Он улыбается мне широкой ослепительной улыбкой.— Мы не идем в Готхоп. Мы идем к плавучему нефтехранилищу. Оно находится на расстоянии 20 морских миль от суши. Берега даже не видно.Он с интересом смотрит на меня.— А вы сопротивляетесь, — говорит он. — Даже жаль, что вы в таком одиночестве.
II 1
— Я думаю, — говорит Лукас, — о маленьком капитане вон на том мостике. Он больше уже не управляет судном. Он больше уже не имеет власти. Он лишь связующее звено, передающее импульсы сложной машине.Лукас стоит, облокотившись о перила крыльев мостика. Из моря перед носом “Кроноса” вырастает небоскреб, покрытый красной полиэмалью. Он возвышается над передней палубой и тянется ввысь, минуя верхушку мачты. Если задрать голову, то можно увидеть, что где-то под серыми облаками даже этому явлению приходит конец. Это не дом. Это корма супертанкера.Когда я была маленькой и жила в Кваанааке, в конце 50-х и начале 60-х, даже европейское время шло относительно медленно. Изменения происходили в таком темпе, что не успевал возникнуть протест против них. Этот протест сначала выражался в понятии “доброе старое время”.Тоска по прошлому была тогда новым чувством в Туле. Сентиментальность всегда будет первым бунтом человека против прогресса.Такое отношение уже изжило себя. Теперь необходим какой-то другой протест, а не слезливая ностальгия. Дело в том, что теперь все идет так быстро, что уже в настоящий момент мы переживаем то, что через мгновение будет “добрым старым временем”.— Для этих судов, — говорит Лукас, — окружающий мир больше не существует. Если, встретившись с ними в море, попытаешься связаться с ними по УКВ, чтобы обменяться прогнозами погоды и координатами или чтобы узнать о скоплениях льда, то они не ответят. У них вообще не включено радио. Если водоизмещение судна 250 000 кубических метров, и оно имеет такое же количество лошадиных сил, что и атомная электростанция, и на нем огромный как старый корабельный рундук компьютер для вычисления курса и скорости, чтобы потом, если это потребуется, или точно соблюдать их, или немного отклоняться, то окружающий мир тебя уже более не интересует. Тогда от всего мира остается только место, из которого ты плывешь, место, куда ты плывешь, и тот, кто тебе платит, когда ты доберешься до места назначения.Лукас похудел. Он начал курить.Так или иначе, но он прав. Одна из особенностей развития Гренландии — это ощущение, что все произошло совсем недавно. Новые, хорошо вооруженные и быстроходные инспекционные суда Датского военно-морского флота только что введены. Референдум о членстве в Общем рынке и незначительное большинство за выход с 1 января 1985 года, повторное обсуждение в ноябре 1992 года и повторное вступление 1 января 1993 года — самый большой внешнеполитический поворот в истории — произошли буквально на днях. Министр обороны только что ограничил въезд в Кваанаак по военным соображениям. А то место, у которого мы стоим — плавучее нефтехранилище, “Гринлэнд Стар” — 25 000 металлических понтонов, прикрепленных ко дну моря на глубине 700 метров, пол квадратных километра уродливого и тоскливого, продуваемого всеми ветрами зеленого металла, в 20 морских милях от берега — построено совсем недавно. “Динамичный” — это то слово, которое так любят политики.Все это создано с целью подавления.Подавления не гренландцев. Время военного присутствия, прямого насилия цивилизации в Арктике уходит. Для прогресса это уже более не является необходимостью. Теперь вполне достаточно либерального призыва к алчности во всех ее проявлениях.Технологическая культура не уничтожила народы, проживающие у Северного Ледовитого океана. Думать так — это значит быть слишком высокого мнения об этой культуре. Она лишь послужила инициатором, всеобъемлющим примером возможности — которая заложена в любой культуре и в любом человеке — строить жизнь вокруг особой западной помеси вожделения и бессознательного.Подавить они хотят другое, нечто большее, то, что вне людей. Это море, земля, лед. Конструкция, которая простирается у наших ног, является такой попыткой.Лицо Лукаса искажено неприязнью.