Читаем в номере от 16 октября 2000 г.:"Благоприятная внешняя конъюнктура, казалось бы, дает России уникальный шанс — резко увеличить национальные сбережения и профинансировать технологическое обновление производства. Но этот шанс остается исключительно гипотетическим — российский капитал предпочитает искать себе применение за границами страны, интенсивность потоков капитала из России не только не снижается, но и, напротив, возрастает.По нашей оценке, за первое полугодие валовый отток капитала из России составил 10,9 млрд. долл., что почти на 70% больше, чем годом ранее, и эквивалентно 10,4% ВВП России… Во втором полугодии будет происходить увеличение валового оттока капитала из страны, который по итогам года может составить около 25 млрд. долл……По оценкам В. Каданникова для завершения обновления модельного ряда и отказа от выпуска «классики» заводу нужно порядка 800 млн. долл. в ближайшие 2-2,5 года. Несомненно, что эта сумма безмерно велика для компании [прибыль ВАЗа за 1999 г. — 68 млн. долл.]. Однако отказ от обновления модельного ряда может обернуться для АвтоВАЗа настоящей катастрофой".Вот выпуск от 13 ноября 2000 г.: «В этом году потребность в инвестициях в газовую промышленность (по экспертной оценке, около 3,5-4 млрд. долл.) может опередить их фактический объем более в 2,5-3 раза… Недавнее приобретение ЛУКойлом 1300 АЗС в США, его же более ранние покупки НПЗ в Румынии, Болгарии и на Украине, а также относительно успешная попытка Газпрома закрепиться на венгерском рынке говорят о том, что среди российских сырьевых экспортеров преобладает стратегия вложения во внешние активы».Это — самые массивные, тяжелые процессы в российской экономике, они набирают темп и инерция их очень велика. Никакого противодействия им нет — и в то же время людей уверяют, что впереди нас ждет благоденствие. И дело не в лживых экспертах и политиках, дело в том, что люди, воспринявшие интеллектуальный аппарат антисоветизма, уже неспособны верно оценить, взвесить силу разных процессов и явлений.Они не могут преодолеть ту склонность к гипостазированию, которую внедряли в интеллигентское мышление начиная с 60-х годов. А за антисоветской частью интеллигенции этим заразились доверявшие ей менее образованные горожане.
Отказ от выдвижения альтернатив
Одна особенность антисоветского мышления с таким постоянством проявляется в трактовке важных сторон советской жизни, что можно говорить о ней как целом методологическом принципе. Она заключается в том, что позиция, состоящая в пристрастном внимании к негативным последствиям того или иного выбора или решения советского руководства, не сопровождается выдвижением альтернативного проекта («надо было сделать не так, как сделали, а вот так»).Более того, очень часто не делается даже негативного утверждения типа «не надо было принимать этого решения». Таким образом устраняется всякая возможность рационального диалога, и практически любой шаг советского государства предстает как нечто абсолютно негативное (глупое, антигуманное, некомпетентное и т.д.). Формулируя подобное антисоветское утверждение, человек идет на сознательное интеллектуальное дезертирство — он не берет на себя ответственность ни за какое решение насущной проблемы. А значит, условно говоря, он просто ведет войну против советского государства, и в этой позиции нет ни критики, ни стремления найти истину. Как говорила Новодворская, «сожжем эту проклятую Спарту, даже если сгорим сами».При этом сдвинуть с такой позиции и вовлечь человека в сравнение альтернативных решений бывает исключительно трудно. В начале 90-х годов в личных беседах я не раз пытался получить у И.Р.Шафаревича ответ, какие принципиальные решения на первых этапах жизни советского государства он посчитал бы более разумными, чем те, которые были реально приняты. Ни разу он не попытался очертить альтернативы, а на последнее из таких приглашений к диалогу ответил, что не обязан определять свою позицию. Она у него принципиально состоит только из отрицания советского выбора.Между тем, почти на всех главных перекрестках нашей истории ХХ века проблема, которую приходилось решать, представляла собой историческую ловушку . И те, кто были обязаны принимать решение, это прекрасно видели. Таково было решение царя издать Манифест 17 октября, решение Столыпина начать рискованную реформу по модернизации всей общественной системы, решение Временного правительства продолжать войну — и так все главные решения, которые необратимо толкали общественный процесс в жестко определенный коридор. В советское время диапазон возможностей был, в большинстве случаев, еще уже, нежели до Октябрьской революции.