А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Стервятники – 02

OCR Денис
«Джек Кетчам. Стервятники»: Росич; Москва; 1994
ISBN 5-88594-005-3
Оригинал: Jack Ketchum, “Offspring”
Перевод: В. Шутов
Аннотация
В дилогии «Стервятники» отразилась жестокая реальность наших дней, перед которой меркнут самые жуткие мистические сказки прошлого. Несколько поколений кровожадных дикарей, поселившихся в пещерах американского штата Мэн и промышляющих людоедством – какая сила способна остановить их жажду крови? Кто может бросить вызов чудовищной страсти охотников за человеческой плотью?..
Вполне возможно, что «Стервятники» являются наиболее страшной и ужасающей книгой, которую Вы когда-либо читали.
Роберт Блох
Когда Вы думаете, что самое страшное уже позади, Джек Кэтчам готовит очередной удар по вашим нервам.
«Глория»
Читателю нужно вернуться к творениям маркиза де Сада, чтобы по достоинству оценить книги Джека Кетчама.
«Глория»
Джек Кетчам
Потомство (Стая)
Проснулся я, и вижу волка —
Шесть сотен фунтов лютой злобы
Оскалились средь ночи под окном.
И я сказал ему: «Входи же».
Роберт Хантер. «Благодарный мертвец»

«Offspring» 1992

Глава 1
Утро
00.25.
Она стояла, испещренная пятнами глубоко въевшейся грязи и отблесками лунного света, едва пробивавшегося через колышущуюся листву; стояла и наблюдала за тем, что происходит за окном, внутри дома.
Прятавшиеся у нее за спиной дрожали от возбуждения.
Кончиками пальцев она прикоснулась к закрывавшей окно защитной сетке от насекомых – та легко отделилась от рамы. Старая. Слегка потерев ее большим и указательным пальцами, она ощутила появившийся на них налет ржавой пыли.
Все ее внимание было сосредоточено на девушке, которая находилась внутри дома. От нее исходил и поднимался ввысь какой-то странный, едко-цветочный аромат, причем настолько сильный, что перебивал затхлый запах плесени, распространявшийся от кушeтки, на которой она лежала, и был заметен даже на фоне испарений, распространявшихся вокруг стоявшей рядом с ней миски с теплыми, пропитавшимися жиром зернами.
От самой девушки исходил мускусный запах. Запах мочи и полевых цветов.
У девушки были груди и еще длинные, темные волосы.
Постарше ее самой.
И одежда тугая, плотная.
Уж ее-то они не отпустят.
Мужчины подошли ближе – им тоже хотелось посмотреть, и она не стала им мешать. Ей было важно, чтобы они заранее увидели, кто находится внутри, хотя потом, когда настанет время, она сама станет руководить их действиями. Мужчины были еще очень молодыми и нуждались в ее руководстве.
Все это оказалось для них совершенно новым, волнующим. Тоненький березовый прутик прошелся по их спинам – ну вот, теперь будут вести себя потише.
Она чувствовала, как на груди слегка колышется бриллиант, ощущала прикосновение его прохладной оправы, свисавшей с грязной, узловатой веревки.
Ночь выдалась тихая; откуда-то доносился стрекот сверчков.
Они наблюдали за девушкой, которая совершенно не подозревала об их присутствии и с головой окунулась в яркие всполохи голосов, звучавших на фоне мерцающего света. На какое-то мгновение каждый из них, словно повинуясь дуновению некоего единого, общего разума, ощутил присутствие младенца, одиноко спящего в иссохшей от напряженного ожидания темноте. Это была ИХ темнота, темнота их старших – Женщины и Первого Похищенного.
Они представили себе, как смотрят на этого ребенка, вдыхают запахи его тела.
Сейчас же им оставалось лишь одно – ждать.
Маленькое облачко совершенно заслонило собой круг луны.
01.46.
Нэнси, черт бы тебя побрал!
Во всем доме снова вспыхнул свет. По крайней мере, внизу.
Ее «бюик-универсал» свернул на подъездную дорожку.
Эта девчонка, похоже, считает, что денег у меня куры не клюют, — подумала женщина. – Готова поспорить, что включила одновременно и телевизор, и проигрыватель, тогда как в холодильнике после нее не найдешь ни одной банки кока-колы.
Она была чуть навеселе. Правое заднее колесо машины перескочило через бордюрный камень и, зашуршав гравием у самой кромки дорожки, смяло еще три тюльпана. А, черт с ними, — подумала женщина.
