– И леди Фенмор тоже. – Девушка резко повернулась и побежала по направлению к замку.
– Подождите! Это не то, что вы, что вы… Изабелла… черт побери, позвольте объяснить, что произошло!
Но Фелиция все еще крепко прижималась к Тримейну, и он, не в силах сделать что-либо, видел, как Изабелла исчезла за холмом.
– Черт побери! Ладно, я все объясню ей после того, как доставлю вас домой.
– Тримейн, пожалуйста, не рассказывайте никому о том, что произошло! Вы знаете это графство и как любят здесь посплетничать. Я не хочу, чтобы деревенские кумушки узнали о моем унижении, хотя вы и остановили насильника как раз вовремя. Это погубит мое доброе имя. А если эта новость дойдет до Лондона, то все отвернутся от меня.
– Фелиция, я не могу допустить, чтобы Изабелла что-то вообразила о нас с вами…
– Боже, я не вынесу, если местные сплетницы узнают о том, что меня пытался изнасиловать грязный крестьянин! Это погубит меня. Клянусь, Тримейн, если кто-нибудь узнает об этом, я убью себя! Клянусь! Я убью себя!
Тримейн убрал руки Фелиции со своего лица и попытался успокоить ее.
– Не говорите так. Мы поймаем этого человека и накажем его. Никто не посмеет плохо говорить о вас.
– Будут говорить, я знаю, – сквозь слезы проговорила Фелиция, проверяя, насколько Тримейн поверил ее россказням. – Вы же знаете, что эти курицы судачат обо мне! Если они узнают, что на меня напал какой-то разбойник, я буду навеки опозорена.
Тримейн посмотрел на содрогающиеся от рыданий плечи Фелиции.
– Вы хотите сказать, было бы лучше, если бы это сделал какой-нибудь высокородный подлец?
– Да вы просто смеетесь надо мной! – завопила Фелиция. – Я хочу умереть. Оставьте меня и ступайте к вашей Изабелле!
– Я отвезу вас домой, где вам и следует быть, а не бродить ночью по лесам.
Фелиция закрыла лицо руками.
– Я была так одинока. Вы перестали уделять мне внимание с тех пор, как приехала эта… эта кузина Джереми. – Она всхлипнула и вытерла слезы. – Тримейн, пожалуйста, не рассказывайте никому о том, что произошло. Вы напугали этого человека, и он никогда в жизни больше не посмеет сделать ничего подобного. Прошу вас, не лишайте меня достоинства!
– Я не собираюсь ничего говорить, пока вы не придете в себя. Но прежде, чем Изабелла уедет с Джереми в Италию, я должен все ей объяснить. Я не могу позволить, чтобы она считала меня развратным подлецом. – В глубине души Трей думал о том, что ему нет никакого дела до того, кем сочтет его Изабелла после увиденной сцены.
Он слышал о сексуальной невоздержанности лорда Лансфорда, и, без сомнения, Изабелле, несмотря на ее притворный вид, приходилось не раз заниматься любовью на траве.
– Пожалуйста, пообещайте мне, что вы никому не расскажете! – умоляла Фелиция.
– А почему вы думаете, что Изабелла не распространит слухи о нас с вами?
Чистыми невинными глазами Фелиция посмотрела на Тримейна.
– Если она это сделает, вы же поступите со мной, как порядочный человек?
Тримейн отпрянул от Фелиции. На его лице появилось суровое выражение. Он уже давно решил, что Фелиция Фенмор – не та женщина, на которой ему хотелось бы жениться.
– Я отвезу вас домой. Необходимо убедиться, что у вас нет серьезных повреждений.
– Вы еще не пообещали мне.
– Хорошо. Обещаю ничего не говорить пока.
Проводив Фелицию до дома, Тримейн ехал с тяжелым сердцем. Несмотря на все сомнения и подозрения относительно того, что Изабелла не та, за кого себя выдает, ему было нестерпимо больно от мысли, что девушка считает его подлецом.
Трей не мог забыть лица Изабеллы, когда он повернулся и увидел ее, стоящую на тропинке Девушка была потрясена этой сценой. Но вместе с болью в сердце Тримейна закралась и злость.
– Если она считает меня таким животным, то не заслуживает и объяснения!
Тримейн стал думать о бедной Фелиции и о человеке, который был причиной ее неприятностей. Кто отважился бы вступить во владения Шеффилдов, зная, что все до одного в графстве преданы этой семье?
Ну что ж, поисками этого человека Тримейн займется позже. Недаром Бог дал людям язык, к тому же, мужчины любят хвастаться. А он будет начеку.
