В конце концов, он ведь добивается, чтобы его считали мужчиной, и ему не стоило бы по-детски клянчить поддержки у отца. Обдуманное зрелое поведение, как он решил, будет лучшим средством убедить Владыку Тамура в том, что его сын готов поднять воинский меч. И Кедрин торжественно кивнул.
— Конечно, отец. — Но не удержался и добавил: — Надеюсь, они согласятся.
Бедиру удалось подавить невольную улыбку, вызванную пылкостью сына; он помнил очень похожий разговор со своим отцом, и не был уверен, что вел себя тогда с таким же достоинством.
— Сегодня же, — пообещал он, — я предложу твоей матери это обсудить.
— Наверное, лучше сперва выяснить мнение Тепшена, — предположил Кедрин, считая, что из двоих его военный наставник более склонен одобрить участие ученика в походе. Тем самым он так настроит отца, что уже два голоса будут противостоять возражениям, которых Кедрин опасался со стороны матери.
— Да, в самом деле, — согласился Бедир с умышленной уклончивостью.
Кедрин открыл рот, чтобы добавить новый довод, но тут Бедир вскочил на ноги, отчего по водной поверхности пошли круги, и слова не вылетели: юноша захлебнулся, и ему пришлось отплевываться. Он достаточно хорошо знал отца, чтобы понять, что это означало конец разговора, и молча последовал за Бедиром из купальни, завернувшись в полотенце.
Они вновь направились в парилку. Та быстро наполнялась тамурскими конниками, и Кедрин с радостью уселся на скамью, не прочь прислушаться к их беседе и погреться, как он с должной скромностью надеялся, теплом их похвал его поведению на ристалище.
Он оставался в этом душистом помещении столько времени, сколько смог вынести. Затем перешел в более крупное, где находился бассейн. Вода здесь казалась ледяной после мытья и парилки, и, погружаясь в нее, юноша не сдержал возгласа, сперва онемев, затем ощутив прилив крови к коже. Он несколько раз проплыл вдоль бассейна, после чего, наконец, вылез из воды и вытерся насухо, приняв у служителя чистую рубаху и штаны. Отец покинул бассейн вскоре после сына, но едва Кедрин двинулся к нему, махнул рукой: мол, ступай.
— Я буду сейчас говорить с Тепшеном, — услыхал Кедрин. — Найди мать и передай ей, где я.
Юноша повиновался и поспешил прочь искать госпожу Ирлу, меж тем как Бедир направился в оружейную в поисках военного наставника.
Как он и думал, Тепшен Лал был занят попытками достичь новой степени совершенства во владении оружием. Бедир молча ждал у входа в учебный зал с высокими сводами, не желая некстати беспокоить этого сосредоточенного человека. Он был вовсе не против небольшого ожидания — оно предоставляло ему возможность настроиться и привести в порядок свои мысли. Кроме того, это всегда удовольствие — наблюдать за действиями кьо.
Тепшен Лал явился в Тамур, когда Бедиру было вдвое меньше лет, чем теперь Кедрину, и предложил свои воинские услуги отцу Бедира. По его словам, он явился с востока — из страны, земли которой начинаются там, где встает солнце, и которой правит император, известный своей жестокостью и алчностью. Лал был младшим сыном в благородном семействе, которое вместе с другими восстало против бесчинств Куйджо, как звали правителя. Но страх оказался самым действенным оружием Куйджо, примененным им против восставших, и многие из возможных сторонников решили, что благоразумие — главная доблесть, в силу чего вожди восстания не получили той поддержки, что ожидали. Войска императора разгромили их, отец Лала и два его брата пали в грандиозной битве. Третий брат, а с ним две сестры и мать Лала, были казнены. Сам Лал уцелел лишь потому, что получил рану и лежал без сознания в амбаре, пока Куйджо вершил месть.
Выздоровев, он увидел, что невозможно собрать новое войско в стране, повергнутой в уныние безжалостным императором, и бежал, зная, что простится с жизнью, если когда-нибудь вернется домой. Показав свое искусство, он убедил отца Бедира, что способен принести воинам Тамура огромную пользу. Так этот таинственный узкоглазый человек с тщательно ухоженными и заплетенными в косу черными маслянистыми волосами обрел свой второй дом. Бедир понятия не имел, сколько ему лет. Когда Лалу доверили обучать военному делу юного Бедира, пришелец с востока казался древним, как Лозины, и не менее крепким. Ко времени, когда Бедир взошел на престол Тамура, Лал на вид даже не постарел: казалось, он просто не ведает возраста. Лицо его не тронули морщины, оно разве что немного похудело; волосы, которые он по-прежнему смазывал маслом и заплетал в косу, как было принято в его краях, едва лишь тронула седина, тело оставалось столь же стройным и жестким, как у молодых, а черные глаза — такими же зоркими. И Бедир признавал его лучшим меченосцем Трех Королевств.