— Раньше, до 92-го, была лишь база “Поларойл” у Фэрингехаун. Маленький поселок. На одной стороне фьорда телеграф и рыбообрабатывающий завод. На другой стороне весь комплекс. Под управлением Гренландской торговой компании. С грузом до 50 000 тонн мы могли пришвартоваться кормой. Спустив судовые шланги, мы выходили на берег. Там был лишь один жилой дом, столовая, насосная станция. Пахло дизельным топливом и бримолем. Пять человек управлялись со всем. В столовой мы всегда выпивали джин-тоник с управляющим.Этой сентиментальной стороны я в нем раньше не замечала.— Это, наверное, было здорово, — говорю я. — А танцы в деревянных башмаках под аккордеон тоже были?Его глаза превращаются в щелочки.— Вы не правы, — говорит он. — Я рассказываю о полномочиях. И о свободе. Тогда капитан был высшей инстанцией. Мы сходили на берег, брали с собой экипаж, кроме стояночного вахтенного. В Фэрингехауне не было ничего. Это было всего лишь богом забытое пустынное место между Готхопом и Фредериксхопом. Но притом, что там ничего не было, там, если возникало желание, можно было прогуляться.Он кивает в сторону системы понтонов перед нами и в сторону стоящих поодаль бараков из алюминия.— Здесь три беспошлинных магазина. Отсюда постоянное вертолетное сообщение с землей. Здесь есть гостиница и водолазная станция. Почта. Представительства “Шеврона”, “Галфа”, “Шелла” и “Эссо”. Они за два часа могут смонтировать посадочную полосу для небольшого реактивного самолета. У судна, стоящего перед нами, бруттотоннаж 125 000 тонн. Тут развитие и прогресс. Но никто не может сойти на берег, Яспер-сен. Они придут на судно, если вам что-нибудь потребуется. Они отметят в листке заказов то, что вам нужно, и вернутся с передвижным трапом и запихнут вам все на борт. Если капитан настаивает на том, чтобы сойти на берег, то приходит парочка офицеров безопасности, забирает тебя у трапа и водит за ручку, пока ты не вернешься назад. Говорят, что из-за опасности пожара. Из-за опасности саботажа. Говорят, что когда хранилища заполнены, здесь одновременно находится один миллиард литров нефти.Он хочет взять новую сигарету, но пачка пуста.— Это суть централизации. В этих условиях те, кто водят корабли, почти потерялись. Моряки больше не существуют.Я жду. Ему что-то от меня надо.— Вы надеялись сойти на берег? Я качаю головой.— Даже если это был бы единственный шанс? Если это был бы конечный пункт? Если бы теперь оставался лишь путь домой?Он хочет знать, как много мне известно.— Мы ничего не загружаем, — говорю я. — Мы ничего не выгружаем. Это всего лишь стоянка. Мы чего-то ждем.— Это все догадки.— Нет, — говорю я. — Я знаю, куда мы плывем.Поза его по-прежнему непринужденная, но теперь он начеку.— Расскажите мне, куда.— За это вы должны сказать мне, почему мы здесь стоим.Кожа его лица не выглядит здоровой. Она очень белая и шелушится в довольно сухом воздухе. Он облизывает губы. Он поставил на меня, как на своего рода страховку. Теперь он оказывается перед новым, рискованным контрактом. Но это требует ко мне доверия, которого у него нет.Не говоря ни слова, он проходит мимо меня. Я иду за ним на мостик. Закрываю за нами дверь. Он подходит к слегка приподнятому навигационному пульту.— Покажите, — говорит он.Это карта Девисова пролива масштабом 1:1 000 000. На западе ее изображена оконечность полуострова Камберленд. На северо-западе — побережье у банки Сторе Хеллефиске.На столе, рядом с морской картой, лежит карта ледовой обстановки, изданная Ледовой службой.— Полярный лед, — говорю я, — находился в этом году, с ноября, на сто морских миль к северу, но не выше Нуука. Тот лед, который следует с Западно-гренландским течением, по мере продвижения тает, потому что в Девисовом проливе было три теплые зимы, и там теплее, чем обычно. Течение, теперь уже безо льда, идет дальше вдоль берега. В заливе Диско самое большое количество айсбергов в мире на единицу площади. В последние две зимы глетчер у Якобсхавн двигался со скоростью 40 метров в день. Это приводит к образованию самых больших айсбергов за пределами Антарктиды.Я показываю пальцем на карту ледовой обстановки.