Ньютон Фенмор, в халате и тапочках, вошел в гостиную, где Фелиция оценивала ущерб, причиненный ее новому платью.
– Боже, Фелиция! Что случилось? Я уже начинаю сомневаться, что когда-нибудь ты придешь домой и не будешь выглядеть, как уличная кошка, повстречавшаяся сразу с несколькими котами.
– Заткнись, Ньютон! – сквозь зубы процедила сестра. – По крайней мере, он не щиплется, когда занимается любовью, в отличие от некоторых мужчин.
Ньютон покраснел.
– Кто рассказал тебе об этом?
– Не твое дело! Принеси лучше бренди.
Когда брат ушел, Фелиция посмотрела на себя в зеркало и ужаснулась тому, как плохо выглядит растрепанные и всклокоченные волосы, разорванное платье. Проклятый Лансфорд! Он заплатит, но не за костюм и синяки, а за свою трусость и за то, что сбежал и оставил ее одну.
Но с другой стороны… К тому моменту, когда вернулся Ньютон и принес ей бренди, Фелиция чувствовала себя победительницей. Этой маленькой шлюхе есть о чем подумать! Она злорадно улыбалась, вспоминая потрясение Изабеллы, отразившееся на ее лице, когда в человеке, обнимавшем Фелицию, она узнала Тримейна Шеффилда.
Эта маленькая дурочка, наверное, никогда не целовалась с мужчиной, а уж тем более не занимаюсь ни с кем любовью.
– Ньютон, дорогой, прочти мне что-нибудь, только короткое. Учти, я хочу спать. Одно из твоих милых маленьких стихотворений.
– Ты действительно хочешь этого? – Ньютон был похож на маленького ребенка, которому неожиданно дали конфету. – Я написал новую балладу, коротенькую, – быстро добавил он. – Но, слушая ее, ты будешь плакать.
Фелиция откинула назад голову. Пока брат читал ужасное стихотворение о бедной доярке, которую насмерть затоптала корова, она молилась на луну и думала о своем неверном возлюбленном, размышляя о том, что произошло, и о реакции Изабеллы.
Когда Ньютон закончил, Фелиция несколько запоздало захлопала в ладоши и воскликнула:
– Чудесно! Просто замечательно!
Однако это относилось не к ужасному стихотворению Ньютона, а к тому, как несчастна и подавлена сейчас Изабелла.
Эннабел в самом деле была потрясена увиденным. Несмотря на то, что отношение Тримейна к ней бывало таким разным – от неприступной холодности до нежности, Эннабел считала его настоящим джентльменом, который никогда не сделает того, что, по-видимому, он сделал с Фелицией Фенмор.
– Теперь-то я знаю, чем закончился бы наш маленький пир с клубникой, не помешай я ему, – сказала Эннабел, со злостью проводя щеткой по волосам и вновь вызывая в памяти потрясшую ее сцену. – Ручаюсь, что даже этот ужасный Лансфорд никогда не поступил бы так с женщиной.
Стук в балконную дверь прервал ее размышления. Девушка запахнула пеньюар и подошла к двери.
– Изабелла, пожалуйста, позвольте мне поговорить с вами!
– Уходите. – Она прислонилась спиной к двери. – Клянусь, если вы не уйдете, я позову Тодда.
– Если вы не откроете дверь, я расскажу Джереми все, что узнал о вас! Ведь вы такая же кузина Изабелла, как я – его тетя Агнесса.
Эннабел закрыла глаза, собралась с силами и распахнула дверь. Тримейн уже переступил порог ее спальни, но девушка остановила его.
– Нет. Я не хочу, чтобы вдобавок ко всему вы еще и скомпрометировали меня. Я сама выйду на балкон. Хочу напомнить, что у вас очень мало времени, чтобы рассказать вашу сказку.
– Изабелла, то, что вы видели у реки, совершенно не соответствует тому, о чем вы подумали. Между мной и Фелицией ничего не было. Я не могу сказать больше! Прошу вас, поверьте, что я не испытываю никаких чувств к этой женщине!
– Это абсолютно очевидно, – холодно произнесла Эннабел. – Учитывая состояние, в котором была леди Фенмор, вы испытывали в тот момент только животную похоть.
– Изабелла, выслушайте меня. – Несправедливое обвинение разозлило Тримейна.
Ему сейчас была неприятна женщина, которую он спас, и даже та, что стояла сейчас перед ним. Ее большие глаза обвиняли его в преступлении, которого он не совершал.
– Я дал слово чести и не могу рассказать вам всего. Пожалуйста, верьте мне. Я повторяю, что никогда не смог бы так неуважительно обращаться с женщиной.
