И ноги тоже.
С того случая Валентин, по его собственным словам, верующим стал. Во всяком разе твердо знает — ангел-хранитель у него есть. Во-первых, от смерти уберег. Хватанули бы они с Оксаной водочки в интимной обстановке и оба… ага. Взламывают двери, а они лежат рядышком с комнатной температурой обнаженных тел. «Отчего умер?»— «Да с любовницей на брудершафт постельный не той водки выпил», — говорили бы на похоронах. Спас ангел от позора. Во-вторых, «Жигули» нашлись. Это по горячке теща сладко пела: не убивайся! Поостыв, заныла бы на всю оставшуюся жизнь: профунькал машину! И здесь ангел выручил. В-третьих, уберег от прелюбодейства.
Хотя на нейтрализацию этого греха можно было не тратить ангельских сил.
Поучительный случай. Потому что подпольной водки в нашем деле хватает. Конечно, смертельно-подпольная — это исключительный факт. А так, даже импортная часто левит. И зарубежные братья могут туфту подсунуть, и наши в их бутылки льют. А уж от чумового отечественного самопала никто из ларечников не застрахован. Оптовики тебе среди других ящиков подсунут гаражного разлива и не заметишь. Все чин по чину, сертификат дадут, пей на здоровье, да если бы они в каждую бутылку его засовывали.
На меня тут однажды налоговая стала наезжать. То кассовый аппарат сломан, то продавец чек еле видно отбил. Никого не трогают, меня заковыряли. Одна проверка за другой… Все оказалось проще простого. Тот же Петро Иваныч и разузнал. На стадионе, что у нас под боком, сауна не для всех. Полюбил в нее мэр, с которым Стас хотел дороги на крышные деньги строить, заезжать. Как говорится, пойдем в баню, заодно и помоемся. Не знаю, в тот раз мылись они или нет, но водки не хватило, гонца черт дернул в моем киоске отовариться. Мэр на следующий день пластом лежал. Может, и не от водки, от пара угарного. Не разобравшись, дал команду принять в отношении моего киоска меры. Сколько раз ко мне вязались, штрафовали почем зря… К счастью, мэр сам погорел, развели его соперники, другого назначили. И от меня после этого отстала налоговая.
ДЕНЬ РАЗВОДОВ
На то и бараны,
чтобы стричь.
С разводом в прилавочной практике раньше или позже сталкивается каждый продавец. Надя-разводная в «Пузырьке» абсолютный рекордсмен. Раза четыре попадалась. Тем не менее, в лицо ей никто по данному поводу не смеется. Брось в меня камнем — и сам дураком будешь. Надя, не отходя от кассы, припомнит личные достижения каждого. Как я ни учу продавцов на чужих ошибках, все равно свои цепляют. С обратной стороны прилавка такие ухорезы водятся! Задурят, запудрят… Финансовые потери от разводов на продавцов не возлагаю, списываю. Митя-секс обзывает долбаком. Но я развод приравниваю к стихийному бедствию.
Однажды это бедствие всю остановку накрыло, будто в городе конгресс разводящих проходил с показательными выступлениями.
Почин сделала Надя. Вообще-то на Надю мне грех жаловаться. Как говорили раньше: работает с огоньком, имеет высокие производственные показатели. В самые дохлые дни выручка выше, чем у других. Уговорный Надя продавец. Из тех, к кому сунешься за куревом, а уйдешь до бровей в товаре. Однако на лице ее спецы, видимо, читают: к разводу всегда готова!
В то утро прихожу, она летает по киоску.
— Виктор Никитич, — вся прямо светится, — я вам лекарство купила!
Какое, не могу взять в толк, лекарство? Стас мэру на госуши лапшу не вешал, говоря, что мы работаем без выходных и проходных. Халявным хлеб наш не назовешь. Во всяком случае, жена моя надеялась на значительно лучшую жизнь. Кровушку ларечный бизнес портит — только держись. Но я пока стрессы никаким лекарством, кроме как от сорока болезней — на каждый градус по хвори — не снимаю. Стаканчик другой жидкого антистрессина приму и все хоккей — без задних ног сплю.
— Что за лекарство? — спрашиваю Надю.
— Дефицитное, — отвечает, — ваша знакомая принесла. В очках такая, челка крашеная. Лидой назвалась из аптеки.
Врать не буду, регулярно принимаю лекарство от сорока недугов, только не в беспамятных количествах. Никакой Лиды от аптеки не знаю.
— Она сказала: вот достала кое-как Виктору Никитичу лекарство, две упаковки.
— Взяла? — спрашиваю, хотя уже понимаю, что к чему.
