Знаешь, где наш институт находится?Марина сказала мне адрес, как туда пробраться и как найти этого профессора. На следующий день я был там. Профессор оказался из тех немногочисленных людей, которые производят по-настоящему хорошее впечатление с первого взгляда. И, что самое замечательное, это впечатление, как правило, оказывается верным. У него было лицо европейского типа: смуглое, с проступающими скулами. Высокий лоб, прямой нос и тонкие губы сочетались очень красиво, а солидные очки в золотой оправе придавали его облику особую «мужественную» интеллигентность. В свои сорок, не меньше, он был не просто красавцем: он обладал тем, что называется харизмой. Звали это чудо природы Борис Васильевич Яворский.Он пригласил меня на кафедру: просторный светлый кабинет с двумя письменными столами и одним журнальным, с креслами, телевизором и кофеваркой. Кафедра больше напоминала комнату отдыха. Впрочем, так оно, похоже, и было: в креслах сидели двое мужчин, курили и вяло спорили о чем-то.— Присаживайтесь, Денис, — предложил мне Яворский. — Кофе хотите?Я кивнул. Торопиться мне было некуда.Мужчины были, видимо, преподавателями, потому что встали и ушли, одновременно посмотрев на часы — начиналась лекция. Мы остались вдвоем.Я невольно залюбовался Яворским. Это, наверное, звучит и выглядит странно, но именно это я и чувствовал. Он двигался и держался как голливудский актер, причем старой закалки. Но все его движения оставались при этом непринужденными, легкими и красивыми. Он элегантно расстегнул отлично сидящий болотный пиджак, поправил черную жилетку, украшенную бордовым галстуком, и улыбнулся мне:— Вы пьете с сахаром?Я кивнул.— К сожалению, не могу предложить вам ничего лучше этой автоматизированной жидкости, но, надеюсь, вы не будете слишком разочарованы?— Нет-нет… — пробормотал я, смущенный этой витиеватостью.Яворский опустился в кресло, сел вполоборота и закинул ногу на ногу, блистая зеркальными туфлями,— Итак, у нас с вами есть час двадцать минут, и я готов вас выслушать. Мне сказали, что вы интересуетесь вирусными заболеваниями, а именно — бешенством. Могу вас обрадовать, это моя специальность. Я занимаюсь этим уже около двадцати лет, так что постараюсь ответить на любой ваш вопрос.— Понимаете, Борис Васильевич… — Я отхлебнул кофе. — У меня не совсем научный склад мышления, и, возможно, мои вопросы покажутся вам странными, нелепыми и даже глупыми. Но поверьте, они имеют свое основание.— Прошу вас, начинайте. , — Но вы не могли бы сначала рассказать мне об этой болезни. Я думаю, это поможет мне правильно сформулировать вопросы. Ведь я не медик и к медицине не имею никакого отношения.— Хорошо.Голос Яворского будто бы немного сместился в диапазоне и приобрел «лекторскую» интонацию.— Бешенство всегда поражало главным образом плотоядных. До восемнадцатого века бешенство поражало в основном диких животных, а роль домашних животных в его поддержании и распространении была, по-видимому, незначительной. Первая описанная эпизоотия бешенства среди домашних собак в городах произошла в Италии в тысяча семьсот восьмом году. К тысяча семьсот двадцать восьмому году вспышки заболевания произошли в большинстве городов Венгрии, Германии и Франции. В Англии бешенство было известно уже в начале семнадцатого века, но эпизоотический характер оно приобрело только в семьсот тридцать четвертом году. Нет данных, указывающих на наличие этой болезни на Американском континенте до начала его колонизации: первые случаи были зарегистрированы в штате Вирджиния в семьсот пятьдесят третьем. К семьсот восемьдесят пятому году бешенство распространилось по всей Новой Англии. В Южной Америке болезнь не была известна до начала девятнадцатого века, когда он а появилась среди собак в Перу. Обнаружение бешенства среди летучих мышей-вампиров, таких как Десмодус ро-тундус и Диофилла экаудата, открыло новую страницу в изучении болезни, так как течение инфекции у