Суть «ловушки» в том, что любое решение запускает очень неблагоприятный процесс, результат которого предсказать в принципе невозможно. Люди принимают решение и вылезают из ловушки, как это было в СССР до Горбачева, но несут тяжелые потери — и тут появляется дезертир, который даже через семьдесят лет никакого разумного решения не предлагает, и растравливает раны, говоря только о потерях и страданиях.Официальная советская контрпропаганда в этих случаях была методологически несостоятельна. Она или преуменьшала потери и страдания и сразу же теряла доверие — люди-то о них помнили. Или пыталась дать «взвешенную», объективную трактовку, подвести баланс выгод и потерь. А на деле этот баланс ни о чем не говорит, он вообще к делу почти не имеет отношения. Ибо сравнивать надо не выгоды и потери данного, реально сделанного выбора, а цену для народа других, отвергнутых альтернатив. Например: не проводим коллективизацию и индустриализацию, а продолжаем НЭП — каковы потери в войне?Но для этого надо было объяснить людям суть той «ловушки», в которой находилась страна в момент выбора. Это было невозможно сделать без того, чтобы отказаться от харизматического образа верховной власти в СССР, мудрой и всевидящей — без того, чтобы пойти на глубокую модернизацию самого типа государства. Эта ситуация сама по себе была исключительно сложной ловушкой, на чем и строили свою методологию антисоветские идеологи. Сегодня надо извлечь урок.Те жгучие проблемы, о которых идет речь, представляют собой «порочные круги», особую систему обратных связей. Такую, что любое изменение системы вызывает ухудшение положения. Ведь тех бед, которых мы избегаем, выскользнув из ловушки, мы видеть не можем в принципе. Наше образование, в общем, не приучило нас выявлять и тем более чувствовать эти связи, и когда проблемы в обществе решались с большими издержками, люди видели в этом злой умысел, коррупцию или глупость. И возникали расколы, поскольку каждый считал, что решение проблемы очевидно. Хотя всегда имелось предостережение — разным людям решение было «очевидно» по-разному. Но к этому предостережению не прислушивались.В действительности при решении проблемы типа «порочный круг» решение не только не очевидно, но и связано с временным возрастанием неопределенности при любом шаге. При общем дефиците ресурсов разрыв порочных кругов всегда сопряжен с потерями и жертвами. Близкий нам пример — коллективизация. Куда ни кинь — везде клин. Чтобы получить хлеб, нужны товары на рынок, чтобы были товары, надо получить хлеб и рабочую силу из села. Разрыв круга был проведен как коллективизация со всеми ее драмами. Если бы был резерв ресурсов, как у Запада, все можно было бы сделать мягче.Запад чаще всего снижает эти издержки за счет ресурсов, изымаемых из «буферных емкостей» типа колоний, но и то не раз впадал в тяжелые кризисы. В позднем СССР, без колоний и уже без Сталина, многие порочные круги просто не трогали, что и кончилось 1991 годом.Разберем пару-другую конкретных эпизодов.Типичной исторической ловушкой была для СССР «пражская весна» 1968 г. Вот совпадение: 21 августа 1998 г. США нанесли ракетный удар сразу по территории двух стран — Афганистана и Судана. У них возникли подозрения, что там делают что-то противоречащее интересам США. По случайному совпадению, в этот же день «все прогрессивное человечество» отмечало 30 лет с того дня, как танки стран Варшавского Договора вошли в Прагу. Там молодые реформаторы хотели устроить «социализм с человеческим лицом». Как позже устроили в СССР Горбачев с Ельциным.Примечательно, что радио и телевидение потратили в этот раз массу эфирного времени, чтобы возбудить в нас ужас перед советскими танками, которые задавили «пражскую весну», но лишь вскользь затронули совсем недавние дела этих же танков тоже 21 августа, но 1991 г., в Москве. Как-то стали замалчивать Августовскую революцию. Все внимание — симпатичным чешским коммунистам, на которых топнули плохие советские коммунисты. Ясное дело — там не удалось, и про их благие намерения можно рассказывать любые сказки. А тут, у нас — результат налицо.