Теперь он стоял перед набитым соломой кожаным чучелом, грубым подобием человека, привязанным к толстому деревянному шесту, вставленному между плитами каменного пола. Лал был одет на тамурский лад — в свободную рубаху, узкие штаны и высокие сапоги. Длинный, слегка искривленный меч, который он принес с востока, висел в ножнах у его пояса, на другом боку находился добрый тамурский кинжал. Учитель был невысок, голова немного откинута назад: так было удобнее смотреть на гротескное лицо чучела, намалеванное темной краской. На вид он просто отдыхал — руки висели свободно, ноги были сведены вместе, такая стойка больше годилась для беседы, чем для схватки на мечах. Но вот Лал шевельнулся, и Бедир улыбнулся, видя, как проворным движением меч покинул ножны, взлетел по крутой дуге над головой, да так скоро, что глаз едва успел проследить за ним. Закончился этот прием тем, что клинок вернулся обратно в ножны, и Тепшен Лал опять замер в свободной позе, глядя в лицо чучелу. Однако чучело оказалось разрублено надвое. Половина его осталась на шесте, другая, отделившаяся по прямой от макушки до промежности, ударилась об пол, в то время как боец с востока убирал в ножны свой меч.
Бедир подумал, что воин, наверное, улыбается — но даже столько лет спустя ему все еще было трудно отыскать хоть какую-то эмоцию на обычно непроницаемом лице Лала. Правитель хлопнул в ладоши, и Лал бегло кивнул, давая понять, что слышит, устремив черные глаза на пол и упавшую половину чучела. Пока Бедир подходил, Лал нагнулся и подобрал что-то, лежавшее возле лохмотьев кожи и вывалившейся из нее соломы, удовлетворенно хмыкнув при этом. Бедир увидел, что наставник держит останки мухи, рассеченной надвое точно, словно ножом лекаря, и в восхищении покачал головой.
— Ты по-прежнему непревзойден, Тепшен.
— Возможно, — Лал сдул с ладони разрубленную муху и вытер руку о штаны. — Но это ненадолго. Никто не остается непревзойденным вечно, а здесь есть некто, кто может вскоре обогнать меня.
— Кто? — просил Бедир.
Лал поглядел в лицо высокому широкоплечему собеседнику и сказал:
— Кедрин. Твой сын.
— Это хорошо? — слова Бедира прозвучали задумчиво и не вполне радостно.
— Кедрин мой самый одаренный ученик с тех пор, как я учил тебя, — сказал Лал. — А ты не хуже бойцов на востоке. В моей стране ты стал бы кьо.
— Твоя страна Тамур, — заметил Бедир, польщенный похвалой, — и сегодня ты лучший меч Трех Королевств.
Тёпшен Лал коротко наклонил голову, признавая правдивость сказанного, и пихнул упавшую часть чучела носком сапога. — Это совсем не одно и то же, рубить людей или чучела из соломы. Воину нужна кровь на мече.
— Сестры не согласились бы, — предположил Бедир. Лал пожал плечами.
— Я уважаю Сестер, но никогда не соглашусь с их мирными путями. Любовь не тупит меч, да и слова Госпожи не меняют его тропу.
— Они смотрят дальше нас, — сказал Бедир. — Их учение сулит миру лучшее будущее.
— Я живу сейчас, — ответил Лал. — И дожил до этого часа, прикрываясь клинком. Я позабочусь, чтобы он всегда был острым.
— И я буду благодарен ему за остроту, — заявил Бедир.
— Ты пришел сюда не для беседы о моем мастерстве, — произнес Лал с обычной для него прямотой. — Кедрин уже попросился с тобой в поход?
Бедир кивнул, не удивляясь, что наставнику известна цель посещения.
— Ты видел, как он выстоял при атаке? Лал кивнул в свой черед.
— Он был хорош. Но больше ничему не сможет научиться без боя. Возьми его.
— Похоже, ты не меньше Кедрина уверен, что я выступлю на север, — сказал Бедир. — Что, лишь я один еще наверняка не знаю этого?
Кьо опять передернул плечами.
