А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

имея дело с Абдуллой приходилось соблюдать осторожность, тщательно учитывая малейшее изменение его настроения. Он сел на место и взглянул на дядю.
– Как тебе удалось заполучить этот дворец? – спросил он, показывая жестом вокруг.
Проследив взглядом за рукой Наджиба, Абдулла остановил на нем свой взгляд.
– Братья Элмоаиды в течение многих лет не слишком старательно поддерживали наше дело, – самодовольно проговорил он. – Как мне кажется, теперь они решили исправить прошлые ошибки. Я могу пользоваться этим дворцом, когда только захочу. – На лице его появилась слабая улыбка. – Ты не поверишь, какими сговорчивыми они стали.
Стараясь, чтобы голос прозвучал как можно спокойнее, Наджиб как бы между прочим заметил:
– Хамид говорит, что эту женщину, Боралеви, завтра должны привезти сюда.
Абдулла кивнул.
– Ее доставят тем же самолетом, которым улечу я. – Казалось, он просто раздувается от чувства собственной значимости. – Муаммар на недельку пригласил меня в Триполи. Муаммар – один из моих верных сподвижников. А я, разумеется, плачу ему тем же. С самого прихода к власти полковник поддерживает меня.
Наджиб почувствовал, что им начинает овладевать раздражение.
– Ты мог бы предупредить меня заранее, что собираешься уезжать. – Ему не удалось скрыть свое недовольство. – А что, по-твоему, делать мне, пока ее будут держать тут взаперти? Сидеть сложа руки и убивать время в ожидании твоего возвращения? – Он опустил глаза и встряхнул кубики льда в стакане. Затем снова поднял голову. – На случай, если ты запамятовал, хочу тебе напомнить, что у меня есть дела. Не вижу никакого смысла в том, чтобы дожидаться тебя здесь.
– Ах. – Абдулла поднял вверх указательный палец. – Смысл есть. – Он злобно улыбнулся.
Наджиб молча ждал.
– Это испытание. Надеюсь, ты погашаешь это. Наджиб почувствовал, как острая боль пронзила его, на лбу проступил пот. Но внешне он оставался совершенно спокойным. Он покачал головой.
– Прости меня, но я не понимаю. Может быть, ты будешь так добр, что объяснишь мне все.
Абдулла с хитрым видом взглянул на него, облокотившись о резные белые подлокотники.
– Я хочу проверить, не изменился ли ты.
Наджиб разозлился.
– Изменился? О чем ты говоришь?
– Наджиб, будет тебе, – Абдулла примирительно махнул рукой. – Почему ты настаиваешь на том, чтобы мы играли в эти игры? Мы оба прекрасно понимаем, что я имею в виду. Твой западный образ мыслей. То, что твоя богатая жизнь и твое положение в обществе, как я подозреваю, сделали тебя мягкотелым. – Он насмешливо улыбнулся, обнажив выступающие вперед острые нижние зубы. – Настало время мне убедиться в том, что обиды, пережитые тобой в прошлом, по-прежнему адским пламенем бушуют в твоей душе.
Наджиб почувствовал, как где-то глубоко внутри него разгорается бездумная ярость.
– Прошлое, опять прошлое! – сорвались с его уст резкие слова. Внезапно его перестали заботить возможные последствия этой вспышки. С него довольно. – Вечно ты вспоминаешь прошлое, – мрачно проговорил он. – Возможно, ты забыл, что это мою сестру они убили, а не твою. – Он метнул в сторону Абдуллы злой взгляд.
– Перед лицом Аллаха все мы братья и сестры, – чопорно процитировал Абдулла.
– Интересно, почему при малейших трудностях ты всегда вспоминаешь Аллаха? – осведомился Наджиб. – Как только возникает необходимость что-то объяснить или оправдать, ты тут же вспоминаешь Аллаха: Аллах то, Аллах это.
Смуглое лицо Абдуллы побелело от злости, он с трудом сдерживался.
– Мало того, что ты ступил на скользкий путь предательства, – завопил он, – так ты еще и богохульствуешь!
Наджиб мрачно усмехнулся.
– Тогда казни меня. – В его негромком голосе слышалось сдерживаемое презрение. – Убей всех своих сторонников, и в один прекрасный день ты оглянешься вокруг и увидишь, что остался один, и тогда ты спросишь себя, что случилось со всеми твоими друзьями. – Он поднялся со стула, удивляясь тому, что совершенно спокоен и нисколько не беспокоится о последствиях своей вспыльчивости. Он взглянул на Абдуллу. – С меня довольно. Я буду в своей комнате. Можешь послать за мной, когда одумаешься.
