А то вот тебе Бог – а вот порог! – Дед Василий распрямился; даже и теперь еще проступали в нем прежняя стать и размах.– Так-таки и выгонишь? Савельева внука?– Только ради светлой памяти, – помолчав, сказал дед и перекрестился. – Слава Господу, Савелий не дожил!– Слушай, мне от тебя ничего не нужно. Может, переночую – и прощай. Вот только… выпить бы малость.– Выпить нету, – решительно ответил хозяин.– Врешь. Держишь небось для зятьев.– А хоть бы и держал! Водки не дам! Ты через нее и сгинул!Невдалеке забрехала собака, дед Василий озабоченно приник к занавеске, проследил за кем-то, обернулся к обмякшему за столом Багрову:– А скажи на милость, за каким шутом ко мне-то пожаловал? То годов пятнадцать глаз не казал, а то на тебе – явился!– Прикажешь к Матвею идти? Или к Андрюшке Зубатому? Там меня враз и прихлопнут.– Все одно поймают, Михайло. Куда денешься?– Потом пусть ловят, – равнодушно уронил тот.– Пото-ом?..Косматые брови взлетели, собрав лоб в глубокие морщины, затем поползли вниз, нависли по бокам ястребиного носа.– Чевой-то ты задумал? А? – грозно приступил дед к гостю.Но уже не те были годы, когда Мишку устрашал закадычный Савельев друг.– Дело есть, – твердо и тяжело легли его слова поверх стариковского окрика. – Что-то жарко у тебя, – попробовал отвлечь разговор в сторону.Дед сел против него.– Это от меду. Сколько ден не емши-то?– Двое суток.– Ох, Михайло, натворишь ты беды! Ведь чисто зверем смотришь!– Я сейчас зверь и есть… Зверь за добычей, а за зверем – охотники.– Ну, вот чего: отвечай по чистой совести – какое твое намерение?По совести Багров ответить не мог. Но старик был пока очень нужен. И – подспудно где-то, на дне сердечном – было перед ним немного стыдно. Потому ответ прозвучал без вызова, по-родственному:– Слушай, дед, я много куролесил, верно. Однако не подличал. Ты за мной какую подлость помнишь?– Еще бы не хватало!– Так вот те крест – мое дело справедливое.– Будто ты в Бога веруешь!– Тогда памятью Савелия Багрова клянусь! – поднялся торжественно.Встал и дед Василий.– Гляди, Михайло, не бери греха на душу!Багров пошел к лавке, повалился на нее:– Стемнеет – разбудишь.Хозяин зашаркал к окну. Снег перемежился, но тучи висели серым пологом.– По такой погоде часов с пяти смеркаться уж начнет, – сообщил он.Багров не откликнулся – спал.
* * * Снег перемежился. В поле зрения появился дворник с широченной лопатой; послышался характерный скребущий звук. Томин стоял у отворенной форточки и прихлебывал жидкий и слишком сладкий кофе, который налил ему из своего термоса дежурный (извинившись, что некрепкий и пересахаренный: и то и другое «из-за сердца»).Еловские стражи порядка, «заведенные» Томиным, теперь уже сами себя подхлестывали и делали все как надо. Период чесания в затылке миновал. Но на долю Томина оставалось кое-что, чего он не мог никому передоверить.– Иван Егорыч, подскажите, с кем Багрова ближе всего?– Исключая мужнину родню, Майя Петровна со всеми ладит. Но так чтобы закадычно… вот, правда, с Сергеевой они дружат. Это завпарикмахерской. Вдвоем нам шею мылят.– Мне бы с ней перемолвиться без свидетелей. Они вместе работают или посменно?– Как когда. Ну-ка, Витек, добеги.Дворник, скрывшийся из глаз, теперь двигался в обратном направлении, толкая перед собою целый сугроб. Куда он денет такую гору? Тут нужна лопата поменьше. Но дворник, словно в ответ, уперши черенок в согнутое колено, поднял сугроб и широким махом откинул в сторону. Отличные мужички жительствовали в Еловске… Виктор вернулся с известием, что заведующая Сергеева управляется одна.…В маленькой парикмахерской на три кресла «предбанник» для ожидающих был отделен от основного помещения полузадернутой портьерой.У Сергеевой сидел клиент, доносились самые обыденные реплики. Единственное упоминание о Багровой не представляло интереса: та пошла к врачу, потому что лишилась сна. Но Томин все же прислушивался.