— Возможно, я не согласен со всем в учении Сестер, но я привык, что их суждения обычно бывают здравы. Полаю, ты выступишь.
— Ты думаешь, что пожар вспыхнул в Белтреване? — спросил Бедир.
— Я полагаю, что иногда Сестры видят незримое для других, — сказал Лал. — И я полагаю, что король Дарр прислушивается к их словам. Я знаю, он отправил вестника, дабы убедиться в мощи Тамура и твоей готовности следовать его приказаниям. Не стану утверждать, что мне все понятно насчет пожара и Посланца. Но я знаю, что мудрец не жалеет трудов, чтобы постичь мощь тех, кто заявляет о себе, как о враге. И сообразно этому рассчитывает свои действия. Я полагаю, что ты пойдешь на север; не думаю, что у тебя есть другой выбор. Как и твой сын, ты не из тех, кто ждет, когда враг явится сам.
Бедир некоторое время взирал на разбросанную солому, затем перевел взгляд на лицо Лала. Теперь его карие глаза оживились.
— И ты думаешь, я должен взять Кедрина?
— Ему будет безопасней с тобой.
— Со мной? — В голосе Бедира прозвучало сомнений. — В походе за Лозины?
— Он достойно себя проявит, — сказал Лал. — И в этом у меня не больше сомнений, чем в твоей способности его защитить. К тому же, с вами буду я. Пусть мальчик станет мужчиной, Бедир. Мало чем еще я могу научить его здесь, но он многому может научиться в действии. Оставь его дома, и пожнешь обиду. Он жаждет стать воином, и если не добьется этого здесь, то скоро, возможно, станет искать службы наемника.
— Он не покинет Тамур! — возразил Бедир. — Он принц Тамура, мой наследник.
— Он не сможет тебе наследовать, если сперва не станет воином, — сказал Лал. — Кто пойдет за ним? Как сможет он потребовать для себя Тамур, если будет стоять за чужими клинками? Здесь не Усть-Галич. Тамур всегда сам бился за себя и не примет властителя, если тот не боец.
Бедир хмыкнул, мол, чистая правда, и сказал:
— Ты уверен, что он готов к этому?
То был даже не вопрос, и Тепшен ответил на него только взглядом. Бедир посмотрел в спокойные черные глаза и кивнул, принимая ответ,
— Ты будешь всегда позади него?
— И об этом нужно спрашивать?
— Нет, — сказал Бедир, теперь улыбаясь. — Но, думаю, мне понадобится сказать госпоже Ирле, что спросил.
— Передай ей, что Кедрин будет в безопасности, — произнес Лал. — Я его щит. Моя жизнь — его. Кедрин единственный, кого я назову сыном. Передай ей это.
— Думаю, она это знает, старый друг, — сказал Бедир. — Но все же я ей передам. Однако, выслушает ли она…
Тепшен Лал нахмурился — хотя для любого, кто знал его менее хорошо, чем Бедир, трудно было бы заметить, что в лице кьо что-то изменилось. Он прожил добрую половину жизни в Тамуре, но и поныне не перенял некоторые обычаи этих гор. Например, непонятную привычку всегда выслушивать мнение женщин. Сестры Кирье отличались от прочих, и если он даже видел их женскую внешность, то не относился к ним, как к женщинам, — и соответственно, был готов признать за ними положение жриц или пророчиц. Кем они во многом и являлись. Госпожа Ирла, которая снискала его огромное восхищение — пожалуй, даже привязанность, — провела некоторое время в Эстреване в качестве послушницы, и этот опыт в глазах Тепшена Лала делал ее более достойной уважения, чем обычную женщину. Но выйдя за Бедира, она утратила ту силу, которую Сестры обретали через безбрачие, и суждениям ее теперь неизбежно недоставало веса, который он готов был находить в суждениях Сестер. Выйдя замуж, она стала в первую очередь женой, а родив Кедрина — матерью. Ни то, ни другое не содействовало ее способностям к принятию решения, о котором спросит Бедир. Первый бой юноши — это предмет для обсуждения и решений мужчин, а не женщин.
— Ты властелин Тамура, — сказал он, выражая свое мнение с обычной краткостью.
— А она властительница, — учтиво указал Бедир.
Тепшен Лал хмыкнул и махнул рукой в сторону арки дверного проема, сквозь который Бедир увидел около двадцати юношей, упражнявшихся в смертоносном виде борьбы без оружия, которой пришелец с Востока обучал тамурских воинов Твердыни Кайтина.
