликовал следующую заметку:
«Корал Стэнтон, одна из ведущих законодательниц моды, чей уровень значительно выше, чем у всех остальных, считается пропавшей, возможно даже, она погибла во время вчерашнего пожара, охватившего жилой дом на Пятьдесят седьмой улице, где она проживала. Хотя тело миссис Стэнтон еще не обнаружено, однако известно, что за шесть часов до пожара она зашла в подъезд дома, возвращаясь с презентации мод «Дивайн», на которой присуждались награды.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59
Эд откинулся назад, закрыв глаза, машина свернула на Мэдисон. Маккензи провела пальцем ему по лбу, затем по носу и, наконец, по губам. Он открыл рот и слегка прикусил ее пальчики.
– Эта бедняжка Корал Стэнтон, – продолжала она. – Думаю, мне стоит дать ей работу в «Голд!», но это не вполне соответствует ее стилю. Возможно, если мне удастся наладить кашемировую линию…
Он наклонился вперед и поцеловал ее, не давая говорить.
– Не хочешь пригласить меня к себе что-нибудь выпить? – спросил он.
Маккензи вспомнила о раскрытом чемодане, стоящем возле кровати, который она не успела уложить. Ей не хотелось, чтобы Эд узнал, что завтра она улетает в Лос-Анджелес; он может попытаться помешать ей.
– У меня завтра деловой завтрак в восемь! – солгала она. – Мне необходимо произвести впечатление на приезжих покупателей. И я должна выспаться, чтобы отлично выглядеть. Я позвоню тебе позже, малыш.
Она высадила его возле его дома и нежно поцеловала на прощание. Он еще не подозревал об этом, но этого поцелуя ему должно было хватить довольно надолго.
– Уверяю тебя, со мной все в порядке, Колин, – Корал задержала его руку, прощаясь у дверей своей квартиры.
– И ты поедешь со мной на этой неделе в Прованс? Благодаря Уйэленду, у меня есть билет и для тебя.
Она устало улыбнулась. События сегодняшнего дня сильно утомили ее. Хотя он и вытащил ее с этого приема довольно рано, вид у нее был измученный.
– Как это мило с его стороны, – сказала она. – Завтра я ему позвоню и поблагодарю. Все вдруг стали такими любезными, Колин… Я на Майю не сержусь. Даже восторгаюсь тем, что она так выросла… Жаль только, что она сказала, что у нее нет работы для меня.
Он смотрел на нее, восхищаясь ею, как всегда. Она держалась с поразительным достоинством. Она была спокойной, уравновешенной, в ней было необыкновенное благородство, как будто стычка с дочерью что-то в ней изменила, заставила что-то понять. Уходя, он поцеловал ее в щеку и сказал:
– Я горжусь тобой. Я позвоню тебе завтра…
– Колин? – окликнула она его, когда он уже шел по коридору. – Как ты считаешь, ведь «Лейблз» не пощадит нас в своем обзоре?
– Я постараюсь связаться сегодня с Говардом Остином, может быть, мне удастся что-нибудь сделать. Возможно, если я ему предложу бесплатно несколько рисунков, он не станет расписывать сегодняшний скандал?
Когда она вошла в квартиру, та показалась ей незнакомой и пустой – в ней было что-то чужое и неприветливое. Закрыв дверь, Корал рассталась со своей гордой осанкой. Она ожидала от этого вечера большего – гораздо большего!
Она включила свет и сразу же прошла в спальню. Где-то должна быть одна капсула ЛСД. Реальность была сегодня слишком тяжелой, чтобы выносить ее весь вечер, она изменит ее, совершив небольшое путешествие. Она нашла коробочку, вынула капсулу, проглотила ее, затем прошла в гостиную, чтобы поджечь газеты, лежавшие в камине под поленьями. Ей хотелось растопить камин, чтобы почувствовать тепло, уют, услышать потрескивание огня. Вскоре газеты загорелись, потом схватились дрова. Она легла прямо на коврик у камина, она слишком устала, чтобы двигаться…
– Леди Брайерли? – Она где-то слышала этот гнусавый голос. Маккензи бросила взгляд на часы – восемь утра. – Говорит Джим Леопольд – вы меня не помните? Мы с вами беседовали на прошлой неделе. Вы хотели узнать, сколько платят рабочим в Калифорнии? Ваши братья уволили меня, леди Брайерли. Они сказали, чтобы я передал вам, что платили минимальную зарплату. Поскольку меня выгнали с работы, могу сказать вам, что они платили пятьдесят центов в час – намного меньше минимального. Ваши братья пользуются тем, что большинство рабочих находится в стране нелегально. Они рады получать и по пятьдесят центов.
Маккензи села в кровати и протянула руку за ручкой и блокнотом.
