— Ну, ты, цыц!-Шикнул Пётр, и поспешно добавил:-Брат…
Иисус сидел рядом и, улыбаясь, слушал их разговор. Одно на всю Галилею солнце в этот вечер почему-то замешкалось в небе, и никак не кончался закат. От пылающего заревом тела один за другим отделялись цветные яркие круги и плыли перед глазами красивым хороводом, пока не смывались слезинками…
…— Ты плачешь, учитель?
— Я просто смотрю на солнце…
…потом темнели и расплывались неуклюжими пятнами, и становился объёмным огненный диск, и опускался до земли, и зависал над дорогой, уходящей на запад. Так оставляли землю немногие, знающие истину, так было до него и будет после, когда и он уйдёт вслед за этим пылающим вечным солнцем в закатную даль, и в закрытых глазах навсегда застынет однажды увиденное им небо.
— Я хочу открыть это людям…-прошептал он.-Вы слышите?
Ученики сурово молчали.
— Почему они слепы? Это солнце вижу я один?
— Нет, учитель, -осмелился сказать Андрей.
— Или я упал с далёкой звезды и попал сюда по ошибке?
— О, Господи…-прошептал Пётр.
— Или говорю непонятные слова?
— Мы понимаем, Иисус, -сказал Андрей.-Нам не нужны слова.
— Потому что слова вообще не нужны, Андрей. Не было и нет ничего вне вас, нет ничего больше вас и меньше. Зачем же слова?…
Он махнул рукой и закрыл глаза.
— Доколе же продлится это, о, Господи?-Пробормотал он.-Почему же ищут Тебя, но не видят? Веду их к Тебе, но не идут за мной? Я один, знающий Тебя, а когда уйду, придёт ли кто после?
— Опять стряслось, -прошептал Петру на ухо Иуда.-Знать бы, что сделать -расшибся бы об камни!
— Молчать надо, Иуда, -ответил Пётр, -и никуда не расшибаться. А оно пройдёт. Он потом всегда смеётся.
Иисус приоткрыл один глаз и уставил его на Иуду. Тот вздрогнул и сжался, и состроил жалобное лицо.
— Кто перебил меня?-Спросил Иисус.-Не ты ли, Иуда?
— Не я ли, -сказал Иуда, проваливаясь сквозь землю.
— А кто ли?
— Да вот…
Первым улыбнулся Андрей. Потом не выдержал Пётр. Не прошло и минуты, как воцарилось веселье, и Иуде в нём достались дружественные хлопки по спине. И никто не увидел, как в это время на западной дороге из багрового полусолнца вышла вдруг маленькая женская фигурка и двинулась к ним на фоне закатного неба.
— И что бы мы делали без тебя, Иуда?-Переведя дух, хвалил его Пётр.
— Вот!-Поднял палец вверх Иуда.-Попрошу запомнить и не терзать меня более мучениями.
— Да он не со зла, -говорил Андрей.-Гневливый он, но добрый.
Услышав шорох неподалёку, они разом повернули головы, и тут увидели Марию. Она шла по пыльной дороге, глядя в какие-то одной ей ведомые дали, а за спиной торжественно догорало последними лучами алеющее солнце. Её тёмные волосы горели диковинной красной медью, мягкими волнами спускались с плеч, и показалось вдруг, что это прекрасное видение сейчас вдруг растворится в закате и исчезнет с земли вместе с ним.
— Силы небесные…-прошептал Пётр.-Это кто?
— В недобрый час вышла из дому эта женщина, -покачал головой Андрей.
— Не окликайте, -сказал Иисус, -вы испугаете её. Пускай увидит нас сама.
Но она не видела ничего вокруг, и ничего не боялась. Ни ждать, ни любить её было некому, а страшнее этого ничего случиться уже не могло.
Когда Мария оказалась рядом, Иисус, наклонившись, сломал лежащую на земле сухую ветку. Вздрогнув, она очнулась и посмотрела прямо на него.