Поскольку август 1968 г. был важным пороговым моментом в становлении всего антисоветского проекта в СССР, вспомним суть того конфликта. Факты, в общем, взрослым людям известны: в 60-е годы в чехословацкой номенклатуре уже созрело поколение своих «демократов и реформаторов». Европа всегда впереди России. Пользуясь моментом смены руководства, они начали свою перестройку — точь в точь как потом повторили у нас, с теми же лозунгами и потоками сладких слюней. Только лидер у них был послабее — Дубчек, дитятя из номенклатурной аристократии, воспитанный в Москве.Я одно время дружил с его бывшим помощником, очень толковым философом. Его после тех событий затолкали в уголок в Академии наук ЧССР и запретили печатать свои труды (вернее, их разрешили печатать под фамилией директора их института). Я часто бывал у него в Праге, и он рассказывал, какой Дубчек был хороший и послушный мальчик. Понимал, что «реформаторы» заворачивают не туда и все жаловался своему помощнику: «Боюсь, вызовут меня в Москву и скажут: „Саша! Как же так?“ Что я тогда отвечу?».Так оно и было, часто его вызывали, ночи напролет беседовали. Как рассказывал его помощник, хорошие были беседы. Брежнев очень заботливый был: «Саша, вот возьми грибочков. Саша, вот селедочка очень хорошая». Объясняли Дубчеку, что вся эта ахинея о социализме и о человеческом лице — для восторженных дамочек. А суть в том, что вырывают Чехословакию из Варшавского договора и рушат весь центральный участок обороны, а это для СССР никак не возможно.Дубчек, скорее всего, «не совладал» со своими демократами, и дело кончилось тем, что ночью 21 августа в Праге высадили десант, ввели танки пяти стран Варшавского договора и без единого выстрела восстановили «реальный социализм». Без дураков — так, что система обороны на этом участке проработала еще 20 лет. То, что проиграли войну на другом фронте, прямо в Москве — особая история, но она с Прагой тесно связана.Как мы помним, когда СССР, вопреки ожиданиям, не был раздавлен Гитлером, а вышел из войны окрепшим, Запад объявил ему «холодную войну». Известно, что это была вовсе не война против коммунизма, война идеологий. Это было продолжение старой войны против Российской империи (теперь в обличье СССР) — «война цивилизаций». Это была война на уничтожение.Мы часто преувеличиваем силу противника. То нам кажется, что «все устроили масоны», то американцы во всем видят «руку Москвы». На самом деле ни один блок не имел возможности наносить другому удары, искусственно создавая для него опасные ситуации. Слишком это были большие системы. Но можно было использовать трудности, которые возникали в лагере противника, «подталкивать» развитие событий в том или ином направлении в точках неустойчивого равновесия, «раскачивать» или «гасить» процессы. Так можно одним пальцем раскачать тяжелые качели — а можно остановить. Надо только вовремя тыкать пальчиком.У нас, конечно, возможностей было меньше. Не было, например, материальных средств поддержать освободительное движение «третьего мира» — помогли лишь устоять Вьетнаму и Кубе, немного Анголе и Мозамбику. У нашего лагеря главные проблемы были в Европе, и здесь наши противники «раскачивали» вовсю. Ясно, что чехи, венгры и поляки считали себя частью Запада и тяготели к нему — независимо от идеологических установок отдельных личностей. Вот, в Польше и Венгрии к власти пришли социалисты, в недавнем прошлом, наверное, честные коммунисты — и тут же стали проситься в НАТО. Тяга к родной цивилизации сильнее партийности. Они, думаю, и сегодня хотели бы социализма, но по-европейски, а не по-русски.Страны Восточной Европы были включены в «советский блок» в результате нашей победы в войне. Это было своего рода нашим трофеем, а кое для кого и наказанием за участие в войне против нас — хотя, став союзниками, мы этого никогда не поминали. Косвенно и чехи сыграли большую роль в той войне.Вспомним: в 1938 г. немцы стали угрожать Чехословакии. СССР заявил о готовности оказать ей помощь, но правительство Чехословакии ее отвергло. Чехословакия, с которой в тот момент Германия не имела еще возможности вести войну, сдалась без боя, что стало причиной огромных по масштабам страданий. Оккупировав Чехословакию и разоружив ее армию, Гитлер сразу смог мобилизовать и вооружить 2 млн. человек. А дальше Чехословакия вообще стала «оружейным цехом» Германии.Так что включение Чехословакии в «советский блок» было логичным пунктом уговоренного послевоенного порядка. В советском «блоке» Чехословакия стала крепкой стабильной страной, одной из наиболее развитых промышленных стран мира. Но насильно мил не будешь, и попытки вырваться до срока были — то в Венгрии, то в Польше. Пражские события 1968 г. стали поворотным пунктом в холодной войне — первой операцией той кампании нового типа, что включала в себя перестройку в СССР и закончилась 1989 годом.