В церкви среди горстки присутствующих, затем на кладбище, где все прошло очень быстро, мадам Каппадос стояла в первом ряду, возле могилы, у самого края, рядом с мадам Люси. Чуть поодаль от них стоял Гюстав. Костюм на нем был довольно светлый — тот самый, в котором он был в Орли, когда там сгорело все, что он привез с собой из Америки; он подумал было пришить к лацкану кусочек черного крепа, но потом решительно отбросил эту мысль: просто надо выделить время и одеться как следует — это становилось уже необходимо. Немного дальше стоял Джонсон — Джонсон, который в эту минуту еще считал, что вместе со своим союзником Фридбергом и экспансивным Беллони представляет наиболее активную и цепкую часть ЕКВСЛ. Дальше простирался пологий холм, на склонах которого раскинулось кладбище Пер-Лашез, где находился семейный склеп Фритшей, и за ним — город, весь огромный Париж, с его домами, дымящими заводами, людьми, которые суетятся, как муравьи, снуют туда, сюда без всякой цели. А дальше — вся остальная Франция, Европа (опутанная нитями ЕКВСЛ), и моря, и Азия, и Австралия, и два американских континента, и весь мир — мир, владычество над которым, что бы ни делал Гюстав, чего бы он ни желал, как бы ни была тверда его воля, какой бы сильной ни была любовь к Лоранс, являлось пределом его желаний, целью его жизни. Мир, в котором человек его масштаба — он это знал — никогда не погибнет. Мир, которым, однако, не под силу владеть одному человеку; каков бы ни был этот человек, — он неизбежно погибнет, исчезнет, будет уничтожен, если нарушится равновесие, ибо мир обладает силами, несоизмеримыми с силой этого пигмея, и хоть он, возможно, и кажется другим людям гигантом, он будет в мгновение ока поглощен и предан забвению, словно никогда и не существовал.
Глава XVIII
По окончании церемонии Гюстав с Джонсоном отправились вместе обедать. За столом они говорили о разных пустяках. Тем не менее Джонсон пришел к убеждению, что не ошибся и что от этого Рабо надо избавиться как можно быстрее: хоть он и объяснил, почему приехал в Париж и что? намерен предпринять в связи с ЕКВСЛ, он был несомненно опасен — теперь Джонсон в этом не сомневался. Слишком он был сильным, слишком изворотливым, слишком уверенным в себе — видимо, он лишь случайно оказался простым шофером в Ницце. Такое предположение было бы противоестественным для француза, но ньюйоркца это не могло удивить, и Джонсон лишь еще больше укрепился в своем убеждении. Да, Рабо надо устранять. Любопытно, что Гюстав в это же самое время точно так же думал о Джонсоне, с той лишь разницей, что теперь у него уже было оружие — оружие, которое лежало у него в кармане и позволяло это осуществить.
— Мы вместе возвращаемся в Ниццу?
— Я так полагал.
— Вечерним самолетом?
— Нет, — сказал Гюстав, — мы ничего на этом не выиграем, поэтому я забронировал два спальных места в «Голубом экспрессе». Поужинаем вместе в вагоне-ресторане, а потом спокойно выспимся.
Так все и произошло. Правда, Гюстав между обедом и отъездом провел шесть часов в обществе мадам Люси, разбираясь в делах. Расстался он с ней, лишь отдав все необходимые распоряжения: теперь он знал, что может ей довериться, что она точно все выполнит. Прежде чем с ней расстаться, он рассказал, что задумал приобрести участки в Симьезе, и хотя согласия ее не требовалось, она одобрила его начинание: денег было столько, что, на ее взгляд, такое помещение капитала было бы весьма удачным. В результате Гюстав уехал, увозя с собой, помимо доверенности, скрепленной подписью мадам Каппадос и заверенной у нотариуса, чековую книжку, которую он имел право заполнять и подписывать сам. Кстати, первый чек он выписал на имя мадам Каппадос, которой понадобились деньги. О, сущий пустяк — какой-то миллион! Она сделала кое-какие покупки, которые сама считала излишними!
Поужинав и даже по-дружески выпив затем виски в вагоне-баре, Джонсон и Гюстав — оба разделись в своем двухместном купе и на специально приготовленные для этой цели плечики повесили свои пиджаки, в карманах которых находились некоторые бумаги, не нарушившие, однако, добрососедских отношений между указанными неодушевленными предметами, утрачивающими на время ночи всякую связь с живыми владельцами. Затем оба улеглись один над другим, причем Гюстав уступил нижнее место тому, кто пока еще был его патроном; оба испытывали известное недоверие друг к другу, но лишь в той мере, в какой испытывают его обычно дельцы, что не мешает им сохранять уверенность в себе, а потому и спокойствие.