Она и трезвая на них наезжала, причем ненамного реже, чем когда была под газом.
Заглушила мотор и выключила фары.
А потом несколько секунд посидела неподвижно, думая о дине, стоящем по другую сторону бара, не обращающем на нее никакого внимания, попивающем свою «дикую индейку» – о своем собственном, чертовом муже, который смотрит на нее так, словно она вовсе не живой человек, а какое-то привидение.
Но таков уж был Дин, и тут ничего не попишешь: или ты вообще ничего не получаешь, или же получаешь намного больше того, на что сама рассчитывала.
Нет уж, чем так, лучше вообще ничего не надо.
А в общем-то все это было довольно унизительно. И довольно типично. Вне зависимости оттого, живешь ты с ним или нет, имя ему одно – мистер Унижение. Правда, сам он, похоже, усматривал в этом некий источник тайного наслаждения.
Она сделала глубокий вдох, чтобы хоть немного стряхнуть с себя душивший ее гнев, открыла дверцу машины и нащупала рукой свою старую черную сумку, в одном из боковых отделений которой лежал револьвер тридцать второго калибра. Она держала его там просто так, на всякий случай, например, если ему вздумается снова наброситься на нее с кулаками, как тогда, в прошлую пятницу вечером, на автостоянке в Карибу, когда он вдруг выскочил из-за руля, и начал. В данный момент она чувствовала себя неважнецки. После рождения ребенка ей так и не удалось избавиться от лишнего веса, а ее пристрастие к пиву, как она догадывалась, этому также не способствовало. Сумка тяжким грузом оттягивала руку.
Черт бы тебя побрал. Дин.
Женщина захлопнула дверцу машины – с первого раза замок не защелкнулся. Надо будет подремонтировать, — машинально подумала она.
Каким, интересно, образом? С уходом Дина денег у нее оставалось разве что на еду ей самой и ребенку, а ведь еще надо было раз в неделю платить няне. После работы и суеты по дому этот один-единственный в неделю вечер был ей просто необходим – ну, сходить там в кино, выпить пару-тройку коктейлей, – тем более, что ребенок наконец достаточно подрос, чтобы его можно было на время оставить с посторонним человеком. Однако для нее, как для барменши, работы в Мертвой речке, можно сказать, почти не было, и никто даже и не подумывал о том, чтобы подкинуть ей на чай. Что бы там ни говорили про туристов, а с ними хоть на чаевые можно было рассчитывать.
Ну да ладно, — подумала она, – еще один месяц, а там начнется туристский сезон. Так что как-нибудь перекантуюсь.
Она зашагала по растрескавшемуся асфальту в направлении боковой двери, на ходу отыскивая на колечке нужный ключ.
Потом услышала, как что-то влетело в открытое кухонное окно и ударилось о тяжелый и чересчур дорогой стол для разделки мяса. Судя по всему, бутылка из-под «коки». Черт побери, это что, Нэнси так забавляется? И так ест и пьет из моих запасов, так еще и вести себя как следует не умеет!
Да, а с пивом надо все же завязывать, — подумала она. – Пожалуй, это я смогу. Опять же, какая-никакая, а экономия. Хотя главное, конечно, не в этом, так ведь?
Главное – это я сама, ну и беби, разумеется, верно? Женщина почувствовала, как к щекам хлынула краска стыда. Почему она постоянно называет ее «беби»?
Девочку звали Сюзанна. Сюзи. И она отнюдь не всегда была «беби». Она вспомнила, что когда-то с любовью и нежностью выговаривала имя дочери, тогда как сейчас почти не употребляла его. Словно ребенок превратился в своего рода вещь – одну из тех самых вещей, которые окружали ее на каждом шагу, вроде закладной за дом, ремонта крыши или подтекающего крана в подвале.
Она подозревала, что Дин специально сорвал там резьбу – ей назло. Как, впрочем, и во всем остальном тоже.
В какое-то мгновение она чуть было не разревелась. Затем поднялась по ступенькам и вставил? ключ в замок. Нэнси, черт бы тебя побрал! Ключ не понадобился – дверь оказалась открытой.
Ну сколько раз можно говорить этой девчонке: закрывай за собой двери?
О'кей, значит, сегодня вечером Дин опять прохлаждается в баре. Но ведь не всегда же так будет продолжаться. Он ведь уже собирался заявиться, причем именно тогда, когда ее самой не будет дома и когда ее машины не окажется на подъездной дорожке. Дважды угрожал вывезти все из дома – подогнать грузовик Уолчинского и вывезти абсолютно все, оставив ей лишь грязную ванную.