Можно различать положение противников, расстановку сил в материальной и в духовной сфере. Материальная сфера — политические и экономические режимы, определяющие потоки ресурсов. Духовная сфера с точки зрения войны определяет легитимность этих режимов, то есть согласие граждан на их сохранение.Попытка перестройки в Чехословакии («пражская весна») создала для СССР опасную ситуацию и в материальной, и в духовной сфере. США способствовали этой попытке, «раскачивали» качели. Но они не сдерживали СССР, дав ему возможность сделать сильный ход для восстановления его позиций в материальной сфере, перенеся всю опасность в сферу духовную. И здесь уже были использованы все наличные ресурсы психологической войны. Положение СССР в духовной сфере резко ухудшилось и уже не выправлялось. Что произошло?На сторону противника СССР в холодной войне перешла левая элита Запада, включая руководство главных компартий («еврокоммунизм»). СССР утратил исключительно важный ресурс в психологической войне и средство сдерживания противника. Такие авторитетные ученые, друзья СССР, как Джон Бернал, Лайнус Полинг, Жолио-Кюри, а ранее Эйнштейн ушли в прошлое. Другие или молчали, или делали антисоветские заявления. Для СССР начался новый этап холодной войны — не только без союзников, но и с западными компартиями в роли скрытых, а то и явных противников.Поскольку советская интеллигенция, включая интеллектуальную верхушку КПСС, была в общем западнической, она, с некоторым отставанием, совершила тот же поворот — к еврокоммунизму, а затем либерализму. Это означало ориентацию на отказ в легитимности всему советскому строю. Начало этого поворота было оформлено именно как ответ на вторжение в Чехословакию.Это вторжение сплотило «шестидесятников» как открыто антисоветскую силу. Недаром в перестройке так активны были обществоведы, исключенные из КПСС в августе 1968 г. за то, что писали в ЦК письма с протестами против вторжения. Кстати, вплоть до перестройки, когда они вообще превратились в героев, эти исключенные из КПСС интеллектуалы составляли вроде бы опальную, но привилегированную касту; уже заполнившая коридоры ЦК новая волна номенклатуры как бы говорила им: «Ребята, мы с вами, но этого пока нельзя показывать открыто, погодите чуток».«Пражская весна» стала экспериментом над нашей либеральной интеллигенцией, как кислота, которой проверяют монету. Почему я считаю, что поворот к измене СССР в холодной войне был лишь «оформлен» как ответ на вторжение в Чехословакию? То есть, вторжение было не реальной причиной этого поворота, а лишь удобным поводом, моральным прикрытием. В мемуарах западных лидеров еврокоммунизма это говорится открыто, к 1968 г. «развод» с советским строем уже назрел, а вторжение лишь сделало этот развод более скандальным — возникла прекрасная возможность устроить истерику. У наших перестройщиков это не так заметно, но вот что примечательно.Они тогда выступили против советского тоталитаризма вроде бы с позиций социализма, с цитатами Ленина. Но это — обычное дело, и Горбачев с Яковлевым так делали, да и сами чешские реформаторы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113
Отказ от выдвижения альтернатив
Одна особенность антисоветского мышления с таким постоянством проявляется в трактовке важных сторон советской жизни, что можно говорить о ней как целом методологическом принципе. Она заключается в том, что позиция, состоящая в пристрастном внимании к негативным последствиям того или иного выбора или решения советского руководства, не сопровождается выдвижением альтернативного проекта («надо было сделать не так, как сделали, а вот так»).Более того, очень часто не делается даже негативного утверждения типа «не надо было принимать этого решения». Таким образом устраняется всякая возможность рационального диалога, и практически любой шаг советского государства предстает как нечто абсолютно негативное (глупое, антигуманное, некомпетентное и т.д.). Формулируя подобное антисоветское утверждение, человек идет на сознательное интеллектуальное дезертирство — он не берет на себя ответственность ни за какое решение насущной проблемы. А значит, условно говоря, он просто ведет войну против советского государства, и в этой позиции нет ни критики, ни стремления найти истину. Как говорила Новодворская, «сожжем эту проклятую Спарту, даже если сгорим сами».