— Несомненно, ты возьмешь кого-нибудь из этих, дабы я удостоверился, что они готовы.
То было предупреждение, и Бедир принял его, улыбаясь при виде того, как щуплый наставник идет к юношам. Им предстоит трудиться до седьмого пота, и до ночи многие из них обратятся к здешним Сестрам за припарками и мазями для утомленных мышц и вспухших синяков. Но зато большинство юношей в свое время окажутся и без оружия столь же опасными для врага, как воин с мечом. А Тамуру — Госпоже ведомо, скоро ли — могут понадобиться и такие защитники.
Мысли Бедира омрачились, когда он покинул оружейную и побрел через лужайку, окружающую бледное каменное здание. Стояла послеполуденная пора, и солнце висело высоко над западным краем неба, как водится летом. Оно празднично золотило темный гранит Твердыни, сияло на могучих камнях стены, жарко отсвечивало от более мягкого и теплого камня зданий. С конского двора доносились крики конюхов, там вывели на круг однолетку и началось учение, которое однажды подготовит животное для войны. Конь привыкнет понимать малейшее натяжение поводьев или давление на ребра, стоять спокойно среди грохота битвы, пользоваться как оружием зубами и копытами. Почти так же и Тепшен Лал школит юношей. Возможно, подумал властитель Та-мура, мы не так уж сильно отличаемся от лошадей. Может быть, мы слишком сильно сосредоточиваемся на том, как нам выжить, а не на своей цели. Но что нам еще остается? Если Сестры правы, нам скоро понадобится каждый воин и каждый боевой конь. И все, что мы можем — это готовиться. И конечно, надеяться.
С еще более мрачным лицом он подошел ко входу в дом, где размещались Палата совета и его покои. Тамурский обычай предписывал, чтобы двери его дома были распахнуты настежь — как немое подтверждение того, что Владыка доступен своему народу. Но, к облегчению Бедира, никакие просители не ждали его суда, и он смог без промедления пройти в семейные покои, где, как он знал, его ждет Ирла.
Она стояла у окна. Солнце играло на волосах, все еще блестящих и черных, как вороново крыло, подчеркивая мягкие изгибы ее тела. И Бедир задержался, как всегда, глядя на нее и улыбаясь. Он прекрасно понимал, что теперь она должна выглядеть старше, чем в тот день, когда он впервые увидел ее на Морфахском перевале. Но сердце его отрицало эту логику, а глаза видели девушку, которую он полюбил с того первого трепетного мига, когда осознал с огромной, неведомой ему дотоле уверенностью, насколько она ему нужна. Не только в силу влечения плоти — хотя плоть тоже взыграла, когда Бедир помог девушке выйти из простого возка, доставившего ее из Эстревана. Было еще что-то, что он увидел в ее ясных серых глазах, услышал в мягком голосе, почувствовал в прикосновении ее руки. Едва ли он тогда смел верить, что может покорить ее. Она была уроженкой Андурела и принадлежала к Высокой Крови, он же — простым грубым солдатом, понимавшим, что однажды обязан жениться и зачать наследника — но рассчитывавшим прежде всего на выгодный политический союз, если только не падет не вовремя от сандурканской стрелы или белтреванского копья.
И все же, когда он попросил ее руки, она приняла это предложение, предпочтя его принцам Кеша и Усть-Галича или любому из многих других, кто вертелся вокруг нее. Бедир знал, что были и такие, кто твердил, что он староват и слишком загрубел на войне для такой, как она. А еще больше было тех, кто не мог понять, как столь прелестное создание могло предпочесть неказистого воина, у которого только и было, что имя да бедное гористое королевство — где народ, как гласила молва, был слишком занят войной, чтобы трудиться на земле, либо слишком занят трудом на земле, чтобы познать житейские удовольствия.
Но Ирла лишь смеялась в ответ на эти сплетни и говорила, что пусть лучше с ней в постели будет крепкое здоровое тело солдата, чем мягкая туша придворного; и он поверил ей, ибо откуда-то знал, что она говорит правду. Даже когда на север вверх по реке доползли слухи, что это был брак по расчету, устроенный Сестрами, которые отослали Ирлу из Эстревана, преследуя свои тайные цели, и что нет здесь никакой любви — разве что тамурский наследник захмелел, да и тут, пожалуй, не обошлось без каких-то эстреванских чар.
