" — „А доказать не можем!" — „Ничего не понимаю! Чушь какая-то!"»Она снова вздохнула.— Ты специально ничего не рассказываешь, чтобы меня не пугать. Я же смотрю телевизор. Кругом убивают! Кошмар!Ледогоров доел последнюю ложку и допил молоко.— Не волнуйся. Я по убийствам не работаю. У меня не опасные дела.Он пересел со стула на свой любимый диван и вытянул ноги. Жара расслабляла. После сытной еды потянуло в сон.— Посиди. Отдохни. — Мама собирала со стола посуду. — Я сейчас.Она вышла. Ледогоров тупо смотрел на экран старого «Садко» и думал, чем ему заняться в остаток дня. Раньше он бы пошел в «Василису» и … Стоп! Он помотал головой, отгоняя коньячный запах. На экране кривлялись герои какого-то из бесконечных телесериалов. Ледогоров встал, вышел в коридор и толкнул дверь комнаты напротив. Здесь толстым слоем лежала пыль. Аккуратистка-мать просто старалась как можно реже сюда заходить. Отцовские модели поблекли. Казалось, что три десятка самолетов до сих пор носят траур по своему создателю. Ледогоров вспомнил, какую жгучую зависть вызывали они у сверстников. На письменном столе громоздились книги. Технические справочники и инструкции по моделированию. Отец двадцать лет проработал руководителем авиамодельного кружка. Единственный, кого он не сумел заразить этим занятием, был собственный сын. Маленький Саша рос нетерпеливым и вспыльчивым. Когда какая-нибудь деталь не вставала на место — в стенку летела вся конструкция. Отец нервничал, раздражался, потом махнул рукой. Ледогоров же пошел в секцию дзю-до и уже через год отец с удовольствием приходил поддержать его на соревнованиях. Только мама, работающая всю жизнь в библиотеке и укрывающаяся за книжными обложками от ужасов реальности, не одобряла такого увлечения. Взгляд Ледогорова наткнулся на чужеродную картонную коробку с яркими рисунками. Он повернул ее. Видеомагнитофон «ДЭУ». Сзади приоткрылась дверь.— Нашел! — мама всплеснула руками.— Что это?Она просияла.— Ладно. Раз нашел — забирай! Это подарок тебе на тридцатитрехлетие. Все-таки возраст Христа!Он стоял как пыльным мешком стукнутый.— Ты что? А деньги откуда?Она подошла ближе.— С книжки сняла. Хранила тебе на свадьбу. Да видно, ты уже без меня женишься. Вот, решила, пусть будет тебе… вам.Ледогорову снова показалось, что она сейчас заплачет. Он прижал ее к себе.— Так! Надоело это слушать! Ты бы лучше лекарства себе купила!Она улыбнулась, блеснув слезой в глазах.— Бог с ними. Ты же у меня один, сыночек! Когда ты сам себе купишь такую вещь?Ледогоров поцеловал ее.— Спасибо, мамочка! У меня нет слов. Но лекарства все равно нужны! Давай мне рецепты.— В той комнате. — Она промокнула глаза. — Пойдем.Солнце заливало паркет, растекаясь по углам. Мама достала из прикроватной тумбочки сложенные вдвое листки.— Вот это, говорят, очень дорогое, — она выбрала один из них. — Остальные должны быть подешевле.Он забрал рецепты и спрятал в карман.— Разберемся.Она присела за стол.— Ну, расскажи мне еще что-нибудь. Как вы живете?— Нормально.— Она хоть готовит?Ледогоров улыбнулся.— Готовит, готовит.— Тогда почему ты голодный?— Потому что утром есть не хотел. Мама! Юлька за мной следит.Она в сомнении покачала головой.— Не знаю…— Мама! Все! — он поднялся. — Мне пора! Давай не будем. Я первый раз — за тридцать лет встретил женщину, с которой мне хорошо. Снова вздох.— Неделя знакомства и сразу вместе жить!Он рассмеялся.— Сердцу не прикажешь. Иди, провожай меня!В полутемном коридоре жужжали мухи. Несмотря на жару, мама накинула платок на плечи. «Видик» вместился в старую дорожную сумку. Он поцеловал ее в щеку.— Спасибо за царский подарок. Завтра что-нибудь решу с лекарствами!На улице горячие лучи сразу кольнули лицо. Солнечный диск сиял как начищенная медная монета. Он закинул свою приятную ношу на плечо и пошел, щурясь в высокое белесое небо.