Утром они прибыли в Ниццу. За эти три дня — день, ушедший на «болезнь» Гюстава, и два других — на его «путешествие» — накопилось много дел. Джонсон указал на это Гюставу, но тот и сам это знал. ЕКВСЛ стремительно развивалась, и надо было принимать целый ряд решений. Правда, теперь с акционером Каппадос (и двумя другими) справиться будет легче, поскольку обращаться придется к мадам Люси, которую, насколько понял Джонсон, Гюстав совершенно околдовал. Однако Гюстав принялся возражать: Джонсон не должен быть таким легковерным, мадам Люси не так проста!
— Достаточно вспомнить, какими глазами она на вас смотрела!
— Вот именно, — сказал Гюстав, — то обстоятельство, что я не могу, а главное, не хочу стать во всех отношениях заместителем Фритша, может привести к тому, что она начнет противиться моим предложениям и даже возненавидит меня.
— Послушайте, старина, — произнес со смехом Джонсон, — ну, сделайте над собой усилие: дела все-таки прежде всего!
— Вот именно, тем более что это — мои дела.
Несмотря на все свое хитроумие и опытность, Джонсон не сумел постичь скрытого смысла этих слов. Они расстались на перроне вокзала.
— До скорой встречи в конторе, — сказал Джонсон. — Мне надо показать вам обязательства, которые мы подписали в Италии.
— Я появлюсь очень скоро. Но мне все же нужно заскочить к себе.
— А мне — в «Рюль». Давайте встретимся через час.
— Я появлюсь, как только смогу.
— Обедать будем вместе?
— Нет, извините, не смогу. Моя невеста может обидеться. Я ведь только что приехал, и мне надо немного побыть с ней.
— Для этого у вас еще будет весь вечер, — сказал Джонсон не очень любезным тоном.
Да, Гюставу необходимо было увидеть Лоранс. Целых три дня! На этот раз он послал ей две телеграммы. Последнюю — вчера вечером, чтобы сообщить о своем приезде. Но на перроне никого: могла бы она все-таки приехать на вокзал! А, ладно! Пусть даже она немножко подуется, зато он вернулся победителем, ему теперь не нужно занимать, у него есть деньги, чтобы довести до конца свою затею в Симьезе. Он не: будет все раскрывать Лоранс — она не поймет, а размеры его обязательств перед мадам Каппадос только испугают ее. Что ж, будем молчать, но радость победы все-таки остается. Не так уж худо возвращаться победителем. Во всяком случае, Лоранс теперь будет знать, что он никогда ничего не обещает зря. Гюстав был бы очень удивлен, если б ему сказали, что как раз эта его уверенность в себе и рождала в ней опасения, страх, даже ужас, — у нее, которая располагала временем, чтобы поразмыслить и все обдумать.
Он открыл квартиру своим ключом. Его телеграмма — та, которую он послал накануне, — лежала на паркете, подсунутая под дверь телеграфистом. На секунду сердце его сжалось: где же Лоранс? Телеграфист наверняка звонил, и если она не ответила, значит, на то была причина.
Причина и в самом деле была: она спала… Спала так крепко и безмятежно, таким по-детски беспробудным сном, что он сразу успокоился и умилился, когда, войдя в спальню, увидел ее лежащей в постели, полуприкрытой одеялом, из-под которого виднелось ее прелестное плечо, всегда вызывавшее в нем прилив нежности. В эту минуту он увидел на ночном столике наполовину пустой стакан воды и бутылочку со снотворными таблетками. Он тотчас схватил ее — благодарение богу, в ней не хватало только двух штук! Что это он вдруг вообразил? Кстати, теперь понятно, почему она не слышала ни звонка телеграфиста, ни его появления в комнате.
Он cел на постель рядом с ней, нежно обнял ее, разбудил.
Она открыла глаза, но все никак не могла прийти в себя после снотворного. Потом, еще теплая от сна, прижалась к нему.
— Три дня! — промолвила она. — Целых три дня!..
— Ты получила мою телеграмму… по поводу Симьеза?
Вместо ответа она сказала, продолжая свою мысль:
— Я уже решила, что ты никогда не вернешься!.. Мне это показалось вечностью. Сначала Рим… потом…
— Зато я хорошо поработал. И видишь, — он победоносным жестом протянул ей поднятую с пола телеграмму, — я тебя предупредил, я даже думал увидеть тебя на вокзале.