— В этом году они были вытеснены из залива уже в октябре и прошли вдоль побережья с турбулентным ответвлением между Западно-гренландским и Баффиновым течениями. Даже в защищенных водах есть айсберги. Когда мы уйдем отсюда, Тёрк даст нам северо-западный курс, пока мы не обойдем этот пояс.Лицо его непроницаемо. Но в нем такая же сосредоточенность, как и когда-то у рулетки.— Баффиново течение с декабря несло западный лед вниз до 66° северной широты. Он смерзся с новым льдом где-то на расстоянии от 200 до 400 морских миль в Девисовом проливе. Тёрк хочет привести нас куда-то к краю этого льда. А потом мы возьмем курс прямо на север.— Вы здесь раньше плавали, Ясперсен?— У меня водобоязнь. Но я кое-что знаю про лед. Он склоняется над картой.— Никто никогда не плавал далее Хольстейнсборга в это время года. Даже вдоль берега. Течение превратило полярный и западный лед в бетонную поверхность. Мы могли бы проплыть дня два на север. Но что он хочет от нас у кромки льда?Я выпрямляюсь.— Нельзя играть, не сделав ставку, господин Капитан.На минуту мне кажется, что он ускользнул от меня. Но потом он кивает.— Все, как вы и сказали, — говорит он медленно. — Мы ждем. Это то, что мне известно. Мы ждем четвертого пассажира.За пять часов до этого “Кронос” меняет курс. Напротив кают-компании висит низкое, матовое солнце, и по тому, как оно расположено, мне это очень хорошо заметно. Но почувствовала я это еще раньше.В столовых интернатов все прирастали к своим местам за столом. В нестабильных ситуациях начинают приобретать особое значение какие-то внешние точки опоры. В кают-компании “Кроноса” мы тоже приклеились к нашим стульям. За соседним столом, погруженный в себя, бледный, склонившись над тарелкой, ест Яккельсен. Фернанда и Мария стараются не смотреть на меня.Морис сидит спиной к нам. Он ест только правой рукой. Левая подвязана к шее на перевязи, частично закрывающей плотно перебинтованное плечо. На нем форменная рубашка, один рукав которой отрезан, чтобы можно было наложить повязку.От страха во рту у меня возникает сухость, которая никуда не исчезнет, пока я на борту судна.Когда я выхожу из дверей, Яккельсен идет за мной.— Мы поменяли курс! Мы идем к Готхопу.Я решила делать уборку в офицерской кают-компании. Если меня будет преследовать Верлен, он вынужден будет пройти мимо мостика. Если же мы направляемся в Нуук, ему придется прийти. Они не могут позволить мне сойти на берег в большом порту.Я провожу четыре часа в кают-компании. Я мою окна и полирую медные полоски и под конец покрываю деревянные панели маслом тикового дерева.В какой-то момент мимо проходит Кютсов. Увидев меня, он поспешно удаляется.Появляется Сонне. Он стоит некоторое время, переминаясь с ноги на ногу. Я надела короткое синее платье. Может быть, он принимает это за приглашение остаться. Это не правильное толкование. Я надела его, чтобы можно было бежать, как можно быстрее. Не получив никаких ободряющих предложений, он уходит. Он слишком молод, чтобы решиться сделать первый шаг, и недостаточно стар, чтобы быть навязчивым.В четыре часа мы причаливаем позади красного небоскреба. Спустя полчаса меня вызывают на мостик.— В это время года, — говорит Лукас, — есть только одна возможность пройти севернее, если с тобой нет ледокола. И даже в этом случае шансы не велики. Надо уйти дальше в море. Или же ты окажешься в заливе, лед неожиданно сомкнется за тобой, и ты попался...Я могла бы солгать ему. Но он — одна из тех совсем немногих соломинок, за которые я могу ухватиться. Это человек, который опускается все ниже и ниже. Кто знает, может быть в ближайшем будущем он окажется там, где мы сможет встретиться.— В районе 54° западной долготы, — говорю я, — глубина увеличивается. От берега отходит ответвление Западного течения. Там оно встречается с относительно более холодным северным течением. К западу от больших рыбных банок возникает район с неустойчивой погодой.— “Море туманов”. Никогда там не был.— Место, куда течением с восточного побережья приносит большие обломки льда и откуда они никуда не могут деться. Вроде “кладбища айсбергов” к северу от Упернавика.Концом линейки я показываю темную область на карте ледовой обстановки.