* * * — Сколько будет за все?— Четыре тысячи сто двадцать три рубля.Рука с авторучкой зависла в воздухе.— Выписывать?— Нет. Я еще приду.На стеклянных дверях ослепительная девица демонстрировала своей внешностью пользу мази от целлюлита. Ледогоров остановился на тротуаре и достал сигарету. Дешевле не болеть. Сумма более чем на полторы тысячи превышала его зарплату. Мимо струился нескончаемый поток Невского, который летом полностью не прекращался даже ночью. Он закурил и, вклинившись в него, устремился через переход в сторону «шайбы» станции метро «Площадь Восстания». В голове вертелись вариации доставания денег. От самых реальных: занять, продать «видик», до самых фантастических: отнять у бандитов, выиграть в карты. Пекло. Люди отчаянно обмахивались газетами, журналами и всем, что можно было приспособить под веер. По Восстания бесстрашно носились на «скейтах» мальчишки.— Тебя можно с покупкой поздравить? Не по средствам живете, товарищ майор!Ледогоров обернулся. Антон Челышев с неизменной папиросой в зубах держал за руку серьезного неулыбчивого мальчишку лет шести.— Здорово! — Ледогоров опустил на асфальт коробку и протянул руку. — Гуляете?Антон кивнул. У него было какое-то безмятежное лицо, ничем не напоминающее того жесткого, замкнутого в себе человека, который в начале года отправился добровольцем в Чечню.— В кино ходили. Теперь мороженое есть идем. Паша! Поздоровайся с дядей Сашей.Малыш буркнул что-то и отвернулся.— Дуется, — улыбнулся Антон. — Мы в автоматы не успели поиграть.Ледогоров продолжал разглядывать его лицо. Он ни разу не видел Челышева после Чечни и был поражен переменами. Вместо усталого, нервного, на грани срыва человека перед ним стоял спокойный, жизнерадостный, уверенный в себе мужик.— Торопишься? — спросил Антон. — Пошли с нами, по-кофею. Я угощаю.— Пошли, — Ледогоров наконец оторвался от своих мыслей и тоже улыбнулся. — Хорошо выглядишь, Тоха!— Стараюсь.В кофейне на углу Жуковского и Восстания было людно. Под потолком успокаивающе шумел «кондишн».— Ты все еще — нет? — Антон сделал общеизвестный жест, щелкнув пальцем по горлу.— Не, — Ледогоров замахал руками. — Кофе!На секунду его окатила волна страха, что Челышев возьмет себе коньяку, но тот согласно кивнул:— Тогда и я не буду.Кофе здесь разливали в красивые чашечки с золотым ободком. Антон пригубил.— А у Ксении в «Василисе» лучше.За окном, на остановке изнывающие от жары люди провожали взглядами невесть откуда взявшуюся поливальную машину, едущую по другой стороне улицы. Повеселевший Паша ковырял ложкой внушительную цветную пирамиду из мороженого.— Как впечатление от поездки.Антон пожал плечами.— Так сразу не расскажешь. Но одно точно. Жить — хорошо!— Ты действительно ожил как-то.Антон усмехнулся, снова глотнул кофе.— Знаешь, Саня! Побыв там три месяца, я понял, что все мои психозы и депрессии — детский сад. Я хожу по улицам во весь рост и вожу ребенка в кино. Моя семья не прячется в подвале разрушенного дома. Моим близким не угрожает постоянная опасность попасть под обстрел, подорваться или быть мимоходом расстрелянными. Я как-то по-другому на все посмотрел. Все, что происходит в моей жизни — это не беда. Беда там, а у меня — проблемы, которые можно решать.Он достал папиросу и сунул ее в рот, не зажигая.— Чертов Цыбин один раз меня едва не убил и дважды чуть не свел с ума События, описанные в повести «Цепь 1. Цепь».