— Одну упаковку, — извиняется Надя. — Денег на кассе двадцать тысяч было, упаковка двадцать пять стоит.
Пять Надя из своего кошелька добавила.
— Вторую упаковку, — говорю, — потом занесет?
— Ну! — радостно говорит Надя.
— Лида-фармацевт, — объясняю, — может, не родня тому микросхемщику, да состоят они в одном профсоюзе, а лекарство дефицитное фирма «Развод» варит. Хотя во флаконе с виду что-то витаминное перекатывалось.
Надя в слезы, я — в няньки.
Не успел одну успокоить, Митя-секс в раздерганных чувствах влетает.
— Убью! — кричит. — Прямо секс среди белого дня! Убью!
Какой-то виртуоз не побоялся Митиной рцд-физиономии, под ля-ля сунул десять тысяч. А когда сквозь землю провалился со сдачей и пачкой сигарет, Митя развернул денежку и на дыбы с матерками! Кто бы мог подумать? — купюра склеена из двух половинок. Одна достоинством в десять тысяч, другая — в тысячу. Фокус-покус: одиннадцать тысяч ловкостью рук превращаются в двадцать. Разгадай Митя сразу цирковой секрет, он бы наделал фокуснику шрамов по всей окружности физиономии…
— Воспользовался, скотина, что я с бодуна! — жаловался на мякине разведенный Митя.
Пошел я Стаса предупреждать и опоздал. Его продавца на 47 тысяч нагрели.
Недавно говорили: копейка рубль бережет. Да не сберегла! Сама приказала долго жить, и рубль лег рядом в братскую могилу. На него двух спичек не купишь. Сегодня — сотня миллион бережет. Да пока сотенный миллион пересчитаешь — пальцы мозолями обрастут. То ли дело пятидесятитысячные купюры. Но есть одно «но». Фальшсотен встречать в своей практике не приходилось, а пятидесятитысячных кустарных сколько хочешь. Множительная техника до чего дошла — водяные значки берет. Смотришь на свет — нормальные деньги, на самом деле — дерибас. По первости сам прокололся, отоварил на фальшивку. Если быть точным: не такие они совершенные неофициальные деньги. Когда не торопясь их смотреть, сразу видно: рисунок не той четкости, бумага на ощупь не ГОСТовского хруста, нет красных волосинок, ксерокс пока их не берет. В спокойной обстановке без спектрального анализа ловится левак. По этой причине от разводящего спокойной обстановки не дождешься. Как начнет забивать баки продавцу: какая жвачка мятнее? какие сигареты ментольнее? какая водка слаще? Путь к кошельку покупателя лежит через вежливость — закон ларечного бизнеса. Ты-то блюдешь закон, а за это получаешь купюру домашнего разлива.
На такую продавец Стаса попалась.
— Не бери в голову, — успокаивал Стас, — мелочь это в сравнении с госразводом. — Меня больше другое беспокоит, подозрительно давно сверху ничего не было.
Не успел он докончить накаркивающую мысль, Митя-секс заревел на всю остановку:
— Секс твою наперекосяк! Лучше бы я умер маленьким!
Че это, думаю, Митя дуреет без наркоза.
— Убил бы! — кулаками трясет. — Позавчера машину продал, два миллиона старыми дали, а сегодня им кранты!
Одним словом, пока мы обсуждали результаты разводов, Москва объявила денежную реформу.
У меня захолодело внутри: сколько их старых в чулке? Сорвался считать, а дома лазарет с истерикой. Жена соседку валерьянкой отпаивает. Не знаю, за что хвататься, соседку откачивать или свои деньги выручать. Хоть и не столько, как у соседки, получилось, но ведь мои. А соседка руки себе заламывает. Брат у нее с шилом пониже спины. На юге поработал — жарко, на севере — лета, говорит, мало, на востоке, дальнем, понравилось. Неделю назад заявляется на два часа, чаи, говорит, гонять некогда, дает сестре 15 тысяч долларов, купи, говорит, хатенку с высокими потолками — и улетел.
Сестра обрадовалась без ума как: брательник на якорь в родном городе встает, быстро квартиру нашла. Да такую классную… У самой кухня в три спичечных коробка квадратных, а там на кухне вальсы бальные с кастрюлями кружить можно. По коридору стада слонов впору на водопой гонять. Комнаты одна другой больше — и все веселые. Две кладовки, первая как ангар, во второй с семьей жить можно. Но владелец данных хором патриот, доллары не любит. Черт, говорит, знает эти не наши, вдруг липовые. Наши ему подавай. Соседка полжизни на валютной операции, меняя не наши на наши, потеряла, так как до этого доллары только по телеку лицезрела. Обменяла их на рубли, а тут государство тоже обмен затеяло: с Лениным купюры — геть из обращения, на их место новые. А кто много старых накопил, тому их прощают. Кинулась соседка считать и в обморок кувырк — пять миллионов отмененных у нее. Позвонила дрожащими ручонками продавцу квартиры, надеясь старые рубли всучить. Да дураков уже нет. Передумал, говорит продавец, доллары давай. С этими нашими, мол, то Степа, то не Степа.