При этом сдвинуть с такой позиции и вовлечь человека в сравнение альтернативных решений бывает исключительно трудно. В начале 90-х годов в личных беседах я не раз пытался получить у И.Р.Шафаревича ответ, какие принципиальные решения на первых этапах жизни советского государства он посчитал бы более разумными, чем те, которые были реально приняты. Ни разу он не попытался очертить альтернативы, а на последнее из таких приглашений к диалогу ответил, что не обязан определять свою позицию. Она у него принципиально состоит только из отрицания советского выбора.Между тем, почти на всех главных перекрестках нашей истории ХХ века проблема, которую приходилось решать, представляла собой историческую ловушку . И те, кто были обязаны принимать решение, это прекрасно видели. Таково было решение царя издать Манифест 17 октября, решение Столыпина начать рискованную реформу по модернизации всей общественной системы, решение Временного правительства продолжать войну — и так все главные решения, которые необратимо толкали общественный процесс в жестко определенный коридор. В советское время диапазон возможностей был, в большинстве случаев, еще уже, нежели до Октябрьской революции.Суть «ловушки» в том, что любое решение запускает очень неблагоприятный процесс, результат которого предсказать в принципе невозможно. Люди принимают решение и вылезают из ловушки, как это было в СССР до Горбачева, но несут тяжелые потери — и тут появляется дезертир, который даже через семьдесят лет никакого разумного решения не предлагает, и растравливает раны, говоря только о потерях и страданиях.Официальная советская контрпропаганда в этих случаях была методологически несостоятельна. Она или преуменьшала потери и страдания и сразу же теряла доверие — люди-то о них помнили. Или пыталась дать «взвешенную», объективную трактовку, подвести баланс выгод и потерь. А на деле этот баланс ни о чем не говорит, он вообще к делу почти не имеет отношения. Ибо сравнивать надо не выгоды и потери данного, реально сделанного выбора, а цену для народа других, отвергнутых альтернатив. Например: не проводим коллективизацию и индустриализацию, а продолжаем НЭП — каковы потери в войне?Но для этого надо было объяснить людям суть той «ловушки», в которой находилась страна в момент выбора. Это было невозможно сделать без того, чтобы отказаться от харизматического образа верховной власти в СССР, мудрой и всевидящей — без того, чтобы пойти на глубокую модернизацию самого типа государства. Эта ситуация сама по себе была исключительно сложной ловушкой, на чем и строили свою методологию антисоветские идеологи. Сегодня надо извлечь урок.Те жгучие проблемы, о которых идет речь, представляют собой «порочные круги», особую систему обратных связей. Такую, что любое изменение системы вызывает ухудшение положения. Ведь тех бед, которых мы избегаем, выскользнув из ловушки, мы видеть не можем в принципе. Наше образование, в общем, не приучило нас выявлять и тем более чувствовать эти связи, и когда проблемы в обществе решались с большими издержками, люди видели в этом злой умысел, коррупцию или глупость. И возникали расколы, поскольку каждый считал, что решение проблемы очевидно. Хотя всегда имелось предостережение — разным людям решение было «очевидно» по-разному. Но к этому предостережению не прислушивались.В действительности при решении проблемы типа «порочный круг» решение не только не очевидно, но и связано с временным возрастанием неопределенности при любом шаге. При общем дефиците ресурсов разрыв порочных кругов всегда сопряжен с потерями и жертвами. Близкий нам пример — коллективизация. Куда ни кинь — везде клин. Чтобы получить хлеб, нужны товары на рынок, чтобы были товары, надо получить хлеб и рабочую силу из села. Разрыв круга был проведен как коллективизация со всеми ее драмами. Если бы был резерв ресурсов, как у Запада, все можно было бы сделать мягче.Запад чаще всего снижает эти издержки за счет ресурсов, изымаемых из «буферных емкостей» типа колоний, но и то не раз впадал в тяжелые кризисы. В позднем СССР, без колоний и уже без Сталина, многие порочные круги просто не трогали, что и кончилось 1991 годом.Разберем пару-другую конкретных эпизодов.