«Здесь немного снять?.. Одеколончиком?..» Женский голос почему-то нравился. Такие голоса – у благополучных, жизнерадостных людей.Клиент выплыл из-за портьеры в благоухающем облаке, и Томин занял его место.Женщина в белом халате спиной к нему заметала остриженные волосы. Затем скрылась за внутренней дверью и тотчас вернулась, неся чистое полотенце и мисочку с водой. Томин внутренне ахнул. На полдороге Сергеева увидела его в зеркале и резко остановилась, плеснув мисочки на пол.Долго они молчали, отброшенные этой встречей лет на тринадцать – пятнадцать назад, когда она – нынешняя Сергеева, прежняя Шахова – отдала Знаменскому и Томину своего мужа, крепкого подпольного дельца. Beроятно, не страстно любимого, но любящего, щедрого и очень богатого.По собственному побуждению отдала, без нажима и внешней необходимости. Заподозрила, что он замышляв «убрать» опасного свидетеля, – и отреклась, не побоявшись статьи с конфискацией.На всегдашний Пашин вопрос – что, мол, толкнуло? – ответила: «Я могу быть женой расхитителя, но не уб…» И дальше выговорить не сумела, захлебнулась страшным словом.Как преобразили ее протекшие годы! Нет бы увянуть – пополнела, расцвела, только столичный лоск сошел. Кто бы поверил – ведет трудовую жизнь, стоит, надо думать, в очередях, стряпает. Н-да, до чего все-таки Земля круглая. То Ковалевский, теперь она…– Здравствуйте, Елена Романовна, – встал Томин, спохватившись.– Здравствуйте.– Не смотрите на меня как на выходца с того света!– Для меня оно так и есть. Зачем вы?.. Что вам нужно?..– Зря напугались, Елена Романовна. Я зашел всего-навсего побриться и так же не ожидал встретить вас, как вы меня.– Брить я вас не стану. Руки дрожат… Нет. Нет, вы не случайно! Вы же пользуетесь электробритвой – по коже видно. Вы пришли ко мне!..– Да, но только как к близкой подруге Майи Петровны Багровой. Так мне вас рекомендовали.– Вон что…Женщина поставила наконец мисочку, бросила на спинку кресла полотенце. Но Томин видел, что ее не больно-то отпустило.– И чего же вы хотите?– Кое-какой информации от женщины, с которой Багрова откровенна. Кстати, люди проходят, заглядывают в окна, а мы с вами беседуем. Довольно неестественно. Сделайте хотя бы вид, что вы меня стрижете. Надеюсь, ножницы удержите?Сергеева, поколебавшись, взяла расческу и ножницы, накинула на плечи Томина полотенце.– Не понимаю, почему информацию должна давать именно я. Считаете, что прежний опыт так меня характеризует?– Да откуда я знал, что вы – это вы!– Поймите, тогда это касалось только меня. Я распоряжалась своей судьбой. Чужой – не могу.– Бог мой, сколько драматизма!Сергеева сделала неосторожное движение.– Уши стричь не надо, – мягко попросил Томин.– Извините.– Дело всего в нескольких вопросах.– Майя – честная, глубоко порядочная женщина. И скрывать ей, по-моему, нечего. Говорите с ней сами. Я не имею ничего против вас лично, но мне невыносимо вас видеть!– Елена Романовна, если б не чрезвычайные обстоятельства… опасные, между прочим, и для вашей приятельницы, я бы не настаивал.Сергеева заикнулась что-то спросить, но бросила ножницы.– Нет у меня сил с вами разговаривать… Все было похоронено. У меня не только новая семья – душа новая! И вдруг…«Ничего с ней не получится. Дохлый номер. Жаль».– А затылочек-то подпортили, – сказал он, разглядывая себя в профиль.– Сами напросились.– И сколько с меня за художественную стрижку?– Бесплатная услуга. На память.«И голос-то стал прежний».Томин скомкал полотенце и раздраженно сунул ей в руки.– Пал Палычу привет передать?– О господи!– Спасибо, передам. Желаю счастья.Сначала она ощутила только облегчение. Мало-помалу стихала дрожь; задышалось ровнее; но в ногах была еще слабость. Она села боком к зеркалу, подперлась кулаком; перебирала сказанное ею, сказанное им.Почувствовала раскаяние: ведь эти двое, Знаменский и Томин (хотя и не ведая того), спасли ей жизнь. Был день, когда она висела на волоске…Голос Багровой вывел женщину из оцепенения:– Лена! Устала без меня?