– Сядь, – мрачно сказал Абдулла. Глаза его потускнели, маниакальный свет в них погас.
Наджиб в изумлении уставился на него. Похоже, дав отпор Абдулле, ему каким-то образом удалось умерить его гнев. Надо будет иметь это в виду.
Он без слов опустился на стул.
– Я послал за тобой не для того, чтобы ссориться, – устало проговорил Абдулла. – Нам надо обсудить намного более важные вещи.
– Я тоже прилетел сюда не для того, чтобы тратить время впустую, – категорическим тоном ответил Наджиб. – Тебе известно, что мне надо руководить своей империей. Я не могу прохлаждаться тут, поджидая, пока ты решишь возвратиться из Ливии или еще откуда-то. Время – деньги, и я не собираюсь тратить ни то, ни другое. Сейчас, когда ты захватил эту женщину, либо немедленно прикончи ее и забудем обо всем, либо отпусти ее. Зачем дергать насекомое за крылышки, намного быстрее и чище просто убить его, так будет лучше для всех.
Абдулла искоса взглянул на племянника.
– Мне стоило таких трудов похитить ее, надеюсь, ты не думаешь, что я сделал это только для того, чтобы ее убить? Это легко можно было сделать и в аэропорту. Или даже еще легче, когда она была за границей.
Наджиб нахмурился.
– Тогда что тебе нужно?
– Во-первых, деньги.
– Откуда такая жадность? Ты же знаешь, что в твоем распоряжении миллионы долларов.
– Еще несколько миллионов не помешают, – практично заметил Абдулла. – Однако мной движет не только финансовая выгода.
– А что же еще? – лаконично спросил Наджиб. Он поднес к губам стакан, но там остались только кубики льда. Взяв один, он принялся посасывать его.
Абдулла встал и принялся мерить шагами комнату.
– Двенадцать наших человек находятся сейчас в израильских тюрьмах. Трое сидят в Греции по обвинению в угоне самолета греческой авиалинии. Я потребую их безоговорочного освобождения. – Он загнул один палец. – Я также хочу добиться освобождения всех заключенных, принадлежащих к организациям «Аль Фатах», «Федайин» и ООП. – Он загнул еще три пальца на руке. – Ну и не следует забывать о такой безделице, как пятьдесят или шестьдесят миллионов долларов, чтобы раздать их беженцам, находящимся сейчас в лагерях. – Он загнул большой палец. – Вот, чего я хочу. – Абдулла разогнул пальцы. – Пять пунктов.
Наджиб в изумлении смотрел на него, не говоря ни слова. Голова у него шла кругом. Он и представить себе не мог, насколько далеко зашел Абдулла со своими безумными амбициями. Наджиб проглотил наполовину растаявший кубик льда.
– Израильтяне не пойдут на это, – негромко проговорил он. – В прошлом они упорно отказывались иметь дело с какими бы то ни было требованиями выкупа.
– Выкуп! – фыркнул Абдулла. – В твоих устах это звучит так, как будто мы – самые обыкновенные вымогатели.
Молчание Наджиба было красноречивее всяких слов.
– В прошлом у нас никогда не было таких ценных заложников. Ты только представь себе, какое давление мы сможем оказывать, держа ее здесь. – Сжав пальцы, он затряс кулаком. – Она – одна из самых известных женщин в мире; миллионы ее почитателей по всему миру выступят в ее защиту. Добрая половина западных правительств станет давить на Израиль, чтобы он принял наши условия. Я бы не удивился, если бы ее судьба стала предметом обсуждения в Организации Объединенных Наций. – Его черные глаза сверкали, как уголья. – И потом, племянник, ты только подумай! Подумай об огромной, неограниченной власти, обладателем которой я стану, если добьюсь освобождения заключенных! Даже у самого Арафата не останется ни одного сторонника, так же, как не останется их ни у одного лидера его разрозненных групп. Они все присоединятся ко мне! Ко мне! – Он ударил в грудь кулаком. – Я стану самым влиятельным лидером всего исламского мира!
Он совершенно обезумел. В этом больше нет никаких сомнений.
Абдулла продолжал метаться по комнате, все больше и больше возбуждаясь.
– А ты не подумал о том, где мы находимся? – мягко осведомился Наджиб.
– Что ты имеешь в виду? – Абдулла был настолько увлечен видениями собственного величия, что даже не удостоил его взглядом.
