Я твердо уверена, что заставить себя вновь посмотреть на море — а это был всего лишь узкий залив корлийской гавани — явилось для меня самым тяжелым испытанием из всех, которым я прежде подвергалась. Все истории, в которых хоть как-то упоминается мое имя, — правдивые или вымышленные — совершенно умалчивают о том, что, когда я впервые узрела море, один лишь вид его мигом обратил меня в перепуганное, дрожащее и жалкое существо: сжавшись и ища защиты за леером маленького речного суденышка, я в ужасе отводила взгляд от этой глубокой, необъятной и неведомой мне доселе бесконечности.
С глухим стуком мы пристали к небольшому причалу, подобному двадцати таким же причалам вокруг. Все еще шел дождь.
Джосс нагнулся и прокричал остальным, сидевшим в трюме под палубой, что мы прибыли. Пятеро моих спутников выбрались из трюма под дождь и выглядели недовольными. Брюзжа, собирали они свои вещи и, не переставая ворчать, покинули баркас, который был для нас домом в течение трех недель. Джосс сумел со всеми вежливо попрощаться.
Я подождала, пока все сойдут на берег, решив не спеша собрать и тщательно увязать свой нехитрый скарб. Я поднялась по ступенькам трапа, таща за собой узел, после чего, крякнув, взвалила его на плечо и подошла к Джоссу, стоявшему спиной ко мне.
Сделав для смелости глубокий вдох, я приблизилась к нему и положила ладонь ему на руку. Моросящий дождь шел почти бесшумно, словно давал мне слово, и я негромко произнесла:
— Джосс, я всю жизнь мечтала покинуть дом и пуститься странствовать, но прежде у меня не было такой возможности. Я очень тебе благодарна за то, что ты привез меня сюда, даже если ты и прав, горя, что я иду навстречу собственной гибели. Но нельзя взваливать на себя бремя ответственности за каждого, кто примыкает к листосборцам.
Он стряхнул мою руку, однако не повернулся.
— Я не похожа на твоих отца и брата, Джосс. Я не ищу богатства, которое сулят лансиповые деревья. Я намерена пообщаться с драконами, если только у меня получится, и узнать, отчего они не живут вместе с нами, и попробовать убедить их переменить свое мнение о людях.
— Ты взялась за дурацкую затею, Ланен, — сказал Джосс, обращаясь словно бы к морю.
— Стало быть, такая затея как раз по мне, — ответила я со смехом. — Хотя бы пожелай мне доброго пути.
— Ты сама выбираешь себе путь, добрый или дурной, и мои пожелания не имеют значения
Я вздохнула.
— Тогда прощай, Джосс Лодочник, — сказала я с грустью. — Да хранит тебя Владычица.
— И пусть же проведет она тебя по твоему пути, и в конце его пусть примет тебя спокойная гавань, Ланен Маранова дочерь, — ответил Джосс. Лицо его по-прежнему было обращено к морю, а на меня смотрела лишь мокрая от дождя спина. — Я не стану посылать проклятие этому кораблю, ибо он понесет тебя и твои мечты. Прощай же, Ланен, и пусть ветер и волны щадят тебя.
Я сошла на причал, удивляясь, насколько тяжелой кажется мне моя поклажа, и с изумлением обнаружив, что земля подо мною будто раскачивается из стороны в сторону, подобно воде. Я посмеялась сама над собой и, перекинув свою длинную мокрую косу через плечо, отправилась в самое сердце гавани. Позже я узнала, что среди мореходов когда они надолго расстаются друг с другом, не принято провожать товарища взглядом. Спустя годы он рассказал мне, что был готов умолять меня остаться, поскольку я была единственной, к кому он за долгие годы ощутил доверие, но он знал, что я влекома своей мечтой и не останусь ради случайно обретенного товарища. Я же, в полном неведении и с легким сердцем, едва ли не приплясывала, следуя вдоль пристани и ища глазами корабль листосборцев.
