А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

«Лучше синица в руке, чем журавль в небе» (и оттого упустила главный приз).
Я же только сидела и смотрела, как кофе просачивается сквозь юбку и впитывается в чулки, и думала, что придется надеть вместо нее коричневую, шерстяную. Все к лучшему, она больше подходит к моим туфлям. Хоть здесь мне удалось предотвратить кризис.
И вот я целеустремленно шагаю к дому Дэниела — с тяжестью на сердце и громоздкой сумкой в руках. Большая белая надпись на ее боку оповещает всех и каждого, что я — преданная читательница идиотских женских журналов. Не могу сказать, что я от этого в восторге. Увы, ни рюкзак, ни плетеная пляжная сумка ярко-розового цвета, которые я поначалу выбрала, не вписывались в мой офисный камуфляж. Так что я решила твердо придерживаться Зариных советов и взяла эту ее сумку. Зару ею наградили за хорошую работу, но она никогда ее не носила. Подходя к двери, я вспомнила, как сразу сдалась, когда она начала на меня орать за то, что я приняла «глупое мальчишеское поведение» Сэма за романтическое ухаживание.
Итак, дело обещало принести мне немалый навар. Но в случае провала оно также могло легко привести меня в тюрьму — прямо в женскую камеру, полную баб по имени Джейнил. Они наверняка будут заставлять меня стирать их загвазданные шмотки…
Отбросив эти мысли, я дважды постучала, потом прижала к груди сумку и, стараясь не крутить особенно головой, заглянула сквозь жалюзи внутрь.
Все тихо. Что ж, неудивительно. Я знала, что Дэниел каждый день уходит из дома в одно и то же время. У меня было побуждение оглянуться вокруг, но я его подавила и уверенно пошла через веранду вниз по ступенькам — к заднему входу. Дорожку между домом и зеленой стеной гаража из гофрированного железа перегораживал маленький заборчик, чтобы дети не лазили. За ним виднелась бетонированная дорожка, ведущая в маленький садик. Я тихонько подняла щеколду и вошла. Послышался лай собаки.
Я так и застыла с сумкой в руках. Лихорадочно соображая, я вспомнила о заботливо приготовленном сандвиче с сыром. На коленях, едва удерживая равновесие, я открыла сумку, с ужасом ожидая, что собака вот-вот прибежит и собьет меня с ног. И только я вытянула сандвич из пластиковой упаковки, как из-за угла скакнул желтый призрак.
Он снова залаял, потом глухо зарычал, обнюхивая угощение. Сандвич исчез в огромной лохматой пасти мгновенно. Золотистый ретривер. Однажды один такой меня буквально раздавил — я тогда еще не знала об их свирепости. Энтузиазма у них не меньше, чем слюны.
— Кто там? — заставил меня распрямиться раздавшийся слева женский голос.
Я снова крепко прижала к груди сумку. Из-за ограды появилась голова. Это была мама Пенни. Вот невезуха. Но я всегда думала, что нападение — лучшая защита. Поэтому набрала воздуху побольше и, несмотря на то, что сердце у меня бешено колотилось, затараторила:
— Это я, Сандра, из службы «Аделаидские муравьи» — уничтожаем паразитов, проводим профилактику и оценку санитарного состояния жилья. В течение этой недели проводится санитарная оценка недвижимости вашего района по заказу городского совета.
Под испытующим взглядом мамочки моя шпионская легенда потихоньку затрещала. Она же явно не узнавала меня в этом костюме. Либо маскировка удалась, либо она была просто дура.
— А почему вы не зашли ко мне?
— Я работаю, м-м-м, — ум мой заметался, — сначала на нечетной стороне. И выборочно. Потом, если совет посчитает нужным, мы проведем полное обследование. — Для убедительности я приврала еще: — Ваш пригород собираются объявить охранной зоной под охраной Национального треста, так что необходима полная оценка. Вскоре вы получите письменное уведомление.
Я думала, что упоминание Национального треста, ведущей австралийской организации по охране природного и культурного наследия, вызовет определенное доверие, но мамочка только нахмурилась.
— Но мы с Родом делаем пристройку. А если зону объявят национальным достоянием, нам этого не позволят, не так ли?
— Возможно, что и нет. Лучше вам ее снести. Полгода у вас есть.
Ее надутое лицо скрылось за забором, и я вздохнула с облегчением. Но облегчение мое длилось всего секунду. Я тут же догадалась, что в этот самый момент она, наверняка, звонит мужу. Он наведет справки, и минут через тридцать здесь запахнет жареным. А гусем лапчатым объявят меня. Когда ее рожа нарисовалась опять, меня чуть не стошнило от страха.