Ну нет, так просто я ему этого не позволю, — подумала она.
А сейчас надо поговорить с этой девчонкой. — Нэнси!
Она открыла дверь в гостиную. На подоконнике все так же стоял телевизор – ну какой к черту от него сейчас прок? – притворила за собой дверь и заперла ее на ключ. Потом направилась в сторону кухни. Первое, что она там увидела, была большая лужа на покрытом линолеумом полу, которая постепенно смещалась в направлении угла и уже подступала к паркету, устилавшему пол в гостиной. «Коки», – подумала она, – кофе и что-то еще, темное и жидкое. Боже Праведный! Нет, она определенно убьет эту девчонку.
Ступая осторожно, чтобы не вляпаться в лужу, женщина подняла взгляд и тут же ощутила странную, незнакомую вонь. В то же мгновение все, что она собиралась сказать, застыло у нее в горле – как, впрочем, и начавший зарождаться вопль, – а сама она замерла на месте, судорожно пытаясь не столько исторгнуть, сколько втолкнуть в себя все увиденное, подобно тому, как натужно пытаешься сделать на сильном ветру один-единственный вдох.
Двое из них примостились на краю кухонной мойки – сидя на корточках, пристально наблюдая за ней своими неестественно горящими глазами. Их свисающие руки были перепачканы в крови.
Дети.
Сама же Нэнси лежала на том самом столе для разделки мяса. Неподвижная. Бледная. Рук и нее уже не было.
Одежда девушки была разбросана по всей комнате. Джинсы валялись рядом со столом – мокрые, коричневые, поблескивающие.
Ящики были выдвинуты, коробки и банки разбиты. Мука, хлебные крошки, печенье, сахар, варенье, сиропы – все было рассыпано, разлито, разметано по столику и полу.
Руки же торчали из мойки – рядом с грязной посудой.
В какую-то долю секунды она увидела все это, равно как и то, что теперь они были готовы напасть также и на нее. Пока содержимое ее желудка взметалось и перекатывалось из стороны в сторону, девушка с окровавленным тесаком в руке и двое очень похожих друг на друга, и при этом неимоверно грязных мальчишек, раздвигавших в разные стороны ноги Нэнси, повернули головы и окинули ее взглядом – серьезно, деловито, совсем не так, как та, младшая пара, с ухмылками на лицах взиравшая на нее с кухонной мойки.
Женщина посмотрела на девушку, та ответила ей тем же, устремив на нее взгляд своих абсолютно пустых глаз, причем обе словно бы узнали друг друга и поняли смысл нахождения в доме посторонних людей. На какое-то короткое мгновение обе совершенно спонтанно подумали об одном и том же, хотя содержание этих мыслей у женщины и девушки разнилось столь же сильно, как кровь отличалась от камня. Мысли девушки были спокойными, привычными, почти ритуальными; это было некое утверждение собственной власти, сопровождающееся убежденностью в том, что эта женщина прекрасно понимала суть происшедшего в ее доме. Мысли же хозяйки оказались какими-то поспешными, столь стремительно всколыхнувшимися в глубине ее сознания, что к тому моменту, когда с ее губ сорвалось имя дочери —
Сюза-а-анна! —
она уже прекрасно понимала, что Дин был совершенно непричастен к тому, что лежало сейчас перед ней, что это было всего лишь временной слабостью, сиюминутным чувством обреченности, которое побудет-побудет и пройдет. Однако уже через мгновение совершенно отчетливо осознав, что не будет у нее этого самого времени, женщина почувствовала, как ее сердце начинает медленно разрываться на части. И потому, как только самый маленький мальчик, тот, которого она до этого даже не видела, выдвинулся из-за стола вперед, держа в руках белый полиэтиленовый пакет для мусора, туго обтягивавший маленькое, но такое знакомое тельце, и поднял его перед ней, чтобы она могла получше его разглядеть, женщина принялась разрывать руками сумку, чтобы выхватить револьвер и мигом отправить их в тот самый ад, откуда они заявились в ее дом. И уж конечно, она бы сделала это – не взметнись перед ее лицом по ровной и даже в чем-то красивой дуге тот самый тесак, который спустя долю секунды вонзился прямо по центру ее лба, заставив ее комом рухнуть на колени.
Уже совершенно неспособную почувствовать то, как продолжало разрываться ее сердце.
03.36.
Джордж Питерс спал и видел во сне, как жена – скончавшаяся три года назад – родила ему сына.
