Назвал телефонистке номер и стал ждать. Стонали длинные гудки; я ждал. Трубку не снимали.Десять гудков. Еще десять. Ожидание прервала телефонистка, любезно сообщившая, что абонент трубку не берет. Я поблагодарил за то, что она выдала мне эту тайну, и попросил соединить меня с портье. Раздался голос женщины постарше:— Слушаю, сэр. Чем могу быть полезна?— Регистрировался ли у вас мистер Тед Каррас?— Да, сэр. Номер 403.— Верно. Вы не заметили случайно — он не выходил? Мы договорились, что встретимся, как только он приедет, но я был... гм-гм... занят. А теперь звоню — никто не подходит.— Каррас... Каррас... — припоминая, сказала она. — Такой худенький, с темными волосами... не очень представительный... Да, он здесь! Никуда не выходил. Хотите, я передам телефонистке, чтобы она попросила его позвонить вам?— Благодарю вас, не стоит. Это мы уже пробовали.Я несколько минут пребывал в замешательстве, но потом меня охватило и стиснуло дурное предчувствие. Оно всем знакомо, это ощущение: оно ударяет в мозг и молниеносно отзывается в почках. Эту болевую вспышку человек чувствует всякий раз, когда судьба начинает бессовестно мухлевать и передергивать. Разумеется, фактов у меня не было, но предчувствие внятно твердило, что за ними дело не станет.— Так-с. А не скажете ли, к нему приходил сегодня кто-нибудь?Я задал этот вопрос, потому что в том отеле, где я рекомендовал Каррасу остановиться, посетители обязаны записываться у портье. Дама на том конце провода, извинившись, попросила минутку подождать, сверилась с регистрационной книгой и сказала:— Да, сэр! В десять утра к нему приходил мистер Джек Хейджи.Ей так замечательно удавались беглые словесные портреты, что я не мог отказать себе в удовольствии спросить:— Джек Хейджи... Он с тростью, да?— Совершенно верно. Крупный такой мужчина, плечи широченные. И зачем такому здоровяку трость?А она ему и ни к чему. Трость припасена для Карраса. Я поблагодарил регистраторшу и надавил кнопку вызова, чтобы, не теряя времени, связаться с Рэем. Это только в телефильмах частный сыщик, имя которого фигурирует в деле об убийстве, может спрятаться и дурачить полицию сколько влезет. Про меня что-то таких фильмов не снимают, а потому я и повел себя по-иному.— Джек, — сказал капитан, прежде чем я успел произнести хоть слово. — Мне не хочется слушать очередную скверную новость.— Тогда повесь трубку. Других новостей у меня нет.— Попробуй только скажи, что это имеет отношение к Миллеру — и я тебя задушу собственными руками.— Задушил один такой.Потом я сообщил ему — «кто», «где», «как» и, разумеется, «что». А «почему» не сказал, потому что и сам не злая — пока. Рэй ответил, что у него нет времени рыскать по городу и проверять мои версии.— Конечно-конечно, у вас, сэр, есть дела поважнее и поприятней. Отлично. А я сейчас поеду в отель и заставлю тамошнего охранника открыть мне номер Карраса.Капитан вздохнул и пообещал быть в гостинице через полчаса. Мне он велел до его приезда в номер не соваться. «Слушаю, сэр», — сказал я и повесил трубку. Потом минут пять сидел, тупо уставившись на телефон, и видел перед собой улицу, словно стены стали прозрачными. Остатки благодушия, которым я, скорее всего, обязан был Джин, взорвались и растаяли черным дымом, наткнувшись на скалы, фигурально выражаясь, на скалы гибели Карраса. Внутренний голос, отчаянно пытаясь спасти это новообретенное и тотчас исчезнувшее настроение, напомнил, что пока нет данных, непреложно свидетельствующих: миллеровского дружка нет в живых.У тебя есть только подозрение, говорил голос. Подозрение, что Каррас валяется у себя в номере с размозженным черепом и переломанными костями. А может, его приходили всего лишь попутать и заставить убраться из города? А может, его телефон не отвечает, потому что он предпочел послать подальше город Нью-Йорк и кишащих там убийц-маньяков?