. Я так думал! Я ошибся. Стрелял в меня он, а сводил себя с ума я сам. Всего-то понадобилось дать пострелять в себя побольше, чтобы это понять.Ледогоров быстро бросил на Антона взгляд. Еще недавно одно имя киллера, расстрелявшего несколько лет назад всю челышевскую группу и попавшего под машину при задержании, могло вызвать у него неадекватную реакцию. Навязчивая идея, что убийца ушел от возмездия, сознательно убежав в другой мир, рвала Антона изнутри. Психика опера — тонкая и очень сложная система. Она мало кому понятна и обычным людям, даже близким и любящим, очень трудно заметить, когда она начинает рушиться. Заметить трудно, а усугубить — легко. Достаточно неосторожного слова, несправедливого упрека, секундного недостатка душевной теплоты…— Папа! А какого цвета шарик тебе больше нравится?Паша перестал поглощать мороженое и воззрился на руины былой пирамиды.— Все красивые. — Антон продолжал мусолить во рту «беломорину».— Но какой больше?— Зеленый.— Зеленого не было!— Тогда желтый.Паша полез в креманку ложкой. . — Возьми. Я его тебе дарю.Антон повернулся, вытер ему рот и чмокнул в макушку.— Спасибо, дорогой. Ешь. Я не хочу.Он наконец прикурил.— Вот так, Саня! Так что я теперь спокоен и весел. Потому что живу, люблю…— Папа! Я дорогой — потому что дорого стою?— Ты бесценен.— А сколько мороженого можно на это купить?Ледогоров допил кофе. Он смотрел на Антона и думал, что все здорово, но не так просто. Он думал, что тот просто перешагнул через очень сложный этап, но кто знает что впереди. Он думал, что, может, надо бросить все и бежать, как мечтает об этом Жаров. В тайгу, в тундру… Думал, что каждого где-то подстерегает свой Цыбин и что, бросив пить, он сам стал слишком много думать.— В общем, Тоха, ты — уникум! Человек, которому Чечня пошла на пользу.Подошла девушка в фирменном переднике с логотипом кафе.— Извините, но у нас не курят.— Ой, это вы извините. — Антон торопливо затушил папиросу в блюдце. — Ты что? Думаешь, я там один такой был? Да каждый третий как я. — Он рассмеялся и начал загибать пальцы. — Первые — те, кто за деньгами, хотя платят уже хреново. Дальше — «залетчики», которых с нетерпением ждет дома прокуратура, и те, у кого внутри что-то не так. Вот и весь список.Ледогоров улыбнулся.— Повторить заход не тянет?Антон покачал головой.— Нет. Перегибать не надо. Это мне еще перед отъездом Максаков сказал. Я его как раз в тот день встретил, когда он погиб События, описанные в повести «Цепь 3. В темноте».
.Ледогоров кивнул.— Я тоже.Оба помолчали.— Глупо.— А умно бывает?Народу стало больше. От стойки аппетитно пахло выпечкой. Антон одернул пытающегося залезть с ногами на стул Пашу.— Сиди прилично! Ты-то как? Бросил пить и купил видак?Ледогоров улыбнулся.— Это мне надо было бы не пить с рождения. Мать подарила. Кстати, не знаешь, никому не нужен?— А что? У тебя уже есть?— Нет, — Ледогоров вздохнул, — нету. Матери лекарства нужны. На четыре тыщи. А она мне такие подарки делать! Придумала тоже.Антон проследил, как сын доел последнюю ложку мороженого.— Пошли на улицу. Покурим уже, наконец.Ветер так и не появился. Стеклянный, неподвижный воздух заполнял пространство между домами. Казалось, большинство прохожих идет молча, экономя на жаре силы. Они остановились в призрачной тени овощной палатки. Курить Ледогорову не хотелось, но повинуясь стадному инстинкту, он достал сигарету.— Нормальный аппарат, — сказал Антон, рассматривая коробку. — Сколько тебе надо-то?Ледогоров пожал плечами.— А сколько он вообще стоит? Тысяч пять. Он же нулевый.— Да я спрашиваю, сколько на лекарства нужно, балда?— Четыре, а что?— Могу дать тебе с «чеченских». Все равно на них ничего не купишь особого. Так, на жизнь отложил. Отдашь потихоньку.— Тоха! Брат! Спасибо! — Ледогоров обнял Антона за плечи. — Ну, ты выручил!Внутри билась радостная мысль, что не надо расставаться с подарком.— Да ладно, — Антон, похоже, даже смутился от такого бурного выражения эмоций. — Если есть возможность, так чего там… Ты домой? Пошли. Нам у «Чернышевской» с мамой встречаться. Я тебе «бабки» завтра на работу закину.Поднимая сумку, Ледогоров погладил глянцевый бок коробки. День катился к вечеру. Красное солнце взирало сверху на воскресный неспешный город. Жара не спадала.