– Нет… голова болит… – первое, что пришло на ум.– Пора закрывать – короткий день. Я за тобой – благо все равно по пути.– Погоди… Маечка, мне надо тебе два слова…Та взяла полотенце с обрезками черных волос, которое Сергеева так и забыла на коленях, бросила в раковину.– Где два, там и двадцать, – проницательно определила она. – Разденусь тогда. – Села, приготовилась слушать.– Только что у меня побывал человек из МУРа.Багрова не переменилась в лице, только сжала подлокотники кресла:– Они… нашли Михаила?– Думаю, наоборот.– Но хоть какие-то следы – где, что с ним?– Майя, они приходят только спрашивать. Этот человек хотел что-то разузнать о тебе… или о самом Михаиле. К сожалению, я не знаю. – С появлением подруги мысли ее приняли другой оборот. – Маечка, я к тебе очень привязалась… Ты не сомневаешься?– Что это ты вдруг?– Потому что обязана предостеречь… вернее, дать совет. Если Томин… из МУРа, если он к тебе придет – будь с ним до конца откровенна!– У меня нет тайн, которые интересуют МУР.– Но… я не знаю, они могут появиться… скажем, Михаил сообщит, где он находится… Извини, я понимаю, положение щекотливое, но в любом случае помни – Томину можно довериться. Для вас с Катей… даже для Михаила это будет лучше.Майя Петровна пристально и изумленно всматривалась в подругу.– Лена, ты его рекомендуешь, словно старого приятеля!.. Им надо поймать Мишу, и все! Где здесь «лучше», где «хуже»?.. Легко давать советы при семейной идиллии… У меня, кстати, аспирин есть. Примешь?– Не болит у меня голова.– Тогда что с тобой? Сама не своя, похоже, плакала.– Прошлое навалилось…Она испугалась было вырвавшихся слов, но сразу за тем почувствовала, что они нужны, что перед ней человек, которому можно исповедаться. Майя – умная душа – все поймет, верно оценит и простит. И на сердце сделается легче.Но начинать было тяжко.– Тебе известна моя сегодняшняя жизнь… – женщина приостановилась, принуждая себя не отрываться от ясных Майиных глаз, которые сейчас изумленно расширятся. – Когда-то у меня была другая фамилия… и прозвище Шахиня.– Шахиня… вот странно.Только не останавливаться. Силком выталкивать слова, застревающие в горле.– Не странно, Майя. Я тогда была обвешана драгоценными камнями… Чистой воды, но темного происхождения… Жила барыней и белоручкой…Последний ров перепрыгнуть, нечего тянуть:– К нам в дом наведывался тихий старичок… подпольный миллионер по кличке Черный маклер. Я… была супругой крупного валютчика.– Ты?!..
* * * Обратный путь к зданию милиции Томин проделал по идеально расчищенному и даже подметенному тротуару. А снегопад вот-вот возобновится, и дворник это знает. Но – прав. Раз что делаешь, надо делать чисто и до конца.В дежурку Томин заскочил только за адресом Багровых. Виктор навязался проводить. Ладно, поможет развеять досаду от неудачи с Шахиней. (Я в претензии, а вот Паше будет подарок, что у нее «новая душа».) Теперь бы хоть с женой и дочерью Багрова не промахнуться!Дорога лежала мимо той же парикмахерской, и кроме Сергеевой, в глубине вырисовывался еще один женский силуэт.– Кажется, Майя Петровна! – ухватил Томина за локоть Виктор.– Да?.. – Томин постоял в раздумье. – А пускай себе потолкуют.В переулке провожатый понуро замедлил шаги.– Вон их окна, а вон – дверь. Второй этаж.– Ты понял, что надо про все помалкивать? – на всякий пожарный напомнил Томин.– Да, конечно!.. Мне вас подождать? – Без своего штаба дружины парень слонялся, как неприкаянный, да еще с девушкой в ссоре.– Последи, будь другом, чтоб мне не помешали. Если что – скажи, никого дома нет, сам поджидаю. Вот и при деле будет…– Вы – Катя Багрова?– Да. Я – Катя Багрова.Бедный Виктор. С такого крючка ему не сорваться.– Майи Петровны нет?– Вероятно, с минуты на минуту…– На ней синее платье?– Да…– Тогда могу сообщить, что ваша мама увлечена сейчас беседой с Еленой Романовной. И думаю, меньше чем за час они не управятся.– Вы-то откуда знаете?