Удружил братик сестричке. Она совсем зачастила с обмороками: хлоп да хлоп. Надо «скорую» вызывать, а телефонистка перебивает: с вами будет Владивосток говорить. Братик звонит. Узнал, в чем дело, начал успокаивать. Не бери, требует, близко к сердцу, деньги — дело наживное, на днях еще привезу, держи квартиру, если понравилась. Он в газете работает. Им за строчки в рублях гонорарят, а что между закладывают — за то в валюте. Он, выходит, шибко писучий щелкопер!
Я так быстро наживать деньгу не научился, схватил свои пропадающие восемьсот пятьдесят тысяч и поехал с сумкой водки по знакомым из НИИ, чтобы в сберкассе обменяли. Вернулся домой пьянее водки, но без денег.
В те дни со старой купюрой многие на стенки лезли. Но самый забавный курьез произошел со свояченицами Петро Иваныча.
СЯО ФАНЬ ДЗЫ
Солнце встает над рекой Хуанхэ,
Китайцы на работу идут…
Горсточку риса зажав в кулаке,
Песню про Мао поют!
Лида, первая свояченица участкового, проснулась в то июльское утро 93-го в чудненьком настроении. Три дня назад с сестрой Таткой, другой свояченицей Петро Иваныча, нагруженные до бровей сумками вернулись из Китая. А вчера, ну просто на сверхчудненьком условии, сдали весь товар вдруг подвернувшемуся купцу из Норильска.
Еще совсем недавно каждое божье утро тащилась на завод за нищий оклад, теперь квартира начинена миллионами, как огурец семенами. Даже зашифрованный план тайников имеется на случай забывчивости.
Повторю, настроение у Лиды было распрекрасное. Впереди неделя без забот, хлопот, товаров…
Лида ткнула пальцем в радио. Что там в мире творится? По чем доллар идет?
В мире творилось такое, что Лида винтом пошла по квартире с планом тайников. Объявили каюк прошлогодним рублям. Свежие, нынешние года выпуска, имей сколько угодно, а те, что с 61-го по 92-ой год штамповали, — два дня ходят, потом всего 35 тысяч каждому обменять дают. Если сверх того насундучил, толку от сбережений, как от козла молока. Можно пускать купюры с Лениным на новогодние гирлянды.
Из укромных углов, шкафов, тумбочек полетели на палас разноцветные бумажки. Каждый раз, когда попадались с Лениным, Лида плевалась.
«Ленин жил! Ленин жив! Ленин будет жить!» — пришли на ум строки из пионерского далека.
«Дожился! — плюнула в радио. — Чтоб вам всем ни дна ни покрышки!» Одним словом, разволновалась свояченица, шутка ли — считала 11 миллионов упраздненных денег.
«А у Татки сколько?» — побежала к телефону.
— Маоцзэдуна! Вэй! — раздался в трубке лающий голос сестры. — Сяо фань дзы!
— У тебя что, крыша поехала? — спросила Лида.
— Да-да! — заплакал на другом конце Вася, муж сестры. — Как узнала про отмену денег, так понесла околесицу на китайском. Борщ палочками ест!.. Представляешь!..
— Хунвэйбина дзиу дзиу! — раздалось на другом конце.
«Сука норильская знал про обмен, — подумала Лида. — Одними старыми рассчитался».
Лида помчалась к сестре.
Та в защитного цвета шортах, без лифчика, с красным флажком и детским ружьем ходила строевым шагом по квартире.
— Цзяофаня! — ткнула в Лиду ружьем. — Ни хао!
— Врача вызывал? — спросила Лида Васю.
— Какого врача?! — заблажил Вася. — Ее в психушку упекут, а у нас 28 лимонов старых денег. Что я буду делать?
Лида упала на телефон и через подругу нашла психиатра.
— Маоцзэдуна! — закричала на доктора Татка. — Сяо фань дзы!
— Ага! — не стал возражать доктор.
Лида с ужасом заметила, у сестры лицо стало сковородочно плоским, нос расползся, глаза сузились. В сумме получилось: «Моя сестра красависа: носа нет — одна лиса!»
— Может, какое дефицитное лекарство надо? — спросила Лида доктора. — Я достану.
— Для выхода из китайского состояния нужен шок, — сказал доктор.