– Между прочим, мы находимся в Саудовской Аравии, – без особой необходимости напомнил ему Наджиб, – а у саудовцев прекрасные отношения с Соединенными Штатами. Они зависят от американских нефтяных долларов, технологий и военной техники. Именно сейчас ведутся переговоры о покупке целого флота американских истребителей. Саудовцы не сделают ничего, что могло бы поставить переговоры под угрозу. Они подадут нас американцам на блюдечке, если это понадобится для покупки истребителей.
– Ты все преувеличиваешь, – проворчал Абдулла.
Внезапно Наджиба осенило.
– Саудовцы… Насколько я понимаю, они не знают о том, что ты здесь?
Губы Абдуллы вытянулись в ледяную улыбку. Он вновь принялся мерить шагами зал.
– А зачем им знать об этом? То, что им неизвестно, никак не может им повредить. Существует столько способов незаметно пересечь границу.
Наджиб откинул назад голову и на минутку закрыл глаза. Он был настолько ошеломлен, что с трудом мог собраться с мыслями. План, порожденный безумием Абдуллы, легко мог привести к развязыванию войны на всем Ближнем Востоке. Как будто ему мало тех искр, которые и без того могли привести к взрыву. Это даже больше, чем простое безумие. Он устало приоткрыл глаза и выпрямился на стуле.
– А если то, что ты предлагаешь, действительно получится, – осторожно произнес он, – что ждет эту Боралеви тогда?
– До тех пор, пока она будет служить нам предметом торговли, мы сохраним ей жизнь, – равнодушно ответил Абдулла. – Но, как только она перестанет быть нам полезной, мы ее ликвидируем.
– Даже если – я повторяю, если, поскольку это маловероятно – заключенные будут отпущены на свободу?
Абдулла моргнул.
– Не вижу причин, по которым это может иметь какое-то значение.
– Но если ее освобождение – условие сделки…
– Сделки! – фыркнул Абдулла. В его голосе звучали жесткие, непримиримые нотки. – Ты стал слишком мягким, племянник. С врагами сделок не заключают. Теперь я вижу, что твое пребывание здесь, с нами, пойдет тебе на пользу. Ты снова станешь настоящим мужчиной.
Наджиб вспыхнул, но предпочел не реагировать на оскорбление. Сейчас есть дела поважнее, чем словесная перепалка. Для начала ему надо выиграть время; он не должен попасть в западню. Ведь он тоже может стать пленником Абдуллы: для этого достаточно вызвать неудовольствие дяди. Все может случиться: Абдулла совсем потерял чувство реальности.
– Ты говоришь так, как будто речь идет о долгом пребывании, – проговорил Наджиб. – Я не могу остаться здесь надолго, и ты это знаешь. Если я не буду постоянно следить за делами, вся моя империя может рухнуть. – Он помолчал и, нахмурив брови, стал барабанить пальцами по подлокотникам. – Но, если в моем распоряжении будет самолет, полагаю, я мог бы внести изменения в свой распорядок и курсировать между Нью-Йорком и этим местом.
Абдулла в свою очередь нахмурился. Затем кивнул головой.
– Значит, внеси изменения в свой график, – не допускающим возражений голосом проговорил он. – Но ты обязан быть здесь к моему возвращению из Триполи. Я должен обсудить с тобой и Халидом важные вопросы.
– А почему бы нам не обсудить их завтра, после того как Халид привезет сюда эту женщину?
Абдулла покачал головой.
– Завтра у нас будет мало времени. А кроме того, многое из того, что я собираюсь предложить, зависит от моей встречи с полковником Каддафи.
– Отлично, – сдаваясь, проговорил Наджиб. – Я буду здесь, когда ты вернешься.
– Надеюсь, – ответил Абдулла с полуулыбкой. – Обещаю тебе: то, что я тебе предложу, сотрясет мир до самого основания.
Негромкие смешки и призрачный шепот пробудили ее ото сна, а чьи-то шершавые руки привели в сидячее положение.
Открыв глаза, Дэлия в ужасе отпрянула. Она попыталась освободиться от пут, но веревки, которыми были связаны ее запястья, не поддавались.
При свете поднятой вверх керосиновой лампы ей показалось, что три привидения в черных одеяниях исполняют вокруг нее дьявольский танец. Узловатые пальцы испытующе дотрагивались до нее, до слуха доносились приглушенные разговоры и смешки. Длинные колдовские тени зловеще извивались на стенах палатки.
Ледяной ужас внезапно сковал ее, взгляд заметался по сторонам, стараясь не выпустить из виду ни одну из трех призрачных фигур. Черные одеяния скрывали их с головы до пят, видны были только блестящие глаза. Это были глаза без лиц, как у хирургов перед операцией, или у преступников, одетых в маски.