И вот сейчас их двухгодовалый сын играл на полу.
Вокруг были разбросаны деревянные кубики, а по рельсам игрушечной железной дороги, начинавшейся под рождественской елкой и устремлявшейся через холл к спальне Питерса, а затем возвращавшейся назад и уносившейся сквозь окно гостиной за пределы дома, мчался миниатюрный состав.
Сам Питерс сидел в кресле и читал газету. За окном стоял яркий солнечный день – майский или июньский, – но рождественская елка стояла все там же, и состав делал круг за кругом по игрушечным рельсам.
Мэри ушла к кому-то в гости, оставив Питерса присматривать за мальчиком.
И вдруг раздался стук в дверь – резкий, настойчивый. Кто-то назвал его по имени.
Он открыл и увидел Сэма Ширинга, погибшего одиннадцать лет назад – тот кричал на него, говорил, чтобы он убирался отсюда, причем убирался немедленно, после чего ему пришлось схватить сына в охапку и рвануться с места, потому как сзади на них стремительно надвигался поезд.
Питерс сказал Ширингу, что знает про приближающийся состав, который тем временем продолжал совершать круг за кругом.
Ты ничего не понимаешь! — закричал мертвый полицейский. – Ни черта не понимаешь! — И бросился бежать, что в общем-то было совершенно непохоже на Сэма Ширинга.
Питерс моргнул – и Сэма не стало. Потом закрыл дверь и вернулся в гостиную. Мальчик по-прежнему складывал кубики.
Именно тогда он услышал грохот надвигающегося состава. Грохочущего, громыхающего, несущегося прямо на дом. Питерс резко подхватил сына с пола.
Миновав дерево, он забежал на кухню – помолодевший Питерс бежал намного быстрее, — тогда как локомотив, проломив стену гостиной, пересек комнату и стал надвигаться на них, да так стремительно, что обогнал бы любого из известных Питерсу людей. Мальчик истерично забился в его объятиях, когда громадная черная голова паровоза пронзила стенки холодильника и устремилась к кухонной мойке...
Все сокрушая на своем пути...
* * *
Он проснулся и почувствовал, будто действительно только что куда-то несся сломя голову – настолько учащенно билось в груди сердце. Тело покрывал липкий пот, простыни намокли и пахли застарелым виски.
Хорошо хоть голова не болела. На всякий случай он вспомнил про аспирин, но, едва сев в постели, тут же почувствовал, как голова поплыла, и сразу смекнул, что это сказывается не до конца выветрившееся спиртное.
Глянул на часы – стрелки не дошли еще даже до четырех часов. Впрочем, какой уж теперь сон...
А ведь, если разобраться, он и выпил-то в первую очередь для того, чтобы покрепче заснуть.
Мэри наверняка бы осудила его поведение – осудила, но потом все же поняла бы. Но сколько же накопилось всего, что надо было передумать, сколько одиночества, которое предстояло перебороть в себе. После смерти жены на него наваливались не только кошмары, заставлявшие с четырех часов дня прикладываться к бутылке и пить глубоко заполночь. Нет, причина заключалась в ином – просто теперь он жил в доме, в котором не было ее.
Пенсия, когда ты живешь со своим самым старым и самым верным другом, это одно; пенсия, и все, конец, — это совсем другое.
Он снова услышал стук, но в данном случае это был уже не сон. Определенно, стучали в дверь. И тут же понял человека, стоявшего по другую сторону от двери. Настойчивый тип.
– Придержи лошадей! Иду!
Питерс поднялся с постели. Голый старик с отвислым животом.
Он прошел к шкафу, где лежали трусы, потом к вешалке – за брюками. Кто бы ни стоял там, за дверью, этот человек его услышал, поскольку стук прекратился.
Но кому он понадобился в пятнадцать минут пятого утра? Друзья, собутыльники? – их было немного, да и наведывались они теперь все реже и реже. Половина поумирали, остальные разъехались кто куда.
В последние годы в Мертвой речке жили одни незнакомцы.
Да разве еще вот он. Ну хватит, расчувствовался; может, слезу еще пустишь? – подумал Питерс.
Нытик, – пронеслось в голове.
В Сарасоте у него был брат, который не уставал нахваливать тамошние места. Они вдвоем с женой жили в домике на колесах, имели ветряную мельницу и располагались примерно в миле от Сиеста-Ки. Как-то он наведался к ним – и убедился в том, что они и вправду отнюдь не чувствовали себя одиноко.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25