– Вы отвезли меня в одно из самых сомнительных заведений Лондона и соблазнили бы, если бы я не сопротивлялась.
– Это было другое. – Тримейн понял, каким несостоятельным кажется его объяснение.
Он вел себя с Изабеллой так, как поступил бы на его месте лорд Лансфорд. А теперь он пытается убедить ее в том, что не позволял себе ничего подобного по отношению к Фелиции Фенмор.
– Надеюсь, вы не расскажете об этом Джереми. Это очень расстроило бы его.
– Да, Джереми будет неприятно, если он узнает, что его брат, которого он идеализирует, на самом деле – похотливый распутник. Вы знаете, что я не очень люблю леди Фенмор. Тем не менее, она не заслуживает того, чтобы ради собственного удовольствия вы рвали ее платья. Должна вам сказать, что Фелиция выглядела очень испуганной.
– Потому что она была… Изабелла, поверьте, я не зверь! Когда вы так смотрите на меня, мое сердце леденеет. Мы не были искренни друг с другом. Но, клянусь, это правда, Сегодня ночью я не занимался любовью с Фелицией Фенмор!
– Нет, любовью вы не занимались! Это называется другим словом. Лорд Шеффилд, я очень устала. Я обещала Джереми, что проведу завтрашний день с ним и помогу выбрать подарки, которые мы отвезем в Италию его другу лорду Байрону. Извините, я должна проститься с вами.
– Сперва сделайте мне одолжение. – В лунном свете, освещавшем лицо Тримейна, был отчетливо виден его шрам.
Эннабел почувствовала мучительную боль. Почему в глубине души она так верит человеку, с которым не может находиться рядом больше пяти минут и не поспорить из-за чего-нибудь?
– Я не буду давать никаких обещаний.
– Я и не требую их. Просто вы будете думать, что делаете мне обыкновенное одолжение, которое для меня значит намного больше. Я знаю, что вы испытываете сильные чувства к Фалькону. Джереми считает, что ваша близость с ним неизбежна. – Не давая Эннабел возразить, Тримейн поднял руку. – Не отрицайте. Прошу вас, когда вы будете в его объятиях и отдадите ему свою любовь, произнесите мое имя.
Тримейн ушел, а Эннабел еще долго стояла неподвижно. Она не могла ни объяснить своих чувств, ни отречься от них.
Эннабел ничего не ответила Тримейну, но знала, когда настанет такой момент, а это обязательно произойдет, имя Тримейна будет если не на устах, то в сердце.
Это невозможно. Она любит одновременно двух мужчин.
Может быть, трех, подсказывало ей сердце.
Глава 14
Джереми Харкер хорошо знал своего брата и успел неплохо узнать свою кузину.
– Что-то произошло, – сказал он Греймалкин, которая убирала комнату в башне, где Джереми работал над своим новым стихотворением. – Я не знаю, что сказал или сделал Трей, но вижу, что они как-то странно ведут себя друг с другом. Ты не заметила?
Греймалкин замечала все, но обычно свои наблюдения хранила при себе. Этому компромиссу научила ее жизнь. Старуха раньше часто попадала в беду из-за того, что видела вещи, недоступные другим людям.
– Мой мальчик, это не мое дело и не твое тоже. Держись подальше от мутной воды, иначе сам попадешь в омут.
Джереми засмеялся.
– Старая лиса! Я пытался выведать у каждого из них по отдельности. Я знаю маниакальную идею Трея, что Изабелле нельзя доверять. Мне кажется, брат уже и сам начинает понимать, что она милая, замечательная девушка, хотя немного загадочная. – Джереми мечтательно смотрел в пустоту, покусывая кончик пера. – Иногда она говорит странные вещи, словно пришла из другого мира, но тут же засмеется и станет прежней Изабеллой.
Греймалкин мыла пол, стараясь не задеть камень, под которым Джереми прятал от посторонних глаз свои бумаги. Она видела, как он пользовался этим тайником, но не раскрыла его секрета Греймалкин обожала своего мальчика. Его боль была и ее болью, его тайна – ее тайной.
– Действительно, она необыкновенная девушка. Она полна тайн, которые не стоит разгадывать.
– Добрая ты душа, Малки, и я люблю тебя, как любил свою покойную мать! – Джереми смял исписанный лист. – Вот если бы я умел так писать, как мои друзья… По крайней мере, я не хуже бедняги Фенмора. Если бы Ньютон знал, какой он бездарный поэт! А он еще постоянно приходит, чтобы прочесть свои нескладные стихи и послушать мои.
– Я все время говорю тебе, Джереми, что он опасный человек. Именно таких дураков, которые вбили себе в башку, что они гениальны, и нужно остерегаться. Они всегда наносят удар, когда не ждешь, потому что слишком трусливы, чтобы поступить иначе.