— Род — такой ленивый ублюдок! Он, конечно, не согласовал проект заранее, — сказала она, неискренне улыбаясь. — Значит, не будет у нас пристройки? А как же мой огород с лекарственными травами — его можно?
Я игриво кивнула. Означает ли это, что она не будет никуда звонить? По крайней мере, смылась. Ура! Но она тут же вернулась.
— Вы сказали, что меня скоро известят? Я просто возьму, да и спрячу извещение. Он ничего не узнает, пока не станет слишком поздно.
Я услышала, как с грохотом захлопнулась дверь. Очевидно, у дамы не было привычки прощаться, как это делают воспитанные люди.
Я заметила, что собака жует задник тапочка, валявшегося на дорожке. Резиновые ошметки другого, вперемешку с измочаленными кусочками ткани, были раскиданы по двору. Видно, ретривер истомился по своим собачьим играм.
Я была крайне недовольна. Элен ничего не сказала мне о сторожевом псе и назойливых соседях. Какие еще сюрпризы меня ждут? Обшарив глазами окна и водосточный желоб, я не нашла ничего похожего на систему сигнализации: никаких ярлыков или непонятных ящиков. Но это еще не значило, что ее нет.
Потом я заметила, что с внутренней стороны двери с двойным остеклением торчит ключ.
Если бы только Элен была хоть немного поприятней, он дал бы ей ключи. И весь этот идиотизм был бы не нужен.
Она вполне могла бы сама прийти и все разведать. А теперь вместо нее бояться и мерзнуть должна я. Жаль, что под Зарину рубашку я не поддела какую-нибудь майку — становилось все холоднее.
Пес проигнорировал меня, когда я проходила мимо него. Сад был заросший, и деревья застили свет. Сам двор был совсем маленький, с газончиком, соизмеримым с ковром в большой гостиной. Клумбы, сооруженные из деревянных шпал, были чисто выполоты от сорняков. Темень и прохладу создавали густые кроны невысоких деревьев, растущих вдоль садовой ограды. Всего их было пять. «Если мама Пенни вдруг не решит со своей стороны забора их подстричь, она меня и не увидит», — подумала я.
Переступив через крайнюю правую шпалу, я продралась через кусты и уперлась в шершавую белую стену. Высокое окно в ванную было скрыто за тремя деревьями. Я прошла на ощупь вдоль стены, стряхнула листья с юбки и положила блокнот под деревом, которое росло напротив окна. Потом я вклинила башмак в развилку его ветвей, низко свисающих над землей. Кора впилась в ладонь, но я подтянулась и, подавшись вперед, ухватилась за ставни.
Тут мне повезло. Я — мастер по открыванию всяких щеколд и выниманию стекол, научилась в свое время из-за обкуренных друзей, с которыми жила. У них был бзик — запирать входную дверь на крючок, не удосужившись проверить, пришла ли я на ночлег. Бывало, приволокусь за полночь навеселе, открою задвижку в окне с заднего входа, пролезу да и хрястнусь об пол. Линолеумный.
Достав маленькую коробку с одноразовыми перчатками, я натянула парочку. Я сразу и не поняла, что одна из них была ярко-зеленая, а другая — ядовито-розового цвета. Инфернальные оттенки меня так и преследуют.
Я расшатала одну ставню, плохо держащуюся на ржавом кронштейне, и сдвинула ее. Но другие так сильно заржавели, что не двигались. Я потянула их на себя и попробовала сбить ржавчину. Две из них, по-видимому, недавно были отремонтированы и стояли крепко. Я только без толку провозилась с ними. Дотянувшись до развилки ветвей, я взяла лежащую там сумку и вытянула из нее один из своих журналов. Туго скрутив, я подняла его, как палку, над головой и двумя руками жахнула что было сил по заклинившей ставне.
Бросив журнал, я вовремя успела подхватить ее. Она чуть не грохнулась в ванну. Я молилась, чтобы не визжать от страха. Потом примостила толстое стекло на ветви, рядом с сумкой и повторила весь этот процесс со второй ставней. На этот раз, сперва удостоверившись, что держу ее. Такая перестраховка заняла много времени. Но вскоре все нужные стекла были высвобождены и разложены на ветвях деревьев. После я намеревалась дотянуться до них изнутри и вставить туда, откуда выковырнула.