— Шао линь! — вдруг подпрыгнула Татка и в прыжке саданула доктора пяткой в грудь.
Доктор упал в шоке.
Лида побрызгала его из чайника.
— Извините, — сказала очнувшемуся.
— Мы привычные, — поднялся доктор. — С вас десять тысяч.
«Не слабо», — подумала Лида и дала старой купюрой.
— Эти не надо, — отказался доктор.
— Сяо фань дзы! — закричала Татка. — Шао линь!
Но доктор вовремя выскочил за дверь.
Лида заходила по комнате в поисках шоковой терапии на выбивание из Татки иероглифов.
А если холодной водой окатить из-за угла? Татка с детства визжит от холодной. Посуду моет кипятком, от которого у Лиды руки волдырятся.
К обеду, намаршировавшись китайским макаром, Татка заснула в кресле.
Прижав к животу таз с шоковой водой, Лида подкралась к больной. Непосвященный в водную процедуру Вася отупело следил за странными маневрами свояченицы, забоявшись: не наследственная шиза косит сестер? Лечебный таз уже поднимался над больной, когда та разлепила щелочки глаз и с криком «шао линь!» в прыжке двумя ногами выбила емкость из рук сестры.
Таз по свистящей траектории пролетел через комнату и опрокинулся на голову Васе.
— Маоцзэдуна! — заорал Вася, воинственно расправив мокрую грудь. — Шаолиня!
«Еще один», — подумала Лида. И не расстроилась. Васю она не любила. Татка вечно крутится, как на пожаре, а он только колбасу на закуску порезать. И вида никакого. Недоросток белобрысый. Лида давно мечтала найти сестре что-нибудь поприличнее.
Пока супружеская пара слаженно переходила на китайскую мову, Лида придумала шокировать сестру ружьем. А че? Взять и разрядить оба ствола в аквариум, который объемом на целую бочку. Шуму будет, грому… И рыбки у Татки ценные. От ружейного шока никакая китайская стена не устоит.
Двустволка двенадцатого калибра висела в кладовке. Лида зарядила ее и решительно шагнула в китайскую зону.
— Не стреляй в Таню! — на чистейшем русском закричал Вася и бросился грудью на стволы.
После этого героического броска свояченица зауважала зятя.
Лида в последний момент успела дернуть ружье вверх. От хрустальной люстры остался мышиный хвостик провода, со шкафа бесследно исчезла фарфоровая ваза литров на двадцать.
— Хунвэйбина! — затопала ногами Татка.
Вася на трясущихся четвереньках пополз за валерьянкой.
В этот трагический момент ожил телефон. Звонил валютный жучок Лева. Он предлагал обмен старых рублей на новые с гонораром 30 долларов в собственный карман за каждый обменянный миллион.
— Будешь на этих условиях? — спросила Лида Васю.
— Он что? — вдруг закричала Татка. — За дурочек нас держит? Думает, я базар не знаю?
Татка выхватила трубку из рук сестры и громко заторговалась с Левой.
И чем дольше она говорила, тем больше глаза приобретали европейский разрез, нос — родную картофелеобразность.
Лида с радующимся сердцем смотрела на сестру и думала: «В Африку за товаром ее не возьму. Еще превратится в негритянку с кольцом в носу».
ХОДЯ
Поезд едет, рельсы гнутся.
Китайские мотивы сыграли злую, даже роковую шутку с самим Петро Иванычем. Посудите сами: «по рисочку» не принял, зайдя на следующий день в киоск.
— Уволят, — сокрушался бедолага.
Залетел Петро Иваныч в международном масштабе. Подвела слабость к пострелять в выпившем состоянии, гусарско-ковбойская жилка, чуть что — обнажать ствол. Мол, ша, парнишки, я вооружен и могу стрельнуть. И приводит без предупреждения угрозу к исполнению. По ковбойской причине он еще до китайского случая чуть не попал впросак по служебной линии.
Очередной день чекиста, то бишь получку, обмывал в ресторане с темпераментным названием «Джигит». Перед его входом у коновязи не стояли иноходцы-карагезы. Преданных скакунов джигиты обменяли на фартуки и поварские колпаки, кинжалы — на кухонные ножи, предлагая сибирякам оригинальные блюда кавказской кухни: шашлык из свинины, люля-кебаб — из говядины, харчо — непонятно из чего. Петро Иваныч, неприхотливый к кулинарным изыскам, в рассидочку употребил полкило водки, и вздумалось ему лакирнуть принятое соточкой коньяка. Джигит принес что-то по вкусу близко у коньяка не стоявшее. Даже не чача. Самогоняка закрашенная. Такая, как в песне Петро Иваныча:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12
С того случая Валентин, по его собственным словам, верующим стал. Во всяком разе твердо знает — ангел-хранитель у него есть. Во-первых, от смерти уберег. Хватанули бы они с Оксаной водочки в интимной обстановке и оба… ага. Взламывают двери, а они лежат рядышком с комнатной температурой обнаженных тел. «Отчего умер?»— «Да с любовницей на брудершафт постельный не той водки выпил», — говорили бы на похоронах. Спас ангел от позора. Во-вторых, «Жигули» нашлись. Это по горячке теща сладко пела: не убивайся! Поостыв, заныла бы на всю оставшуюся жизнь: профунькал машину! И здесь ангел выручил. В-третьих, уберег от прелюбодейства.