— Слишком маленький участок, чтобы быть четко обозначенным. Он очень часто, возможно, и сейчас, имеет форму продолговатого залива, словно фьорд в паковом льду. Есть риск, но участок проходимый. Если очень надо. Даже маленькие датские корабли береговой охраны иногда заходят туда в поисках английских и исландских траулеров.— Зачем вести судно водоизмещением 4 000 тонн с двумя десятками человек по направлению к морю Баффина, чтобы войти в опасное для жизни пространство между ледяными полями?Я закрываю глаза и вызываю в памяти увеличенную фотографию эмбриона, маленькую фигурку, свернувшуюся в кольцо. Фотографии, которые лежали на морской карте на шлюпочной палубе.— Потому что там находится остров. До острова Элсмир это единственный остров на таком большом расстоянии от побережья.Точечка под моей линейкой так мала, что ее почти и не видно.— Исла Гела Альта. Открыт португальскими китобоями в прошлом веке.— Я слышал о нем, — говорит он задумчиво. — Птичий заповедник. Слишком плохая погода даже для птиц. Запрещено сходить на берег. Невозможно встать на якорную стоянку. Совершенно непонятно, зачем туда надо плыть.— И все же держу пари, что именно туда мы и направляемся.— Я, — говорит он, — не уверен, что в вашем положении можно заключать пари.Спускаясь с мостика, я размышляю о том, что в Сигмунде Лукасе пропал хороший человек. Я часто наблюдала это явление, будучи не в состоянии понять его — то, что внутри человека может существовать другой, цельный, великодушный и вызывающий доверие индивид, который никогда не показывается наружу иначе как мельком, потому что он существует в оболочке продажного и расчетливого преступника-рецидивиста.На палубе стало темно. Где-то в темноте вспыхивает сигарета.Яккельсен стоит, облокотившись на перила.— Вот это круто! Круто!Весь комплекс под нами освещен фонарями на столбах, расположенными по обе стороны от нас вдоль причала. Даже сейчас, освещенная этим желтым светом, покрашенная в травянисто-зеленый цвет, с огнями зданий вдалеке, маленькими электрическими автомобилями и белой дорожной разметкой, “Гринлэнд Стар” по-прежнему не похожа ни на что иное, кроме как на несколько тысяч квадратных метров стали, положенных в Атлантическом океане.Для меня все это не более чем недоразумение. Для Яккельсена это чудесное соединение моря и передовой технологии.— Да, — говорю я, — а самое прекрасное — это то, что все можно демонтировать и упаковать за 12 часов.— Но, слушай, это же победа над морем. Теперь неважно, какая глубина и какая погода. Теперь можно где угодно устроить порт. Прямо посреди океана.Я не педагог и не вожатый бойскаутов. У меня нет никакой необходимости поправлять его.— А почему ее надо демонтировать, Смилла?Может быть из-за того, что я так нервничаю, я все же отвечаю ему.— Ее построили, когда начали добывать нефть со дна моря у Северной Гренландии. С того момента, когда нашли нефть, до начала ее добычи прошло десять лет. И все из-за льда. Сначала они построили прототип того, что должно было стать самой большой и самой надежной буровой платформой в мире, «Joint Venture Warrior» <Совместное предприятие “Воитель” (англ.)> — продукт “гласности” и гренландского самоуправления, результат сотрудничества между США, Советским Союзом и концерном “А.П.Мёллер”. Ты плавал мимо буровых платформ. Ты знаешь, какого они размера. Их видно на расстоянии 50 морских миль, и они все растут и растут, словно парящая на столбах вселенная. С пивными и ресторанами, рабочими местами и мастерскими, кинотеатрами и театрами и, наконец, пожарными командами, и все это смонтировано на высоте 12 метров от поверхности моря, так что даже самые большие штормовые волны проходят под ними. Вспомни такую платформу."Venture Warrior" должна была быть в четыре раза больше. Прототип находился на расстоянии 18 метров над поверхностью моря. На нем должны были работать 1 400 человек. Прототип воздвигли в море Баффина. Когда он был построен, появился айсберг. Это было предусмотрено. Но этот айсберг был немного больше, чем обычные. Он родился где-то на краю Северного Ледовитого океана. Его высота была 100 метров, и он сверху был плоский — такими обычно бывают высокие айсберги. Под водой у него было 400 метров льда, и весил он 20 миллионов тонн.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