– По долгу службы, – он протянул свое удостоверение.– Насчет отца? – завибрировала Катя.– Естественно.– Что с ним?– Пока ничего нового.– Выходит, не там ищете, где надо!– Выходит, так. А где надо?Девушка не сразу уловила скрытый смысл вопроса. А уловив, на минуту утратила задор.– Почем я знаю… Можете сесть.– Благодарю за разрешение, – серьезно сказал Томин и снял пальто. – А если бы знали, Катя?Вопрос был ей явно неприятен, она помолчала.– Понятия не имею. Я еще несознательная. Едва доросла до танцплощадки. Сколько добавляют за побег?– В данном случае – до трех лет.– Мало! – с неожиданным ожесточением выпалила она.– Катя! – урезонил Томин. – Надеюсь, это минутное озлобление. Вы возбуждены, к тому же с Витей поссорились… Кстати, из-за чего?Вскочила, разгневанная:– Да какое вам дело! Еще не хватало рассказывать!– Ого! Немножко в отца, а? «Лихих кровей».– Ну и что?! Отец не так плох… если б не пил. И вырос в другой среде.– Я уже наслышан про детские годы Багрова внука.«Везет мне сегодня на строптивых дам. Чем бы ее отвлечь ненадолго, чтобы не искрила?»Он оглядел стопку учебников на этажерке:– Вы кончили школу?– Да, готовлюсь в институт.– В какой?– В юридический. Советуете?– Вам – нет.– Это почему же?– Выдержки ни на грош. Терпения, по-моему, того меньше. И сдается, маловато человеколюбия. Впрочем, вы ведь не всерьез – про юридический.– Человеколюбие?.. Представляю, какой вы гуманный! Войди отец сейчас в эту дверь – ему от вас будет одно: «Руки вверх!»– А он может войти, Катя?Та замерла, боязливо покосилась на дверь, на Томина:– Не пугайте меня зря!– Может, и не зря.– Как?! – ужаснулась девушка. – Он… пробирается в Еловск?.. Господи! Не хватает, чтобы его тут ловили… вели по улицам… руки за спину…– Наверняка еще неизвестно, Катя. Потому я и хотел кое о чем спросить Майю Петровну.– Ради Бога, не трогайте маму! Мама и так извелась! Я вам на все отвечу.– Н-нет, есть вопросы, которые я могу задать только ей лично… – Томин взглянул на часы. – Мне надо идти. Сумею – загляну попозже. Нет – пусть мама непременно позвонит в милицию завтра с утра.Уже у выхода обернулся:– А если все-таки неровен час… не прячьте на чердаке или в подвале. Боюсь, у вашего отца скверное настроение. Он опасен.Взвинченная, переполошенная, слушала она, как поскрипывали ступеньки под ногами Томина. Что значит опасен?.. Все Багровы по-своему опасны, мелькнула задиристая мысль, и Катя посмотрелась в зеркало, проверяя, насколько она сама опасна.Томин неплотно затворил дверь – оттого и ступеньки были слышны, и в щель дуло. Опасен… Что он имел в виду? Когда это говорит старший инспектор МУРа (титул из удостоверения), то… Притягивая дверь за ручку и накидывая крючок, Катя вдруг ощутила холодок внизу живота и задвинула засов, которым пользовались лишь в ночное время.Ну где же мама? Уже и стемнеет скоро. Почему не возвращается, как обещала? По детской привычке сунулась к окну. Раньше она вот так нетерпеливо ждала отца… Господи, как жизнь могла быть прекрасна, если б он не пил!
* * * Шахиня выговорилась, и Сергеева с Багровой поставили на ней жирный крест, не поколебав взаимного доверия и дружбы.Теперь речь шла о Майе Петровне.– Мучительней всего неизвестность, – признавалась она. – То представляется, что в сугробе замерз… то крадется где-то задами, будто вор… И все гадаю – дойдет или не дойдет.– Куда, Майя?– Домой, наверное.Сергеева поразилась:– Но домой же бессмысленно! На что он может здесь рассчитывать?– Михаил не привык особенно рассуждать. Да и куда ему еще?– И что ты будешь делать, если действительно?..Та устало вздохнула:– А что можно поделать? Только ждать.– Маечка, эта слепая любовь тебя погубит!– Ой, Лена, насмешила! – слабо улыбнулась Багрова. – Какая слепая любовь? Моей слепой любви хватило года на два от силы. Потом была зрячая… А там и она пошла на убыль…У Сергеевой в горле застрял комок. До чего судьба несправедлива! Даже неловко за свое счастье и безоблачный мир в семье.