Джереми обратил предостережение Греймалкин в шутку:
– Убить меня он может только своими ужасными стихотворениями. Кстати, Ньютон может каждую минуту явиться на так называемую «беседу поэтов». Я уже предупредил Изабеллу о его визите и теперь прошу тебя побыстрее закончить уборку.
Греймалкин отложила ведро и щетку и направилась к выходу.
Ньютон Фенмор стоял на лестничной площадке под самой дверью. Увидев его пунцовые щеки, Греймалкин предположила, что он подслушивал.
– Здравствуйте, лорд Фенмор. Вас ждут.
Ньютон не обратил на нее никакого внимания. Видимо, он был слишком расстроен услышанным, чтобы, по своему обыкновению, быть вежливым со старой няней.
«Берегись, Джереми! Этот человек – змея!»
Однако Ньютон любезно поприветствовал хозяина башни. В его словах чувствовалась обида за то, что из него делают посмешище.
– Я очень рад, что вы позволили мне прийти. Я в отчаянии от того, что ваша кузина всегда занята, но очень рад, что мне удастся попрощаться перед вашим отъездом в Италию.
Приветствие Джереми было неправдоподобно теплым.
– Мне очень жаль отказывать вам в просьбе присоединиться к нам, но Байрон не любит принимать у себя в доме незнакомых людей.
«И у него аллергия на таких плохих поэтов, как ты», – добавил про себя Джереми.
– Садитесь, пожалуйста, я как раз закончил строку, которая никак мне не давалась.
Ньютон сел на диван у окна и подобрал листок бумаги. Это было стихотворение Джереми, посвященное Изабелле.
– О, дайте его мне! – попросил Джереми. – Это черновик, я должен переписать его для кузины.
Ньютон достаточно долго держал стихотворение в руке, читая заметки на полях, сделанные Китсом. Его сердце чуть не разорвалось от зависти. В этот момент Фенмор ненавидел Джереми. Его ревность была замешана на унижении, которое он испытал только что, стоя перед дверью Харкера.
– Надеюсь, вы когда-нибудь прочтете его мне.
– Может быть. Я уверен, что вы принесли свое стихотворение и хотите, чтобы я его послушал.
Джереми сделал заинтересованное лицо, а Ньютон все запинался и колебался. Видимо, ему очень хотелось, чтобы его стали упрашивать.
Джереми с трудом дослушал до конца «Элегию доярки», которую лицемерно расхваливала Фелиция Фенмор.
– Каково ваше мнение? – взволнованно спросил смущенный поэт, закончив вдохновенно декламировать.
Джереми не мог найти подходящих слов. Как подбодрить или как охладить пыл незадачливого служителя муз? Будучи высокообразованным человеком и талантливым писателем, Джереми не мог хвалить такое отвратительное стихотворение. С другой стороны, честная критика разозлит лорда Фенмора, который, несмотря на свои недостатки, имеет политическое влияние в Лондоне.
– Ну что ж. Рифмы требуют доработки… Может быть, стоит несколько убавить пафос, чтобы люди плакали, а не смеялись.
Ньютон сделал вид, что благодарен за совет, хотя внутри кипел от злости. Если бы Джереми прямо сказал, что стихотворение плохое, а не строил из себя снисходительного всезнайку, возможно, Фенмор чувствовал бы себя по-другому.
– Что ж, я отнял у вас много времени. Передайте, пожалуйста, привет мисс Изабелле.
Ньютон встал, собираясь уходить.
– Передайте привет леди Фенмор, – вежливо произнес Джереми. – Я давно не видел ее. Надеюсь, она здорова.
Ньютон вспомнил, в каком состоянии была его сестра, когда вернулась домой два дня назад.
– В последнее время ей нездоровится, но Фелиция будет рада, что вы беспокоитесь о ней.
Внизу Ньютон остановился и в клочья разорвал стихотворение.
– Посмотрим, кого из нас запомнят, Харкер. Возможно, у тебя и есть талант, но нет таких связей, как у меня.
Он попытался успокоиться. Его не устраивала роль неудачника, но кто поможет получить другую? Только не Джереми. Его мнения о своих стихах Ньютон больше спрашивать не собирается. И не Изабелла. Ее ответ не оставлял места сомнениям. Тогда кто же? Дерек Лансфорд оплатил долги Фенмора, но все-таки был еще очень многим обязан ему. Кроме распутства Лансфорда, Ньютон знал и о других его неблаговидных поступках, которые имели серьезные политические последствия. Этого человека могли надолго посадить в Тауэр или даже отправить на виселицу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30
– Подождите! Это не то, что вы, что вы… Изабелла… черт побери, позвольте объяснить, что произошло!