— Далеко ещё до Капернаума?-Спросила она, не зная, зачем.
— Меня зовут Иисус, -ответил ей сломавший ветку.
— Я спрашиваю, далеко ли до Капернаума?-Начиная злиться, повторила Мария.
— А я отвечаю то, что тебе действительно надо знать.
Трое сидевших рядом в смущении отвели глаза.
— Ты шла туда, куда не хотела идти, а пришла туда, где тебя ждут. Это -Пётр, Андрей и Иуда. А как зовут тебя?
— Мария, -ответила она, так и не выплыв из его бездонных голубых глаз.
— Больше ничего не имеет значения, Мария. Должно быть, ты голодна.
— Должно быть…-эхом откликнулась она.
— Садись, у нас сегодня вдоволь еды. Иуда натащил целый мешок.
— А спасибо Иуде?-Заскулил натащивший.
— Спасибо Иуде…-бестолково повторила Мария.
— Да что же ты? Садись.
— Ну да, -сказала она.-И правда…
Удивительно вкусными были и лепёшки из инжира, и виноградное вино, и особенно жареная баранина. В мешке оказались ещё сыр, молоко, финики, маслины, гранаты и миндальные орехи.
— Не стесняйся, Мария, -говорил Иисус, -мы были на пиру и наелись на три дня вперёд.
— У меня есть несколько динариев, -сообщила Мария.
— Значит, с голоду не умрём. Ешь.
А потом удалились Пётр, Андрей, и Иуда, пробормотав что-то малоразумное, причём Пётр удалялся как-то вполоборота, и в конце концов споткнулся, ушиб ногу и застонал. Подхватив пострадавшего под руки, Андрей и Иуда поспешно уволокли его и скрыли за деревьями.
И настала ночь, и проступил на востоке дерзкий молодой месяц. Звёзды зажглись каждая в свой черёд, и светили так ярко, так светло, словно готовы были вот-вот заговорить и поведать свою звёздную тайну. Но кто слышал когда-нибудь их тихий голос, кто из живущих на земле сам с ними говорил? Что знают об этом люди, о, Господи, что знают об этом они? Что ведомо им о том, какие пути земные ведут на небо?…
Она могла бы рассказать о том, как одна за другой приходят пустые ночи, как высокие волны разбиваются о каменную скалу и разлетаются брызгами до самого неба. Как в запаху кипарисов на побережье проступает горькая нотка тревоги и спешащая с севера гроза томит и гонит по тёмным дорогам навстречу новой беде. О том, какой жестокой и предательской бывает нежность, и что любовь, оказывается, это тоже месть, и что когда маленькие огоньки свечей вдруг превращаются в звёзды, значит, всё самое страшное уже позади. О том, что переступить черту легко, так легко, что этого даже не замечаешь, а потом, потом — ещё легче. Словно набирая высоту, взлетаешь, поднимаешься всё выше и выше, и не веришь, просто не можешь поверить, что это падение, да и как это может быть падением, если ты отрываешься от земли и летишь, и рядом нет никого, и эта удивительная свобода… и что можно поделать, если в одну-единственную ночь вдруг предательски сливаются земля и небо, и никто, совершенно никто кроме тебя не замечает, что в Меджели больше нет и уже никогда не будет луны…
Но она просто положила голову ему на колени и впервые в жизни заплакала. Горе застывало в её душе чёрной птицей, которая безжалостно клевала прямо в сердце, а потом миллионы её маленьких острых коготков мгновенно впивались в кисти рук, и опрокидывалось небо, и наступала темнота. Слёз не было, всегда было только небо. А сейчас были его руки. Он гладил её волосы и шептал, что он понимает, понимает всё, и просил, чтобы она плакала, не переставала плакать, потому что только так ей станет легче. Она, захлёбываясь и запинаясь, бормотала что-то о предательстве и ненависти, а он отвечал, что люди всегда ненавидят и предают только самих себя. Она бессвязно говорила что-то о любви, которая превращается в жестокость, любви, которая опрокидывает небо и убивает луну, а он, касаясь её волос, отвечал, что никто на свете не знает, что такое любовь, и, вполне возможно, она способна не только убивать, но и воскрешать. Она плакала долго, так долго, что звёзды стали потихоньку меркнуть, а он ждал, она теснее прижималась к нему, а он всё гладил её волосы, и так продолжалось, пока она вдруг не поняла, наконец, что плачет от счастья.