– Майя, – тихо произнесла она, когда вернулся голос, – я бы никогда не стала спрашивать, но ты сама заговорила. Я смутно слышала о Загорском…– Да… был Загорский, Лена. Все, кроме печати в паспорте.– Но почему же…– Почему променяла? – докончила за нее Maйя Петровна. – Ах, Лена, – повеселела она, – надо было видеть Михаила тогда, девятнадцать лет назад! Ты застала уже ошметки прежнего человека. Он был совершенно из Мамина-Сибиряка: такая стихийная сила, размах, удаль! Кого я раньше видела? Чистеньких мальчиков из приличных семей. А Михаил… нет, ты не можешь представить…– Но Семен Григорьевич – не мальчик.– Да, согласна. Умный, благородный тактичный… Обаятельный… Однако потускнел он рядом с Михаилом Багровым. Прикинь, Лена, сколько мне было. А Миша так неистово добивался… – она развела руками, – невозможно было устоять!– Но когда первый угар прошел, когда ты взглянула трезво…– Да ведь не сразу же, Лена. Понемножку-потихоньку утекало и не возвращалось… Он не напивался до беспамятства, но как-то шалел и вылезало что-то… свинское… А протрезвится – и снова Илья Муромец.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11
* * * Снег перемежился. В поле зрения появился дворник с широченной лопатой; послышался характерный скребущий звук. Томин стоял у отворенной форточки и прихлебывал жидкий и слишком сладкий кофе, который налил ему из своего термоса дежурный (извинившись, что некрепкий и пересахаренный: и то и другое «из-за сердца»).Еловские стражи порядка, «заведенные» Томиным, теперь уже сами себя подхлестывали и делали все как надо. Период чесания в затылке миновал. Но на долю Томина оставалось кое-что, чего он не мог никому передоверить.– Иван Егорыч, подскажите, с кем Багрова ближе всего?– Исключая мужнину родню, Майя Петровна со всеми ладит. Но так чтобы закадычно… вот, правда, с Сергеевой они дружат. Это завпарикмахерской. Вдвоем нам шею мылят.– Мне бы с ней перемолвиться без свидетелей. Они вместе работают или посменно?– Как когда. Ну-ка, Витек, добеги.Дворник, скрывшийся из глаз, теперь двигался в обратном направлении, толкая перед собою целый сугроб. Куда он денет такую гору? Тут нужна лопата поменьше. Но дворник, словно в ответ, уперши черенок в согнутое колено, поднял сугроб и широким махом откинул в сторону. Отличные мужички жительствовали в Еловске… Виктор вернулся с известием, что заведующая Сергеева управляется одна.…В маленькой парикмахерской на три кресла «предбанник» для ожидающих был отделен от основного помещения полузадернутой портьерой.У Сергеевой сидел клиент, доносились самые обыденные реплики. Единственное упоминание о Багровой не представляло интереса: та пошла к врачу, потому что лишилась сна. Но Томин все же прислушивался.«Здесь немного снять?.. Одеколончиком?..» Женский голос почему-то нравился. Такие голоса – у благополучных, жизнерадостных людей.Клиент выплыл из-за портьеры в благоухающем облаке, и Томин занял его место.Женщина в белом халате спиной к нему заметала остриженные волосы. Затем скрылась за внутренней дверью и тотчас вернулась, неся чистое полотенце и мисочку с водой. Томин внутренне ахнул. На полдороге Сергеева увидела его в зеркале и резко остановилась, плеснув мисочки на пол.Долго они молчали, отброшенные этой встречей лет на тринадцать – пятнадцать назад, когда она – нынешняя Сергеева, прежняя Шахова – отдала Знаменскому и Томину своего мужа, крепкого подпольного дельца. Beроятно, не страстно любимого, но любящего, щедрого и очень богатого.По собственному побуждению отдала, без нажима и внешней необходимости. Заподозрила, что он замышляв «убрать» опасного свидетеля, – и отреклась, не побоявшись статьи с конфискацией.На всегдашний Пашин вопрос – что, мол, толкнуло? – ответила: «Я могу быть женой расхитителя, но не уб…» И дальше выговорить не сумела, захлебнулась страшным словом.