Глава 6ИЗ КОРЛИ — В МОРЕ

Корлийская гавань раскинулась подле устья великой реки Кай, собирающей в себе воды со всех уголков Колмара, смешивая их в восхитительном шумном беге и стремительным потоком выплескивая их в залив. Теплое и быстрое южное морское течение, омывающее побережье, уносит прочь наносы ила, оставляя гавань чистой, — издавна она служит местом встречи купцов и корабельщиков. Старинная поговорка «Хочешь что-то узнать — отправляйся в Корли» идет от купцов и торговцев, которых на пристани полным-полно круглый год, их сопровождают образы и запахи дальних стран. (Вторая часть поговорки гласит: «Хочешь узнать все — отправляйся в Сорун». Тут уже имеется в виду Безмолвная служба, расположенная в Соруне, к услугам которой, однако, можно прибегнуть и в любой части Колмара, если Соруна на то недостаточно. Говорят, что за серебро у них можно получить любые необходимые вам сведения, но об этом в другом месте.)
Корли славится неслыханным разнообразием товаров, свезенных сюда со всех королевств, с чем не сравнится даже ярмарка в Илларе; однако не только из-за этого о Корли знают во всех уголках Колмара. Ведь именно из Корли огромные купеческие корабли отплывают на северо-запад, чтобы пересечь море и добраться до Драконьего острова. Там растет дикий лансип: говорят, что на острове целые леса этих деревьев, однако больше они нигде не растут. Крошечные семена или саженцы, что в прошлом мореходы пытались привозить с острова, не приживались: деревца засыхали и гибли, семена не всходили.
Не обладай лансип столь чудотворной силой, никто и не помышлял бы об этом смертельно опасном плавании. Даже слабый настой лансипа — прекрасное средство против множества недугов, от головной боли до сердечных мук; если же из него приготовить крепкий напиток, сила его способна вернуть потерянные годы. Рассказывают об одном баснословно богатом купце, который на седьмом десятке лет скупил за раз весь сбор лансипа до последнего листочка и выпил весь сок, что был извлечен из него. К этому купцу постепенно снова вернулась зрелость, а потом и молодость; так продолжалось, пока он не выпил последние остатки лансипа. Его обнаружили мертвым: он умер от потрясения, хотя тело его выглядело как у юноши, которому едва перевалило за двадцать.
Когда же листосборцы находили на деревьях плоды (что бывало редко), их доставляли в Колмар с величайшей бережностью, как наибольшую драгоценность, ибо плоды эти, если их очистить от горькой кожицы и съесть, способны были исцелить любые раны, и разве что смерть была неподвластна их чудодейственной силе. Говорят, что корабли листосборцев всегда снаряжались несколькими купеческими гильдиями, что, разумеется, приносило самым знатным представителям купечества несметное богатство.
Тем не менее, несмотря на щедрые посулы купцов (листосборцам платили серебром, равным по весу привезенным листьям) корабли всегда отправлялись в плавание с неполной командой. В те дни мало кто страшился истинных драконов, ибо большинство считало рассказы о них вымыслом; однако бури были самыми настоящими, грозя неминуемой гибелью, и в течение вот уже ста тридцати лет ни один из кораблей, пытавшихся проплыть туда, не возвращался обратно.
Будь у меня здравый смысл, я бы ужаснулась.
Но мне не терпелось отправиться в это плавание.
Знаю, что это покажется странным, но я почти не помню своего первого знакомства с Корли. В моей памяти осталась лишь смесь различных ощущений. Помню, что было мокро, и вскоре после того, как я покинула баркас, я заблудилась. Кажется, я начинала уже подумывать, не спросить ли у кого дорогу, однако тут же решила, что большого вреда не будет, если я немного поплутаю.
Несколько обрывчатых образов выплывают передо мной, словно из тумана. Я помню, что покинула причал и направилась к корабельной гавани, с каждым шагом промокая все больше. Набрела на трактир с теплым очагом, где поела супу, а хозяйка дала мне кусок холстины, чтобы я смогла обтереться. Там я переждала дождь. Следующее, что помню, — это верфь, где я впервые увидела огромные корабли, поразившие меня своими размерами. Мне, привыкшей к маленькому баркасу Джосса, они показались настоящими громадинами, белевшими свернутыми у реев парусами.
Как на зло, я прекрасно помню, что произошло, когда я добралась до корабельной гавани. Я подошла к первому доку и поинтересовалась, где мне найти корабль листосборцев. Но мой вопрос повлек за собой множество недоуменных взглядов, сопровождавшихся несколькими непристойными замечаниями, и мне ничего не оставалось, кроме как проследовать дальше вдоль пирса. Вскоре оказалось, что я могла бы и не спрашивать. Прошло лишь с четверть часа, как я миновала первый корабль, по-прежнему тараща на все глаза, как вдруг до меня донесся крик какого-то зазывалы. После торговли конями в Илларе я достаточно хорошо разбиралась в подобных вещах и сразу же смогла оценить, что глотка у него луженая. И лишь потом мне удалось разобрать, о чем он кричал.