Типичной исторической ловушкой была для СССР «пражская весна» 1968 г. Вот совпадение: 21 августа 1998 г. США нанесли ракетный удар сразу по территории двух стран — Афганистана и Судана. У них возникли подозрения, что там делают что-то противоречащее интересам США. По случайному совпадению, в этот же день «все прогрессивное человечество» отмечало 30 лет с того дня, как танки стран Варшавского Договора вошли в Прагу. Там молодые реформаторы хотели устроить «социализм с человеческим лицом». Как позже устроили в СССР Горбачев с Ельциным.Примечательно, что радио и телевидение потратили в этот раз массу эфирного времени, чтобы возбудить в нас ужас перед советскими танками, которые задавили «пражскую весну», но лишь вскользь затронули совсем недавние дела этих же танков тоже 21 августа, но 1991 г., в Москве. Как-то стали замалчивать Августовскую революцию. Все внимание — симпатичным чешским коммунистам, на которых топнули плохие советские коммунисты. Ясное дело — там не удалось, и про их благие намерения можно рассказывать любые сказки. А тут, у нас — результат налицо.Поскольку август 1968 г. был важным пороговым моментом в становлении всего антисоветского проекта в СССР, вспомним суть того конфликта. Факты, в общем, взрослым людям известны: в 60-е годы в чехословацкой номенклатуре уже созрело поколение своих «демократов и реформаторов». Европа всегда впереди России. Пользуясь моментом смены руководства, они начали свою перестройку — точь в точь как потом повторили у нас, с теми же лозунгами и потоками сладких слюней. Только лидер у них был послабее — Дубчек, дитятя из номенклатурной аристократии, воспитанный в Москве.Я одно время дружил с его бывшим помощником, очень толковым философом. Его после тех событий затолкали в уголок в Академии наук ЧССР и запретили печатать свои труды (вернее, их разрешили печатать под фамилией директора их института). Я часто бывал у него в Праге, и он рассказывал, какой Дубчек был хороший и послушный мальчик. Понимал, что «реформаторы» заворачивают не туда и все жаловался своему помощнику: «Боюсь, вызовут меня в Москву и скажут: „Саша! Как же так?“ Что я тогда отвечу?».Так оно и было, часто его вызывали, ночи напролет беседовали. Как рассказывал его помощник, хорошие были беседы. Брежнев очень заботливый был: «Саша, вот возьми грибочков. Саша, вот селедочка очень хорошая». Объясняли Дубчеку, что вся эта ахинея о социализме и о человеческом лице — для восторженных дамочек. А суть в том, что вырывают Чехословакию из Варшавского договора и рушат весь центральный участок обороны, а это для СССР никак не возможно.Дубчек, скорее всего, «не совладал» со своими демократами, и дело кончилось тем, что ночью 21 августа в Праге высадили десант, ввели танки пяти стран Варшавского договора и без единого выстрела восстановили «реальный социализм». Без дураков — так, что система обороны на этом участке проработала еще 20 лет. То, что проиграли войну на другом фронте, прямо в Москве — особая история, но она с Прагой тесно связана.Как мы помним, когда СССР, вопреки ожиданиям, не был раздавлен Гитлером, а вышел из войны окрепшим, Запад объявил ему «холодную войну». Известно, что это была вовсе не война против коммунизма, война идеологий. Это было продолжение старой войны против Российской империи (теперь в обличье СССР) — «война цивилизаций». Это была война на уничтожение.Мы часто преувеличиваем силу противника. То нам кажется, что «все устроили масоны», то американцы во всем видят «руку Москвы». На самом деле ни один блок не имел возможности наносить другому удары, искусственно создавая для него опасные ситуации. Слишком это были большие системы. Но можно было использовать трудности, которые возникали в лагере противника, «подталкивать» развитие событий в том или ином направлении в точках неустойчивого равновесия, «раскачивать» или «гасить» процессы. Так можно одним пальцем раскачать тяжелые качели — а можно остановить. Надо только вовремя тыкать пальчиком.У нас, конечно, возможностей было меньше. Не было, например, материальных средств поддержать освободительное движение «третьего мира» — помогли лишь устоять Вьетнаму и Кубе, немного Анголе и Мозамбику. У нашего лагеря главные проблемы были в Европе, и здесь наши противники «раскачивали» вовсю. Ясно, что чехи, венгры и поляки считали себя частью Запада и тяготели к нему — независимо от идеологических установок отдельных личностей. Вот, в Польше и Венгрии к власти пришли социалисты, в недавнем прошлом, наверное, честные коммунисты — и тут же стали проситься в НАТО. Тяга к родной цивилизации сильнее партийности. Они, думаю, и сегодня хотели бы социализма, но по-европейски, а не по-русски.