Но я знал, что это не так. Я был в этом полностью убежден. Однажды Карраса уже избили по той же самой причине, по какой на этот раз прикончили: он влез не в свое дело, он подставился, а подставиться он мог только из-за одного-единственного человека. Я знал это так же точно, как и то, что Каррас убит. Забит до смерти, забит методично, медленно и жестоко той самой тростью, с которой я знаком довольно близко. Даже слишком близко. Знал я и то, что постараюсь изо всех сил, чтобы тростью этой никого и никогда больше не били. Я сделаю это, даже если это будет последнее мое деяние в этой жизни.С тем я и встал из-за стола, вытер лоб и ладони насквозь мокрым платком и проверил револьвер — разобрал, смазал и зарядил. Потом надел кобуру, вложил в нее 38-й и по обыкновению убедился, что лежит он удобно и вынимается легко. Потом выключил вентилятор и закрыл все окна. Я знал, что вернусь сюда не скоро. И бегать от полиции буду долго.И с Джеффом Энтони в ближайшее время встречи не произойдет. Но когда-нибудь мы встретимся непременно. Я расслабился и позволил судьбе и мисс Джин Уорд, умеющей улыбаться сквозь слезы, немножко сбить себя с толку. Я не виноват в смерти Карраса и не испытываю угрызений совести: пусть бросят в меня камень те, от кого никогда не уходили их любимые, кому никогда не казалось, что с любовью покончено навеки. И те, кого нежданный всплеск чувств никогда не превращал в счастливого мерзавца, которому ни до чего нет дела. Впервые за долгие годы мне выпало чуть-чуть счастья — ну, казните меня за это!Что говорить — на душе у меня было погано: человек погиб оттого, быть может, что в нужную минуту я не смог снять телефонную трубку. И все-таки — я не жалел о том, что заставило меня уйти из кабинета, когда Каррас, быть может, звонил туда. Меня не оказалось на месте — и человека нет в живых. Но ведь я не Господь Бог. И не ясновидящий, будущее предсказывать не умею. А умею я всего-навсего очищать дерьмо, которое наваливает у моей двери настоящее.И делаю это с помощью машинки, висящей в кожаной кобуре у меня год мышкой. Еще раз проверив, легко ли она оказывается в руке, я вышел из кабинета и запер дверь. Дело явно шло к развязке.Ну и отлично. Лично я — готов. Глава 23 Мы стояли перед дверью номера. Муки стучал в нее и останавливался, ожидая отклика. Но я-то знал, что отклика не будет. По дороге из холла сюда, в коридор, Рэй трижды предупредил, что прокрутит меня через мясорубку, если я напрасно поднял тревогу. Постепенно я стал все яснее понимать, что участь эта постигнет меня в любом случае — что бы ни обнаружили мы в номере и даже если не обнаружим ничего.Наконец капитану надоело смотреть, как Муни колотит своими кулачищами, удивительно похожими на оковалки ветчины, в обитую железом дверь, и он приказал отельному охраннику отпереть замок, что и было сделано. Мы вошли в номер. Все на первый взгляд было нормально. Легкий беспорядок, разбросаны газеты и какая-то одежда, но на место преступления не похоже. Но, повторяю, только на первый взгляд.В самой атмосфере висело что-то такое, что не позволило Рэю и Муни завопить о попусту потраченном времени. Может быть, они не вцепились мне в глотку, увидав на туалетном столике разбитую лампу, выглядывающую из-под наброшенных на нее каррасовских шортов. Стараясь держаться поближе к стеночке, мы прошествовали в ванную. Вот там мы и увидели кое-что.Каррас валялся в ванной. По всей видимости избиение, от которого три стены из четырех были забрызганы кровью и мозгами, началось у двери, а потом жертву втащили внутрь и бросили в ванную. Впрочем, может быть, он сам прибежал сюда, пытаясь запереться. Так или иначе, он умер, и смерть его была мучительна.