* * * Ледогоров всегда помнил, как перехватывало дыхание, когда гас свет. И узкие зеленые билетики из оберточной бумаги. И муторное ожидание окончания «Ленинградской кинохроники» или «Новостей дня». И километровые очереди на «Легенду о динозавре». И видеосалоны с кучей новых названий и имен. Он мог ходить на несколько сеансов подряд, мог смотреть одно и то же по десять раз, мог ради этого прогуливать работу и учебу. Потом все успокоилось. Кинотеатры исчезли, или стали похожими на смесь дискотеки с закусочной. Видаки перекочевали из салонов в квартиры. Билеты стали выглядеть как рождественские открытки. Но что-то ушло. Что-то, вспыхивающее на мгновение при виде новых афиш, или обложек видеокассет. Это что-то была юношеская вера в реальность происходящих на экране событий и надежда на участие в чем-то подобном. Вера, умершая вместе со взрослым хмыканьем и беспощадной короткой фразой: «Ну прямо как в кино!»В пункте проката было просто невозможно дышать. Молодящаяся, тучная блондинка с обвислой грудью под модным сарафаном обмахивалась журналом. Ледогоров тщательно отобрал четыре французских фильма, шедших когда-то в прокате и сто раз пересмотренных в маленькой, пыльной «Искре» на Суворовском.— Сколько?— Тридцать в сутки, плюс залог за кассету.Напротив выхода, у кромки тротуара был припаркован бледно-синий «фольксваген». Мерцающая в жарких сумерках реклама магазина «Снарк» отражалась на его капоте. Ледогоров перешел Кирочную и, заходя в арку, снова зацепил его краем глаза. Что-то щелкнуло в мозгу и мгновенно ушло, отступив перед предвкушением приятного вечера. Кино так и осталось с детства его любимым развлечением. Темнело. Открывая дверь, он снова почему-то вспомнил «фольксваген». Положив магнитофон на кухонный стол, открыл холодильник, достал ледяную банку с остатками безалкогольного пива, отпил глоток и вдруг все понял.
* * * Они были на месте. Их силуэты хорошо просматривались на фоне слабо освещенной лестницы, а заливистый девчоночий смех вообще можно было услышать через две улицы.— Привет.Никто, естественно, не проявил особой радости. Солодов слез с подоконника.— Мы все рассказали. Нам добавить нечего.— А здороваться не надо? — Ледогоров подошел поближе и протянул ему руку.— Ну здравствуйте, — буркнул тот, но руку все-таки пожал. Какова бы ни была «блатная» романтика, а простецкие отношения с опером тоже поднимают авторитет среди друзей.На этот раз с ним были только прыщавый длинный парень в майке с эмблемой какого-то американского баскетбольного клуба и рыхлая девчонка-переросток в обтягивающей маечке и велосипедных шортах.— У меня всего один вопрос, — Ледогоров прислонился к стенке. — Кто из вас говорил, что машина была синяя?— Осторожно, запачкаетесь, — Солодов показал на стенку. — Это вон, Ирка, только я…— Да заткнись ты! Я те че? Слепая? девчонка пыхнула сигаретой. — Я ее с метра видела, когда сюда шла. Синяя она была!Ледогоров протиснулся между ней и Солодовым к подоконнику.— Ты мимо нее проходила? А потом вы все видели ее сверху? Вот стоит «опелек» старый. Какого он цвета?Допотопная иномарка припарковалась в желтых лучах рекламы какой-то фирмы на углу.— Зеленая, — сказал первым Солодов. — Как раз похожий цвет.Остальные кивнули.— Правильно. Зеленая. — Задумчиво кивнул Ледогоров и улыбнулся. — Спасибо, ребята. Дима, я про твои проблемы не забыл. Постараюсь помочь.Все озадаченно посмотрели ему вслед.— О, блин, дурак! — протянула Ирка.— Заткнись ты, — беззлобно бросил Солодов и потянулся за бутылкой пива.Ледогоров вышел из подъезда и подошел к седому майору в кабине блекло-синего «опеля», издалека кажущегося зеленым в ярко-желтых неоновых лучах.— Спасибо, Михалыч! Выручил!Тот отмахнулся.— Не зря хоть? Ну и ладно! Поехал додежуривать. Тебя подбросить?Ледогоров покачал головой.— Спасибо, пройдусь. Не январь на дворе.— Ну, как хочешь.Дома Ледогоров аккуратно, по инструкции подсоединил магнитофон к телеку, лёг на тахту, вставил первую кассету и погасил свет. Заунывный парижский дождь ворвался с экрана в комнату, пронзительно печальный Ален Делон, кутаясь в плащ, двинулся сквозь него навстречу своей гибели. Ледогоров посмотрел в окно. Ему показалось что дождевые струи постукивают по железному карнизу, но сумерки оставались влажными и душными. Совсем стемнело. Он прибавил звук.
