А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Сначала я подумал, что TCP решил съязвить напоследок по поводу моего тщеславия, но он явно хотел сказать что-то другое. Прямо на зеркале фломастером было выведено: «Береги свою задницу. Терри». Я не знал, то ли мне смеяться, то ли пугаться.
Правильные телодвижения
Следующие полтора месяца я прожил схватившись за голову. Работа на двух должностях требовала хитроумного распределения времени. Постоянно приходилось жонглировать обязанностями, но, в конце концов, я внедрил свою собственную систему, после чего наступила полная неразбериха. Так и не успев освоиться с обязанностями мукзэпоя (я даже не закончил разбор перепутанных папок TCP), я полностью забросил работу диспетчера компьютерной группы. В общем, все шло наперекосяк. Но пока человек хотя бы на шаг опережает катастрофу и полный завал, нельзя сказать, что он не справляется. И если вам удается все время идти на шаг впереди катастрофы, думать о каких-то усовершенствованиях – чистой воды пижонство.
Объявление о вакансии мукзэпоя опубликовали. Кандидат «должен проявить себя как инициативный, увлеченный своим делом, коммуникабельный сотрудник», но я все равно подал заявление. Ведь в объявлении говорилось, что кандидат «должен проявить», а не «уже проявил», не так ли? Бывает, люди меняются, и даже к лучшему.
В бланк заявления полагалось вписать трех рекомендателей. Естественно, первым я вписал TCP, хотя он как сквозь землю провалился и не отвечал на телефонные звонки. Под номером два и три назвал Трейси и Ру. Всем известно, что рекомендации, кроме самых щекотливых – от «последнего работодателя», – чушь собачья. Никому не придет в голову вписывать рекомендателя, если тот гарантированно не рассыплется в комплиментах. «Свой» рекомендатель может преспокойно врать как сивый мерин. Если возникнут осложнения, ему легко отвертеться: «Знаете ли, за то время, пока я был партнером его матушки по бриджу, кандидат ни разу не кидал меня, а тем более на двести тысяч фунтов. Откуда я мог знать?» Поскольку рекомендации – бессмысленная трата времени, почему бы не привлечь одного-двух друзей, готовых почесать языком в твою пользу?
Тем временем Урсула пребывала в состоянии, близком к сексуальной оттепели. У нее выступает на щеках румянец и учащается дыхание, даже если ей достается подарочный ваучер от ИКЕА, а тут – целый дом! Глаза Урсулы светились животной страстью с утра до вечера.
– Вот сорок самых лучших, – заявила она однажды после ужина и водрузила здоровенную стопку бумаг на подлокотник моего кресла, хотя любому, даже самому невнимательному, наблюдателю было ясно, что в этот момент я играл в «Теккен». – Я хочу, чтобы ты их просмотрел.
– Хорошо. Подожди минуту.
– Отлично. Даю тебе ровно минуту.
– Перестань. – Я бросил на подругу умоляющий взгляд. Ну не совсем чтобы «бросил взгляд», мне было не до того – боевые действия на экране развивались с ураганной скоростью, но все же я развернул в ее сторону плечи и голову настолько, насколько их можно было развернуть, не отрываясь от игры. Урсула, как всегда, выбрала неподходящий момент: на шкале здоровья оставался жалкий огрызок, а я пытался одновременно провести «кошачий выпад» и «кровавые ножницы».
– Знаю я твои минуты. Мы, успеем выспаться и спуститься к завтраку, а ты все еще будешь сидеть за компьютером.
Урсула – и это не субъективное мнение – совершенно лишена способностей к видеоиграм. Она абсолютная неумеха: во что бы ни играла, вечно паникует, переспрашивает, какая кнопка что делает, и отпускает нелепые комментарии вроде «так в жизни не бывает». Над Урсулой непростительно смеяться, как над увечной, и тот факт, что она не падает духом, но объявляет свои жалкие навыки в видеоиграх «средними», говорит о ее чрезвычайном мужестве. Я объяснил детям болезнь матери еще в раннем возрасте, иначе позже они бы сами заметили, и это могло стать источником неловкости и стеснения. Надо признать, дети не подавали виду и терпеливо, раз за разом, объясняли Урсуле приемы и смысл той или иной игры. Дети, если им доверять, все могут выдержать.