этих животных говорило о возможности бессимптомного носительства вируса бешенства. Первым, кому удалось выделить возбудителя болезни, был Луи Пастер. Поскольку возбудитель нельзя было увидеть в обычный световой микроскоп и он не культивировался на бактериальных средах, но проявлял все свойства инфекционных агентов, его назвали вирусом, то есть попросту ядом, что послужило истоком развития нового раздела инфекционной микробиологии — вирусологии. Путем адаптации выделенных полевых изолятов вируса бешенства, названных вирусом уличного бешенства, к кроликам, птицам и другим лабораторным животным удалось снизить патогенность агента для естественных хозяев: полученный аттенуированный вариант возбудителя получил название фиксированного вируса бешенства, или просто вируса-фикс. Получение вируса-фикс сделало возможным создание антирабических вакцин, технология изготовления которых, надо признать, и по сей день далека от совершенства… Я вас не утомил? Я ведь так часами могу.— Нет. — Я замотал головой. — Часами не надо. Вообще-то я не совсем это имел в виду. Меня интересует, как происходит заражение и какие у бешенства симптомы.— Ну, патогенез приблизительно такой: после того как вирус бешенства попадает в ткани организма, обычно через рану, нанесенную укусившим животным, он в первую очередь размножается в локально расположенных мышечных клетках. В течение различного по продолжительности периода времени вирус проникает в периферическую нервную систему. Он медленно перемещается по нервным путям в спинной мозг. В спинном мозге агент быстро распространяется и достигает продолговатого и головного мозга. После размножения в клетках головного мозга вирус начинает продвигаться по эфферентным нервным путям центрального и периферического отделов нервной системы, а также и по вегетативным нервам. Таким образом, в конечном итоге происходит инфицирование агентом всех органов и тканей организма, включая слюнные железы. С инфицированной слюной вирус бешенства может попадать в организм другого хозяина. Вирус может находиться в центральной нервной системе задолго до появления клинических признаков болезни.
Я похолодел. Значит, со слюной… О господи, значит, я заразился!— Скажите, а что, собственно, за признаки?— Главные, или, так сказать, наиболее выраженные симптомы, это возбуждение и паралич. Но в зависимости от вида животного симптоматика может быть довольно разной. У собак, например, выделяют три фазы развития. Продромаль-ную стадию, которая длится два-четыре дня, но нередко проходит вообще незаметно. На этой стадии бешенства происходят изменения в поведении собак. Потом идет стадия возбуждения, длящаяся до семи дней. На этой стадии болезнь может быть диагностирована наиболее легко. Животное становится беспокойным и нервозным, у него повышается агрессивность. Ha этой стадии животные чрезвычайно опасны из-за того, что кусают всех без разбору. В конце стадии возбуждения появляются конвульсии и нарушение координации работы различных мышц. Если собака не погибает во время очередного приступа конвульсий, болезнь переходит на свою завершающую стадию. Паралитическую стадию, на которой нарушение координации работы мышц переходит в паралич, и неизбежно наступает коматозное состояние, завершающееся летальным исходом.Я сглотнул.— А у людей?.. — пробормотал я.— Ну, у людей все происходит немного иначе. Но конец тот же. Если не начать вовремя лечение, разумеется, А что, вы разве заболели бешенством?— Возможно… Очень возможно.На лице Яворского проступило профессиональное беспокойство.— Ну-ка, любезный, — совсем как доктор попросил он, — вытяните руки перед собой… — Он внимательно посмотрел на кончики моих пальцев. — И на каком вы, простите, дне?Я напряг память:— Да уж больше недели…— У-у!.. Расслабьтесь, голубчик! — Яворский широко улыбнулся. — Через неделю вы бы падали через шаг и бросались на все, что движется.