* * * — Веселенькая история, но интересная. — Полянский откусил бутерброд и помешал кофе. — Ты чего такой взъерошенный?— Мать видак подарила. Полночи смотрел. Как в юности, когда они только появились.Полянский улыбнулся и с удовольствием отпил кофе.— Великая сила искусства!В «Василисе» они сидели уже более получаса. Ледогоров рассказывал ему новости и вводил в курс по стрельбе на Некрасова.— Антон, кстати, обещал заехать. Он мне денег занял. Слушай! Сколько можно жрать? Третья чашка с бутером!— Тебе-то что? У тебя Юлька здесь? Вот! А Жанка позавчера к матери на неделю рванула, в Новгород. — Сергей вытер губы. — Дома — хоть шаром кати. Я уже все подъел.Ледогоров закурил очередную сигарету.— Приходи к нам. Накормим.— Разберемся.В кафе вошел Югов в форме и с дубинкой.— Саня! Тебя Артур искал! По поводу Коршуновских материалов.— Успеется! — Ледогоров махнул рукой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20
* * * — Сколько будет за все?— Четыре тысячи сто двадцать три рубля.Рука с авторучкой зависла в воздухе.— Выписывать?— Нет. Я еще приду.На стеклянных дверях ослепительная девица демонстрировала своей внешностью пользу мази от целлюлита. Ледогоров остановился на тротуаре и достал сигарету. Дешевле не болеть. Сумма более чем на полторы тысячи превышала его зарплату. Мимо струился нескончаемый поток Невского, который летом полностью не прекращался даже ночью. Он закурил и, вклинившись в него, устремился через переход в сторону «шайбы» станции метро «Площадь Восстания». В голове вертелись вариации доставания денег. От самых реальных: занять, продать «видик», до самых фантастических: отнять у бандитов, выиграть в карты. Пекло. Люди отчаянно обмахивались газетами, журналами и всем, что можно было приспособить под веер. По Восстания бесстрашно носились на «скейтах» мальчишки.— Тебя можно с покупкой поздравить? Не по средствам живете, товарищ майор!Ледогоров обернулся. Антон Челышев с неизменной папиросой в зубах держал за руку серьезного неулыбчивого мальчишку лет шести.— Здорово! — Ледогоров опустил на асфальт коробку и протянул руку. — Гуляете?Антон кивнул. У него было какое-то безмятежное лицо, ничем не напоминающее того жесткого, замкнутого в себе человека, который в начале года отправился добровольцем в Чечню.— В кино ходили. Теперь мороженое есть идем. Паша! Поздоровайся с дядей Сашей.Малыш буркнул что-то и отвернулся.— Дуется, — улыбнулся Антон. — Мы в автоматы не успели поиграть.Ледогоров продолжал разглядывать его лицо. Он ни разу не видел Челышева после Чечни и был поражен переменами. Вместо усталого, нервного, на грани срыва человека перед ним стоял спокойный, жизнерадостный, уверенный в себе мужик.— Торопишься? — спросил Антон. — Пошли с нами, по-кофею. Я угощаю.— Пошли, — Ледогоров наконец оторвался от своих мыслей и тоже улыбнулся. — Хорошо выглядишь, Тоха!— Стараюсь.В кофейне на углу Жуковского и Восстания было людно. Под потолком успокаивающе шумел «кондишн».— Ты все еще — нет? — Антон сделал общеизвестный жест, щелкнув пальцем по горлу.— Не, — Ледогоров замахал руками. — Кофе!На секунду его окатила волна страха, что Челышев возьмет себе коньяку, но тот согласно кивнул:— Тогда и я не буду.Кофе здесь разливали в красивые чашечки с золотым ободком. Антон пригубил.— А у Ксении в «Василисе» лучше.