Как преобразили ее протекшие годы! Нет бы увянуть – пополнела, расцвела, только столичный лоск сошел. Кто бы поверил – ведет трудовую жизнь, стоит, надо думать, в очередях, стряпает. Н-да, до чего все-таки Земля круглая. То Ковалевский, теперь она…– Здравствуйте, Елена Романовна, – встал Томин, спохватившись.– Здравствуйте.– Не смотрите на меня как на выходца с того света!– Для меня оно так и есть. Зачем вы?.. Что вам нужно?..– Зря напугались, Елена Романовна. Я зашел всего-навсего побриться и так же не ожидал встретить вас, как вы меня.– Брить я вас не стану. Руки дрожат… Нет. Нет, вы не случайно! Вы же пользуетесь электробритвой – по коже видно. Вы пришли ко мне!..– Да, но только как к близкой подруге Майи Петровны Багровой. Так мне вас рекомендовали.– Вон что…Женщина поставила наконец мисочку, бросила на спинку кресла полотенце. Но Томин видел, что ее не больно-то отпустило.– И чего же вы хотите?– Кое-какой информации от женщины, с которой Багрова откровенна. Кстати, люди проходят, заглядывают в окна, а мы с вами беседуем. Довольно неестественно. Сделайте хотя бы вид, что вы меня стрижете. Надеюсь, ножницы удержите?Сергеева, поколебавшись, взяла расческу и ножницы, накинула на плечи Томина полотенце.– Не понимаю, почему информацию должна давать именно я. Считаете, что прежний опыт так меня характеризует?– Да откуда я знал, что вы – это вы!– Поймите, тогда это касалось только меня. Я распоряжалась своей судьбой. Чужой – не могу.– Бог мой, сколько драматизма!Сергеева сделала неосторожное движение.– Уши стричь не надо, – мягко попросил Томин.– Извините.– Дело всего в нескольких вопросах.– Майя – честная, глубоко порядочная женщина. И скрывать ей, по-моему, нечего. Говорите с ней сами. Я не имею ничего против вас лично, но мне невыносимо вас видеть!– Елена Романовна, если б не чрезвычайные обстоятельства… опасные, между прочим, и для вашей приятельницы, я бы не настаивал.Сергеева заикнулась что-то спросить, но бросила ножницы.– Нет у меня сил с вами разговаривать… Все было похоронено. У меня не только новая семья – душа новая! И вдруг…«Ничего с ней не получится. Дохлый номер. Жаль».– А затылочек-то подпортили, – сказал он, разглядывая себя в профиль.– Сами напросились.– И сколько с меня за художественную стрижку?– Бесплатная услуга. На память.«И голос-то стал прежний».Томин скомкал полотенце и раздраженно сунул ей в руки.– Пал Палычу привет передать?– О господи!– Спасибо, передам. Желаю счастья.Сначала она ощутила только облегчение. Мало-помалу стихала дрожь; задышалось ровнее; но в ногах была еще слабость. Она села боком к зеркалу, подперлась кулаком; перебирала сказанное ею, сказанное им.Почувствовала раскаяние: ведь эти двое, Знаменский и Томин (хотя и не ведая того), спасли ей жизнь. Был день, когда она висела на волоске…Голос Багровой вывел женщину из оцепенения:– Лена! Устала без меня?– Нет… голова болит… – первое, что пришло на ум.– Пора закрывать – короткий день. Я за тобой – благо все равно по пути.– Погоди… Маечка, мне надо тебе два слова…Та взяла полотенце с обрезками черных волос, которое Сергеева так и забыла на коленях, бросила в раковину.– Где два, там и двадцать, – проницательно определила она. – Разденусь тогда. – Села, приготовилась слушать.– Только что у меня побывал человек из МУРа.Багрова не переменилась в лице, только сжала подлокотники кресла:– Они… нашли Михаила?– Думаю, наоборот.– Но хоть какие-то следы – где, что с ним?– Майя, они приходят только спрашивать. Этот человек хотел что-то разузнать о тебе… или о самом Михаиле. К сожалению, я не знаю. – С появлением подруги мысли ее приняли другой оборот. – Маечка, я к тебе очень привязалась… Ты не сомневаешься?– Что это ты вдруг?– Потому что обязана предостеречь… вернее, дать совет. Если Томин… из МУРа, если он к тебе придет – будь с ним до конца откровенна!– У меня нет тайн, которые интересуют МУР.– Но… я не знаю, они могут появиться… скажем, Михаил сообщит, где он находится… Извини, я понимаю, положение щекотливое, но в любом случае помни – Томину можно довериться. Для вас с Катей… даже для Михаила это будет лучше.