Болезнь, однако, имеет побочные эффекты: Урсула не в состоянии воспринимать игру как единое целое. Дело не в дефектах зрения, она прекрасно различает этапы, однако у нее в голове не укладывается, что один этап игры органически вытекает из другого. Опять же, я страшно горд стойкостью моей подруги: окончательно запутавшись в каком-нибудь элементарном «ралли», она и виду не подаст, что расстроена. Недоразумения, тем не менее, возникают. Урсула, например, может брякнуть: «Прекрати немедленно. Ты играешь уже шесть часов». Она буквально не способна понять, насколько это не-воз-мож-но. Урсуле ничего не стоит выключить игру в тот момент, когда до звания чемпиона турнира осталось обойти двух соперников.
Зная о слабостях подруги и разделяя ее стремление найти новый дом как можно быстрее, я распрощался с «Теккеном» всего через пару часов и начал просматривать отобранные Урсулой варианты. Быстро выяснилось, что Урсула использовала единственный критерий отбора: все дома должны находиться в Северном полушарии.
Подруга сидела за столом в другой комнате, погрузившись в журнальную статью «Как с помощью новых занавесок сделать дом непохожим на самого себя». Чтение настолько ее поглотило, что Урсулы хватало только на то, чтобы очень, очень медленно перемещать ложечку с карамельным йогуртом от баночки ко рту и обратно.
– Насколько тщательно ты пропалывала варианты, что набралась такая куча домов?
– Я придумала свой метод поиска, отличный от твоего, чтобы не оказаться в такой же дыре. Задавала себе всего один вопрос: «Можно ли в этом районе ночевать без роты охраны?» И если ответ был «нет», исключала объект из списка. Понимаю, для тебя это непривычно, но давай попробуем действовать по моей системе, а?
– Существует большая разница между поисками дома в районе лучше нашего и попытками равняться с Иваной Трамп. Ты только глянь на этот дом… – Я поднял лист бумаги так, чтобы из-за него были видны только мои вытаращенные глаза. – За такую сумму можно всю нашу улицу купить.
– Ты бы, наверное, так и поступил, будь твоя воля.
– Этот дом нам не по карману. Наших сбережений даже не хватит на достаточное количество наркоты, чтобы приглючилось, будто этот дом стал нам по карману.
– За осмотр денег не берут.
– Постой-постой, ты хочешь сказать, что выбирала дома только для того, чтобы посмотреть на них?
– Мржет, какие-нибудь идеи появятся…
– У меня одна уже появилась.
– …или примеры для сравнения. Как понять, чего мы хотим, если нам не с чем сравнивать?
– Прежде всего, не впадать в безумие, если, конечно, такой подход тебя устраивает. И вообще, о чем ты говоришь? Будто мы домов раньше не видели. Я бывал во многих домах. У меня друзья в домах живут.
– Это не то же самое.
– Почему же?
– Мы не покупаем их дома.
– Этот дом, – я указал на листок с рекламой северо-западной резиденции графа Глостерского, – мы тоже не покупаем. Кроме того, поиграть в покупку можно и в доме друзей. Позвоним каким-нибудь знакомым, попросим назначить время, скажем, что их недвижимость нас заинтересовала, можем даже съездить туда, поглазеть с улицы на ворота.
– А не взять ли мне эту ложку и не дать ли ей тебе по балде? Хорошо, тебе не нравится ни один выбранный мною дом. Но для того я и дала тебе варианты – чтобы ты посмотрел, а потом мы обсудим их, как делают все супружеские пары. Но если ты собираешься отмахнуться не глядя, тебе придется найти чертовски уважительную причину.
По тому, с какой энергией Урсула обсасывала ложку, отчего у меня возникали невольные эротические ассоциации, я понял, что она не уступит ни пяди. Ворча, я сгреб в охапку бумаги и плюхнулся в кресло.
Все объявления риелторов одинаковы: описание и размеры, комната за комнатой, и крошечное фото фасада. Если прежние жильцы вытворяли что-либо неумное и экстравагантное с жилой комнатой, прилагалось еще и фото интерьера. Урсуле явно нравилось прочесывать эту муру страницу за страницей. Я же, пытаясь угадать, который из домов выкрадет мой бумажник, чувствовал себя как на очной ставке с грабителем.
– Вижу, вы подали заявление на должность мукзэпоя? – Бернард подкрался сзади, когда я пытался слямзить чей-то пакетик чая в общей комнате.
– Да. – Я постарался произнести это как можно более непринужденно, – Думаю, так будет лучше. Пора продемонстрировать, что я заинтересован в карьерном росте и не собираюсь останавливаться на должности диспетчера. (Бернард кивнул.) Нет, я, конечно, доволен своей работой. (Бернард опять кивнул.) И не считаю работу диспетчера… э-э-м… бесперспективной… – Мне захотелось сжечь свое заявление и рассыпаться в извинениях за причиненные неудобства.