Страны Восточной Европы были включены в «советский блок» в результате нашей победы в войне. Это было своего рода нашим трофеем, а кое для кого и наказанием за участие в войне против нас — хотя, став союзниками, мы этого никогда не поминали. Косвенно и чехи сыграли большую роль в той войне.Вспомним: в 1938 г. немцы стали угрожать Чехословакии. СССР заявил о готовности оказать ей помощь, но правительство Чехословакии ее отвергло. Чехословакия, с которой в тот момент Германия не имела еще возможности вести войну, сдалась без боя, что стало причиной огромных по масштабам страданий. Оккупировав Чехословакию и разоружив ее армию, Гитлер сразу смог мобилизовать и вооружить 2 млн. человек. А дальше Чехословакия вообще стала «оружейным цехом» Германии.Так что включение Чехословакии в «советский блок» было логичным пунктом уговоренного послевоенного порядка. В советском «блоке» Чехословакия стала крепкой стабильной страной, одной из наиболее развитых промышленных стран мира. Но насильно мил не будешь, и попытки вырваться до срока были — то в Венгрии, то в Польше. Пражские события 1968 г. стали поворотным пунктом в холодной войне — первой операцией той кампании нового типа, что включала в себя перестройку в СССР и закончилась 1989 годом.Можно различать положение противников, расстановку сил в материальной и в духовной сфере. Материальная сфера — политические и экономические режимы, определяющие потоки ресурсов. Духовная сфера с точки зрения войны определяет легитимность этих режимов, то есть согласие граждан на их сохранение.Попытка перестройки в Чехословакии («пражская весна») создала для СССР опасную ситуацию и в материальной, и в духовной сфере. США способствовали этой попытке, «раскачивали» качели. Но они не сдерживали СССР, дав ему возможность сделать сильный ход для восстановления его позиций в материальной сфере, перенеся всю опасность в сферу духовную. И здесь уже были использованы все наличные ресурсы психологической войны. Положение СССР в духовной сфере резко ухудшилось и уже не выправлялось. Что произошло?На сторону противника СССР в холодной войне перешла левая элита Запада, включая руководство главных компартий («еврокоммунизм»). СССР утратил исключительно важный ресурс в психологической войне и средство сдерживания противника. Такие авторитетные ученые, друзья СССР, как Джон Бернал, Лайнус Полинг, Жолио-Кюри, а ранее Эйнштейн ушли в прошлое. Другие или молчали, или делали антисоветские заявления. Для СССР начался новый этап холодной войны — не только без союзников, но и с западными компартиями в роли скрытых, а то и явных противников.Поскольку советская интеллигенция, включая интеллектуальную верхушку КПСС, была в общем западнической, она, с некоторым отставанием, совершила тот же поворот — к еврокоммунизму, а затем либерализму. Это означало ориентацию на отказ в легитимности всему советскому строю. Начало этого поворота было оформлено именно как ответ на вторжение в Чехословакию.Это вторжение сплотило «шестидесятников» как открыто антисоветскую силу. Недаром в перестройке так активны были обществоведы, исключенные из КПСС в августе 1968 г. за то, что писали в ЦК письма с протестами против вторжения. Кстати, вплоть до перестройки, когда они вообще превратились в героев, эти исключенные из КПСС интеллектуалы составляли вроде бы опальную, но привилегированную касту; уже заполнившая коридоры ЦК новая волна номенклатуры как бы говорила им: «Ребята, мы с вами, но этого пока нельзя показывать открыто, погодите чуток».«Пражская весна» стала экспериментом над нашей либеральной интеллигенцией, как кислота, которой проверяют монету. Почему я считаю, что поворот к измене СССР в холодной войне был лишь «оформлен» как ответ на вторжение в Чехословакию? То есть, вторжение было не реальной причиной этого поворота, а лишь удобным поводом, моральным прикрытием. В мемуарах западных лидеров еврокоммунизма это говорится открыто, к 1968 г. «развод» с советским строем уже назрел, а вторжение лишь сделало этот развод более скандальным — возникла прекрасная возможность устроить истерику. У наших перестройщиков это не так заметно, но вот что примечательно.Они тогда выступили против советского тоталитаризма вроде бы с позиций социализма, с цитатами Ленина. Но это — обычное дело, и Горбачев с Яковлевым так делали, да и сами чешские реформаторы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113