Как будто он мог что-нибудь сделать!После того, как вы намекнули мне, что за мной следят, я привел его сюда, собираясь спрятать где-нибудь, пока все козыри не будут разыграны. И вас-то я пригласил, чтобы вы посторожили его некоторое время. Но он оказался несговорчивым, мы крупно поссорились, и в результате я его пристукнул. Убивать я, естественно, не хотел, но так уж получилось, что он проломил себе затылок.Эдне я ничего не сказал. Она не стала бы слишком горевать, но лучше поостеречься: женщины — смешной народ, никогда не знаешь, чего от них ждать...Я рассказал все. Делайте выводы. Доказательств нет... Можно рассказать, что Эдна не была женой доктора Эстепа и что я его шантажировал. Но нельзя доказать, что законная жена доктора Эстепа не верила, что Эдна была его первой и законной женой. Тут ее утверждения будут стоять против двух наших. А мы поклянемся, что успели убедить ее в этом. А раз так, она, естественно, имела мотив для убийства. И газетный подлог вы не сможете доказать — материал у меня в руках. И вообще, если вы начнете рассказывать все это перед судом, вас сочтут психом. Уличить меня во вчерашнем убийстве вы тоже не сможете — у меня есть алиби. Я могу доказать, что вчера вечером я уехал из дома с одним моим пьяным приятелем, привез его в отель и с помощью портье и мальчика-лифтера уложил в постель. И утверждениям частного детектива, что это не так, наверняка не поверят.В обмане вы меня, конечно, уличите. Но вызволить миссис Эстеп без моей помощи не сможете. Поэтому вам лучше меня отпустить. А взамен я отдам письмо, написанное доктором. Мы оба только выиграем от этого — можете быть уверены. В нескольких строчках, написанных мной, простите, оговорился, — доктором, сказано, что он покончил с собой, причем написано недвусмысленно...Игра стоила свеч, в этом не было сомнения. Лендвич не врет... Я все хорошо понимал, и тем не менее мне не хотелось отпускать этого подлеца...— Напрасно вы пытаетесь убедить меня в этом, Лендвич, — сказал я. — Вы и сами понимаете, что ваша песенка спета. В тот момент, когда вы сядете за решетку, миссис Эстеп выйдет на свободу.— Что ж, попробуйте! Без письма вы ее не вытащите. И я не думаю, что вы меня считаете круглым дураком и надеетесь найти письмо собственными силами.Меня не очень беспокоили трудности, связанные с поисками доказательств виновности Лендвича и невиновности миссис Эстеп. Достаточно навести справки о нем и его сообщнице Эдне Файф на Восточном побережье, и все будет в порядке. Но на это уйдет неделя, а может, и больше. А этой недели у меня нет. Я вспомнил слова Вэнса Ричмонда: «Еще день-два, проведенных в заключении, и ее не станет. И тогда ее мало будет беспокоить, что говорят люди. Смерть сделает свое дело».Надо действовать решительно и быстро. Ее жизнь находилась в моих руках. К черту законы! Человек, сидящий сейчас передо мною, был подлецом, шантажистом, по меньшей мере дважды убийцей. Но совершенно невиновная женщина при смерти...Не спуская глаз с Лендвича, я подошел к телефону и набрал номер Вэнса Ричмонда.— Как сейчас чувствует себя миссис Эстеп? — спросил я.— Ей стало хуже. Полчаса назад я говорил с врачом, и он считает...Подробности меня не интересовали, и поэтому я довольно бесцеремонно перебил его:— Поезжайте в больницу, держитесь там поближе к телефону. Возможно, мне удастся сообщить вам новости еще до наступления ночи.— Что? У вас есть шанс? Где вы?Я не пообещал ему ничего конкретного и повесил трубку. После этого сказал Лендвичу:— Принято. Тащите сюда письмо. Я верну вам револьвер и выпущу через черный ход. Но предупреждаю: на углу стоит полицейский, и тут я ничем не смогу вам помочь.Его лицо радостно засияло:— Вы даете честное слово?— Да. Только пошевеливайтесь.Он прошел мимо меня к телефону, набрал номер, который мне удалось подсмотреть, и сказал:— Это Шулер. Пришлите немедленно мальчика с конвертом, который я вам отдал на хранение. Возьмите такси.После этого он сообщил свой адрес, дважды сказал «да» и повесил трубку.Ничего удивительного в том, что он принял мое предложение, не было. В моем честном слове он не сомневался, кроме того, как все удачливые шантажисты, он так уверился в собственной безнаказанности, что вел себя, как глупая овечка.