Но и тогда он не поверил молве. Его вера в молодую жену была достаточно тверда, чтобы он мог спросить ее и не сомневаться в правдивости ответа, что действительно Первая из Сестер, Галина, предложила Бедира Кайтина как возможного супруга — но лишь как одного из нескольких, выбор же полностью принадлежал Ирле.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
— Конечно, отец. — Но не удержался и добавил: — Надеюсь, они согласятся.
Бедиру удалось подавить невольную улыбку, вызванную пылкостью сына; он помнил очень похожий разговор со своим отцом, и не был уверен, что вел себя тогда с таким же достоинством.
— Сегодня же, — пообещал он, — я предложу твоей матери это обсудить.
— Наверное, лучше сперва выяснить мнение Тепшена, — предположил Кедрин, считая, что из двоих его военный наставник более склонен одобрить участие ученика в походе. Тем самым он так настроит отца, что уже два голоса будут противостоять возражениям, которых Кедрин опасался со стороны матери.
— Да, в самом деле, — согласился Бедир с умышленной уклончивостью.
Кедрин открыл рот, чтобы добавить новый довод, но тут Бедир вскочил на ноги, отчего по водной поверхности пошли круги, и слова не вылетели: юноша захлебнулся, и ему пришлось отплевываться. Он достаточно хорошо знал отца, чтобы понять, что это означало конец разговора, и молча последовал за Бедиром из купальни, завернувшись в полотенце.
Они вновь направились в парилку. Та быстро наполнялась тамурскими конниками, и Кедрин с радостью уселся на скамью, не прочь прислушаться к их беседе и погреться, как он с должной скромностью надеялся, теплом их похвал его поведению на ристалище.
Он оставался в этом душистом помещении столько времени, сколько смог вынести. Затем перешел в более крупное, где находился бассейн. Вода здесь казалась ледяной после мытья и парилки, и, погружаясь в нее, юноша не сдержал возгласа, сперва онемев, затем ощутив прилив крови к коже. Он несколько раз проплыл вдоль бассейна, после чего, наконец, вылез из воды и вытерся насухо, приняв у служителя чистую рубаху и штаны. Отец покинул бассейн вскоре после сына, но едва Кедрин двинулся к нему, махнул рукой: мол, ступай.
— Я буду сейчас говорить с Тепшеном, — услыхал Кедрин. — Найди мать и передай ей, где я.
Юноша повиновался и поспешил прочь искать госпожу Ирлу, меж тем как Бедир направился в оружейную в поисках военного наставника.
Как он и думал, Тепшен Лал был занят попытками достичь новой степени совершенства во владении оружием. Бедир молча ждал у входа в учебный зал с высокими сводами, не желая некстати беспокоить этого сосредоточенного человека. Он был вовсе не против небольшого ожидания — оно предоставляло ему возможность настроиться и привести в порядок свои мысли. Кроме того, это всегда удовольствие — наблюдать за действиями кьо.
Тепшен Лал явился в Тамур, когда Бедиру было вдвое меньше лет, чем теперь Кедрину, и предложил свои воинские услуги отцу Бедира. По его словам, он явился с востока — из страны, земли которой начинаются там, где встает солнце, и которой правит император, известный своей жестокостью и алчностью. Лал был младшим сыном в благородном семействе, которое вместе с другими восстало против бесчинств Куйджо, как звали правителя. Но страх оказался самым действенным оружием Куйджо, примененным им против восставших, и многие из возможных сторонников решили, что благоразумие — главная доблесть, в силу чего вожди восстания не получили той поддержки, что ожидали. Войска императора разгромили их, отец Лала и два его брата пали в грандиозной битве. Третий брат, а с ним две сестры и мать Лала, были казнены. Сам Лал уцелел лишь потому, что получил рану и лежал без сознания в амбаре, пока Куйджо вершил месть.
Выздоровев, он увидел, что невозможно собрать новое войско в стране, повергнутой в уныние безжалостным императором, и бежал, зная, что простится с жизнью, если когда-нибудь вернется домой. Показав свое искусство, он убедил отца Бедира, что способен принести воинам Тамура огромную пользу. Так этот таинственный узкоглазый человек с тщательно ухоженными и заплетенными в косу черными маслянистыми волосами обрел свой второй дом. Бедир понятия не имел, сколько ему лет. Когда Лалу доверили обучать военному делу юного Бедира, пришелец с востока казался древним, как Лозины, и не менее крепким. Ко времени, когда Бедир взошел на престол Тамура, Лал на вид даже не постарел: казалось, он просто не ведает возраста. Лицо его не тронули морщины, оно разве что немного похудело; волосы, которые он по-прежнему смазывал маслом и заплетал в косу, как было принято в его краях, едва лишь тронула седина, тело оставалось столь же стройным и жестким, как у молодых, а черные глаза — такими же зоркими. И Бедир признавал его лучшим меченосцем Трех Королевств.