Так они и сидели до самого утра, пока, хромая, не приковылял разгневанный Пётр и не разразился проклятиями по поводу их необъяснимого отсутствия. Но как-то быстро умолк, и, мельком взглянув на Марию, только махнул рукой.
— Сегодня в полдень в синагоге народ будет ждать тебя на проповедь, -повелительно сказал он Иисусу.-Пойди и как следует отдохни.
Мария шла следом за ними по дороге, слушая, как бородатый Пётр читает нравоучения Иисусу, и думала о том, какое влияние имеют на него эти странные люди. Они были безусловно добры, и все действия их были продиктованы только заботой о нём, но она казалась уж слишком чрезмерной, эта забота.
— Пётр, Мария теперь будет с нами, -сказал Иисус, замедляя шаг и давая ей возможность нагнать их.-Любите её отныне, и думайте о ней, как о сестре.
Пётр угрюмо молчал. Он не смел возражать Иисусу, но теперь делить его приходилось уже на четверых.
— Пётр?-Подтолкнул его Иисус.
— Добро пожаловать в царство истины, -проворчал Пётр, -если ты так хочешь, учитель…
Иисус за его спиной подмигнул Марии.
— Женщины…-продолжал ворчать Пётр, -от них всё зло и раздоры…
— Веришь ли, что там, где я, нет раздоров?-Спросил Иисус.
— Рад бы, да не могу, -вздохнул Пётр.-Оно, может, и так, Отец твой наверняка имел это в виду, да люди ведь всё всегда перелопатят по-своему…
— Тогда начни с себя, Пётр.
— Правду говоришь, Иисус. Я, верно, дурак, и только кричать умею… Прости, Мария, и этих двух оболтусов тоже прости… он ведь такой… слабый такой, и нам всё кажется… А! Ну на вас!-Махнул он рукой, заметив, что Иисус и Мария давятся от смеха.
Пётр, нарочно споткнувшись о какую-то корягу, притворно застонал.
— Что?-Спросил Иисус.
— Нога, учитель, -смиренно ответил Пётр, глядя куда-то в сторону.
— Ах, Пётр, ах лукавец! Неужели так трудно пару дней похромать?
— Ходить трудно мне, учитель, боюсь, не поспею в дороге…
— Ладно, -вздохнул Иисус.-Перестань хромать, Пётр, но это в последний раз!
Пётр радостно вскрикнул и почему-то вдруг в самом деле перестал хромать. Это позабавило Марию, решившую, что это маленькое представление разыгрывалось именно для неё.
Небо было розовым, удивительно нежным, и никогда прежде не видела Мария такого неба. Не чувствуя ни волнения, ни усталости, она шла, едва касаясь дороги, и ей казалось, что она вовсе уже не Мария, или напротив, только сейчас стала Марией, родилась сегодня, и Иисус, и Пётр тоже родились только что вместе с ней, потому что не могло такого быть, чтобы они жили где-то так долго вдали от неё, а она даже не знала, не догадывалась об этом… И ещё думала она, что Иисус был прав, так бесконечно и обезоруживающе во всём прав, и что до сих пор никто на земле не знает точно, что же такое любовь.
Во внутреннем дворике Алхея происходил разговор.
— Просто люби её, Пётр, -говорил Иисус.-Если любишь меня, люби и её.
— Я не могу просто любить женщину, Иисус…
— Ты уверен, что это хоршая затея, учитель?-Мрачно спросил Андрей.