— Должно быть, я спала, когда ее принесли, — сказала она. — Я не слышала звонка.
— Ты для этого приняла кое-что, — не без укора сказал он, указывая на бутылку с таблетками.
— Когда тебя нет, я не могу глаз сомкнуть.
— Но ты же говорила мне, что, когда жила с бабушкой, у тебя был отличный сон.
— Тогда у меня не было тебя. А теперь все стало так серьезно, так важно. Ты получил бумаги? — спросила она.
— Какие бумаги? — искренне удивился он.
— Ну, бумаги… для нашей… словом, бумаги из Курпале.
— Нет, — признался он. — Еще не получил.
— А ты туда ездил?
— Ну, еще бы!
Он солгал: правда, он думал съездить туда в первый день, по подсчитал, что у него не хватит времени добраться до Сены-и-Марны, а потом так завертелся с мадам Каппадос, мадам Люси, похоронами и Джонсоном, что у него не было времени даже вспомнить об этом.
— Ты видел мэра?
— Нет. Его не оказалось на месте. Он куда-то уехал. Я совершил ошибку, приехав туда так неожиданно и предварительно не справившись, там ли он. — И, заметив, как потемнело лицо Лоранс, добавил: — Но я видел его заместителя.
— Ну и что?
— Он ничего не может без мэра.
— Не понимаю. Ведь речь идет о том, чтобы получить самые обычные бумаги: выписку из метрики, справку о гражданстве…
— Все не так просто, Лоранс. Была война, и, как мне сообщили там, многие регистрационные книги исчезли. Некоторые из них сожгли, потому что, как тебе известно, в ту пору приходилось иной раз выдавать фальшивые удостоверения личности. Теперь нужно специальное решение… О, я его добьюсь, конечно! Но мне необходимо для этого повидаться с Шатрио!
— Значит, ты опять меня покинешь?
— Придется. Ты ведь хочешь, чтобы мы поженились? А кроме того, у меня появились солидные дела в Париже, и мне придется регулярно ездить туда.
— Регулярно?
— Ну, для начала… раз в неделю.
— Гюстав, — сразу став серьезной, произнесла она, — Гюстав, я тебя умоляю, не делай этого. Откажись от своих новых затей. Нам хватит, вполне хватит на жизнь. Куда важнее, куда существеннее, чтоб мы были счастливы, чтобы у нас было время насладиться нашим счастьем.
— Ты, значит, не хочешь, чтобы мы поженились?
— Да нет, хочу, конечно. И потому, что так будет лучше для нас обоих, и потому, что я так воспитана, этого требует моя вера. И еще — из-за детей…
— На эту тему… у тебя… нет ничего нового?
Она ласково улыбнулась и погладила его по лицу.
— Нет… нет… пока еще нет. Но ведь это может случиться… при условии, конечно, что ты внесешь свою лепту.
— Во всяком случае, — сказал он, — я дарю дом нашему будущему малышу… и моей женушке.
— Я предупредила этого человека из Симьеза. Он ждет нас.
— Повидаемся с ним сегодня же… как только я выберу свободную минуту… А пока отвези ему первый чек…
— Я?
— Да. Меня ждет Джонсон в конторе.
— Ты должен встретиться с ним сейчас же?
— Нам надо кое-что утрясти. Но я вернусь к обеду. Ты согласна покормить меня обедом?
— Я, конечно, успею съездить в Симьез и вернуться, чтобы все приготовить тебе.
— Вполне. А еще лучше — вообще не езди в Симьез. Позвони этому человеку по телефону и скажи, что я увижусь с ним в три часа и вручу ему деньги. Мне надо самому повидаться с ним, поскольку у меня появились более широкие планы, я уже по-иному на все смотрю.
— Но ведь нам нужен всего один дом!
— Конечно. Но надо, чтобы он окупился. И если возможно, даже с лихвой. Я хочу, чтобы жилой массив «Под самым небом» возник, как нечто грандиозное, удивительное. У меня теперь есть для этого средства.
И он возбужденно принялся объяснять.
— Я хочу приобрести не только тот участок, который ты видела, а весь холм. Это будет большое и доходное дело — можешь не сомневаться. Но нам придется скупить все вокруг и даже некоторые уже готовые виллы, как, например, «Фаворитку», «Блистательную» и «Вперед смотрящую».
— Ты все это видел? Но ты же был там только два раза!