Я глубоко вздохнул. Ну и славненько. С этим разобрались. Так, о чем это я…— А правда, что человек, больной бешенством, очень похож на сказочного вампира?Я ожидал негативной реакции, раздражения. Но Яворский отреагировал на удивление спокойно. Казалось, именно такого вопроса он и ожидал.— Ну, смотря какие сказки брать. Если вы имеете в виду венгерские легенды о вампирах, то, возможно, вы правы. Сравнительно недавно в американском журнале «Неврология» вышла статья испанского доктора Хуана Гомеса-Алонсо. Она целиком посвящена этой теме. Лично я публиковал работы на эту тему и раньше, но не в области неврологии, а в области вирусологии. Гомес-Алонсо опровергает существовавшую ранее теорию, объяснявшую слухи о ночных существах, пьющих кровь, просто шизофренией.Дальше произошла поразительная вещь: Яворский почти точь-в-точь повторил слова Навигатора. Наверное, ничего поразительного на самом деле в этом и не было, но для меня внезапно эти двое людей как бы встали на одну ступеньку в моей истории.— Большинство вампиров — мужчины, а бешенство среди мужчин встречается в семь раз чаще, чем среди женщин. К тому же вампиры, по легендам, имеют ненормальную тягу к противоположному полу, а бешеные из-за поражения болезнью мозговых центров, контролирующих эмоции и поведение, имеют повышенную сексуальную активность.Я вспомнил Лизу. Да, с сексуальной активностью у нее был действительно перебор.— Знаете, даже такую необыкновенную способность, как превращение вампира в летучую мышь, можно объяснить.Я вздрогнул и подозрительно посмотрел на Яворского. Трт заметил мой взгляд и успокаивающе произнес:— Не волнуйтесь, здесь объяснение не медицинское и даже не биологическое, а скорее психологическое. Люди и животные со схожим яростным и странным поведением могли восприниматься как одно и то же существо. В начале восемнадцатого века, когда вурдалаки были основной темой обсуждения на вечеринках, люди часто откапывали умерших для того, чтобы определить, являлись ли они вампирами или нет. Таковым считался мертвец, у которого шла кровь изо рта или тот, кто выглядел живым. Гомес-Алонсо отмечает, что изо рта людей, умерших от бешенства, кровь может идти еще долго после смерти. Если же тело закопать в холодных и влажных районах, таких как Балканы, то оно может сохраниться в хорошем состоянии еще на протяжении многих месяцев или даже лет.Я слушал его, раскрыв рот. Я совершенно не ожидал, что Маститый ученый, профессор, преподаватель, так осведомлен в области сказочных легенд.— Простите… А может быть такое, что от солнечного света кожа человека в самом деле начинает гореть? — Яворский утвердительно кивнул:— Да. На этот счет существует другая теория, принадлежащая одному моему коллеге, профессору Уэйну Тикке-нену. Он связывает это с так называемой порфириновой болезнью…Я снова дернулся. У меня возникло сильное желание спросить у него, не знаком ли он, случайно… Но с кем? С Навигатором?Но даже несмотря на эти настораживающие параллели, я был рад. Честно признаться, я не ожидал встретить понимание. И мне казалось вполне логичным следующим шагом рассказать ему о Лизе.— Борис Васильевич, скажите, а бывают такие редкие штаммы вирусов бешенства, которые влияют на физиологическую структуру человека?— Ну, в известном смысле они все влияют на физиологическую структуру. Что вы имеете в виду?— Я имею в виду, например, усиление мышечных рефлексов, реакции, как это сказать…В лице Яворского не произошло никаких изменений. Но на секунду мне показалось, что это спокойствие удержано прямо-таки титаническим усилием изнутри. Так, лицо его, сохраняя прежнее выражение, как бы остановилось на секунду, и за этой стеной, в мозгу в это время происходила буря, отблески которой я заметил в его глазах. Впрочем, может, мне это только показалось.— Что ж… Такое возможно. Но позвольте и мне задать вам вопрос. Вы имеете в виду какой-то конкретный случай? И я решил признаться.