— Я вообще не уверен, что это затея. Значит так: Иуду найти и успокоить, Марию не будить. Потом ступайте в синагогу и ждите меня там.
Сказав это, он развернулся и пошёл прочь.
— Будет спать где-то под деревом у дороги, -проворчал Пётр.
— Ты слышал, что он сказал?-Одёрнул его Андрей.-Люби её.
— Скорее уж я полюблю Иуду… Ах, кто бы говорил про лукавство!-Сокрушался Пётр, меряя шагами маленький двор.
Пока Мария спала, совершилось ещё кое-что, а именно — Иуду нашли и привели два рыбака, и сказали, что он на берегу в одиночестве расстраивался в камнях.
— О, Господи!-Взмолился Пётр.-Хоть бы укрепил Ты его дух, что ли!
— Мы бы хотели…-замялся один из рыбаков, -поговорить с Иисусом…
— Мы бы тоже, -вздохнул Пётр.
— Приходите на проповедь, -быстро сказал Андрей.-После и поговорим.
— А о чём проповедь?-Спросили рыбаки.
Пётр предположил, что на вольную тему, на том и расстались.
И зашумел день, и ожил город. И появились на улицах бодрые торговцы, погоняющие ленивых осликов, и закипела работа на полях, и поплелись на луга кудрявые сонные овцы с крикливыми пастухами. В маленькой роще на окраине, в тени развесистого дуба, положив голову на руки, спал учитель.
Так закончилась эта ночь, и до сего дня осталась тайной.
Царство Истины
Пётр и Иуда, купаясь в лучах славы, стояли в центре синагоги, окружённые кольцом любопытных, и только один Бог ведал, куда их несло в своём тщеславии. Иисус остановился на пороге и, никем не замеченный, вникал в суть их речей. Время от времени он, зажимая рот рукой, содрогался от смеха, и Мария, уткнувшись в его плечо, смеялась вместе с ним.
— Грядёт царство истины!-Вещал Пётр.-Всяк, кто покается, прощён будет и допущен в царство!
— А где оно будет, это царство?-Напросился Пётр на вопрос.
— Да на небе!-Запищал Иуда.-Где же ещё?
— А почему оно только грядёт? Разве сейчас на небе у Бога нету царства?-Озадачили и Иуду.
— Сейчас на небо так не пустят, -важно объяснил Пётр.-А вот потом…-загадочно добавил он.
— Что -потом?-Капернаум был не только гостепреимен, но и любопытен.
— А там увидите!-Грозно сказал Иуда.
— Что увидим?-Зажав нос пальцами, гнусаво спросил Иисус.
Пётр вдруг сразу сник, а Иуда кинулся бегом в толпу и как-то необъяснимо слился с ней. Держась за живот от смеха, в открытые двери синагоги вошёл Иисус. Он поклонился, хотел было что-то сказать, но, не сумев справиться с новым взрывом смеха, только махнул рукой. Толпа неодобрительно зашумела.
— Это учитель!-Закричал Пётр.-А ну тихо, грешники!
Грешники не стихли, а фарисеи возле алтаря возмущённо переглянулись. То, что происходило, меньше всего было похоже на проповедь. Тот, кто вошёл, меньше всего был похож на учителя.
— Приветствую тебя, славный Капернаум, -поклонившись, наконец заговорил Иисус.-Благословит Господь тебя милостью своей во веки веков!
И только сейчас грешники стихли. Молчание было просто-таки гробовое. Иисус улыбнулся и вышел на середину.
— Грядёт царство истины, -подсказал кто-то из толпы.