Минут через десять в дверь позвонили. Мы вышли вместе, и Лендвич получил из рук посыльного большой конверт. А я тем временем посмотрел на номер посыльного, красовавшийся на шапке. Потом мы вернулись в комнату.Там Лендвич вскрыл конверт и протянул мне его содержимое — обрывок газеты с неровными краями. Поперек сфабрикованной заметки было написано: «Не ожидал от вас такой глупости, Лендвич. Льщу себя надеждой, что пуля, которая покончит мои счеты с жизнью, покончит и с вашим паразитизмом. Отныне вам придется самому зарабатывать себе на пропитание. Эстеп».Да, ничего не скажешь. Врач решительно пошел навстречу своей смерти!Я взял у Лендвича конверт, вложил в него письмо, сунул конверт в карман. После этого подошел к окну. Там я увидел силуэт О'Гара, терпеливо ждавшего меня там, где я его оставил...— Полицейский все еще стоит на углу, — сказал я Лендвичу. — А вот вам и ваша пушка. — Я протянул ему револьвер, который выбил у него из рук в начале нашей милой беседы. — Забирайте его и скрывайтесь через черный ход. И не забывайте: я вам больше ничего не обещаю. Только револьвер и возможность скрыться. Если вы будете держаться нашего уговора, то обещаю ничего не предпринимать, чтобы вас разыскать. Разумеется, только в том случае, если меня не обвинят в сообщничестве с вами.— Договорились!Он схватил револьвер, проверил, заряжен ли он, и помчался к черному ходу. Но в дверях повернулся, помедлил секунду, а потом обратился ко мне. Предосторожности ради я держал свой револьвер наготове.— Окажите мне еще одну услугу... Она вам ничего не будет стоить.— Какую?— На конверте, видимо, остались мои отпечатки пальцев, кроме того, надпись на нем сделана моей рукой. Может быть, вы переложите письмо в другой конверт? А этот заберу с собой и уничтожу? Не хочется оставлять лишних следов.Держа револьвер в правой руке, я левой вынул из кармана письмо и бросил ему. Он взял со стола чистый конверт, тщательно протер его носовым платком, сунул в него газетную вырезку и протянул мне. Я едва не расхохотался ему в лицо. Старый трюк с носовым платком: письмо снова находится у Лендвича. Чистая работа.— Живее сматывайся! — прошипел я, боясь не выдержать и рассмеяться. Он быстро повернулся и бросился к выходу. Вскоре хлопнула дверь черного хода.Я достал конверт из кармана и убедился, что был прав в своих предположениях. Следовательно, наш договор потерял силу.Я быстро подскочил к окну и распахнул его. О'Гар сразу увидел меня в светлом проеме. Я знаком дал ему понять, что Лендвич ушел через черный ход. О'Гар, как метеор, помчался в сторону переулка. Я бросился к кухонному окну и высунулся почти по пояс. Лендвич как раз открывал калитку. В следующий момент он уже выскочил из нее и помчался по переулку, — а там, как раз под фонарем, уже появилась тяжелая фигура О'Гара. Лендвич держал револьвер наготове, а О'Гар опаздывал на какие-то доли секунды.Лендвич поднял руку с револьвером. Щелчок — и в тот же момент револьвер О'Гара изрыгнул пламя.Лендвич как-то странно взмахнул руками, еще секунду постоял у белого забора, а потом медленно сполз на землю.Я неторопливо спустился по лестнице. Мне не хотелось спешить. Никому не приятно смотреть на труп человека, которого ты сознательно послал на смерть. Неприятно это делать даже в том случае, когда спасаешь жизнь невиновному, а тот человек, которого посылаешь на смерть, лучшей доли и не заслуживает...— Как же все это получилось? — спросил О'Гар, когда я наконец подошел к нему.— Обманул и смылся.— Это я уже понял.Я нагнулся и обыскал карманы. Заметка из газеты, разумеется, была у него.А О'Гар, между тем, рассматривал револьвер Лендвича.— Смотри-ка ты! — вдруг воскликнул он. — Вот это повезло! Ведь он нажал на спуск раньше меня, а револьвер не выстрелил! Теперь я понимаю, в чем дело. По револьверу кто-то словно топором прошелся! Боек весь покорежен...— Вот как? — с наигранным удивлением спросил я, хотя отлично знал, что револьвер Лендвича пришел в негодность, когда моя пуля выбила его из руки преступника, покорежив боек.

1 2 3 4 5