— Да. Я имею в виду конкретный случай. У меня была знакомая, которая, как мне казалось, была больна именно этим видом бешенства.Все то же спокойствие. Но носок его туфли нервно дернулся.— Почему вы говорите «была»? С ней что-то стало?— Да. Она… как бы это сказать, убежала от меня. И я хочу ее найти.— Вы хотите, чтобы я помог вам? — спросил он.— Вы можете мне помочь? Видите ли, она исчезла совершенно бесследно.— Я думаю, что смогу вам помочь, Денис. Но прежде я хочу познакомить вас с людьми, моими очень близкими друзьями. Они помогают мне в моей работе. Работа эта проходит не только в кабинете. К нам обращаются люди, встревоженные странным поведением своих близких и знакомых, и мы занимаемся этими случаями. Это замечательный материал для моих исследований. Если вы не против…— Не вижу, почему я должен быть против, — спокойно ответил я. Но в душе я ликовал: кажется,я нашел именно то, что мне было нужно. Команду охотников за вампирами.— В таком случае я заберу вас завтра у метро «Речной вокзал», и мы поедем на одну загородную дачу, где я вас познакомлю с моими помощниками, и мы обсудим, что дослать дальше.— Отлично, — произнес я. Мое дело уже не казалось мне совсем безнадежным, если такой человек, как Яворский, брался мне помочь.Утро следующего дня выдалось теплым. Ночью прошел дождь, и с утра деревья, согреваемые поднимающимся солнцем, дымились и сверкали тяжелым изумрудным блеском. Не верилось, что пройдет еще месяц, и вся эта красота пожелтеет, облетит и останутся еще на полгода одни голые сухие ветки на корявых стволах.Выйдя на «Речном вокзале», я оглянулся кругом. Народу было немного: все разъехались по работам. У ларьков сшивались редкие пьяницы, и на этом безлюдье было хорошо заметно, как много мусору вокруг метро.Яворский уже ждал меня. Он стоял, опершись на капот темно-синей «тойоты», и читал какой-то журнал. Машина была классная, последний писк японского дизайна, и чистая, будто только что из мойки. А говорят еще, что наша наука бедствует.— Доброе утро, Борис Васильевич.— Здравствуйте, Денис. — Яворский улыбнулся и сложил журнал. Я заметил, что он был на английском. — Что за чудо утра погодка!— Да. — Я вспомнил, что мы собирались за город. Сейчас самое время на природу.— Так за чем дело стало! Прошу. — Он открыл передо мной дверь.Мы выехали на Ленинградское шоссе и направились в сторону Питера.— Куда едем? — спросил я, расслабляясь в кресле и наслаждаясь плавным ходом машины.— В Жаворонки. Там у моего ученика дача, вот на ней мы и договорились встретиться.— О'кей, в Жаворонки так в Жаворонки.Солнце било прямо в лобовое стекло, ветер залетал в салон. Яворский опустил козырек, а я просто закрыл глаза. Ощущения напоминали мне давно забытые деньки, когда я с родителями двенадцатилетним мальчиком ездил на дачу к подруге мамы, тете Вале. Эти воспоминания были такими светлыми и непривычными, что мне стало радостно и легко, в общем, безо всякой причины.Минут через двадцать, когда мы свернули с шоссе на дорогу поуже, но все еще гладкую и не по-русски ухоженную, обсаженную с двух сторон старыми липами, я расслышал сзади какой-то рев. Мотор «тойоты» урчал тихо и аппетитно, на дороге, кроме нашей, других машин не было. Я прислушался и обернулся.Нас нагонял мотоцикл. Но что это был за мотоцикл! Не какой-то там «Иж» или «Юпитер» с убогой коляской на боку. И не никелированная кобыла — «Харлей», разложившийся на полдороги. Это был настоящий спортивный гоночный мотоцикл, выкрашенный в черный цвет с желтыми полосами. Он легко догнал нашу «тойоту», и я прочитал неброскую надпись на крыле: «Diablo W700». Водитель, или, лучше сказать, гонщик, был маленьким и легким, как жокей на скачках. Черные кожаные штаны обтягивали длинные стройные очень женские ноги, черная же куртка, похожая на мою косуху, но не такая заскорузлая, не позволяла дорисовать картину и определить пол гонщика. Он повернулся в нашу сторону и сквозь тонированное стекло шлема поглядел на машину. Он напоминал сейчас персонаж японских манга: почти человека, но с какой-то нечеловеческой загадочностью.