II 1
— Я думаю, — говорит Лукас, — о маленьком капитане вон на том мостике. Он больше уже не управляет судном. Он больше уже не имеет власти. Он лишь связующее звено, передающее импульсы сложной машине.Лукас стоит, облокотившись о перила крыльев мостика. Из моря перед носом “Кроноса” вырастает небоскреб, покрытый красной полиэмалью. Он возвышается над передней палубой и тянется ввысь, минуя верхушку мачты. Если задрать голову, то можно увидеть, что где-то под серыми облаками даже этому явлению приходит конец. Это не дом. Это корма супертанкера.Когда я была маленькой и жила в Кваанааке, в конце 50-х и начале 60-х, даже европейское время шло относительно медленно. Изменения происходили в таком темпе, что не успевал возникнуть протест против них. Этот протест сначала выражался в понятии “доброе старое время”.Тоска по прошлому была тогда новым чувством в Туле. Сентиментальность всегда будет первым бунтом человека против прогресса.Такое отношение уже изжило себя. Теперь необходим какой-то другой протест, а не слезливая ностальгия. Дело в том, что теперь все идет так быстро, что уже в настоящий момент мы переживаем то, что через мгновение будет “добрым старым временем”.— Для этих судов, — говорит Лукас, — окружающий мир больше не существует. Если, встретившись с ними в море, попытаешься связаться с ними по УКВ, чтобы обменяться прогнозами погоды и координатами или чтобы узнать о скоплениях льда, то они не ответят. У них вообще не включено радио. Если водоизмещение судна 250 000 кубических метров, и оно имеет такое же количество лошадиных сил, что и атомная электростанция, и на нем огромный как старый корабельный рундук компьютер для вычисления курса и скорости, чтобы потом, если это потребуется, или точно соблюдать их, или немного отклоняться, то окружающий мир тебя уже более не интересует. Тогда от всего мира остается только место, из которого ты плывешь, место, куда ты плывешь, и тот, кто тебе платит, когда ты доберешься до места назначения.Лукас похудел. Он начал курить.Так или иначе, но он прав. Одна из особенностей развития Гренландии — это ощущение, что все произошло совсем недавно. Новые, хорошо вооруженные и быстроходные инспекционные суда Датского военно-морского флота только что введены. Референдум о членстве в Общем рынке и незначительное большинство за выход с 1 января 1985 года, повторное обсуждение в ноябре 1992 года и повторное вступление 1 января 1993 года — самый большой внешнеполитический поворот в истории — произошли буквально на днях. Министр обороны только что ограничил въезд в Кваанаак по военным соображениям. А то место, у которого мы стоим — плавучее нефтехранилище, “Гринлэнд Стар” — 25 000 металлических понтонов, прикрепленных ко дну моря на глубине 700 метров, пол квадратных километра уродливого и тоскливого, продуваемого всеми ветрами зеленого металла, в 20 морских милях от берега — построено совсем недавно. “Динамичный” — это то слово, которое так любят политики.Все это создано с целью подавления.Подавления не гренландцев. Время военного присутствия, прямого насилия цивилизации в Арктике уходит. Для прогресса это уже более не является необходимостью. Теперь вполне достаточно либерального призыва к алчности во всех ее проявлениях.Технологическая культура не уничтожила народы, проживающие у Северного Ледовитого океана. Думать так — это значит быть слишком высокого мнения об этой культуре. Она лишь послужила инициатором, всеобъемлющим примером возможности — которая заложена в любой культуре и в любом человеке — строить жизнь вокруг особой западной помеси вожделения и бессознательного.Подавить они хотят другое, нечто большее, то, что вне людей. Это море, земля, лед. Конструкция, которая простирается у наших ног, является такой попыткой.Лицо Лукаса искажено неприязнью.