Теперь он стоял перед набитым соломой кожаным чучелом, грубым подобием человека, привязанным к толстому деревянному шесту, вставленному между плитами каменного пола. Лал был одет на тамурский лад — в свободную рубаху, узкие штаны и высокие сапоги. Длинный, слегка искривленный меч, который он принес с востока, висел в ножнах у его пояса, на другом боку находился добрый тамурский кинжал. Учитель был невысок, голова немного откинута назад: так было удобнее смотреть на гротескное лицо чучела, намалеванное темной краской. На вид он просто отдыхал — руки висели свободно, ноги были сведены вместе, такая стойка больше годилась для беседы, чем для схватки на мечах. Но вот Лал шевельнулся, и Бедир улыбнулся, видя, как проворным движением меч покинул ножны, взлетел по крутой дуге над головой, да так скоро, что глаз едва успел проследить за ним. Закончился этот прием тем, что клинок вернулся обратно в ножны, и Тепшен Лал опять замер в свободной позе, глядя в лицо чучелу. Однако чучело оказалось разрублено надвое. Половина его осталась на шесте, другая, отделившаяся по прямой от макушки до промежности, ударилась об пол, в то время как боец с востока убирал в ножны свой меч.
Бедир подумал, что воин, наверное, улыбается — но даже столько лет спустя ему все еще было трудно отыскать хоть какую-то эмоцию на обычно непроницаемом лице Лала. Правитель хлопнул в ладоши, и Лал бегло кивнул, давая понять, что слышит, устремив черные глаза на пол и упавшую половину чучела. Пока Бедир подходил, Лал нагнулся и подобрал что-то, лежавшее возле лохмотьев кожи и вывалившейся из нее соломы, удовлетворенно хмыкнув при этом. Бедир увидел, что наставник держит останки мухи, рассеченной надвое точно, словно ножом лекаря, и в восхищении покачал головой.
— Ты по-прежнему непревзойден, Тепшен.
— Возможно, — Лал сдул с ладони разрубленную муху и вытер руку о штаны. — Но это ненадолго. Никто не остается непревзойденным вечно, а здесь есть некто, кто может вскоре обогнать меня.
— Кто? — просил Бедир.
Лал поглядел в лицо высокому широкоплечему собеседнику и сказал:
— Кедрин. Твой сын.
— Это хорошо? — слова Бедира прозвучали задумчиво и не вполне радостно.
— Кедрин мой самый одаренный ученик с тех пор, как я учил тебя, — сказал Лал. — А ты не хуже бойцов на востоке. В моей стране ты стал бы кьо.
— Твоя страна Тамур, — заметил Бедир, польщенный похвалой, — и сегодня ты лучший меч Трех Королевств.
Тёпшен Лал коротко наклонил голову, признавая правдивость сказанного, и пихнул упавшую часть чучела носком сапога. — Это совсем не одно и то же, рубить людей или чучела из соломы. Воину нужна кровь на мече.
— Сестры не согласились бы, — предположил Бедир. Лал пожал плечами.
— Я уважаю Сестер, но никогда не соглашусь с их мирными путями. Любовь не тупит меч, да и слова Госпожи не меняют его тропу.
— Они смотрят дальше нас, — сказал Бедир. — Их учение сулит миру лучшее будущее.
— Я живу сейчас, — ответил Лал. — И дожил до этого часа, прикрываясь клинком. Я позабочусь, чтобы он всегда был острым.
— И я буду благодарен ему за остроту, — заявил Бедир.
— Ты пришел сюда не для беседы о моем мастерстве, — произнес Лал с обычной для него прямотой. — Кедрин уже попросился с тобой в поход?
Бедир кивнул, не удивляясь, что наставнику известна цель посещения.
— Ты видел, как он выстоял при атаке? Лал кивнул в свой черед.
— Он был хорош. Но больше ничему не сможет научиться без боя. Возьми его.
— Похоже, ты не меньше Кедрина уверен, что я выступлю на север, — сказал Бедир. — Что, лишь я один еще наверняка не знаю этого?
Кьо опять передернул плечами.
— Возможно, я не согласен со всем в учении Сестер, но я привык, что их суждения обычно бывают здравы. Полаю, ты выступишь.