– Спасибо, что позвонили, Джим, – сказала она. – Вы мне действительно оказали услугу. Вы не могли бы мне дать свой номер телефона и адрес, чтобы я…
– Лучше не надо. Желаю удачи, леди Брайерли.
Она позвонила в «Американ Эйрлайнз», чтобы подтвердить свой билет на дневной рейс в Лос-Анджелес. Оставшуюся часть утра она провела, укладывая вещи, разбирая одежду Джордана и названивая в свою студию. Велела модельерам подготовить последние варианты моделей к ее приезду, чтобы она могла дать им окончательную оценку.
– А когда ты вернешься, Мак? – спросил главный модельер.
– Представления не имею, – ответила она. В полдень позвонил Эд.
– Как прошел твой завтрак? – спросил он. Она удивленно подняла брови.
– Как обычно. Два тоста из ржаного хлеба. Джордан ел кашу…
– Так ты не пошла на свой деловой завтрак? Ты говорила, что у тебя встреча в восемь!
Она прижала трубку к губам и затараторила:
– Эдди, ты на меня разозлишься, но мы сегодня улетаем в Лос-Анджелес. Я не хотела тебе говорить заранее, потому что боялась, что ты меня попытаешься отговорить…
– Кто это «мы»?
– Мы с Джорданом.
– Это все твое идиотское желание встретиться с рабочими? И что ты собираешься делать, Мак? Изменить жизнь?
– Я не знаю! Может быть, выдать премию? Показать им, что хоть кто-то в «Голд!» думает об их благополучии! Найти какое-нибудь агентство, чтобы заботились о них… что бы я ни придумала и ни сделала, будет лучше, чем просто так сидеть в Нью-Йорке, сложа руки.
– Я сейчас же еду к тебе, Мак! – сказал он. – Пока задержись.
– Не собираюсь я задерживаться! – закричала она. – Мы в три выезжаем из дома! – Но он уже повесил трубку.
Он был у нее через двадцать минут.
– Чтобы приехать к тебе, мне пришлось отменить две важные встречи, – сказал он, когда она открыла дверь.
Она быстро обняла его, и они поднялись по винтовой лестнице наверх, в ее спальню, где на полу возле кровати стоял огромный чемодан. Он сел на кровать, глядя, как она укладывает джемперы.
– И надолго ты собралась? – спросил он. – На год?
– Я бы с удовольствием уехала и на десять лет, – ответила она, садясь рядом с ним. – Поедем со мной, Эдди?
– Я не могу так подвести Дэвида. Мы должны показать осеннюю коллекцию.
Он наклонился к ней, и они поцеловались. Он протянул руку и коснулся ее груди, поглаживая сквозь шелковую блузку ее напрягшиеся соски. Его язык проник в ее рот. После почти недельной разлуки все, что он делал с ней, ей казалось необыкновенным, возбуждая ее, как всегда. Она сделала над собой большое усилие и отстранилась со словами:
– Не сейчас, Эдди. У меня тайное подозрение, что ты просто хочешь меня соблазнить, чтобы я опоздала на самолет.
– Позвони и откажись от билета! – сказал он, хватая ее за руку. – Это глупо. Ты ничего не сумеешь изменить! Ты даже можешь навлечь опасность на себя и парнишку.
– Тогда поехали со мной, – опять повторила она. – Если ты меня любишь, если ты действительно хочешь быть со мной – поехали! Мы вдвоем начнем новое дело, намного лучше прежнего! В нашей фирме мы не станем обращаться с людьми, как со скотиной!
– Я не могу подвести Дэвида, и ты об этом прекрасно знаешь. Мир моды не вращается вокруг тебя, Мак. Мы все должны соблюдать какие-то этические нормы в отношениях друг с другом. Так в любом деле. Я не знаю, что происходит у твоих братьев, но нам надо производить то, что создано Дэвидом, по приемлемым ценам.
– И как ты это делаешь? – спросила она. Он покачал головой.
– Стараюсь различными способами снизить издержки.
– Готова поспорить, что ты не используешь труд нелегальных рабочих?
Эд глубоко вздохнул, глядя прямо ей в глаза:
– Послушай, Мак, – сказал он. – Я всего лишь самый обычный парень, я зарабатываю себе на жизнь, стараясь не нарушать законы. Реджи и Макс не делают ничего незаконного. Может быть, это аморально, но об этом может судить лишь Господь Бог…
– Когда? – фыркнула она. – В Судный День? Если людей вроде Реджи и Макса вовремя не остановить, то нам его вообще не дождаться.
Он притянул ее к себе, лаская, его рука скользнула между ее ног.
– Не надо сейчас ставить передо мной все эти вопросы. Я не знаю ответа на них. Я просто хочу жить спокойно. – Он задрал ей юбку и, опустившись перед ней на колени, зарылся лицом между ее ног. – Но сейчас я просто хочу тебя. О Боже, я так сильно хочу тебя!