За окном, на остановке изнывающие от жары люди провожали взглядами невесть откуда взявшуюся поливальную машину, едущую по другой стороне улицы. Повеселевший Паша ковырял ложкой внушительную цветную пирамиду из мороженого.— Как впечатление от поездки.Антон пожал плечами.— Так сразу не расскажешь. Но одно точно. Жить — хорошо!— Ты действительно ожил как-то.Антон усмехнулся, снова глотнул кофе.— Знаешь, Саня! Побыв там три месяца, я понял, что все мои психозы и депрессии — детский сад. Я хожу по улицам во весь рост и вожу ребенка в кино. Моя семья не прячется в подвале разрушенного дома. Моим близким не угрожает постоянная опасность попасть под обстрел, подорваться или быть мимоходом расстрелянными. Я как-то по-другому на все посмотрел. Все, что происходит в моей жизни — это не беда. Беда там, а у меня — проблемы, которые можно решать.Он достал папиросу и сунул ее в рот, не зажигая.— Чертов Цыбин один раз меня едва не убил и дважды чуть не свел с ума События, описанные в повести «Цепь 1. Цепь».
. Я так думал! Я ошибся. Стрелял в меня он, а сводил себя с ума я сам. Всего-то понадобилось дать пострелять в себя побольше, чтобы это понять.Ледогоров быстро бросил на Антона взгляд. Еще недавно одно имя киллера, расстрелявшего несколько лет назад всю челышевскую группу и попавшего под машину при задержании, могло вызвать у него неадекватную реакцию. Навязчивая идея, что убийца ушел от возмездия, сознательно убежав в другой мир, рвала Антона изнутри. Психика опера — тонкая и очень сложная система. Она мало кому понятна и обычным людям, даже близким и любящим, очень трудно заметить, когда она начинает рушиться. Заметить трудно, а усугубить — легко. Достаточно неосторожного слова, несправедливого упрека, секундного недостатка душевной теплоты…— Папа! А какого цвета шарик тебе больше нравится?Паша перестал поглощать мороженое и воззрился на руины былой пирамиды.— Все красивые. — Антон продолжал мусолить во рту «беломорину».— Но какой больше?— Зеленый.— Зеленого не было!— Тогда желтый.Паша полез в креманку ложкой. . — Возьми. Я его тебе дарю.Антон повернулся, вытер ему рот и чмокнул в макушку.— Спасибо, дорогой. Ешь. Я не хочу.Он наконец прикурил.— Вот так, Саня! Так что я теперь спокоен и весел. Потому что живу, люблю…— Папа! Я дорогой — потому что дорого стою?— Ты бесценен.— А сколько мороженого можно на это купить?Ледогоров допил кофе. Он смотрел на Антона и думал, что все здорово, но не так просто. Он думал, что тот просто перешагнул через очень сложный этап, но кто знает что впереди. Он думал, что, может, надо бросить все и бежать, как мечтает об этом Жаров. В тайгу, в тундру… Думал, что каждого где-то подстерегает свой Цыбин и что, бросив пить, он сам стал слишком много думать.— В общем, Тоха, ты — уникум! Человек, которому Чечня пошла на пользу.Подошла девушка в фирменном переднике с логотипом кафе.— Извините, но у нас не курят.— Ой, это вы извините. — Антон торопливо затушил папиросу в блюдце. — Ты что? Думаешь, я там один такой был? Да каждый третий как я. — Он рассмеялся и начал загибать пальцы. — Первые — те, кто за деньгами, хотя платят уже хреново. Дальше — «залетчики», которых с нетерпением ждет дома прокуратура, и те, у кого внутри что-то не так. Вот и весь список.Ледогоров улыбнулся.— Повторить заход не тянет?Антон покачал головой.— Нет. Перегибать не надо. Это мне еще перед отъездом Максаков сказал. Я его как раз в тот день встретил, когда он погиб События, описанные в повести «Цепь 3. В темноте».