— Раньше, до 92-го, была лишь база “Поларойл” у Фэрингехаун. Маленький поселок. На одной стороне фьорда телеграф и рыбообрабатывающий завод. На другой стороне весь комплекс. Под управлением Гренландской торговой компании. С грузом до 50 000 тонн мы могли пришвартоваться кормой. Спустив судовые шланги, мы выходили на берег. Там был лишь один жилой дом, столовая, насосная станция. Пахло дизельным топливом и бримолем. Пять человек управлялись со всем. В столовой мы всегда выпивали джин-тоник с управляющим.Этой сентиментальной стороны я в нем раньше не замечала.— Это, наверное, было здорово, — говорю я. — А танцы в деревянных башмаках под аккордеон тоже были?Его глаза превращаются в щелочки.— Вы не правы, — говорит он. — Я рассказываю о полномочиях. И о свободе. Тогда капитан был высшей инстанцией. Мы сходили на берег, брали с собой экипаж, кроме стояночного вахтенного. В Фэрингехауне не было ничего. Это было всего лишь богом забытое пустынное место между Готхопом и Фредериксхопом. Но притом, что там ничего не было, там, если возникало желание, можно было прогуляться.Он кивает в сторону системы понтонов перед нами и в сторону стоящих поодаль бараков из алюминия.— Здесь три беспошлинных магазина. Отсюда постоянное вертолетное сообщение с землей. Здесь есть гостиница и водолазная станция. Почта. Представительства “Шеврона”, “Галфа”, “Шелла” и “Эссо”. Они за два часа могут смонтировать посадочную полосу для небольшого реактивного самолета. У судна, стоящего перед нами, бруттотоннаж 125 000 тонн. Тут развитие и прогресс. Но никто не может сойти на берег, Яспер-сен. Они придут на судно, если вам что-нибудь потребуется. Они отметят в листке заказов то, что вам нужно, и вернутся с передвижным трапом и запихнут вам все на борт. Если капитан настаивает на том, чтобы сойти на берег, то приходит парочка офицеров безопасности, забирает тебя у трапа и водит за ручку, пока ты не вернешься назад. Говорят, что из-за опасности пожара. Из-за опасности саботажа. Говорят, что когда хранилища заполнены, здесь одновременно находится один миллиард литров нефти.Он хочет взять новую сигарету, но пачка пуста.— Это суть централизации. В этих условиях те, кто водят корабли, почти потерялись. Моряки больше не существуют.Я жду. Ему что-то от меня надо.— Вы надеялись сойти на берег? Я качаю головой.— Даже если это был бы единственный шанс? Если это был бы конечный пункт? Если бы теперь оставался лишь путь домой?Он хочет знать, как много мне известно.— Мы ничего не загружаем, — говорю я. — Мы ничего не выгружаем. Это всего лишь стоянка. Мы чего-то ждем.— Это все догадки.— Нет, — говорю я. — Я знаю, куда мы плывем.Поза его по-прежнему непринужденная, но теперь он начеку.— Расскажите мне, куда.— За это вы должны сказать мне, почему мы здесь стоим.Кожа его лица не выглядит здоровой. Она очень белая и шелушится в довольно сухом воздухе. Он облизывает губы. Он поставил на меня, как на своего рода страховку. Теперь он оказывается перед новым, рискованным контрактом. Но это требует ко мне доверия, которого у него нет.Не говоря ни слова, он проходит мимо меня. Я иду за ним на мостик. Закрываю за нами дверь. Он подходит к слегка приподнятому навигационному пульту.— Покажите, — говорит он.Это карта Девисова пролива масштабом 1:1 000 000. На западе ее изображена оконечность полуострова Камберленд. На северо-западе — побережье у банки Сторе Хеллефиске.На столе, рядом с морской картой, лежит карта ледовой обстановки, изданная Ледовой службой.— Полярный лед, — говорю я, — находился в этом году, с ноября, на сто морских миль к северу, но не выше Нуука. Тот лед, который следует с Западно-гренландским течением, по мере продвижения тает, потому что в Девисовом проливе было три теплые зимы, и там теплее, чем обычно. Течение, теперь уже безо льда, идет дальше вдоль берега. В заливе Диско самое большое количество айсбергов в мире на единицу площади. В последние две зимы глетчер у Якобсхавн двигался со скоростью 40 метров в день. Это приводит к образованию самых больших айсбергов за пределами Антарктиды.Я показываю пальцем на карту ледовой обстановки.— В этом году они были вытеснены из залива уже в октябре и прошли вдоль побережья с турбулентным ответвлением между Западно-гренландским и Баффиновым течениями. Даже в защищенных водах есть айсберги. Когда мы уйдем отсюда, Тёрк даст нам северо-западный курс, пока мы не обойдем этот пояс.