А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Семениха была не в духе. За ночь пять цыплят околело. Столько денег вбухала, а попались дохлотики. Витаминами потчует, лампой противозаразной освещает, электричество днем жжет, и все одно — падеж.
Вон еще один заскучал, видать, не жилец…
— Каждый и всякий, — вздыхает Семениха, — старается, тудымо-сюдымо, тебя облапошить. И у тебя, девонька, самогонка слабая. Экономишь на градусе.
Клавдия Никитична чуть не задохнулась от нанесенной обиды. Уж меньше 45 градусов никогда не гонит.
— Что значит слабая?! — возвысила голос в защиту изделия.
— Ты, девонька, не кипятись! — окончательно отвернулась от болезных цыплят Семениха. — Не кипятись! Петруха Мурашко на прошлой неделе у меня пахал огород, так я ему, паразиту, тудымо-сюдымо, литр скормила, он со двора на своих ногах ушел. Рази это самогонка?
— Вашего Петруху, поди, колом по голове не свалишь? При чем здесь градус?
— Э, нет, девонька, не гоношись! — остановила хозяйка гостью, вскочившую с лавки уходить. — Послушай, какую самогонку другие варят.
И рассказала Семениха историю из жизни родной Сосновки.
— До меня Петруха у деда Емельяна пахал. Колхоз-то наш, как социализм упразднили, развалился. Петруха на развале трактор ухватил. На нем и перебивается от случая к случаю. Через это произошел у него случай от самогонки деда Емельяна. Петруха, тудымо-сюдымо, в сенцы-то после угощения вышел, а там вся ориентировка пропала. Направо надо идти, он налево свернул и прямиком в кладовку угодил. А там на полу перина порванная валялась. Петруха в нее со всего маху споткнулся. И уснул довольнешенький. Ночью, тудымо-сюдымо, как водится, закипело по нужде. Петруха опять ориентировку не нашел. К деду в избу заваливается. И хоть в голову нужда бьет, все равно чувствует — что-то не то в нужнике. «Очко-то куда дели?» — сам себя спрашивает. Дед Емельян спросонья думал про карты речь. «Я, — говорит, — тильки в дурачка гуляю». «А, занято, — сказал Петруха. — Извиняйте!» — и в сени выпятился. Где и засоображал, что не дома находится. Нуждишка прояснила мозги.
— Но сказано — хорошая самогонка! — продолжила Семениха рассказ, поправив платок. — Петруха ничего лучше не удумал, как по нужде восвояси бежать. На другой конец деревни. Прямо, прости меня, Господи, состязание открыл, кто быстрее будет: ноги резвые или пузырь кипящий. Петруха, конечно, стремится, чтобы ноги выиграли. А навстречу догоняшкам-перегоняшкам Колька Солодовников бредет. Он раньше скотником был, а как колхоз вместе со скотом аннулировали, свояк Кольку устроил сторожем в школу. Тоже, тудымо-сюдымо, работничек. Среди ночи вспомнил про дежурство. Потом говорил: лучше бы не вспоминал, чуть Богу душу не отдал. Потому что бредет, позевывая, на пост, а навстречу по воздуху привидение белое. Петруха в пуху-то извазжакался, полперины на себя намотал и таким чудом посередь ночи летит. Колька, глядючи на видение-явление, решил, что это Александр Николаевич, агроном, с кладбища пожаловал в родную деревню. Он аккурат за неделю до того скоропалительно от инфаркта скончался. Колька перед смертью у него бутылку занял, отдать не успел. «По мою душу скупердяй пришел!» — подумал Колька и от разыгравшейся фантазии дал стрекача. Присоединился, тудымо-сюдымо, к состязанию с пузырем. Но у деда Емельяна самогонка была крепчее, чем у Солодовникова. Петруха Кольку настигает. А тот видит — дело худо, поворачивается, рвет пиджачок на груди и кричит: «Ты че, зараза, хочешь?» «По маленькому, — Петруха объясняет на ходу, — очень хочу!» И успел-таки в результате состязания раньше пузыря на финиш прибежать. Дверь в нужнике сорвал с петель, а успел.
— Вот это самогон! — закончила Семениха. — А твоего мы с Королихой на Пасху по стакану высуслили и сидим, как две дуры старые, песен петь не хочется, хоть чай от скуки заваривай. Пришлось еще принять.
Клавдия Никитична опять обиженно засобиралась за порог.
— Ты че эт, девонька, тудымо-сюдымо, губешку надула? — шлепнула себя по колену Семениха. — Мне че — сметану в помойное ведро выбрасывать? Я ее сроду не ем. Доставай, девонька, самогон, через неделю мне деда поминать? А потом Троица…
Клавдия Никитична достала бутылки, Семениха им навстречу с полки — стаканчики.
— Дихлофос для дури в бутылки не прыскаешь? — строго спросила.
— Я не буду, мне ехать! — замахала руками на угощение Клавдия Никитична.
— Значит, прыскаешь гадость! — Семениха решительно поставила на стол уже было пригубленный стаканчик…
Вскоре бабоньки, обнявшись, пели: «А в степи глухой замерзал ямщик!» Душевно пели. Со слезой. Жалко им было бесталанного ямщика, жену его, по ходу песни превращавшуюся во вдову, жалко было цыплят-доходяг и себя, тудымо-сюдымо, тоже маненько жаль.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12