— Ты думаешь, что пожар вспыхнул в Белтреване? — спросил Бедир.
— Я полагаю, что иногда Сестры видят незримое для других, — сказал Лал. — И я полагаю, что король Дарр прислушивается к их словам. Я знаю, он отправил вестника, дабы убедиться в мощи Тамура и твоей готовности следовать его приказаниям. Не стану утверждать, что мне все понятно насчет пожара и Посланца. Но я знаю, что мудрец не жалеет трудов, чтобы постичь мощь тех, кто заявляет о себе, как о враге. И сообразно этому рассчитывает свои действия. Я полагаю, что ты пойдешь на север; не думаю, что у тебя есть другой выбор. Как и твой сын, ты не из тех, кто ждет, когда враг явится сам.
Бедир некоторое время взирал на разбросанную солому, затем перевел взгляд на лицо Лала. Теперь его карие глаза оживились.
— И ты думаешь, я должен взять Кедрина?
— Ему будет безопасней с тобой.
— Со мной? — В голосе Бедира прозвучало сомнений. — В походе за Лозины?
— Он достойно себя проявит, — сказал Лал. — И в этом у меня не больше сомнений, чем в твоей способности его защитить. К тому же, с вами буду я. Пусть мальчик станет мужчиной, Бедир. Мало чем еще я могу научить его здесь, но он многому может научиться в действии. Оставь его дома, и пожнешь обиду. Он жаждет стать воином, и если не добьется этого здесь, то скоро, возможно, станет искать службы наемника.
— Он не покинет Тамур! — возразил Бедир. — Он принц Тамура, мой наследник.
— Он не сможет тебе наследовать, если сперва не станет воином, — сказал Лал. — Кто пойдет за ним? Как сможет он потребовать для себя Тамур, если будет стоять за чужими клинками? Здесь не Усть-Галич. Тамур всегда сам бился за себя и не примет властителя, если тот не боец.
Бедир хмыкнул, мол, чистая правда, и сказал:
— Ты уверен, что он готов к этому?
То был даже не вопрос, и Тепшен ответил на него только взглядом. Бедир посмотрел в спокойные черные глаза и кивнул, принимая ответ,
— Ты будешь всегда позади него?
— И об этом нужно спрашивать?
— Нет, — сказал Бедир, теперь улыбаясь. — Но, думаю, мне понадобится сказать госпоже Ирле, что спросил.
— Передай ей, что Кедрин будет в безопасности, — произнес Лал. — Я его щит. Моя жизнь — его. Кедрин единственный, кого я назову сыном. Передай ей это.
— Думаю, она это знает, старый друг, — сказал Бедир. — Но все же я ей передам. Однако, выслушает ли она…
Тепшен Лал нахмурился — хотя для любого, кто знал его менее хорошо, чем Бедир, трудно было бы заметить, что в лице кьо что-то изменилось. Он прожил добрую половину жизни в Тамуре, но и поныне не перенял некоторые обычаи этих гор. Например, непонятную привычку всегда выслушивать мнение женщин. Сестры Кирье отличались от прочих, и если он даже видел их женскую внешность, то не относился к ним, как к женщинам, — и соответственно, был готов признать за ними положение жриц или пророчиц. Кем они во многом и являлись. Госпожа Ирла, которая снискала его огромное восхищение — пожалуй, даже привязанность, — провела некоторое время в Эстреване в качестве послушницы, и этот опыт в глазах Тепшена Лала делал ее более достойной уважения, чем обычную женщину. Но выйдя за Бедира, она утратила ту силу, которую Сестры обретали через безбрачие, и суждениям ее теперь неизбежно недоставало веса, который он готов был находить в суждениях Сестер. Выйдя замуж, она стала в первую очередь женой, а родив Кедрина — матерью. Ни то, ни другое не содействовало ее способностям к принятию решения, о котором спросит Бедир. Первый бой юноши — это предмет для обсуждения и решений мужчин, а не женщин.
— Ты властелин Тамура, — сказал он, выражая свое мнение с обычной краткостью.
— А она властительница, — учтиво указал Бедир.
Тепшен Лал хмыкнул и махнул рукой в сторону арки дверного проема, сквозь который Бедир увидел около двадцати юношей, упражнявшихся в смертоносном виде борьбы без оружия, которой пришелец с Востока обучал тамурских воинов Твердыни Кайтина.
— Несомненно, ты возьмешь кого-нибудь из этих, дабы я удостоверился, что они готовы.