— А, вот и Алина, — сказал Яворский и помахал гонщику рукой. Тот увеличил скорость и без труда оторвался от нас,— Кто это? — зачарованный, спросил я.— Это?.. Одна из моих учениц, если угодно. Алина. Она работает со мной.Ничего себе Алина, подумал я. И мотоцикл у нее не из дешевых. Мягко выражаясь.Скоро мы подъехали к даче, Я ожидал чего-то… Хм, нет, я, конечно, видел и покруче, но когда мне говорят «дача», я, неизбалованный, представляю деревянный двухэтажный домик, с грядками, укрытыми целлофаном, с двускатной крышей, с крыльцом. Трехэтажный дом красного кирпича за высокой аскетичной решеткой не был таким, как пижонские виллы с Рублевки, но впечатление производил.Ворота были раскрыты, словно ожидали нас. Видимо, так оно и было, потому что, впустив нас, они автоматически затворились.
У подъезда, напоминавшего копию парадного Центробанка в миниатюре, уже стоял знакомый мотоцикл и ещг одна машина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29
Я похолодел. Значит, со слюной… О господи, значит, я заразился!— Скажите, а что, собственно, за признаки?— Главные, или, так сказать, наиболее выраженные симптомы, это возбуждение и паралич. Но в зависимости от вида животного симптоматика может быть довольно разной. У собак, например, выделяют три фазы развития. Продромаль-ную стадию, которая длится два-четыре дня, но нередко проходит вообще незаметно. На этой стадии бешенства происходят изменения в поведении собак. Потом идет стадия возбуждения, длящаяся до семи дней. На этой стадии болезнь может быть диагностирована наиболее легко. Животное становится беспокойным и нервозным, у него повышается агрессивность. Ha этой стадии животные чрезвычайно опасны из-за того, что кусают всех без разбору. В конце стадии возбуждения появляются конвульсии и нарушение координации работы различных мышц. Если собака не погибает во время очередного приступа конвульсий, болезнь переходит на свою завершающую стадию. Паралитическую стадию, на которой нарушение координации работы мышц переходит в паралич, и неизбежно наступает коматозное состояние, завершающееся летальным исходом.Я сглотнул.— А у людей?.. — пробормотал я.— Ну, у людей все происходит немного иначе. Но конец тот же. Если не начать вовремя лечение, разумеется, А что, вы разве заболели бешенством?— Возможно… Очень возможно.На лице Яворского проступило профессиональное беспокойство.— Ну-ка, любезный, — совсем как доктор попросил он, — вытяните руки перед собой… — Он внимательно посмотрел на кончики моих пальцев. — И на каком вы, простите, дне?Я напряг память:— Да уж больше недели…— У-у!.. Расслабьтесь, голубчик! — Яворский широко улыбнулся. — Через неделю вы бы падали через шаг и бросались на все, что движется.Я глубоко вздохнул. Ну и славненько. С этим разобрались. Так, о чем это я…— А правда, что человек, больной бешенством, очень похож на сказочного вампира?Я ожидал негативной реакции, раздражения. Но Яворский отреагировал на удивление спокойно. Казалось, именно такого вопроса он и ожидал.— Ну, смотря какие сказки брать. Если вы имеете в виду венгерские легенды о вампирах, то, возможно, вы правы. Сравнительно недавно в американском журнале «Неврология» вышла статья испанского доктора Хуана Гомеса-Алонсо. Она целиком посвящена этой теме. Лично я публиковал работы на эту тему и раньше, но не в области неврологии, а в области вирусологии. Гомес-Алонсо опровергает существовавшую ранее теорию, объяснявшую слухи о ночных существах, пьющих кровь, просто шизофренией.Дальше произошла поразительная вещь: Яворский почти точь-в-точь повторил слова Навигатора. Наверное, ничего поразительного на самом деле в этом и не было, но для меня внезапно эти двое людей как бы встали на одну ступеньку в моей истории.