— Все сюда, все сюда! Плывите на листосбор! В несколько дней доплывете до Драконьего острова! За листья платим серебром! Серебро за листья, сколько бы ни собрали! Все сюда, все сюда!
На мгновение я заколебалась: подойти ли к нему? Вначале я намерена была взойти на борт и назвать имя Борса, однако в конце концов решила, что при возможности лучше избежать каких бы то ни было обязательств перед ним. Я заметила, что, несмотря на все старания зазывалы, встречные моряки обходили корабль стороной. По-видимому, лансип казался им гораздо менее досягаемым, чем гибель в пучине среди бурь. Едва я подошла достаточно близко, чтобы заговорить с ним, как он перестал так драть глотку и голос его зазвучал слегка спокойнее.
— Желаешь наняться на листосбор?
— Именно так. Каковы условия оплаты?
— Как и для всех, если ты не бывала раньше в море.
— Нет, не бывала.
Он осклабился так, что иной малодушный от подобного зрелища грохнулся бы в обморок. Во рту у него было больше щербин, чем зубов.
— Оно и так ясно, — сказал он, — больно уж вид не тот, — и затем поднаторевшим голосом нараспев объявил: — Оплата серебром, по весу товара, за все собранные лансиповые листья. Вам предоставляются: проезд, мешки для листьев и половина съестных припасов — следует сказать, что за питание придется поработать. Вы сами обеспечиваете себя постельным бельем, одеждой (и не забудьте водонепроницаемый плащ, не то пожалеете!) и остальной частью съестных припасов. В случае неподчинения предписаниям мы не несем ответственности за вашу безопасность, — и тут голос его впервые чуточку приглушился, когда он добавил: — И тебе следует знать, что за последние сто тридцать лет ни один корабль листосборцев не возвращался из этого плаванья. По слухам, в нынешнем году бури должны почти полностью стихнуть, но даже в самом лучшем случае вероятность вернуться обратно живыми будет ничуть не меньше вероятности погибнуть. Подумай хорошенько над этим, прежде чем принимать решение.
Я настолько потеряла голову, что, не дав ему даже передохнуть, выпалила:
— Я уже решила. Я еду.
Он записал меня без дальнейших возражений. Затем дал мне список вещей, которые должны были понадобиться в путешествии, и указал на писаря, сидевшего неподалеку. С безмерным самодовольством слегка обученного грамоте человека я ответила ему, что и сама умею читать. Он кивнул и сказал:
— Стало быть, ты прочтешь, что с этого мгновения тебя наняли в подсобную команду. В течение дня раздобудь все необходимое и с заходом солнца возвращайся. Поспишь на корабле и займешься своими обязанностями, когда отобьют восемь склянок на смене вахт.
С таким же успехом он мог бы пролаять по-собачьи; я ничего не поняла.
— Каких еще вахт? Как вы сказали, восемь склянок? А это когда?
— В полночь, никчемное ты создание. Ну, живей! Собери все необходимое в матросский сундук и возвращайся на борт до того как зайдет солнце. Бегом! — гикнул он, и голос его взлетел почти до былой высоты. Развернувшись ко мне спиной, он вновь принялся распаляться, созывая прохожих примкнуть к листосборцам.
Я покинула корабль, слегка ошарашенная (частью от того, что только что сделала, частью от его громоподобного голоса), и направилась в город.
Хвала Владычице, большую часть необходимых мне вещей я отыскала в нескольких лавках возле гавани. Боюсь, что в Корли я потратила небольшое состояние. Я знаю, что кое-где меня здорово надули, но мне, в общем-то, было совершенно все равно. Я раздобыла маленький крепкий матросский сундучок, пару рубах из толстого сукна, несколько пар прочных гетр (в Корли я даже в то время никого не удивила своей одеждой) и, кроме того, вняв совету корабельного зазывалы, я купила непривычное для меня и довольно дурно пахнущее облачение, которое среди моряков зовется «штормовкой». От нее несло дегтем и я завернула ее в свое старое одеяло, хотя позже во время плавания я не снимала ее в течение семи дней и не согласилась бы с ней расстаться, даже если бы мне предложили оплатить ее вес чистым серебром. Я раздобыла новую пару добротных сапог, запасного постельного белья и провизии, позволив себе при этом маленькую роскошь — сушеных фиников и инжиру, что привозят из южных областей Южного королевства, — ибо даже мне было известно, что питание в море довольно скудное. Я упаковала свою старую одежду, уложив юбки вместе со своим замечательным новым плащом на дно сундука, а все остальное сложила сверху, чтобы при необходимости можно было легко достать. Остаток свободного времени я провела, прогуливаясь по Корлийской гавани, привыкая к запаху рыбы и соленому воздуху и глядя на море, которое теперь все больше меня к себе тянуло.