– Осторожно, Джордан, – прошептала она.
– Я просто должен взять тебя, малышка, – простонал он. – Иначе я кончу прямо сейчас себе в штаны…
Испытывая такое же сильное желание, она бросилась к двери и заперла ее. Ей придется предупредить водителя, чтобы ехал в аэропорт побыстрее. Но оно того стоило.
Он притянул ее к себе, поднимая ей юбку и стягивая с нее трусики. Она почувствовала, как его всего лихорадит, и это еще больше возбудило ее. Она легла поперек кровати и притянула к себе Эда. Они уже целую неделю не занимались любовью, и она соскучилась по нему. Он облизывал ее лицо, как голодный щенок, в то время как их бедра касались друг друга, терлись друг о друга, и наконец он без труда вошел в нее. Он спрятал лицо на ее шее, покусывая ей ухо. Поворачивая к нему голову, она хотела, чтобы его язык как можно глубже проник в ее рот, а член – в нее самое, ей хотелось, чтобы он полностью завладел ею. Эд двигался внутри нее, постанывая от наслаждения, и она почувствовала, что ее тоже очень быстро начинает захлестывать волна наслаждения.
– О, малыш… – едва дыша, произнесла она, обхватывая руками его голову и зарываясь пальцами в густые волосы у него на затылке. – О, малыш!
Они кончили одновременно, крепко сжимая друг друга в объятиях и тяжело дыша в лицо друг другу, чувствуя, как волна восторга сотрясает их тела. Он наклонился над ней, глядя на нее затуманенными от наслаждения глазами, однако у нее не было времени, чтобы побыть в его горячих объятиях столько, сколько бы ей хотелось.
– Это просто безумие, Мак! – сказал он. – Почему мы так поступаем друг с другом? Почему ты не выйдешь за меня замуж и не положишь этому конец?
Маккензи расхохоталась. Слегка оттолкнув его от себя, она села на край кровати и стала одеваться.
– Чему положить конец? – спросила она. – Даже если бы я и была замужем за тобой, я бы все равно поехала в Лос-Анджелес. Неужели ты думаешь, что маленькая миссис Эдди Шрайбер будет более послушной?
В его глазах мелькнула обида.
– Перестань произносить это имя так, как будто это самое большое унижение, на которое ты можешь пойти, – сказал он и зашлепал в ванную.
Он вернулся, держа в руках теплое влажное полотенце. Он нежно вытер ее.
– Малышка, ты стоишь нескольких миллионов, разве не так? Для чего придумывать себе проблемы?
Она выхватила у него полотенце и сердито бросила его на пол. Вскочив на ноги, она оправила одежду.
– Знаешь, я тоже так думала, прежде чем мои друзья из Виллидж не пробудили мое сознание…
– Это хиппи?
– Это добрые, порядочные люди. Они не считают, как ты или моя мать: «Пока у тебя миллион, сиди тихо и не раскачивай лодку»! И именно потому, что я могу это себе позволить, я должна сделать что-то хорошее, помочь тем, кому меньше повезло в жизни, а ведь эти люди работают на меня! Они помогают мне обогатиться!
– Мода на радикальность? – усмехнулся Эд. Он застегнул брюки и наклонился, чтобы надеть ботинки.
– Нет, Эдди! – она схватила его за плечи и заставила посмотреть ей прямо в глаза. – Я делаю это не из-за моды! Я действительно так считаю!
Он молча смотрел в ее серьезные глаза.
– Да, – он кивнул, – ты действительно так считаешь. Я в этом уверен.
Он зашнуровал второй ботинок и, повернувшись к ней спиной, стал спускаться по винтовой лестнице к входной двери. Она смотрела ему вслед, раздираемая противоречивыми чувствами.
– Подожди! – крикнула она ему вслед. – Не уходи так! – Она побежала за ним.
У входной двери он повернулся и посмотрел ей в лицо.
– Знаешь, что я действительно думаю обо всем этом, Мак? – сказал он. – Это чувство вины. Ты никогда не любила этого парня! Ты сваливаешь свою вину на всех. И знаешь, смерть не делает его праведником или святым. Но ты не можешь с этим примириться. Ты должна это как-то обставить! «Наркологический Центр имени Элистера Брайерли»…
– Мы помогаем вылечиться молодым наркоманам! – сказала Маккензи. – Я пытаюсь бороться с человеческими страданиями – что в этом плохого? И может быть, мне удастся хоть немного помочь беднякам в Лос-Анджелесе – я просто хочу попробовать! Ты должен уважать меня за это…
Эд открыл дверь. Они на мгновение замерли на пороге, глядя друг на друга.
– Так что? – спросила она. – Я не собираюсь тебя задерживать. Иди! Иди и делай свои доллары на Седьмой авеню.