Но Фелиция все еще крепко прижималась к Тримейну, и он, не в силах сделать что-либо, видел, как Изабелла исчезла за холмом.
– Черт побери! Ладно, я все объясню ей после того, как доставлю вас домой.
– Тримейн, пожалуйста, не рассказывайте никому о том, что произошло! Вы знаете это графство и как любят здесь посплетничать. Я не хочу, чтобы деревенские кумушки узнали о моем унижении, хотя вы и остановили насильника как раз вовремя. Это погубит мое доброе имя. А если эта новость дойдет до Лондона, то все отвернутся от меня.
– Фелиция, я не могу допустить, чтобы Изабелла что-то вообразила о нас с вами…
– Боже, я не вынесу, если местные сплетницы узнают о том, что меня пытался изнасиловать грязный крестьянин! Это погубит меня. Клянусь, Тримейн, если кто-нибудь узнает об этом, я убью себя! Клянусь! Я убью себя!
Тримейн убрал руки Фелиции со своего лица и попытался успокоить ее.
– Не говорите так. Мы поймаем этого человека и накажем его. Никто не посмеет плохо говорить о вас.
– Будут говорить, я знаю, – сквозь слезы проговорила Фелиция, проверяя, насколько Тримейн поверил ее россказням. – Вы же знаете, что эти курицы судачат обо мне! Если они узнают, что на меня напал какой-то разбойник, я буду навеки опозорена.
Тримейн посмотрел на содрогающиеся от рыданий плечи Фелиции.
– Вы хотите сказать, было бы лучше, если бы это сделал какой-нибудь высокородный подлец?
– Да вы просто смеетесь надо мной! – завопила Фелиция. – Я хочу умереть. Оставьте меня и ступайте к вашей Изабелле!
– Я отвезу вас домой, где вам и следует быть, а не бродить ночью по лесам.
Фелиция закрыла лицо руками.
– Я была так одинока. Вы перестали уделять мне внимание с тех пор, как приехала эта… эта кузина Джереми. – Она всхлипнула и вытерла слезы. – Тримейн, пожалуйста, не рассказывайте никому о том, что произошло. Вы напугали этого человека, и он никогда в жизни больше не посмеет сделать ничего подобного. Прошу вас, не лишайте меня достоинства!
– Я не собираюсь ничего говорить, пока вы не придете в себя. Но прежде, чем Изабелла уедет с Джереми в Италию, я должен все ей объяснить. Я не могу позволить, чтобы она считала меня развратным подлецом. – В глубине души Трей думал о том, что ему нет никакого дела до того, кем сочтет его Изабелла после увиденной сцены.
Он слышал о сексуальной невоздержанности лорда Лансфорда, и, без сомнения, Изабелле, несмотря на ее притворный вид, приходилось не раз заниматься любовью на траве.
– Пожалуйста, пообещайте мне, что вы никому не расскажете! – умоляла Фелиция.
– А почему вы думаете, что Изабелла не распространит слухи о нас с вами?
Чистыми невинными глазами Фелиция посмотрела на Тримейна.
– Если она это сделает, вы же поступите со мной, как порядочный человек?
Тримейн отпрянул от Фелиции. На его лице появилось суровое выражение. Он уже давно решил, что Фелиция Фенмор – не та женщина, на которой ему хотелось бы жениться.
– Я отвезу вас домой. Необходимо убедиться, что у вас нет серьезных повреждений.
– Вы еще не пообещали мне.
– Хорошо. Обещаю ничего не говорить пока.
Проводив Фелицию до дома, Тримейн ехал с тяжелым сердцем. Несмотря на все сомнения и подозрения относительно того, что Изабелла не та, за кого себя выдает, ему было нестерпимо больно от мысли, что девушка считает его подлецом.
Трей не мог забыть лица Изабеллы, когда он повернулся и увидел ее, стоящую на тропинке Девушка была потрясена этой сценой. Но вместе с болью в сердце Тримейна закралась и злость.
– Если она считает меня таким животным, то не заслуживает и объяснения!
Тримейн стал думать о бедной Фелиции и о человеке, который был причиной ее неприятностей. Кто отважился бы вступить во владения Шеффилдов, зная, что все до одного в графстве преданы этой семье?
Ну что ж, поисками этого человека Тримейн займется позже. Недаром Бог дал людям язык, к тому же, мужчины любят хвастаться. А он будет начеку.
Ньютон Фенмор, в халате и тапочках, вошел в гостиную, где Фелиция оценивала ущерб, причиненный ее новому платью.