У меня было два варианта. Либо, подтянувшись, опустить сначала ноги и удачно приземлиться, либо просунуть голову и освежить воспоминания — приблизительно 1995-1996 годов — о линолеуме. Я проинспектировала посадочную площадку. Под окном в ванной не было даже застиранного коврика, не говоря уже о чудесном пушистом ковровом покрытии, в котором я так сейчас нуждалась.
Я никогда не отличалась ни исключительной гибкостью, ни ловкостью. Поэтому я выбрала вариант номер два. Я решила подставить голову под удар, потому что не могла залезть повыше, чтобы сперва опустить ноги. С минуту мысль о том, что чресла стоило бы опоясать мягким полотенцем, проползала вместе с моим туловищем по краю окна с выдранными стеклами. А потом я свалилась в крошечную ванную комнату. Падение было ужасным, но я перевела дух и мужественно промокнула кровь туалетной бумагой, которую потом смыла в унитаз, чтобы замести следы.
Порез запястья держателем рулона туалетной бумаги был печальным, но не смертельным событием. Однако сказать то же самое о своем настроении я не могла. Аккуратно вставляя стекла на прежнее место и вытирая следы от ржавчины на подоконнике, я ободряла себя только мыслью о том, что теперь смогу спокойно выйти через стеклянную дверь. Потом я прохромала в холл и огляделась.
Справа находились гостиная и кухонная зона, разделенные деревянной скамьей и диваном. Свет в основном проникал через застекленные двери. Но подальше, за телевизором, были еще два окна, расположенных очень низко — примерно в полуметре от земли. Форточки на них были открыты. По сторонам от входа располагались также два низких окна.
В комнате был кавардак. Мне пришлось осторожно пробираться через кучи мусора к двери, из которой я хотела вытащить ключ. Я подумала, что если все будет шито-крыто, я смогу приходить и уходить, когда только захочу. Можно сделать дубликат, а ключ положить на место или засунуть под коврик у дверей, после того как копия будет готова. Так что если Дэниел и обнаружит пропажу, то подумает, что сам обронил его где-нибудь, да и успокоится.
Предположения — опасная вещь. Пока я так стояла, радуясь своей находчивости и строя планы, послышался лязг, и уголком глаза я уловила какое-то движение. Не успев испугаться, я повернула голову и увидела в окне за теликом чьи-то бодро вышагивающие ноги. Кто-то вошел через боковую калитку. Я метнулась за кресло и пала ниц. Как раз напротив застекленной двери.
Сердце бухало так, как будто я бежала, а не лежала. До меня донесся женский голос. Новая подружка Дэниела? Она разговаривала с собакой, которая как будто ее узнала. Я встала на четвереньки, молясь, чтобы не высунулась задница, и прислушалась. Господи, а что, если у нее есть ключ? В горле встал комок. Сглотнув, я смахнула слезу — ведь по натуре я девушка совсем не храбрая.
Она, что-то приговаривая, ушла — мимо окна вновь прошагали ее хорошо натренированные ноги, а вслед за ними просеменили мохнатые лапы и проволочился противный хвост. Щелкнула калитка, и они исчезли. Я перевела дух — хорошо, что хоть не описалась.
Мои онемевшие ноги будто кололо иголками. Я, как кукла, растопырила их на полу и прислонилась спиной к стене. Надо было подвигаться, чтобы размять затекшие конечности. Но в тот момент я не могла делать ничего другого, кроме как сидеть и тихо ругаться. Потом, поерзав немного, я огляделась, пытаясь составить себе представление о Дэниеле. В доме преобладала яркая обстановка в стиле магазинов «Икея» и «Фридом». За телевизором, на буфете, стояла целая куча фотографий. Его мать была чем-то похожа на Ленина. Остальные родственники, казалось, страдали несварением желудка и запахом изо рта, так как все либо морщились, либо были сфотографированы в одиночестве. Плохо дело.
Кризис миновал. Я встала, решив покинуть гостиную. Дверь, ведущая из прихожей, и сам коридор-пристройка представляли собой витраж, что совсем не сочеталось с современной обстановкой гостиной. Мне эти романтические цветочные мотивы никогда не нравились — слишком старомодно. Напоминает бледно-розовое мыло с выдавленным орнаментом и тесьму на занавесках (как дома у моей золовки Денис).