— Большинство вампиров — мужчины, а бешенство среди мужчин встречается в семь раз чаще, чем среди женщин. К тому же вампиры, по легендам, имеют ненормальную тягу к противоположному полу, а бешеные из-за поражения болезнью мозговых центров, контролирующих эмоции и поведение, имеют повышенную сексуальную активность.Я вспомнил Лизу. Да, с сексуальной активностью у нее был действительно перебор.— Знаете, даже такую необыкновенную способность, как превращение вампира в летучую мышь, можно объяснить.Я вздрогнул и подозрительно посмотрел на Яворского. Трт заметил мой взгляд и успокаивающе произнес:— Не волнуйтесь, здесь объяснение не медицинское и даже не биологическое, а скорее психологическое. Люди и животные со схожим яростным и странным поведением могли восприниматься как одно и то же существо. В начале восемнадцатого века, когда вурдалаки были основной темой обсуждения на вечеринках, люди часто откапывали умерших для того, чтобы определить, являлись ли они вампирами или нет. Таковым считался мертвец, у которого шла кровь изо рта или тот, кто выглядел живым. Гомес-Алонсо отмечает, что изо рта людей, умерших от бешенства, кровь может идти еще долго после смерти. Если же тело закопать в холодных и влажных районах, таких как Балканы, то оно может сохраниться в хорошем состоянии еще на протяжении многих месяцев или даже лет.Я слушал его, раскрыв рот. Я совершенно не ожидал, что Маститый ученый, профессор, преподаватель, так осведомлен в области сказочных легенд.— Простите… А может быть такое, что от солнечного света кожа человека в самом деле начинает гореть? — Яворский утвердительно кивнул:— Да. На этот счет существует другая теория, принадлежащая одному моему коллеге, профессору Уэйну Тикке-нену. Он связывает это с так называемой порфириновой болезнью…Я снова дернулся. У меня возникло сильное желание спросить у него, не знаком ли он, случайно… Но с кем? С Навигатором?Но даже несмотря на эти настораживающие параллели, я был рад. Честно признаться, я не ожидал встретить понимание. И мне казалось вполне логичным следующим шагом рассказать ему о Лизе.— Борис Васильевич, скажите, а бывают такие редкие штаммы вирусов бешенства, которые влияют на физиологическую структуру человека?— Ну, в известном смысле они все влияют на физиологическую структуру. Что вы имеете в виду?— Я имею в виду, например, усиление мышечных рефлексов, реакции, как это сказать…В лице Яворского не произошло никаких изменений. Но на секунду мне показалось, что это спокойствие удержано прямо-таки титаническим усилием изнутри. Так, лицо его, сохраняя прежнее выражение, как бы остановилось на секунду, и за этой стеной, в мозгу в это время происходила буря, отблески которой я заметил в его глазах. Впрочем, может, мне это только показалось.— Что ж… Такое возможно. Но позвольте и мне задать вам вопрос. Вы имеете в виду какой-то конкретный случай? И я решил признаться.— Да. Я имею в виду конкретный случай. У меня была знакомая, которая, как мне казалось, была больна именно этим видом бешенства.Все то же спокойствие. Но носок его туфли нервно дернулся.— Почему вы говорите «была»? С ней что-то стало?— Да. Она… как бы это сказать, убежала от меня. И я хочу ее найти.— Вы хотите, чтобы я помог вам? — спросил он.— Вы можете мне помочь? Видите ли, она исчезла совершенно бесследно.— Я думаю, что смогу вам помочь, Денис. Но прежде я хочу познакомить вас с людьми, моими очень близкими друзьями. Они помогают мне в моей работе. Работа эта проходит не только в кабинете. К нам обращаются люди, встревоженные странным поведением своих близких и знакомых, и мы занимаемся этими случаями. Это замечательный материал для моих исследований. Если вы не против…— Не вижу, почему я должен быть против, — спокойно ответил я. Но в душе я ликовал: кажется,я нашел именно то, что мне было нужно. Команду охотников за вампирами.— В таком случае я заберу вас завтра у метро «Речной вокзал», и мы поедем на одну загородную дачу, где я вас познакомлю с моими помощниками, и мы обсудим, что дослать дальше.