– Боже, Фелиция! Что случилось? Я уже начинаю сомневаться, что когда-нибудь ты придешь домой и не будешь выглядеть, как уличная кошка, повстречавшаяся сразу с несколькими котами.
– Заткнись, Ньютон! – сквозь зубы процедила сестра. – По крайней мере, он не щиплется, когда занимается любовью, в отличие от некоторых мужчин.
Ньютон покраснел.
– Кто рассказал тебе об этом?
– Не твое дело! Принеси лучше бренди.
Когда брат ушел, Фелиция посмотрела на себя в зеркало и ужаснулась тому, как плохо выглядит растрепанные и всклокоченные волосы, разорванное платье. Проклятый Лансфорд! Он заплатит, но не за костюм и синяки, а за свою трусость и за то, что сбежал и оставил ее одну.
Но с другой стороны… К тому моменту, когда вернулся Ньютон и принес ей бренди, Фелиция чувствовала себя победительницей. Этой маленькой шлюхе есть о чем подумать! Она злорадно улыбалась, вспоминая потрясение Изабеллы, отразившееся на ее лице, когда в человеке, обнимавшем Фелицию, она узнала Тримейна Шеффилда.
Эта маленькая дурочка, наверное, никогда не целовалась с мужчиной, а уж тем более не занимаюсь ни с кем любовью.
– Ньютон, дорогой, прочти мне что-нибудь, только короткое. Учти, я хочу спать. Одно из твоих милых маленьких стихотворений.
– Ты действительно хочешь этого? – Ньютон был похож на маленького ребенка, которому неожиданно дали конфету. – Я написал новую балладу, коротенькую, – быстро добавил он. – Но, слушая ее, ты будешь плакать.
Фелиция откинула назад голову. Пока брат читал ужасное стихотворение о бедной доярке, которую насмерть затоптала корова, она молилась на луну и думала о своем неверном возлюбленном, размышляя о том, что произошло, и о реакции Изабеллы.
Когда Ньютон закончил, Фелиция несколько запоздало захлопала в ладоши и воскликнула:
– Чудесно! Просто замечательно!
Однако это относилось не к ужасному стихотворению Ньютона, а к тому, как несчастна и подавлена сейчас Изабелла.
Эннабел в самом деле была потрясена увиденным. Несмотря на то, что отношение Тримейна к ней бывало таким разным – от неприступной холодности до нежности, Эннабел считала его настоящим джентльменом, который никогда не сделает того, что, по-видимому, он сделал с Фелицией Фенмор.
– Теперь-то я знаю, чем закончился бы наш маленький пир с клубникой, не помешай я ему, – сказала Эннабел, со злостью проводя щеткой по волосам и вновь вызывая в памяти потрясшую ее сцену. – Ручаюсь, что даже этот ужасный Лансфорд никогда не поступил бы так с женщиной.
Стук в балконную дверь прервал ее размышления. Девушка запахнула пеньюар и подошла к двери.
– Изабелла, пожалуйста, позвольте мне поговорить с вами!
– Уходите. – Она прислонилась спиной к двери. – Клянусь, если вы не уйдете, я позову Тодда.
– Если вы не откроете дверь, я расскажу Джереми все, что узнал о вас! Ведь вы такая же кузина Изабелла, как я – его тетя Агнесса.
Эннабел закрыла глаза, собралась с силами и распахнула дверь. Тримейн уже переступил порог ее спальни, но девушка остановила его.
– Нет. Я не хочу, чтобы вдобавок ко всему вы еще и скомпрометировали меня. Я сама выйду на балкон. Хочу напомнить, что у вас очень мало времени, чтобы рассказать вашу сказку.
– Изабелла, то, что вы видели у реки, совершенно не соответствует тому, о чем вы подумали. Между мной и Фелицией ничего не было. Я не могу сказать больше! Прошу вас, поверьте, что я не испытываю никаких чувств к этой женщине!
– Это абсолютно очевидно, – холодно произнесла Эннабел. – Учитывая состояние, в котором была леди Фенмор, вы испытывали в тот момент только животную похоть.
– Изабелла, выслушайте меня. – Несправедливое обвинение разозлило Тримейна.
Ему сейчас была неприятна женщина, которую он спас, и даже та, что стояла сейчас перед ним. Ее большие глаза обвиняли его в преступлении, которого он не совершал.
– Я дал слово чести и не могу рассказать вам всего. Пожалуйста, верьте мне. Я повторяю, что никогда не смог бы так неуважительно обращаться с женщиной.
– Вы отвезли меня в одно из самых сомнительных заведений Лондона и соблазнили бы, если бы я не сопротивлялась.