Майя Петровна пристально и изумленно всматривалась в подругу.– Лена, ты его рекомендуешь, словно старого приятеля!.. Им надо поймать Мишу, и все! Где здесь «лучше», где «хуже»?.. Легко давать советы при семейной идиллии… У меня, кстати, аспирин есть. Примешь?– Не болит у меня голова.– Тогда что с тобой? Сама не своя, похоже, плакала.– Прошлое навалилось…Она испугалась было вырвавшихся слов, но сразу за тем почувствовала, что они нужны, что перед ней человек, которому можно исповедаться. Майя – умная душа – все поймет, верно оценит и простит. И на сердце сделается легче.Но начинать было тяжко.– Тебе известна моя сегодняшняя жизнь… – женщина приостановилась, принуждая себя не отрываться от ясных Майиных глаз, которые сейчас изумленно расширятся. – Когда-то у меня была другая фамилия… и прозвище Шахиня.– Шахиня… вот странно.Только не останавливаться. Силком выталкивать слова, застревающие в горле.– Не странно, Майя. Я тогда была обвешана драгоценными камнями… Чистой воды, но темного происхождения… Жила барыней и белоручкой…Последний ров перепрыгнуть, нечего тянуть:– К нам в дом наведывался тихий старичок… подпольный миллионер по кличке Черный маклер. Я… была супругой крупного валютчика.– Ты?!..
* * * Обратный путь к зданию милиции Томин проделал по идеально расчищенному и даже подметенному тротуару. А снегопад вот-вот возобновится, и дворник это знает. Но – прав. Раз что делаешь, надо делать чисто и до конца.В дежурку Томин заскочил только за адресом Багровых. Виктор навязался проводить. Ладно, поможет развеять досаду от неудачи с Шахиней. (Я в претензии, а вот Паше будет подарок, что у нее «новая душа».) Теперь бы хоть с женой и дочерью Багрова не промахнуться!Дорога лежала мимо той же парикмахерской, и кроме Сергеевой, в глубине вырисовывался еще один женский силуэт.– Кажется, Майя Петровна! – ухватил Томина за локоть Виктор.– Да?.. – Томин постоял в раздумье. – А пускай себе потолкуют.В переулке провожатый понуро замедлил шаги.– Вон их окна, а вон – дверь. Второй этаж.– Ты понял, что надо про все помалкивать? – на всякий пожарный напомнил Томин.– Да, конечно!.. Мне вас подождать? – Без своего штаба дружины парень слонялся, как неприкаянный, да еще с девушкой в ссоре.– Последи, будь другом, чтоб мне не помешали. Если что – скажи, никого дома нет, сам поджидаю. Вот и при деле будет…– Вы – Катя Багрова?– Да. Я – Катя Багрова.Бедный Виктор. С такого крючка ему не сорваться.– Майи Петровны нет?– Вероятно, с минуты на минуту…– На ней синее платье?– Да…– Тогда могу сообщить, что ваша мама увлечена сейчас беседой с Еленой Романовной. И думаю, меньше чем за час они не управятся.– Вы-то откуда знаете?– По долгу службы, – он протянул свое удостоверение.– Насчет отца? – завибрировала Катя.– Естественно.– Что с ним?– Пока ничего нового.– Выходит, не там ищете, где надо!– Выходит, так. А где надо?Девушка не сразу уловила скрытый смысл вопроса. А уловив, на минуту утратила задор.– Почем я знаю… Можете сесть.– Благодарю за разрешение, – серьезно сказал Томин и снял пальто. – А если бы знали, Катя?Вопрос был ей явно неприятен, она помолчала.– Понятия не имею. Я еще несознательная. Едва доросла до танцплощадки. Сколько добавляют за побег?– В данном случае – до трех лет.– Мало! – с неожиданным ожесточением выпалила она.– Катя! – урезонил Томин. – Надеюсь, это минутное озлобление. Вы возбуждены, к тому же с Витей поссорились… Кстати, из-за чего?Вскочила, разгневанная:– Да какое вам дело! Еще не хватало рассказывать!– Ого! Немножко в отца, а? «Лихих кровей».– Ну и что?! Отец не так плох… если б не пил. И вырос в другой среде.– Я уже наслышан про детские годы Багрова внука.«Везет мне сегодня на строптивых дам. Чем бы ее отвлечь ненадолго, чтобы не искрила?»Он оглядел стопку учебников на этажерке:– Вы кончили школу?– Да, готовлюсь в институт.– В какой?