То было предупреждение, и Бедир принял его, улыбаясь при виде того, как щуплый наставник идет к юношам. Им предстоит трудиться до седьмого пота, и до ночи многие из них обратятся к здешним Сестрам за припарками и мазями для утомленных мышц и вспухших синяков. Но зато большинство юношей в свое время окажутся и без оружия столь же опасными для врага, как воин с мечом. А Тамуру — Госпоже ведомо, скоро ли — могут понадобиться и такие защитники.
Мысли Бедира омрачились, когда он покинул оружейную и побрел через лужайку, окружающую бледное каменное здание. Стояла послеполуденная пора, и солнце висело высоко над западным краем неба, как водится летом. Оно празднично золотило темный гранит Твердыни, сияло на могучих камнях стены, жарко отсвечивало от более мягкого и теплого камня зданий. С конского двора доносились крики конюхов, там вывели на круг однолетку и началось учение, которое однажды подготовит животное для войны. Конь привыкнет понимать малейшее натяжение поводьев или давление на ребра, стоять спокойно среди грохота битвы, пользоваться как оружием зубами и копытами. Почти так же и Тепшен Лал школит юношей. Возможно, подумал властитель Та-мура, мы не так уж сильно отличаемся от лошадей. Может быть, мы слишком сильно сосредоточиваемся на том, как нам выжить, а не на своей цели. Но что нам еще остается? Если Сестры правы, нам скоро понадобится каждый воин и каждый боевой конь. И все, что мы можем — это готовиться. И конечно, надеяться.
С еще более мрачным лицом он подошел ко входу в дом, где размещались Палата совета и его покои. Тамурский обычай предписывал, чтобы двери его дома были распахнуты настежь — как немое подтверждение того, что Владыка доступен своему народу. Но, к облегчению Бедира, никакие просители не ждали его суда, и он смог без промедления пройти в семейные покои, где, как он знал, его ждет Ирла.
Она стояла у окна. Солнце играло на волосах, все еще блестящих и черных, как вороново крыло, подчеркивая мягкие изгибы ее тела. И Бедир задержался, как всегда, глядя на нее и улыбаясь. Он прекрасно понимал, что теперь она должна выглядеть старше, чем в тот день, когда он впервые увидел ее на Морфахском перевале. Но сердце его отрицало эту логику, а глаза видели девушку, которую он полюбил с того первого трепетного мига, когда осознал с огромной, неведомой ему дотоле уверенностью, насколько она ему нужна. Не только в силу влечения плоти — хотя плоть тоже взыграла, когда Бедир помог девушке выйти из простого возка, доставившего ее из Эстревана. Было еще что-то, что он увидел в ее ясных серых глазах, услышал в мягком голосе, почувствовал в прикосновении ее руки. Едва ли он тогда смел верить, что может покорить ее. Она была уроженкой Андурела и принадлежала к Высокой Крови, он же — простым грубым солдатом, понимавшим, что однажды обязан жениться и зачать наследника — но рассчитывавшим прежде всего на выгодный политический союз, если только не падет не вовремя от сандурканской стрелы или белтреванского копья.
И все же, когда он попросил ее руки, она приняла это предложение, предпочтя его принцам Кеша и Усть-Галича или любому из многих других, кто вертелся вокруг нее. Бедир знал, что были и такие, кто твердил, что он староват и слишком загрубел на войне для такой, как она. А еще больше было тех, кто не мог понять, как столь прелестное создание могло предпочесть неказистого воина, у которого только и было, что имя да бедное гористое королевство — где народ, как гласила молва, был слишком занят войной, чтобы трудиться на земле, либо слишком занят трудом на земле, чтобы познать житейские удовольствия.
Но Ирла лишь смеялась в ответ на эти сплетни и говорила, что пусть лучше с ней в постели будет крепкое здоровое тело солдата, чем мягкая туша придворного; и он поверил ей, ибо откуда-то знал, что она говорит правду. Даже когда на север вверх по реке доползли слухи, что это был брак по расчету, устроенный Сестрами, которые отослали Ирлу из Эстревана, преследуя свои тайные цели, и что нет здесь никакой любви — разве что тамурский наследник захмелел, да и тут, пожалуй, не обошлось без каких-то эстреванских чар.
Но и тогда он не поверил молве. Его вера в молодую жену была достаточно тверда, чтобы он мог спросить ее и не сомневаться в правдивости ответа, что действительно Первая из Сестер, Галина, предложила Бедира Кайтина как возможного супруга — но лишь как одного из нескольких, выбор же полностью принадлежал Ирле.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51