— Я все видел. Я даже знаю, кому эти виллы принадлежат. Еще тогда, когда я наводил справки насчет участка, я запросил всю документацию, связанную с этим районом, хоть и не знал, что она мне понадобится, и она находится сейчас у меня в конторе. У меня есть принцип: ничего не оставлять на волю случая. И тем не менее если случай представится, нельзя упустить его, надо быть наготове, всегда наготове. Если я когда-нибудь обзаведусь гербом, моим девизом будет: «Semper paratus».
— Ты тоже учил латынь?
— Как и все люди.
— Но тебе это, наверно, не слишком пригодилось?
— А тебе?
Оба рассмеялись.
— Я создам акционерное общество, — продолжал он. — Для начала вложу в него двести миллионов.
— Двести миллионов!
— Ну да. С меньшими деньгами не обойдешься. Это минимум — на раскачку. А вообще надо затратить миллионов пятьсот, прежде чем дело начнет приносить прибыль.
— Гюстав, я, кажется, сошла с ума! Я не ослышалась? Ты говоришь о сотнях миллионов… собираешься…
— Но они у меня есть, — сказал он, — иначе я бы сидел себе тихонько. Дело это — великолепное, и было бы обидно свести все к ерунде, затеять какое-то жалкое строительство, которое принесло бы выгоду одним только нам.
— Но на это опять-таки нужно время!
— Ну и что же? Когда все будет запущено, я приторможу, остановлюсь, и мы заживем с тобой спокойно. Но чтоб жить спокойно, надо быть богатым.
— Ты так считаешь?
— Не слишком, конечно, чтобы деньги не сожрали тебя, но достаточно богатым, чтобы спокойно жить. И потом — пойми меня, — когда предоставляется такой случай… Ого, уже десять часов! Что же это я прохлаждаюсь?! Ведь Джонсон ждет меня, чтобы вместе просмотреть итальянские контракты. Интересно, какие глупости он натворил, а особенно — какие он там подстроил ловушки. Так позвони этому типу по телефону, как я сказал. Договорись с ним на три часа. Предупреди, что времени у меня будет мало.
И он исчез за дверью, сбежал вниз по лестнице, сел за руль «бьюика», стоявшего во дворе. Когда она выглянула в окно, он уже уехал.
Глава XIX
Обедать он не вернулся. Не смог. Нельзя было прерывать разговор с Джонсоном, пока все не утрясено, а одному богу известно, как этого трудно было добиться! Расстались они в половине третьего, и Гюстав успел лишь наспех проглотить, даже не замечая, что глотает, высохший сандвич у стойки бара в порту и запить его безвкусным пивом. Лоранс, должно быть, уже отправилась в Симьез — ничего, он ее там нагонит. Он не мог предупредить ее, что не заедет домой, но она, конечно, все поняла, и он найдет ее в Симьезе. Ну, что поделаешь, придется ей кое с чем примириться, пойти на некоторые жертвы, понять, что главное, во всяком случае сейчас, кратчайшим путем достичь цели и постараться преуспеть.
Когда он прибыл к хозяину участка в Симьезе, Лоранс была уже там, и, увидев ее, он обрадовался. Он любил ее, но пока не могло быть и речи о легкой, беззаботной жизни: слишком многое было поставлено на карту, и груз обязательств был настолько велик, что от малейшего неверного шага можно было угодить в пропасть. Он улыбнулся Лоранс, но выражение ее лица осталось замкнутым, и она не ответила на его улыбку. Он поспешил пояснить:
— Я был с Джонсоном. Очень важный разговор… Я просто не мог…
— Я это поняла, — сказала она, — можешь не извиняться. Если тебе придется теперь каждый раз извиняться… Я подумала, что наверняка найду тебя здесь. Правда, в какой-то момент я испугалась, что ты можешь не приехать: нечего сказать, дурацкий был бы у меня вид!
— Но ты же знала, что я приеду.
— Еще бы, ведь речь идет о делах.
Ну, и черт с ней, с этой горечью. Пройдет. Зря она так себя повела — ведь он печется об ее доме. Но он тут же забыл об этом и взялся за старика; времени у него было в обрез: Джонсон ждал его в «Рюле» в половине пятого. Там же будет и Беллони, специально приехавший из Рима.
— Вы подготовили бумаги, акт о продаже?
— Я его прочитала, — сказала Лоранc, — времени для этого у меня было достаточно. — Оказывается, уже двадцать минут четвертого, значит, он опоздал на двадцать минут. — Мне показалось, что все в порядке.
Гюстав перебил ее:
— Могу я сам с ним ознакомиться?
— Конечно, — сказал старик, протягивая ему акт.
Лоранc поразилась быстроте, с какою Гюстав пробежал текст. Не может человек так быстро все понять, все схватить. Однако именно так обстояло дело.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31