Скрутили его мгновенно — связали и заткнули рот его же собственной одеждой. И потом, наверно, наступила тишина, нарушаемая только звуками глухих ударов и треском ломающихся костей. И бедолага Каррас стал просто грудой мяса и собственном соку. Все было сплошь залито кровью: пол от стены до стены, и сами стены, и даже на потолке виднелись кровавые подтеки. Оба глаза были выхлестнуты из орбит, и вытекающий белок смешался с лужицей уже подсохшей и почерневшей крови.Под кожей причудливыми буграми выпирали переломанные кости, кое-где прорвав ее острыми краями, осколки похрустывали под ногами на полу, приклеились кровью к ванне и стенам. Каррас — рот его был заткнут кляпом — лежал грудью на бортике ванны, но при этом талона его была совершенно противоестественным образом вывернута вверх и точно рвалась прочь из фаянсового гроба. Одна сломанная нога была подогнута, другая свешивалась наружу. Когда Рэй сделал попытку перекинуть ее через бортик, кожа от прикосновения разошлась, и брызнула кровь, оставив пятнышко на кафеле. Пятнышко-то отмоют, а вот будут ли зашивать Карраса перед тем, как опустить его в могилу, — не знаю.— Ну и ну, — нарушил молчание Муни. — Остается надеяться, что парень не был донором и ни с кем не договаривался о пересадке своей требухи, если нет, — он крепко надул тех, кто на нее рассчитывал.Мне мучительно захотелось сгрести его за лацканы и ткнуть жирной смеющейся мордой в стену. Даже не ткнуть, а потыкать раз пять-шесть. Мне не было дела до того, что он часто наблюдает подобные картины и со временем научился не воспринимать их. Мне не было дела до того, что от жары я совсем взбесился и готов был разрядиться любым способом, не думая о последствиях. И вообще ни о чем не думая.Перед нами лежали изуродованные останки того, что раньше было человеком. Его не просто умертвили — его замучили до смерти. Покончить с ним можно было гораздо быстрей и легче, но тот, кто пришел к нему в номер, прихватив с собой трость, хотел не только убрать Карраса, а еще и поразвлечься. На это он не пожалел времени и фантазии — доказательством были переломанные пальцы, превращенные в какое-то месиво, и оторванное, болтавшееся на лоскутках кожи ухо. Все ото вызывало дурноту... И хватит. Места шуткам здесь не было. Мне надоело то, как люди оправдывают свое поведение, — причины одни и те же. Но еще больше надоел мне Муни. Оттого меня так и подмывало вмазать его морду в стену.Но я сдержался. Мало поможет Каррасу, или Миллеру, или мне самому, если я устрою тут мордобой. Я задавил свою ярость, оторвал наконец взгляд от размолоченного тела и вышел из ванной. В коридоре прислонился к стене, колени подогнулись и я сполз на пол. За последние несколько дней я, пожалуй, относился к себе слишком беспощадно. Вот и результат. Я достал еще две облатки маленького доктора и проглотил их — запить было нечем. Проку от них сейчас было мало: я опоздал с приемом. Токсины уже вовсю разгулялись во мне, и душу мою болтало и крутило, как бревно на лесосплаве. Нервы шалили. Даже в глазах защипало от подступающих слез. Я вытер их и пристроился у стены на корточках, чувствуя полнейшее изнеможение. И стал ждать. Ждал я недолго.— Ну-ка говори, как это ты узнал об этом, — донесся до меня голос Рэя.— По наитию, — ответил я.— Это ты бабушке своей расскажи.Я поднял на него глаза, ощущая, как мир всей своей тяжестью вдавливает меня в ковровую дорожку гостиничного коридора.— Иди ты к черту, Рэй. Говорю тебе: это было наитие. Я позвонил ему, как было условлено, и мне сказали, что я уже побывал у него. Что-то в последнее время стоит мне договориться с кем-нибудь о встрече в отеле, как я обнаруживаю его без признаков жизни. Ты Миллера еще не забыл? Когда регистраторша сказала мне, что «мистер Джек Хейджи» пришел с тростью, меня прямо ударило — Каррас мертв! — Я в несколько приемов перевел дыхание. — Вот как я узнал.Потом я снова опустил голову, не пытаясь угадать, какие мысли роились в черепушке капитана Тренкела. Пока он не сообразит что к чему и не примет решение, мне остается только ждать, расслабившись и отдыхая. Вот я и отдыхал, рассудив, что на все воля Божья, вот пусть Бог и определяет, что там ждет впереди каждого из нас.