Хотя на нейтрализацию этого греха можно было не тратить ангельских сил.
Поучительный случай. Потому что подпольной водки в нашем деле хватает. Конечно, смертельно-подпольная — это исключительный факт. А так, даже импортная часто левит. И зарубежные братья могут туфту подсунуть, и наши в их бутылки льют. А уж от чумового отечественного самопала никто из ларечников не застрахован. Оптовики тебе среди других ящиков подсунут гаражного разлива и не заметишь. Все чин по чину, сертификат дадут, пей на здоровье, да если бы они в каждую бутылку его засовывали.
На меня тут однажды налоговая стала наезжать. То кассовый аппарат сломан, то продавец чек еле видно отбил. Никого не трогают, меня заковыряли. Одна проверка за другой… Все оказалось проще простого. Тот же Петро Иваныч и разузнал. На стадионе, что у нас под боком, сауна не для всех. Полюбил в нее мэр, с которым Стас хотел дороги на крышные деньги строить, заезжать. Как говорится, пойдем в баню, заодно и помоемся. Не знаю, в тот раз мылись они или нет, но водки не хватило, гонца черт дернул в моем киоске отовариться. Мэр на следующий день пластом лежал. Может, и не от водки, от пара угарного. Не разобравшись, дал команду принять в отношении моего киоска меры. Сколько раз ко мне вязались, штрафовали почем зря… К счастью, мэр сам погорел, развели его соперники, другого назначили. И от меня после этого отстала налоговая.
ДЕНЬ РАЗВОДОВ
На то и бараны,
чтобы стричь.
С разводом в прилавочной практике раньше или позже сталкивается каждый продавец. Надя-разводная в «Пузырьке» абсолютный рекордсмен. Раза четыре попадалась. Тем не менее, в лицо ей никто по данному поводу не смеется. Брось в меня камнем — и сам дураком будешь. Надя, не отходя от кассы, припомнит личные достижения каждого. Как я ни учу продавцов на чужих ошибках, все равно свои цепляют. С обратной стороны прилавка такие ухорезы водятся! Задурят, запудрят… Финансовые потери от разводов на продавцов не возлагаю, списываю. Митя-секс обзывает долбаком. Но я развод приравниваю к стихийному бедствию.
Однажды это бедствие всю остановку накрыло, будто в городе конгресс разводящих проходил с показательными выступлениями.
Почин сделала Надя. Вообще-то на Надю мне грех жаловаться. Как говорили раньше: работает с огоньком, имеет высокие производственные показатели. В самые дохлые дни выручка выше, чем у других. Уговорный Надя продавец. Из тех, к кому сунешься за куревом, а уйдешь до бровей в товаре. Однако на лице ее спецы, видимо, читают: к разводу всегда готова!
В то утро прихожу, она летает по киоску.
— Виктор Никитич, — вся прямо светится, — я вам лекарство купила!
Какое, не могу взять в толк, лекарство? Стас мэру на госуши лапшу не вешал, говоря, что мы работаем без выходных и проходных. Халявным хлеб наш не назовешь. Во всяком случае, жена моя надеялась на значительно лучшую жизнь. Кровушку ларечный бизнес портит — только держись. Но я пока стрессы никаким лекарством, кроме как от сорока болезней — на каждый градус по хвори — не снимаю. Стаканчик другой жидкого антистрессина приму и все хоккей — без задних ног сплю.
— Что за лекарство? — спрашиваю Надю.
— Дефицитное, — отвечает, — ваша знакомая принесла. В очках такая, челка крашеная. Лидой назвалась из аптеки.
Врать не буду, регулярно принимаю лекарство от сорока недугов, только не в беспамятных количествах. Никакой Лиды от аптеки не знаю.
— Она сказала: вот достала кое-как Виктору Никитичу лекарство, две упаковки.
— Взяла? — спрашиваю, хотя уже понимаю, что к чему.