– В юридический. Советуете?– Вам – нет.– Это почему же?– Выдержки ни на грош. Терпения, по-моему, того меньше. И сдается, маловато человеколюбия. Впрочем, вы ведь не всерьез – про юридический.– Человеколюбие?.. Представляю, какой вы гуманный! Войди отец сейчас в эту дверь – ему от вас будет одно: «Руки вверх!»– А он может войти, Катя?Та замерла, боязливо покосилась на дверь, на Томина:– Не пугайте меня зря!– Может, и не зря.– Как?! – ужаснулась девушка. – Он… пробирается в Еловск?.. Господи! Не хватает, чтобы его тут ловили… вели по улицам… руки за спину…– Наверняка еще неизвестно, Катя. Потому я и хотел кое о чем спросить Майю Петровну.– Ради Бога, не трогайте маму! Мама и так извелась! Я вам на все отвечу.– Н-нет, есть вопросы, которые я могу задать только ей лично… – Томин взглянул на часы. – Мне надо идти. Сумею – загляну попозже. Нет – пусть мама непременно позвонит в милицию завтра с утра.Уже у выхода обернулся:– А если все-таки неровен час… не прячьте на чердаке или в подвале. Боюсь, у вашего отца скверное настроение. Он опасен.Взвинченная, переполошенная, слушала она, как поскрипывали ступеньки под ногами Томина. Что значит опасен?.. Все Багровы по-своему опасны, мелькнула задиристая мысль, и Катя посмотрелась в зеркало, проверяя, насколько она сама опасна.Томин неплотно затворил дверь – оттого и ступеньки были слышны, и в щель дуло. Опасен… Что он имел в виду? Когда это говорит старший инспектор МУРа (титул из удостоверения), то… Притягивая дверь за ручку и накидывая крючок, Катя вдруг ощутила холодок внизу живота и задвинула засов, которым пользовались лишь в ночное время.Ну где же мама? Уже и стемнеет скоро. Почему не возвращается, как обещала? По детской привычке сунулась к окну. Раньше она вот так нетерпеливо ждала отца… Господи, как жизнь могла быть прекрасна, если б он не пил!
* * * Шахиня выговорилась, и Сергеева с Багровой поставили на ней жирный крест, не поколебав взаимного доверия и дружбы.Теперь речь шла о Майе Петровне.– Мучительней всего неизвестность, – признавалась она. – То представляется, что в сугробе замерз… то крадется где-то задами, будто вор… И все гадаю – дойдет или не дойдет.– Куда, Майя?– Домой, наверное.Сергеева поразилась:– Но домой же бессмысленно! На что он может здесь рассчитывать?– Михаил не привык особенно рассуждать. Да и куда ему еще?– И что ты будешь делать, если действительно?..Та устало вздохнула:– А что можно поделать? Только ждать.– Маечка, эта слепая любовь тебя погубит!– Ой, Лена, насмешила! – слабо улыбнулась Багрова. – Какая слепая любовь? Моей слепой любви хватило года на два от силы. Потом была зрячая… А там и она пошла на убыль…У Сергеевой в горле застрял комок. До чего судьба несправедлива! Даже неловко за свое счастье и безоблачный мир в семье.– Майя, – тихо произнесла она, когда вернулся голос, – я бы никогда не стала спрашивать, но ты сама заговорила. Я смутно слышала о Загорском…– Да… был Загорский, Лена. Все, кроме печати в паспорте.– Но почему же…– Почему променяла? – докончила за нее Maйя Петровна. – Ах, Лена, – повеселела она, – надо было видеть Михаила тогда, девятнадцать лет назад! Ты застала уже ошметки прежнего человека. Он был совершенно из Мамина-Сибиряка: такая стихийная сила, размах, удаль! Кого я раньше видела? Чистеньких мальчиков из приличных семей. А Михаил… нет, ты не можешь представить…– Но Семен Григорьевич – не мальчик.– Да, согласна. Умный, благородный тактичный… Обаятельный… Однако потускнел он рядом с Михаилом Багровым. Прикинь, Лена, сколько мне было. А Миша так неистово добивался… – она развела руками, – невозможно было устоять!– Но когда первый угар прошел, когда ты взглянула трезво…– Да ведь не сразу же, Лена. Понемножку-потихоньку утекало и не возвращалось… Он не напивался до беспамятства, но как-то шалел и вылезало что-то… свинское… А протрезвится – и снова Илья Муромец.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11