Лицо его непроницаемо. Но в нем такая же сосредоточенность, как и когда-то у рулетки.— Баффиново течение с декабря несло западный лед вниз до 66° северной широты. Он смерзся с новым льдом где-то на расстоянии от 200 до 400 морских миль в Девисовом проливе. Тёрк хочет привести нас куда-то к краю этого льда. А потом мы возьмем курс прямо на север.— Вы здесь раньше плавали, Ясперсен?— У меня водобоязнь. Но я кое-что знаю про лед. Он склоняется над картой.— Никто никогда не плавал далее Хольстейнсборга в это время года. Даже вдоль берега. Течение превратило полярный и западный лед в бетонную поверхность. Мы могли бы проплыть дня два на север. Но что он хочет от нас у кромки льда?Я выпрямляюсь.— Нельзя играть, не сделав ставку, господин Капитан.На минуту мне кажется, что он ускользнул от меня. Но потом он кивает.— Все, как вы и сказали, — говорит он медленно. — Мы ждем. Это то, что мне известно. Мы ждем четвертого пассажира.За пять часов до этого “Кронос” меняет курс. Напротив кают-компании висит низкое, матовое солнце, и по тому, как оно расположено, мне это очень хорошо заметно. Но почувствовала я это еще раньше.В столовых интернатов все прирастали к своим местам за столом. В нестабильных ситуациях начинают приобретать особое значение какие-то внешние точки опоры. В кают-компании “Кроноса” мы тоже приклеились к нашим стульям. За соседним столом, погруженный в себя, бледный, склонившись над тарелкой, ест Яккельсен. Фернанда и Мария стараются не смотреть на меня.Морис сидит спиной к нам. Он ест только правой рукой. Левая подвязана к шее на перевязи, частично закрывающей плотно перебинтованное плечо. На нем форменная рубашка, один рукав которой отрезан, чтобы можно было наложить повязку.От страха во рту у меня возникает сухость, которая никуда не исчезнет, пока я на борту судна.Когда я выхожу из дверей, Яккельсен идет за мной.— Мы поменяли курс! Мы идем к Готхопу.Я решила делать уборку в офицерской кают-компании. Если меня будет преследовать Верлен, он вынужден будет пройти мимо мостика. Если же мы направляемся в Нуук, ему придется прийти. Они не могут позволить мне сойти на берег в большом порту.Я провожу четыре часа в кают-компании. Я мою окна и полирую медные полоски и под конец покрываю деревянные панели маслом тикового дерева.В какой-то момент мимо проходит Кютсов. Увидев меня, он поспешно удаляется.Появляется Сонне. Он стоит некоторое время, переминаясь с ноги на ногу. Я надела короткое синее платье. Может быть, он принимает это за приглашение остаться. Это не правильное толкование. Я надела его, чтобы можно было бежать, как можно быстрее. Не получив никаких ободряющих предложений, он уходит. Он слишком молод, чтобы решиться сделать первый шаг, и недостаточно стар, чтобы быть навязчивым.В четыре часа мы причаливаем позади красного небоскреба. Спустя полчаса меня вызывают на мостик.— В это время года, — говорит Лукас, — есть только одна возможность пройти севернее, если с тобой нет ледокола. И даже в этом случае шансы не велики. Надо уйти дальше в море. Или же ты окажешься в заливе, лед неожиданно сомкнется за тобой, и ты попался...Я могла бы солгать ему. Но он — одна из тех совсем немногих соломинок, за которые я могу ухватиться. Это человек, который опускается все ниже и ниже. Кто знает, может быть в ближайшем будущем он окажется там, где мы сможет встретиться.— В районе 54° западной долготы, — говорю я, — глубина увеличивается. От берега отходит ответвление Западного течения. Там оно встречается с относительно более холодным северным течением. К западу от больших рыбных банок возникает район с неустойчивой погодой.— “Море туманов”. Никогда там не был.— Место, куда течением с восточного побережья приносит большие обломки льда и откуда они никуда не могут деться. Вроде “кладбища айсбергов” к северу от Упернавика.Концом линейки я показываю темную область на карте ледовой обстановки.— Слишком маленький участок, чтобы быть четко обозначенным. Он очень часто, возможно, и сейчас, имеет форму продолговатого залива, словно фьорд в паковом льду. Есть риск, но участок проходимый. Если очень надо. Даже маленькие датские корабли береговой охраны иногда заходят туда в поисках английских и исландских траулеров.