— Спасибо, -поблагодарил Иисус.-Ну, это вы уже знаете…
Ни Петра, ни Андрея поблизости уже не было. Мария, так и осталась возле двери, боясь пошевелиться. Вне всякого сомнения, происходило нечто неслыханное — то, как уверенно держался Иисус, как, затаив дыхание, слушал его народ, как недовольно перешёптывались фарисеи… но как горели глаза, как все они смотрели на него, как мягкими струйками поднимался вверх голубоватый дым кадильниц…
— Вам говорят -молитесь Богу, а я говорю — ищите Бога! Но не там, где вы привыкли искать! Небесное Царствие всюду — я только открою для вас его двери…
— Ну и как же попасть, Иисус, в твоё Царствие? -Перебил его один из фарисеев.
— Да! Двери открыты -дальше что? — Подхватил второй. — Что нужно делать?
Иисус таинственно улыбнулся, обвёл глазами всех и бросил в притихшую толпу:
— Самому стать Царём!
Зашелестела эта толпа, и невесело стало в синагоге.
— Так ты собрался на Царствие, вот оно что, Иисус… Должно быть, ты спал сегодня, и тебе что-то приснилось… -облегчённо вздохнул первый фарисей, вымученно улыбаясь.
— Или чем-то не угодили тебе Давид с Соломоном, Иисус, что ты каждого норовишь помазать в цари? Или не по нраву тебе нынешняя власть?-Выпытывал второй, тревожно морща лоб.
— Кто сам станет Царём -тому Царь не нужен! И я, Иисус, сын Давидов, подданный тетрарха Галилеи и Переи Ирода Антипы, знаю только одну власть — власть моего Небесного Отца!
— Так сколько же у тебя отцов?-Насмехаясь, пришёл на выручку второй фарисей, распаляя себя и всех вокруг.-Ты называешь отцом всякого, о ком заходит речь, Иисус, не потому ли, что слаб и ищешь у них защиты?
— Я не слаб, просто есть Тот, Кто сильней меня, -пожал плечами Иисус.-Он даст мне силу и власть, и истинно говорю вам, — придёт день, когда вы попросите защиты у меня! — Звонко закончил он, обведя глазами всех собравшихся в синагоге.
Но этот день был далёк. И не любил дерзостей Капернаум. В глазах говорившего с ним фарисея Рахима зажёгся опасный огонёк.
— У тебя?… -Презрительно переспросил он под недовольный ропот толпы и окатил всех холодной волной. — У тебя, Иисус, бездельника, самозванца и бродяги? Развратника и смутьяна? Ты здесь только потому, что за тебя просит дочь Сулимы, жалкий лицемер, иначе кто бы стал тебя слушать!Ты шатаешься везде с кем ни попадя, ешь и пьёшь со всеми подряд, а потом приходишь сюда и говоришь нам о Боге, закатывая глаза под потолок! Но и этого мало — теперь ты притащил за собой женщину! Женщину! — Он поднял руку, собирая внимание, и торжественно указал ею на дверь, возле которой стояла Мария. — Скажешь, она нужна тебе для молитвы? Для откровений и пророчеств? Одного вида её довольно, чтобы понять, зачем она тебе нужна!… И это нынче у тебя зовётся Небесным Царствием!
Толпа ахнула. Мария зажмурилась и прислонилась к стене. Страх и стыд стеснили ей грудь. Не будь её сегодня с ним, не стой она здесь, сейчас, он нашёл бы, что им ответить, его бы обошла стороной беда… Сердце дёрнулось больно, помешав вдохнуть, и стало падать, и падать… и всё, о чём говорилось, во что верилось только что, показалось размытым и нестойким, как всплывший в голове обрывок вчерашнего сна..И чей-то больной ноющий голос прорывался и настойчиво звал за собой, в глубокую и страшную пропасть, и тоже обещал вечность, и падение, которому не будет конца…
— И что же? -Легко спросил Иисус. — Что — это, Рахим?… Какие мысли у тебя в голове? Ты и сам, должно быть, не прочь побывать в этом Царствии…
Он весело подмигнул ему и вдруг пошёл к Марии, которая очнулась от прикосновения его рук и открыла глаза.
1 2 3 4 5 6