Я протиснулась через дверь и расслабилась в полумраке замкнутого коридора. Все четыре двери были закрыты. Постепенно мои глаза привыкли к темноте. Я то и дело сжимала и разжимала кулаки, чтобы руки не дрожали — мне всегда было не по себе в гробовой тишине. Так и хотелось взорвать ее хитами бродвейских мюзиклов. Чтобы сдержать себя, я, открывая дверь первой комнаты, тихонько насвистывала. К середине песни «My Little Buttercup» стало ясно, что там светло — жалюзи были подняты больше, чем наполовину, и все было хорошо видно. Не то я попала в чулан, не то кому-то вообще все было до лампочки. Везде валялась одежда. Коробки с вином были початы и наполовину пусты. Огромный, темного дерева шифоньер, стоящий слева от окна, тоже был открыт, и из него вывалился целый ворох одежды. Женской. Либо «Ленин» давно умер, либо Элен начала перевозить сюда свои вещи, либо бывшая подружка Дэниела еще не совсем съехала. Я подняла розовый шарф — миленький. В комнате было еще пять ящиков с одеждой и столько же с вином. Все слегка подернулось пылью. Интересно, все эти вещи Элен были не нужны, или она просто не подозревала об их существовании?
К стоящему в углу старинному книжному шкафу тоже были придвинуты коробки. В середине располагалась застекленная книжная полка. Она была заперта. Я подошла и, отодвинув коробки, открыла две нижние дверки. Ничего, кроме столового сервиза, притом весьма некрасивого. Огромные распустившиеся розы, обвитые атласными красными лентами. Достаточно одного взгляда, чтобы потерять всякий аппетит. Однако ключа от стеклянных створок нигде не было видно.
Я посмотрела сквозь стекло. Тьма книжонок в бумажном переплете да пара толстых томов в обложках из искусственной кожи с надписью «Фотоальбом». Один из них был еще в полиэтиленовой упаковке. Где же ключ? Я придвинула коробки и еще раз осмотрела комнату. Ничего.
Закрыв дверь, я пошла обратно, пугливо насвистывая какой-то мотивчик. В других комнатах был не такой беспорядок. Справа располагалась спальня с огромной деревянной кроватью. Напротив — комната с тренажером, тоже покрытым пылью. В столовой, которая примыкала к спальне, в глаза бросался залитый вином ковер. На столе остались круги от стаканов. Подставок под стаканы здесь, видно, не водилось.
До меня вдруг дошло — чтобы не напороться на девушку, которая ушла гулять с собакой, нужно было просидеть здесь подольше. Зайдя в спальню, я еще раз осмотрела все вещи. Порножурналы под носками в третьем ящике тумбочки, стоящей около кровати. Трусы, кучей сваленные на кровати, и туфли в обувном ящике, рядом с шифоньеркой из «Икеи». В костюмах, висящих в платяном шкафу, ничего не было. Ничего не было и в карманах джинсов и спортивных штанов. Два кожаных пиджака — коричневый, от брючной пары, и удлиненный, из черной замши — казались давно ненадеванными. В карманах пусто, а я-то надеялась найти хотя бы записки с номерами телефонов…
А ведь Элен платила немало — пару тысяч. Значит, рассчитывала, что я что-то найду — то, что самой ей видеть не хотелось. Как известно, кто дерьмо ищет, тот его всегда найдет. Я как раз и была таким сборщиком дерьма. Надеюсь только, что не в том смысле, как люди, которые выгуливают собак. Эти размышления прервал звук закрывающихся ворот, визгливый голос и гавканье. Потом все стихло.
Выглянув из-за занавески, я увидела удаляющуюся уверенной походкой девушку. Ее крепкая попка так и виляла туда-сюда. Скоро она вышла на улицу и скрылась за домом Пенни. Я проверила по часам — прошло только двадцать минут. Интересно, знал ли Дэниел, что с его собакой гуляет такая лентяйка и что он платит ей за практически несуществующие услуги. Что ж, по крайней мере, путь к отступлению был открыт. Оставалось только избежать пристальных взглядов мамочки Пенни — уж слишком затянулась моя «оценка недвижимости».
Я еще раз осмотрелась. Так, а где бы я сама спрятала вещи новой подружки? Я проверила под каждым свитером в шкафу, ощупала все майки, выдвинула ящики, чтобы посмотреть, нет ли чего-нибудь сбоку или сзади. Вдруг этот парень — подозрительный и скрытный невротик? Вот! В одном ящике что-то прощупывалось, но, возможно, это был подарок от «Ленина».
Я осторожно приподняла джемперы и вытащила какие-то бумаги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28