– Вам известно, что мы будем проводить собеседование не только с внутренними кандидатами? Данная должность для нашего учреждения очень важна.
– Но ведь в последнее время собеседования с кандидатами в мукзэпои проводились только среди местных сотрудников, не так ли?
– Да, так.
– И зарплата на этой должности абсолютно такая же, как на любой аналогичной должности во всем университете?
– Верно.
– Понятно.
– Я не сомневался, что вы поймете. Мы действительно настолько высоко ставим эту должность, что, несмотря на равную зарплату, решили больше не давать преимуществ местному персоналу.
– Из ваших объяснений (с каким бы удовольствием я уронил Бернарду на ногу свинцовый аккумулятор) мне стало совершенно ясно, насколько значительна эта должность.
Бернард глубоко засунул руки в карманы и улыбнулся. Я выловил чайный пакетик из кружки, швырнул его в мусорное ведро, но промахнулся. У пакетика был загнутый, но не запечатанный верх – я слишком поздно это заметил, – он ударился о стену, оставив бурую кляксу, потом медленно сполз на пол, прочертив влажную полосу из чайной крошки. Я почувствовал себя хамом, бросившим в белоснежную стену кусок дерьма.
– Пойду тряпку принесу.
Дом.
– Это мой муж Тони.
Костлявый Тони с негнущимися ногами сидит в инвалидной коляске и смотрит футбол по телевизору, тем не менее, приветственно машет нам рукой. Он – явный приверженец не слишком изысканного сочетания стопроцентно нейлоновой футболки и пивного пуза. Пузо у него не обвисшее, но крепкое и гладкое, оно растет быстрее, чем кожа, его обтягивающая. Если подойти и щелкнуть по такому средним пальцем, оно загудит, как хорошо надутый мяч. Я, словно околдованный, не могу оторваться от туго натянутой футболки с крохотной вмятиной, которая обозначает пупок.
В комнате на первом этаже помещаются не только Тони и телевизор, но также музыкальный центр с дверцами из дымчатого стекла (я бросил взгляд на компакт-диски – сплошь дешевые сборники) и стенка, набитая кубками, щитами и призовыми статуэтками под золото, изображающими игроков в бильярд, а также аквариум с тропическими рыбками и два массивных пластмассовых сундука – очень полезные штуковины, когда за две секунды до прихода гостей нужно сгрести с пола и засунуть куда-нибудь детские игрушки. Комната большая, спору нет, но только одна. Отсутствие других комнат на первом этаже не очень устраивает нас с Урсулой. Когда очередная ссора достигнет апогея и кто-нибудь выскочит из комнаты, решительно и бесповоротно хлопнув дверью, возвращаться назад всего через несколько минут, чтобы посмотреть телевизор, – довольно пошлый расклад.
Урсула с женой Тони осмотрели кухню и, щебеча, поднимаются по лестнице. Завороженный созерцанием чужого пупа, я не трогаюсь с места, но потом, опомнившись, бегу следом.
– Это ванная комната. Нагреватель воды вот здесь, в шкафу.
– Сколько ему лет? – спрашивает Урсула.
Жена Тони чуть наклоняет голову в направлении двери:
– Тони-и-и?! Тони-и-и, сколько лет нашему нагревателю воды?
Снизу отчетливо доносится раздраженное «нэзаю». Жена Тони смотрит на нас.
– Если честно, я даже не помню. Лет десять, наверное. Вот здесь… хозяйская спальня.
Кошмар! Нет, правда кошмар.
– У дальней стены – встроенные шкафы, вот. Мы там одежду держим… Дайте мне пройти… Да, наверху есть чердак, мы храним там всякую всячину.
– А изоляция там какая?
– Я туда сама не заглядываю. Тони-и-и! Тони-и-и-и-и! Какая изоляция на чердаке?
– Че? Нэзаю. Какая-то есть… Глянь… – Рев толпы из телевизора заглушает его слова, и Тони взрывается: – Ах ты козлина!
– Похоже, он тоже не знает. Можно посмотреть, если хотите. Здесь – детская.
Женщина открывает дверь, за ней – два пацана лет девяти-десяти. Один руководит сражением между солдатиками, гоночными машинами, суперменами, роботами и динозаврами, другой читает журнал «Покемон», лежа в кровати на животе и согнув ноги в коленях; перелистывая страницы, он медленно постукивает одной ступней о другую.
– А-а-а, – говорю я. – Мои сыновья тоже любят «Покемон».
Мальчишка поднимает на меня глаза:
– И что?
– Как видите, здесь можно без труда разместить две детские кровати… Дайте мне пройти. Запасную комнату покажу.