– Мак, не уезжай в Лос-Анджелес, – тихо сказал он. – Это безумие! Ты заблуждаешься, ты подрываешь все…
– Вот именно! – Она слегка подтолкнула его. – Заблудшая Маккензи – это я! Золотое сердце и либерально-хипповые воззрения никуда не годятся, если ворочаешь миллионами и имеешь сына-лорда, но меньше всего я этого хотела…
Он подошел к лифту. Когда она закрывала дверь, он крикнул:
– Позвони, если я тебе понадоблюсь!
Она крикнула в ответ через закрытую дверь:
– Ты мне не понадобишься!
У нее осталось время только на то, чтобы схватить Джордана, попросить швейцара вызвать для нее такси и, заплатив водителю пятьдесят долларов, просить его как можно быстрее домчать ее до аэропорта. Почему-то она всю дорогу плакала. Они еле успели на самолет.
Было пять часов утра, и огонь в камине стал гаснуть. Корал принесла пачку газет и сунула в огонь, который с радостью начал их пожирать.
Путешествие было совсем не похожим на другие. Галлюцинации не были столь вульгарными. Мысленно она все видела в другом свете. Она смотрела, как огонь играет оранжевым, красным, желтым – это были цвета, немодные в нынешнем сезоне. Она нахмурилась. В огне она видела лица людей, связанных с модой, тех, кого она знала, причем как мертвых, так и живых. Газеты кончились, и она, не думая, бросила в огонь дорогую лакированную шкатулку. Огонь может разрушать, но в нем иногда рождается что-то совершенно новое. Она жалела, что не может разрушить свою прежнюю жизнь и создать что-то абсолютно новое. Мода всегда была смыслом ее жизни. Может быть, зря? Она бросила в огонь свою черную шаль. Однажды она сказала: «Париж мертв». Может быть, и мода тоже мертва? Она бросилась к своему шкафу и вернулась с охапкой одежды, чтобы бросить ее в пламя. Из пепла возродится Феникс, думала она. Одно за другим она кидала в огонь платья от Шанель, Диора, Норелля, Галаноса и Холстона. Прекрасно вспыхивала тонкая замша. В огне перед ней оживала история моды. Создатели коллекций, как надменные манекенщики, уходили по подиуму в бесконечность: Живанши, Унгаро, Филипп Ру. Одежда различных фасонов смешивалась в ее затуманенном мозгу, взрываясь яркими цветами. Глядя на них, она нахмурилась: «Все не так! На дамах 1930 года туалеты шестидесятых годов, а стриженые девушки двадцатых носят платья Мэри Квант и Курреж!»
Огонь превратился в прожорливого зверя, требующего все больше и больше пищи Ему ни в коем случае нельзя было дать погаснуть. Он приказывал ей сжечь всю ее прошлую жизнь. Он с жадностью поглощал ее одежду; огню так же нравились модные вещи, как и ей самой! Неожиданно она заговорила вслух, как бы обращаясь к большой аудитории.
– Даже если какой-то стиль и возвращается, то он выглядит совсем по-иному. Это не копирование какого-нибудь стиля, это всего лишь обращение к нему! Это как бы подтекст к моде!
Мода должна двигаться вперед, никогда она не идет назад, поэтому… прощай, старая жизнь, думала она. Когда у нее не осталось больше одежды, чтобы накормить это чудовище, она подтащила к камину ковер и засунула в него один уголок. Сначала огонь лишь осторожно лизнул его резиновую подкладку, как бы пробуя на вкус. Затем вдруг вспыхнул восхитительным зеленым пламенем, осветившим всю комнату.
Корал захлопала в ладоши.
– Изумрудно-зеленый! – закричала она.
Скоро вся ее гостиная будет изумрудного цвета! Да, в весеннем номере «Дивайн» будет царить лишь изумрудно-зеленое! Затем она вспомнила, что больше не руководит «Дивайн», и издала печальный вопль. Когда вспыхнул пол, она оглядела квартиру, пытаясь понять, что происходит. Край ее платья начал оплавляться.
Если ей суждено умереть, она умрет, произнося самое изысканное имя.
– Баленсиага! – крикнула она. В это время внизу, в холле дома, индикаторы дыма уловили сигнал и включилась пронзительная сирена.
* * *
18 октября 1968 года на первой полосе «Лейблз» опубликовал следующую заметку:
«Корал Стэнтон, одна из ведущих законодательниц моды, чей уровень значительно выше, чем у всех остальных, считается пропавшей, возможно даже, она погибла во время вчерашнего пожара, охватившего жилой дом на Пятьдесят седьмой улице, где она проживала. Хотя тело миссис Стэнтон еще не обнаружено, однако известно, что за шесть часов до пожара она зашла в подъезд дома, возвращаясь с презентации мод «Дивайн», на которой присуждались награды.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59