– Это было другое. – Тримейн понял, каким несостоятельным кажется его объяснение.
Он вел себя с Изабеллой так, как поступил бы на его месте лорд Лансфорд. А теперь он пытается убедить ее в том, что не позволял себе ничего подобного по отношению к Фелиции Фенмор.
– Надеюсь, вы не расскажете об этом Джереми. Это очень расстроило бы его.
– Да, Джереми будет неприятно, если он узнает, что его брат, которого он идеализирует, на самом деле – похотливый распутник. Вы знаете, что я не очень люблю леди Фенмор. Тем не менее, она не заслуживает того, чтобы ради собственного удовольствия вы рвали ее платья. Должна вам сказать, что Фелиция выглядела очень испуганной.
– Потому что она была… Изабелла, поверьте, я не зверь! Когда вы так смотрите на меня, мое сердце леденеет. Мы не были искренни друг с другом. Но, клянусь, это правда, Сегодня ночью я не занимался любовью с Фелицией Фенмор!
– Нет, любовью вы не занимались! Это называется другим словом. Лорд Шеффилд, я очень устала. Я обещала Джереми, что проведу завтрашний день с ним и помогу выбрать подарки, которые мы отвезем в Италию его другу лорду Байрону. Извините, я должна проститься с вами.
– Сперва сделайте мне одолжение. – В лунном свете, освещавшем лицо Тримейна, был отчетливо виден его шрам.
Эннабел почувствовала мучительную боль. Почему в глубине души она так верит человеку, с которым не может находиться рядом больше пяти минут и не поспорить из-за чего-нибудь?
– Я не буду давать никаких обещаний.
– Я и не требую их. Просто вы будете думать, что делаете мне обыкновенное одолжение, которое для меня значит намного больше. Я знаю, что вы испытываете сильные чувства к Фалькону. Джереми считает, что ваша близость с ним неизбежна. – Не давая Эннабел возразить, Тримейн поднял руку. – Не отрицайте. Прошу вас, когда вы будете в его объятиях и отдадите ему свою любовь, произнесите мое имя.
Тримейн ушел, а Эннабел еще долго стояла неподвижно. Она не могла ни объяснить своих чувств, ни отречься от них.
Эннабел ничего не ответила Тримейну, но знала, когда настанет такой момент, а это обязательно произойдет, имя Тримейна будет если не на устах, то в сердце.
Это невозможно. Она любит одновременно двух мужчин.
Может быть, трех, подсказывало ей сердце.
Глава 14
Джереми Харкер хорошо знал своего брата и успел неплохо узнать свою кузину.
– Что-то произошло, – сказал он Греймалкин, которая убирала комнату в башне, где Джереми работал над своим новым стихотворением. – Я не знаю, что сказал или сделал Трей, но вижу, что они как-то странно ведут себя друг с другом. Ты не заметила?
Греймалкин замечала все, но обычно свои наблюдения хранила при себе. Этому компромиссу научила ее жизнь. Старуха раньше часто попадала в беду из-за того, что видела вещи, недоступные другим людям.
– Мой мальчик, это не мое дело и не твое тоже. Держись подальше от мутной воды, иначе сам попадешь в омут.
Джереми засмеялся.
– Старая лиса! Я пытался выведать у каждого из них по отдельности. Я знаю маниакальную идею Трея, что Изабелле нельзя доверять. Мне кажется, брат уже и сам начинает понимать, что она милая, замечательная девушка, хотя немного загадочная. – Джереми мечтательно смотрел в пустоту, покусывая кончик пера. – Иногда она говорит странные вещи, словно пришла из другого мира, но тут же засмеется и станет прежней Изабеллой.
Греймалкин мыла пол, стараясь не задеть камень, под которым Джереми прятал от посторонних глаз свои бумаги. Она видела, как он пользовался этим тайником, но не раскрыла его секрета Греймалкин обожала своего мальчика. Его боль была и ее болью, его тайна – ее тайной.
– Действительно, она необыкновенная девушка. Она полна тайн, которые не стоит разгадывать.
– Добрая ты душа, Малки, и я люблю тебя, как любил свою покойную мать! – Джереми смял исписанный лист. – Вот если бы я умел так писать, как мои друзья… По крайней мере, я не хуже бедняги Фенмора. Если бы Ньютон знал, какой он бездарный поэт! А он еще постоянно приходит, чтобы прочесть свои нескладные стихи и послушать мои.
– Я все время говорю тебе, Джереми, что он опасный человек. Именно таких дураков, которые вбили себе в башку, что они гениальны, и нужно остерегаться. Они всегда наносят удар, когда не ждешь, потому что слишком трусливы, чтобы поступить иначе.