Одна из таких голов наклонилась к ней совсем близко. Дэлия слышала дыхание и чувствовала кисловатый запах пота. На нее смотрели темные, блестящие и на удивление добрые глаза.
От облегчения она глубоко вздохнула и почувствовала, как по телу пробежала дрожь облегчения. Это никакие не призраки, привидевшиеся ей в жутком кошмаре, и не бандиты, скрывающие свои лица, поняла она. Это всего лишь женщины-бедуинки из плоти и крови, а причина, по которой они выглядели так устрашающе, заключалась в том, что нижнюю половину лица каждой из них скрывала чадра – кусок ткани, украшенный яркой вышивкой и увешанный рядами позвякивающих золотых монет, символов благосостояния их мужей.
От радости она едва не потеряла сознание.
Неожиданно стоящая рядом с ней женщина протянула руку и нежно погладила Дэлию по мягким, шелковистым волосам. Две других женщины захихикали и, ахнув, закопошились у нее в ногах. Их внимание привлек перламутровый лак, которым были покрыты ногти на ее ногах, и они принялись внимательно разглядывать их, дотрагиваясь до лака руками и громко восклицая от восторга. Тут она заметила, что была заботливо накрыта тяжелым колючим одеялом. Уже настала ночь, стало холодно, и кто-то предусмотрительно прикрыл ее, пока она спала.
– Мы принесли тебе воды, – произнесла по-арабски женщина, которая трогала ее волосы. – Ты, должно быть, хочешь пить. Фадия! – Она щелкнула пальцами и сделала жест в сторону одной из двух других женщин. – Муех!
Женщина перестала рассматривать ноги Дэлии и принялась за дело. Опустившись рядом с ней на колени, она приподняла бурдюк из козьей кожи, поднеся его к губам Дэлии.
– Мин федлак, – сказала она. – Пожалуйста.
Дэлия скривила губы. Она чувствовала исходящий от бурдюка отвратительно-кислый запах разложения, при свете лампы ей было видно, что горлышко покрыто коркой грязи. На мгновение волна отвращения накатила на нее, но ей удалось подавить приступ дурноты. Не хватало только, чтобы ее вырвало. В теле не было ни капли лишней влаги.
– Мин федлак, – повторила женщина, покачав бурдюк. Внутри него заколыхалась вода. – Муех.
Дэлия послушно открыла рот. Женщина стала ловко поить ее, не пролив при этом ни капли драгоценной влаги. Дэлия сомкнула губы, задержав воду во рту, затем медленно проглотила ее. Она почти задыхалась от удовольствия. Вода была теплой, илистой, с привкусом затхлости, но все же это была вода. Чудесная, драгоценная, живительная влага, которая показалась ей вкуснее, чем самая дорогая минеральная или родниковая вода.
Она открыла рот в ожидании второго глотка, но женщина отрицательно покачала головой и поставила бурдюк вниз. Дэлия отвела глаза, почувствовав вдруг смущение из-за проявленной ею жадности. Она должна быть признательна за полученный глоток воды, и ей следует подождать, пока предложат другой, а не выпрашивать его. Для бедуинов вода дороже золота.
– Шукран, – хрипловатым голосом проговорила она, поднимая глаза и благодаря женщину.
Женщина просияла, услышав, что к ней обращаются на арабском.
– Мин федлак, – умоляюще проговорила Дэлия на языке, который она учила много лет назад и помнила довольно смутно. – Пожалуйста, добрый друг. Веревки причиняют мне боль. Не могли бы вы развязать меня?
Приглушенный чадрой голос женщины звучал мягко и сочувственно:
– Нет, нет, мы не можем этого сделать, госпожа, – ответила она.
В глазах Дэлии стояла мольба.
– Но тогда не можете ли вы, по крайней мере, сказать мне, где мы находимся?
– Нет, нет. Очень сожалеем, очень сожалеем. – В глазах женщины промелькнул страх, она покачала головой и помогла Дэлии лечь обратно, осторожно подоткнув со всех сторон колючее одеяло. – Очень сожалеем, – искренне повторила она. – Скоро мы принесем вам еще воды и вареной баранины. Очень сожалеем…
С этими словами женщина подхватила керосиновую лампу, и все трое поспешно попятились к выходу из палатки и, приподняв полог, бесшумно выскользнули в черную ночь.
Дэлия содрогнулась. Как жаль, что она успела увидеть, какая темная стоит ночь. Снаружи было совершено темно, такой кромешной темноты ей прежде никогда не доводилось видеть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47