— Отлично, — произнес я. Мое дело уже не казалось мне совсем безнадежным, если такой человек, как Яворский, брался мне помочь.Утро следующего дня выдалось теплым. Ночью прошел дождь, и с утра деревья, согреваемые поднимающимся солнцем, дымились и сверкали тяжелым изумрудным блеском. Не верилось, что пройдет еще месяц, и вся эта красота пожелтеет, облетит и останутся еще на полгода одни голые сухие ветки на корявых стволах.Выйдя на «Речном вокзале», я оглянулся кругом. Народу было немного: все разъехались по работам. У ларьков сшивались редкие пьяницы, и на этом безлюдье было хорошо заметно, как много мусору вокруг метро.Яворский уже ждал меня. Он стоял, опершись на капот темно-синей «тойоты», и читал какой-то журнал. Машина была классная, последний писк японского дизайна, и чистая, будто только что из мойки. А говорят еще, что наша наука бедствует.— Доброе утро, Борис Васильевич.— Здравствуйте, Денис. — Яворский улыбнулся и сложил журнал. Я заметил, что он был на английском. — Что за чудо утра погодка!— Да. — Я вспомнил, что мы собирались за город. Сейчас самое время на природу.— Так за чем дело стало! Прошу. — Он открыл передо мной дверь.Мы выехали на Ленинградское шоссе и направились в сторону Питера.— Куда едем? — спросил я, расслабляясь в кресле и наслаждаясь плавным ходом машины.— В Жаворонки. Там у моего ученика дача, вот на ней мы и договорились встретиться.— О'кей, в Жаворонки так в Жаворонки.Солнце било прямо в лобовое стекло, ветер залетал в салон. Яворский опустил козырек, а я просто закрыл глаза. Ощущения напоминали мне давно забытые деньки, когда я с родителями двенадцатилетним мальчиком ездил на дачу к подруге мамы, тете Вале. Эти воспоминания были такими светлыми и непривычными, что мне стало радостно и легко, в общем, безо всякой причины.Минут через двадцать, когда мы свернули с шоссе на дорогу поуже, но все еще гладкую и не по-русски ухоженную, обсаженную с двух сторон старыми липами, я расслышал сзади какой-то рев. Мотор «тойоты» урчал тихо и аппетитно, на дороге, кроме нашей, других машин не было. Я прислушался и обернулся.Нас нагонял мотоцикл. Но что это был за мотоцикл! Не какой-то там «Иж» или «Юпитер» с убогой коляской на боку. И не никелированная кобыла — «Харлей», разложившийся на полдороги. Это был настоящий спортивный гоночный мотоцикл, выкрашенный в черный цвет с желтыми полосами. Он легко догнал нашу «тойоту», и я прочитал неброскую надпись на крыле: «Diablo W700». Водитель, или, лучше сказать, гонщик, был маленьким и легким, как жокей на скачках. Черные кожаные штаны обтягивали длинные стройные очень женские ноги, черная же куртка, похожая на мою косуху, но не такая заскорузлая, не позволяла дорисовать картину и определить пол гонщика. Он повернулся в нашу сторону и сквозь тонированное стекло шлема поглядел на машину. Он напоминал сейчас персонаж японских манга: почти человека, но с какой-то нечеловеческой загадочностью.— А, вот и Алина, — сказал Яворский и помахал гонщику рукой. Тот увеличил скорость и без труда оторвался от нас,— Кто это? — зачарованный, спросил я.— Это?.. Одна из моих учениц, если угодно. Алина. Она работает со мной.Ничего себе Алина, подумал я. И мотоцикл у нее не из дешевых. Мягко выражаясь.Скоро мы подъехали к даче, Я ожидал чего-то… Хм, нет, я, конечно, видел и покруче, но когда мне говорят «дача», я, неизбалованный, представляю деревянный двухэтажный домик, с грядками, укрытыми целлофаном, с двускатной крышей, с крыльцом. Трехэтажный дом красного кирпича за высокой аскетичной решеткой не был таким, как пижонские виллы с Рублевки, но впечатление производил.Ворота были раскрыты, словно ожидали нас. Видимо, так оно и было, потому что, впустив нас, они автоматически затворились.
У подъезда, напоминавшего копию парадного Центробанка в миниатюре, уже стоял знакомый мотоцикл и ещг одна машина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29