Джереми обратил предостережение Греймалкин в шутку:
– Убить меня он может только своими ужасными стихотворениями. Кстати, Ньютон может каждую минуту явиться на так называемую «беседу поэтов». Я уже предупредил Изабеллу о его визите и теперь прошу тебя побыстрее закончить уборку.
Греймалкин отложила ведро и щетку и направилась к выходу.
Ньютон Фенмор стоял на лестничной площадке под самой дверью. Увидев его пунцовые щеки, Греймалкин предположила, что он подслушивал.
– Здравствуйте, лорд Фенмор. Вас ждут.
Ньютон не обратил на нее никакого внимания. Видимо, он был слишком расстроен услышанным, чтобы, по своему обыкновению, быть вежливым со старой няней.
«Берегись, Джереми! Этот человек – змея!»
Однако Ньютон любезно поприветствовал хозяина башни. В его словах чувствовалась обида за то, что из него делают посмешище.
– Я очень рад, что вы позволили мне прийти. Я в отчаянии от того, что ваша кузина всегда занята, но очень рад, что мне удастся попрощаться перед вашим отъездом в Италию.
Приветствие Джереми было неправдоподобно теплым.
– Мне очень жаль отказывать вам в просьбе присоединиться к нам, но Байрон не любит принимать у себя в доме незнакомых людей.
«И у него аллергия на таких плохих поэтов, как ты», – добавил про себя Джереми.
– Садитесь, пожалуйста, я как раз закончил строку, которая никак мне не давалась.
Ньютон сел на диван у окна и подобрал листок бумаги. Это было стихотворение Джереми, посвященное Изабелле.
– О, дайте его мне! – попросил Джереми. – Это черновик, я должен переписать его для кузины.
Ньютон достаточно долго держал стихотворение в руке, читая заметки на полях, сделанные Китсом. Его сердце чуть не разорвалось от зависти. В этот момент Фенмор ненавидел Джереми. Его ревность была замешана на унижении, которое он испытал только что, стоя перед дверью Харкера.
– Надеюсь, вы когда-нибудь прочтете его мне.
– Может быть. Я уверен, что вы принесли свое стихотворение и хотите, чтобы я его послушал.
Джереми сделал заинтересованное лицо, а Ньютон все запинался и колебался. Видимо, ему очень хотелось, чтобы его стали упрашивать.
Джереми с трудом дослушал до конца «Элегию доярки», которую лицемерно расхваливала Фелиция Фенмор.
– Каково ваше мнение? – взволнованно спросил смущенный поэт, закончив вдохновенно декламировать.
Джереми не мог найти подходящих слов. Как подбодрить или как охладить пыл незадачливого служителя муз? Будучи высокообразованным человеком и талантливым писателем, Джереми не мог хвалить такое отвратительное стихотворение. С другой стороны, честная критика разозлит лорда Фенмора, который, несмотря на свои недостатки, имеет политическое влияние в Лондоне.
– Ну что ж. Рифмы требуют доработки… Может быть, стоит несколько убавить пафос, чтобы люди плакали, а не смеялись.
Ньютон сделал вид, что благодарен за совет, хотя внутри кипел от злости. Если бы Джереми прямо сказал, что стихотворение плохое, а не строил из себя снисходительного всезнайку, возможно, Фенмор чувствовал бы себя по-другому.
– Что ж, я отнял у вас много времени. Передайте, пожалуйста, привет мисс Изабелле.
Ньютон встал, собираясь уходить.
– Передайте привет леди Фенмор, – вежливо произнес Джереми. – Я давно не видел ее. Надеюсь, она здорова.
Ньютон вспомнил, в каком состоянии была его сестра, когда вернулась домой два дня назад.
– В последнее время ей нездоровится, но Фелиция будет рада, что вы беспокоитесь о ней.
Внизу Ньютон остановился и в клочья разорвал стихотворение.
– Посмотрим, кого из нас запомнят, Харкер. Возможно, у тебя и есть талант, но нет таких связей, как у меня.
Он попытался успокоиться. Его не устраивала роль неудачника, но кто поможет получить другую? Только не Джереми. Его мнения о своих стихах Ньютон больше спрашивать не собирается. И не Изабелла. Ее ответ не оставлял места сомнениям. Тогда кто же? Дерек Лансфорд оплатил долги Фенмора, но все-таки был еще очень многим обязан ему. Кроме распутства Лансфорда, Ньютон знал и о других его неблаговидных поступках, которые имели серьезные политические последствия. Этого человека могли надолго посадить в Тауэр или даже отправить на виселицу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30