В комнате хранится велоэргометр и кипы старых журналов. Урсула указывает на угол у окна, где на стыке стены и потолка пролегла извилистая трещина.
– Там трещина. У вас проблемы с перекрытиями?
– Знаете, я ее раньше не замечала. Тони-и-и. Тони-и-и-и-и. Давно у нас эта трещина?
– Нэзаю… Какая трещина?
– В запасной комнате есть трещина.
– В стене?
– Да.
– Нэзаю.
Хозяйка снова поворачивается к нам:
– Ну, я не в курсе, сколько она уже там, но в целом неприятностей с домом не возникало. Пока мы здесь жили, ничего не отвалилось, ха-ха-ха!
Я тоже смеюсь из вежливости и чувствую на себе взгляд Урсулы, говорящий: «Сдурел?» – но решаю не встречаться с ней глазами.
– В гараж заглянете?
Мы отвечаем «да». В гараже обнаруживается машина.
– Вот видите, – говорит жена Тони, – машина помещается.
Мы с хозяйкой опять хихикаем, Урсула опять смотрит с прищуром.
Когда мы выходим на улицу, нам машет сосед. Ему лет пятьдесят, рукава закатаны до локтей, вскапывает клумбы с цветами.
– Приезжали дом смотреть?
– Так точно.
– Хорошо, хорошо. Вы вдвоем и больше никого?
– У нас два малолетних сына.
– О-о, хорошо. Поскорей бы сюда вселилась другая семья. А то жена говорила, что вчера какие-то черномазые приезжали смотреть. Не хотелось бы, правда? От соседей многое зависит.
– Да, – отвечаю я, – еще как зависит.
Дом.
– Давно дом выставлен на продажу?
Риелтор поигрывает ключами от машины.
– Его только-только подготовили для осмотра. Здесь раньше одна старушка жила, умерла в ванне…
– В этой самой ванне?
– В ней. Несколько недель пролежала, пока соседи не всполошились из-за вони. Уборки, конечно, было много. Потом владельцы ждали, пока следствие закончится. Тут еще один квартирант жил, но он, похоже, смотался задолго до трагедии. Никто не видел его уже несколько месяцев. Мансарду хотите посмотреть?
– Нет.
Дом.
– Вы в связке? – спрашивает женщина в спортивных штанах и шлепках.
– В связке? Какой? – хмурится Урсула.
– Имеется в виду, ждем ли мы, пока продадут наш дом, и ждут ли наши покупатели, пока продадут их дом и так далее, – поясняю я. – Нет, мы не стоим в очереди. Мы фактически выплатили ссуду. Нам не требуется ждать продажи дома, чтобы купить новый. Фактически мы могли бы сдавать свой дом в аренду.
– Могли бы? – переспрашивает Урсула, стреляя в меня глазами.
– Нашла время, – с улыбкой говорю я ей по-немецки.
– Тогда ладно. А то у меня из-за этих связок продажи срываются. Уже двенадцать раз так было. Я теперь на таблетках живу.
– Мы могли бы войти? – спрашивает Урсула.
– А вы точно не в связке?
– Нет.
– Ну, тогда заходите.
Нас ведут через укороченную прихожую.
– Это – кухня. Я… ой, простите, наверное, лучше по одному заходить. Видите, все, что нужно, – прямо тут, под рукой.
– Дверь выходит во двор?
– Да. Но я ей не пользуюсь. Если хотите осмотреть двор, надо выйти через парадную дверь и пройти по дорожке. Тут… простите… тут у нас гостиная, где мы сидим и смотрим телевизор.
– Кажется, раньше здесь были две комнаты?
– Похоже на то. Когда я поселилась, уже так и было, но на потолке видно, где была красная краска, а где желтая, не правда ли? Наверное, по этой границе раньше проходила стена.
– Да-да.
– Наверху смотреть будете?
– Будем.
– Хорошо. Ступайте за мной. Осторожнее с этой вазой. Она из Португалии. Направо… Направо… Нет, это – лестничная площадка. Это – туалет.
Я берусь за ручку, но женщина заступает мне дорогу:
– Мне не хотелось бы, чтобы вы туда заглядывали.
– Как скажете.
– А это – спальни.
– Три спальни?
– Да. Вернее, две и кладовка. Но в кладовке поместится еще одна кровать, не слишком широкая.
Урсула сует голову внутрь и смотрит.
– Если здесь поставить кровать, дверь не откроется.
– Дверь можно снять с петель.
– А окна? Рамы не двойные?
– Нет, не двойные. Не собралась их установить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32