— Зачем вести судно водоизмещением 4 000 тонн с двумя десятками человек по направлению к морю Баффина, чтобы войти в опасное для жизни пространство между ледяными полями?Я закрываю глаза и вызываю в памяти увеличенную фотографию эмбриона, маленькую фигурку, свернувшуюся в кольцо. Фотографии, которые лежали на морской карте на шлюпочной палубе.— Потому что там находится остров. До острова Элсмир это единственный остров на таком большом расстоянии от побережья.Точечка под моей линейкой так мала, что ее почти и не видно.— Исла Гела Альта. Открыт португальскими китобоями в прошлом веке.— Я слышал о нем, — говорит он задумчиво. — Птичий заповедник. Слишком плохая погода даже для птиц. Запрещено сходить на берег. Невозможно встать на якорную стоянку. Совершенно непонятно, зачем туда надо плыть.— И все же держу пари, что именно туда мы и направляемся.— Я, — говорит он, — не уверен, что в вашем положении можно заключать пари.Спускаясь с мостика, я размышляю о том, что в Сигмунде Лукасе пропал хороший человек. Я часто наблюдала это явление, будучи не в состоянии понять его — то, что внутри человека может существовать другой, цельный, великодушный и вызывающий доверие индивид, который никогда не показывается наружу иначе как мельком, потому что он существует в оболочке продажного и расчетливого преступника-рецидивиста.На палубе стало темно. Где-то в темноте вспыхивает сигарета.Яккельсен стоит, облокотившись на перила.— Вот это круто! Круто!Весь комплекс под нами освещен фонарями на столбах, расположенными по обе стороны от нас вдоль причала. Даже сейчас, освещенная этим желтым светом, покрашенная в травянисто-зеленый цвет, с огнями зданий вдалеке, маленькими электрическими автомобилями и белой дорожной разметкой, “Гринлэнд Стар” по-прежнему не похожа ни на что иное, кроме как на несколько тысяч квадратных метров стали, положенных в Атлантическом океане.Для меня все это не более чем недоразумение. Для Яккельсена это чудесное соединение моря и передовой технологии.— Да, — говорю я, — а самое прекрасное — это то, что все можно демонтировать и упаковать за 12 часов.— Но, слушай, это же победа над морем. Теперь неважно, какая глубина и какая погода. Теперь можно где угодно устроить порт. Прямо посреди океана.Я не педагог и не вожатый бойскаутов. У меня нет никакой необходимости поправлять его.— А почему ее надо демонтировать, Смилла?Может быть из-за того, что я так нервничаю, я все же отвечаю ему.— Ее построили, когда начали добывать нефть со дна моря у Северной Гренландии. С того момента, когда нашли нефть, до начала ее добычи прошло десять лет. И все из-за льда. Сначала они построили прототип того, что должно было стать самой большой и самой надежной буровой платформой в мире, «Joint Venture Warrior» <Совместное предприятие “Воитель” (англ.)> — продукт “гласности” и гренландского самоуправления, результат сотрудничества между США, Советским Союзом и концерном “А.П.Мёллер”. Ты плавал мимо буровых платформ. Ты знаешь, какого они размера. Их видно на расстоянии 50 морских миль, и они все растут и растут, словно парящая на столбах вселенная. С пивными и ресторанами, рабочими местами и мастерскими, кинотеатрами и театрами и, наконец, пожарными командами, и все это смонтировано на высоте 12 метров от поверхности моря, так что даже самые большие штормовые волны проходят под ними. Вспомни такую платформу."Venture Warrior" должна была быть в четыре раза больше. Прототип находился на расстоянии 18 метров над поверхностью моря. На нем должны были работать 1 400 человек. Прототип воздвигли в море Баффина. Когда он был построен, появился айсберг. Это было предусмотрено. Но этот айсберг был немного больше, чем обычные. Он родился где-то на краю Северного Ледовитого океана. Его высота была 100 метров, и он сверху был плоский — такими обычно бывают высокие айсберги. Под водой у него было 400 метров льда, и весил он 20 миллионов тонн.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51