— Одну упаковку, — извиняется Надя. — Денег на кассе двадцать тысяч было, упаковка двадцать пять стоит.
Пять Надя из своего кошелька добавила.
— Вторую упаковку, — говорю, — потом занесет?
— Ну! — радостно говорит Надя.
— Лида-фармацевт, — объясняю, — может, не родня тому микросхемщику, да состоят они в одном профсоюзе, а лекарство дефицитное фирма «Развод» варит. Хотя во флаконе с виду что-то витаминное перекатывалось.
Надя в слезы, я — в няньки.
Не успел одну успокоить, Митя-секс в раздерганных чувствах влетает.
— Убью! — кричит. — Прямо секс среди белого дня! Убью!
Какой-то виртуоз не побоялся Митиной рцд-физиономии, под ля-ля сунул десять тысяч. А когда сквозь землю провалился со сдачей и пачкой сигарет, Митя развернул денежку и на дыбы с матерками! Кто бы мог подумать? — купюра склеена из двух половинок. Одна достоинством в десять тысяч, другая — в тысячу. Фокус-покус: одиннадцать тысяч ловкостью рук превращаются в двадцать. Разгадай Митя сразу цирковой секрет, он бы наделал фокуснику шрамов по всей окружности физиономии…
— Воспользовался, скотина, что я с бодуна! — жаловался на мякине разведенный Митя.
Пошел я Стаса предупреждать и опоздал. Его продавца на 47 тысяч нагрели.
Недавно говорили: копейка рубль бережет. Да не сберегла! Сама приказала долго жить, и рубль лег рядом в братскую могилу. На него двух спичек не купишь. Сегодня — сотня миллион бережет. Да пока сотенный миллион пересчитаешь — пальцы мозолями обрастут. То ли дело пятидесятитысячные купюры. Но есть одно «но». Фальшсотен встречать в своей практике не приходилось, а пятидесятитысячных кустарных сколько хочешь. Множительная техника до чего дошла — водяные значки берет. Смотришь на свет — нормальные деньги, на самом деле — дерибас. По первости сам прокололся, отоварил на фальшивку. Если быть точным: не такие они совершенные неофициальные деньги. Когда не торопясь их смотреть, сразу видно: рисунок не той четкости, бумага на ощупь не ГОСТовского хруста, нет красных волосинок, ксерокс пока их не берет. В спокойной обстановке без спектрального анализа ловится левак. По этой причине от разводящего спокойной обстановки не дождешься. Как начнет забивать баки продавцу: какая жвачка мятнее? какие сигареты ментольнее? какая водка слаще? Путь к кошельку покупателя лежит через вежливость — закон ларечного бизнеса. Ты-то блюдешь закон, а за это получаешь купюру домашнего разлива.
На такую продавец Стаса попалась.
— Не бери в голову, — успокаивал Стас, — мелочь это в сравнении с госразводом. — Меня больше другое беспокоит, подозрительно давно сверху ничего не было.
Не успел он докончить накаркивающую мысль, Митя-секс заревел на всю остановку:
— Секс твою наперекосяк! Лучше бы я умер маленьким!
Че это, думаю, Митя дуреет без наркоза.
— Убил бы! — кулаками трясет. — Позавчера машину продал, два миллиона старыми дали, а сегодня им кранты!
Одним словом, пока мы обсуждали результаты разводов, Москва объявила денежную реформу.
У меня захолодело внутри: сколько их старых в чулке? Сорвался считать, а дома лазарет с истерикой. Жена соседку валерьянкой отпаивает. Не знаю, за что хвататься, соседку откачивать или свои деньги выручать. Хоть и не столько, как у соседки, получилось, но ведь мои. А соседка руки себе заламывает. Брат у нее с шилом пониже спины. На юге поработал — жарко, на севере — лета, говорит, мало, на востоке, дальнем, понравилось. Неделю назад заявляется на два часа, чаи, говорит, гонять некогда, дает сестре 15 тысяч долларов, купи, говорит, хатенку с высокими потолками — и улетел.
Сестра обрадовалась без ума как: брательник на якорь в родном городе встает, быстро квартиру нашла. Да такую классную… У самой кухня в три спичечных коробка квадратных, а там на кухне вальсы бальные с кастрюлями кружить можно. По коридору стада слонов впору на водопой гонять. Комнаты одна другой больше — и все веселые. Две кладовки, первая как ангар, во второй с семьей жить можно. Но владелец данных хором патриот, доллары не любит. Черт, говорит, знает эти не наши, вдруг липовые. Наши ему подавай. Соседка полжизни на валютной операции, меняя не наши на наши, потеряла, так как до этого доллары только по телеку лицезрела. Обменяла их на рубли, а тут государство тоже обмен затеяло: с Лениным купюры — геть из обращения, на их место новые. А кто много старых накопил, тому их прощают. Кинулась соседка считать и в обморок кувырк — пять миллионов отмененных у нее. Позвонила дрожащими ручонками продавцу квартиры, надеясь старые рубли всучить. Да дураков уже нет. Передумал, говорит продавец, доллары давай. С этими нашими, мол, то Степа, то не Степа.