.Ледогоров кивнул.— Я тоже.Оба помолчали.— Глупо.— А умно бывает?Народу стало больше. От стойки аппетитно пахло выпечкой. Антон одернул пытающегося залезть с ногами на стул Пашу.— Сиди прилично! Ты-то как? Бросил пить и купил видак?Ледогоров улыбнулся.— Это мне надо было бы не пить с рождения. Мать подарила. Кстати, не знаешь, никому не нужен?— А что? У тебя уже есть?— Нет, — Ледогоров вздохнул, — нету. Матери лекарства нужны. На четыре тыщи. А она мне такие подарки делать! Придумала тоже.Антон проследил, как сын доел последнюю ложку мороженого.— Пошли на улицу. Покурим уже, наконец.Ветер так и не появился. Стеклянный, неподвижный воздух заполнял пространство между домами. Казалось, большинство прохожих идет молча, экономя на жаре силы. Они остановились в призрачной тени овощной палатки. Курить Ледогорову не хотелось, но повинуясь стадному инстинкту, он достал сигарету.— Нормальный аппарат, — сказал Антон, рассматривая коробку. — Сколько тебе надо-то?Ледогоров пожал плечами.— А сколько он вообще стоит? Тысяч пять. Он же нулевый.— Да я спрашиваю, сколько на лекарства нужно, балда?— Четыре, а что?— Могу дать тебе с «чеченских». Все равно на них ничего не купишь особого. Так, на жизнь отложил. Отдашь потихоньку.— Тоха! Брат! Спасибо! — Ледогоров обнял Антона за плечи. — Ну, ты выручил!Внутри билась радостная мысль, что не надо расставаться с подарком.— Да ладно, — Антон, похоже, даже смутился от такого бурного выражения эмоций. — Если есть возможность, так чего там… Ты домой? Пошли. Нам у «Чернышевской» с мамой встречаться. Я тебе «бабки» завтра на работу закину.Поднимая сумку, Ледогоров погладил глянцевый бок коробки. День катился к вечеру. Красное солнце взирало сверху на воскресный неспешный город. Жара не спадала.
* * * Ледогоров всегда помнил, как перехватывало дыхание, когда гас свет. И узкие зеленые билетики из оберточной бумаги. И муторное ожидание окончания «Ленинградской кинохроники» или «Новостей дня». И километровые очереди на «Легенду о динозавре». И видеосалоны с кучей новых названий и имен. Он мог ходить на несколько сеансов подряд, мог смотреть одно и то же по десять раз, мог ради этого прогуливать работу и учебу. Потом все успокоилось. Кинотеатры исчезли, или стали похожими на смесь дискотеки с закусочной. Видаки перекочевали из салонов в квартиры. Билеты стали выглядеть как рождественские открытки. Но что-то ушло. Что-то, вспыхивающее на мгновение при виде новых афиш, или обложек видеокассет. Это что-то была юношеская вера в реальность происходящих на экране событий и надежда на участие в чем-то подобном. Вера, умершая вместе со взрослым хмыканьем и беспощадной короткой фразой: «Ну прямо как в кино!»В пункте проката было просто невозможно дышать. Молодящаяся, тучная блондинка с обвислой грудью под модным сарафаном обмахивалась журналом. Ледогоров тщательно отобрал четыре французских фильма, шедших когда-то в прокате и сто раз пересмотренных в маленькой, пыльной «Искре» на Суворовском.— Сколько?— Тридцать в сутки, плюс залог за кассету.Напротив выхода, у кромки тротуара был припаркован бледно-синий «фольксваген». Мерцающая в жарких сумерках реклама магазина «Снарк» отражалась на его капоте. Ледогоров перешел Кирочную и, заходя в арку, снова зацепил его краем глаза. Что-то щелкнуло в мозгу и мгновенно ушло, отступив перед предвкушением приятного вечера. Кино так и осталось с детства его любимым развлечением. Темнело. Открывая дверь, он снова почему-то вспомнил «фольксваген». Положив магнитофон на кухонный стол, открыл холодильник, достал ледяную банку с остатками безалкогольного пива, отпил глоток и вдруг все понял.