На корабль я вернулась, как и было велено, к заходу солнца. Приближались сумерки, когда я втащила свои пожитки на борт, подталкиваемая сзади такими же, как я, листосборцами; корабельные матросы указывали нам путь, было видно, что нас они тут едва терпят. Они окружили меня, и мне была показана моя каюта: крошечное пространство, где едва хватало места для гамака, оказавшегося слишком уж коротким, а вещи разместить и вовсе было негде. Меня оставили там, сказав, что пока я могу спать. Солнце еще только зашло. Мне удалось поспать, наверное, часа два, прежде чем всех разбудил громкий крик, слов в котором я разобрать не смогла, но по тому, как зашевелились мои сотоварищи, поняла, что он означает: «Подъем и за работу!»
Это и были те самые «восемь склянок на смене вахт». Полночь. Все мы работали в душном трюме, не менее тяжело, чем доводилось мне прежде трудиться у нас на ферме, терли полы — тут это называлось «драить палубы», подготавливая корабль непонятно к чему. Когда наступил рассвет (около шести склянок утренней вахты, или семи часов утра на суше, как я выяснила), всех нас спешно погнали на верхнюю палубу и заставили грузить на корабль сперва скот, потом сено, которого, как я ни прикидывала, было слишком мало, чтобы прокормить столько голов. Зачем на корабле нужен был скот, я и предположить не могла. На какое-то время я даже заподозрила, что меня одурачили и я попала на торговое судно; однако вскоре нам пришлось грузить в трюм корабля такое множество холщовых мешков, какого я прежде не видывала. Все они были новенькими и удивительно добротными, и я в конце концов поняла, что они должны ожидать того часа, когда их смогут наполнить листвой лансиповых деревьев.
Пока я работала, сердце мое не переставало глупо колотиться. Одно лишь прикосновение к холщовой ткани приводило меня в трепет. Наконец-то моя мечта осуществилась, и даже ужасы предстоящего плавания не пугали меня.
В течение следующих двух дней, когда в коротких промежутках между вахтами мне удавалось ненадолго прикорнуть в своем тесном уголке, я, помню, думала только об одном: если бы все это был сон, то я бы не прочь была проснуться. Подобного я себе и представить не могла. Однако, помимо того что мы то и дело драили полы и иногда спали, нам еще пришлось знакомиться с кораблем, изучая все его устройство. Никогда прежде не встречала я таких странных выражений и понятий, какие услышала здесь, и никогда не думала, что мне придется их запоминать. Хозяин корабля муштровал нас беспрерывно, пока наконец у нас не стало получаться. Удивительно, как быстро привыкаешь к подобным вещам.
Следующее, что я хорошо помню, — это предрассветная тьма, пять склянок утренней вахты, в день нашего отплытия на исходе года. Небо только еще начинало светлеть, предвещая начало нового утра. Запах моря, всегда ощущавшийся в городе, у пристаней чувствовался сильнее. В криках чаек слышалось какое-то извечное стремление к странствиям; прочие птицы дрались с ними из-за грязных кусков рыбы, которую прибывающие рыбаки сгружали на помост причала. С моря веял легкий ветерок, уносивший прочь все запахи суши. Был он чистым и острым от соли.
Со времени моего восхождения на борт в нашем полку прибыло, и все же некоторые гамаки по-прежнему пустовали, поэтому работы у нас было хоть отбавляй. Хозяин щедро осыпал нас бранью, когда мы, салаги, возились с какой-нибудь веревкой (которую я про себя уже привыкла именовать «линем», но все еще не могла без улыбки назвать «шкотом»), и, несмотря на все предыдущие старания, порой чуть не сбивали друг друга с ног, пытаясь выполнять команды своего капитана.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55