Удружил братик сестричке. Она совсем зачастила с обмороками: хлоп да хлоп. Надо «скорую» вызывать, а телефонистка перебивает: с вами будет Владивосток говорить. Братик звонит. Узнал, в чем дело, начал успокаивать. Не бери, требует, близко к сердцу, деньги — дело наживное, на днях еще привезу, держи квартиру, если понравилась. Он в газете работает. Им за строчки в рублях гонорарят, а что между закладывают — за то в валюте. Он, выходит, шибко писучий щелкопер!
Я так быстро наживать деньгу не научился, схватил свои пропадающие восемьсот пятьдесят тысяч и поехал с сумкой водки по знакомым из НИИ, чтобы в сберкассе обменяли. Вернулся домой пьянее водки, но без денег.
В те дни со старой купюрой многие на стенки лезли. Но самый забавный курьез произошел со свояченицами Петро Иваныча.
СЯО ФАНЬ ДЗЫ
Солнце встает над рекой Хуанхэ,
Китайцы на работу идут…
Горсточку риса зажав в кулаке,
Песню про Мао поют!
Лида, первая свояченица участкового, проснулась в то июльское утро 93-го в чудненьком настроении. Три дня назад с сестрой Таткой, другой свояченицей Петро Иваныча, нагруженные до бровей сумками вернулись из Китая. А вчера, ну просто на сверхчудненьком условии, сдали весь товар вдруг подвернувшемуся купцу из Норильска.
Еще совсем недавно каждое божье утро тащилась на завод за нищий оклад, теперь квартира начинена миллионами, как огурец семенами. Даже зашифрованный план тайников имеется на случай забывчивости.
Повторю, настроение у Лиды было распрекрасное. Впереди неделя без забот, хлопот, товаров…
Лида ткнула пальцем в радио. Что там в мире творится? По чем доллар идет?
В мире творилось такое, что Лида винтом пошла по квартире с планом тайников. Объявили каюк прошлогодним рублям. Свежие, нынешние года выпуска, имей сколько угодно, а те, что с 61-го по 92-ой год штамповали, — два дня ходят, потом всего 35 тысяч каждому обменять дают. Если сверх того насундучил, толку от сбережений, как от козла молока. Можно пускать купюры с Лениным на новогодние гирлянды.
Из укромных углов, шкафов, тумбочек полетели на палас разноцветные бумажки. Каждый раз, когда попадались с Лениным, Лида плевалась.
«Ленин жил! Ленин жив! Ленин будет жить!» — пришли на ум строки из пионерского далека.
«Дожился! — плюнула в радио. — Чтоб вам всем ни дна ни покрышки!» Одним словом, разволновалась свояченица, шутка ли — считала 11 миллионов упраздненных денег.
«А у Татки сколько?» — побежала к телефону.
— Маоцзэдуна! Вэй! — раздался в трубке лающий голос сестры. — Сяо фань дзы!
— У тебя что, крыша поехала? — спросила Лида.
— Да-да! — заплакал на другом конце Вася, муж сестры. — Как узнала про отмену денег, так понесла околесицу на китайском. Борщ палочками ест!.. Представляешь!..
— Хунвэйбина дзиу дзиу! — раздалось на другом конце.
«Сука норильская знал про обмен, — подумала Лида. — Одними старыми рассчитался».
Лида помчалась к сестре.
Та в защитного цвета шортах, без лифчика, с красным флажком и детским ружьем ходила строевым шагом по квартире.
— Цзяофаня! — ткнула в Лиду ружьем. — Ни хао!
— Врача вызывал? — спросила Лида Васю.
— Какого врача?! — заблажил Вася. — Ее в психушку упекут, а у нас 28 лимонов старых денег. Что я буду делать?
Лида упала на телефон и через подругу нашла психиатра.
— Маоцзэдуна! — закричала на доктора Татка. — Сяо фань дзы!
— Ага! — не стал возражать доктор.
Лида с ужасом заметила, у сестры лицо стало сковородочно плоским, нос расползся, глаза сузились. В сумме получилось: «Моя сестра красависа: носа нет — одна лиса!»
— Может, какое дефицитное лекарство надо? — спросила Лида доктора. — Я достану.
— Для выхода из китайского состояния нужен шок, — сказал доктор.