* * * Они были на месте. Их силуэты хорошо просматривались на фоне слабо освещенной лестницы, а заливистый девчоночий смех вообще можно было услышать через две улицы.— Привет.Никто, естественно, не проявил особой радости. Солодов слез с подоконника.— Мы все рассказали. Нам добавить нечего.— А здороваться не надо? — Ледогоров подошел поближе и протянул ему руку.— Ну здравствуйте, — буркнул тот, но руку все-таки пожал. Какова бы ни была «блатная» романтика, а простецкие отношения с опером тоже поднимают авторитет среди друзей.На этот раз с ним были только прыщавый длинный парень в майке с эмблемой какого-то американского баскетбольного клуба и рыхлая девчонка-переросток в обтягивающей маечке и велосипедных шортах.— У меня всего один вопрос, — Ледогоров прислонился к стенке. — Кто из вас говорил, что машина была синяя?— Осторожно, запачкаетесь, — Солодов показал на стенку. — Это вон, Ирка, только я…— Да заткнись ты! Я те че? Слепая? девчонка пыхнула сигаретой. — Я ее с метра видела, когда сюда шла. Синяя она была!Ледогоров протиснулся между ней и Солодовым к подоконнику.— Ты мимо нее проходила? А потом вы все видели ее сверху? Вот стоит «опелек» старый. Какого он цвета?Допотопная иномарка припарковалась в желтых лучах рекламы какой-то фирмы на углу.— Зеленая, — сказал первым Солодов. — Как раз похожий цвет.Остальные кивнули.— Правильно. Зеленая. — Задумчиво кивнул Ледогоров и улыбнулся. — Спасибо, ребята. Дима, я про твои проблемы не забыл. Постараюсь помочь.Все озадаченно посмотрели ему вслед.— О, блин, дурак! — протянула Ирка.— Заткнись ты, — беззлобно бросил Солодов и потянулся за бутылкой пива.Ледогоров вышел из подъезда и подошел к седому майору в кабине блекло-синего «опеля», издалека кажущегося зеленым в ярко-желтых неоновых лучах.— Спасибо, Михалыч! Выручил!Тот отмахнулся.— Не зря хоть? Ну и ладно! Поехал додежуривать. Тебя подбросить?Ледогоров покачал головой.— Спасибо, пройдусь. Не январь на дворе.— Ну, как хочешь.Дома Ледогоров аккуратно, по инструкции подсоединил магнитофон к телеку, лёг на тахту, вставил первую кассету и погасил свет. Заунывный парижский дождь ворвался с экрана в комнату, пронзительно печальный Ален Делон, кутаясь в плащ, двинулся сквозь него навстречу своей гибели. Ледогоров посмотрел в окно. Ему показалось что дождевые струи постукивают по железному карнизу, но сумерки оставались влажными и душными. Совсем стемнело. Он прибавил звук.
* * * — Веселенькая история, но интересная. — Полянский откусил бутерброд и помешал кофе. — Ты чего такой взъерошенный?— Мать видак подарила. Полночи смотрел. Как в юности, когда они только появились.Полянский улыбнулся и с удовольствием отпил кофе.— Великая сила искусства!В «Василисе» они сидели уже более получаса. Ледогоров рассказывал ему новости и вводил в курс по стрельбе на Некрасова.— Антон, кстати, обещал заехать. Он мне денег занял. Слушай! Сколько можно жрать? Третья чашка с бутером!— Тебе-то что? У тебя Юлька здесь? Вот! А Жанка позавчера к матери на неделю рванула, в Новгород. — Сергей вытер губы. — Дома — хоть шаром кати. Я уже все подъел.Ледогоров закурил очередную сигарету.— Приходи к нам. Накормим.— Разберемся.В кафе вошел Югов в форме и с дубинкой.— Саня! Тебя Артур искал! По поводу Коршуновских материалов.— Успеется! — Ледогоров махнул рукой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20