— Шао линь! — вдруг подпрыгнула Татка и в прыжке саданула доктора пяткой в грудь.
Доктор упал в шоке.
Лида побрызгала его из чайника.
— Извините, — сказала очнувшемуся.
— Мы привычные, — поднялся доктор. — С вас десять тысяч.
«Не слабо», — подумала Лида и дала старой купюрой.
— Эти не надо, — отказался доктор.
— Сяо фань дзы! — закричала Татка. — Шао линь!
Но доктор вовремя выскочил за дверь.
Лида заходила по комнате в поисках шоковой терапии на выбивание из Татки иероглифов.
А если холодной водой окатить из-за угла? Татка с детства визжит от холодной. Посуду моет кипятком, от которого у Лиды руки волдырятся.
К обеду, намаршировавшись китайским макаром, Татка заснула в кресле.
Прижав к животу таз с шоковой водой, Лида подкралась к больной. Непосвященный в водную процедуру Вася отупело следил за странными маневрами свояченицы, забоявшись: не наследственная шиза косит сестер? Лечебный таз уже поднимался над больной, когда та разлепила щелочки глаз и с криком «шао линь!» в прыжке двумя ногами выбила емкость из рук сестры.
Таз по свистящей траектории пролетел через комнату и опрокинулся на голову Васе.
— Маоцзэдуна! — заорал Вася, воинственно расправив мокрую грудь. — Шаолиня!
«Еще один», — подумала Лида. И не расстроилась. Васю она не любила. Татка вечно крутится, как на пожаре, а он только колбасу на закуску порезать. И вида никакого. Недоросток белобрысый. Лида давно мечтала найти сестре что-нибудь поприличнее.
Пока супружеская пара слаженно переходила на китайскую мову, Лида придумала шокировать сестру ружьем. А че? Взять и разрядить оба ствола в аквариум, который объемом на целую бочку. Шуму будет, грому… И рыбки у Татки ценные. От ружейного шока никакая китайская стена не устоит.
Двустволка двенадцатого калибра висела в кладовке. Лида зарядила ее и решительно шагнула в китайскую зону.
— Не стреляй в Таню! — на чистейшем русском закричал Вася и бросился грудью на стволы.
После этого героического броска свояченица зауважала зятя.
Лида в последний момент успела дернуть ружье вверх. От хрустальной люстры остался мышиный хвостик провода, со шкафа бесследно исчезла фарфоровая ваза литров на двадцать.
— Хунвэйбина! — затопала ногами Татка.
Вася на трясущихся четвереньках пополз за валерьянкой.
В этот трагический момент ожил телефон. Звонил валютный жучок Лева. Он предлагал обмен старых рублей на новые с гонораром 30 долларов в собственный карман за каждый обменянный миллион.
— Будешь на этих условиях? — спросила Лида Васю.
— Он что? — вдруг закричала Татка. — За дурочек нас держит? Думает, я базар не знаю?
Татка выхватила трубку из рук сестры и громко заторговалась с Левой.
И чем дольше она говорила, тем больше глаза приобретали европейский разрез, нос — родную картофелеобразность.
Лида с радующимся сердцем смотрела на сестру и думала: «В Африку за товаром ее не возьму. Еще превратится в негритянку с кольцом в носу».
ХОДЯ
Поезд едет, рельсы гнутся.
Китайские мотивы сыграли злую, даже роковую шутку с самим Петро Иванычем. Посудите сами: «по рисочку» не принял, зайдя на следующий день в киоск.
— Уволят, — сокрушался бедолага.
Залетел Петро Иваныч в международном масштабе. Подвела слабость к пострелять в выпившем состоянии, гусарско-ковбойская жилка, чуть что — обнажать ствол. Мол, ша, парнишки, я вооружен и могу стрельнуть. И приводит без предупреждения угрозу к исполнению. По ковбойской причине он еще до китайского случая чуть не попал впросак по служебной линии.
Очередной день чекиста, то бишь получку, обмывал в ресторане с темпераментным названием «Джигит». Перед его входом у коновязи не стояли иноходцы-карагезы. Преданных скакунов джигиты обменяли на фартуки и поварские колпаки, кинжалы — на кухонные ножи, предлагая сибирякам оригинальные блюда кавказской кухни: шашлык из свинины, люля-кебаб — из говядины, харчо — непонятно из чего. Петро Иваныч, неприхотливый к кулинарным изыскам, в рассидочку употребил полкило водки, и вздумалось ему лакирнуть принятое соточкой коньяка. Джигит принес что-то по вкусу близко у коньяка не стоявшее. Даже не чача. Самогоняка закрашенная. Такая, как в песне Петро Иваныча:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12