— Ладно, вставай, чего ты расселся на полу. Не здесь же нам с тобой беседовать.— А чем тут плохо? Никого нет.— Покойники обычно привлекают толпы ротозеев. А поскольку беседа у нас с тобой будет как раз о покойнике, лучше ото сделать без посторонних.Рэй послал Муни позвонить в управление и вызвать на сцену Эда Коллинза с его группой. Гостиничному охраннику было велено запереть номер и никого, кроме полиции, не впускать. Мне капитан Тренкел приказал подняться с пола.Самое трудное всегда выпадает на мою долю. Глава 24 Через пять минут мы с Рэем сидели в моем «скайларке», припаркованном неподалеку от гостиницы. Наблюдая за проплывающим мимо окон великолепием Нью-Йорка, мой лучший друг из всех городских полицейских сделал мне заманчивое предложение:— Ну что, сор, вы готовы проверить звучание?— Просто умираю от нетерпения.— Чудно. Всегда ценил непритворный интерес. Так вот, дорогой-мистер-Хейджи...записавшийся-под-этой-фамилией-в-отеле-в-десять-утра, как вам нравится перспектива отправиться сейчас в управление и там ответить на ряд вопросиков под протокол?— Совсем не улыбается. Только пугать меня не надо. Я знаю, что ты — мужчина волевой, непреклонного нрава, и потому вовсе не собираюсь сутки или двое лечиться у вас в участке грязями. А почему, собственно?..На лице капитана заиграла улыбка, неизменно сулившая собеседнику неприятности, — впрочем, другой у него, кажется, и не было.— Ай-ай-ай, Джеки, а я-то считал тебя сознательным гражданином. Я и вправду подумал, что ты переродился. Я верил в тебя, Джек Хейджи, в нового, преображенного Джека Хейджи. Я верил в него так сильно, что не допускал и мысли, будто он не захочет оказать услугу управлению полиции города Нью-Йорка.Ага, подумал я, как же — оказал бы я услугу управлению, если бы треснул по тому пылесосу, который у тебя на плечах. Да и Муни заодно. Но тут же остыл. У меня возникло ощущение, что я получу свое, если не буду зарываться. А потому надо помалкивать и слушать капитана.— Скажи-ка ты мне: ты стопроцентно уверен, что Карраса сделал этот твой Джефф Энтони?Я кивнул.— Сам понимаешь, как мне неприятно в этом сознаваться, но, думаю, ты прав. После того, как он тебя разукрасил, мы поинтересовались, что это за птица. Хорошего мало. В городе он недавно, а уже попал на заметку. Фактов нет, одни подозрения, но ясно, что этот мальчик — очень, очень большой шалун. Настоящий сорванец.— Ну и что?— А то. Я хочу, чтобы ты его убрал. Ты уберешь, а я тебя прикрою. Не думаю, чтобы у него были уж очень влиятельные дружки — скорей всего, пешки, — и никто из них не станет поднимать шум и рисковать карьерой из-за того, что одним наемным садистом меньше. Тут только одна сложность: с делом надо покончить раньше, чем с этим скотом...— То есть?..— Узнай всю его подноготную — и я отдам его тебе. Мне нужны факты, обстоятельства, детали. Убийство Миллера надо на кого-то повесить. Вот и займись. И не бойся, что у него от тяжести треснет хребет. То же самое относится и к делу Карраса. Найдешь улики и доказательства — получишь в отношении гражданина Энтони полный «карт-бланш». На день.Обычно капитан Рэй Тренкел склонен к сотрудничеству и к таким широким жестам не больше любого другого своего коллеги. И потому я, несколько озадаченный, задал неизбежный вопрос:— С чего это?— С того, что я — замечательной души человек.— Угу. Оно и видно. Не хватает только гостинчика под подушкой... Ну, вот что, Рэй. Я втемную не играю. Соблаговолите объясниться, сэр.Он взглянул на меня довольно свирепо, ибо привык давать приказания, а не объяснения. Но то ли он признал мою правоту, то ли подействовало увиденное нами в номере Карраса, то ли ему надоело пыжиться день и ночь, изображая «наикрутейшего из крутых». Так или иначе он ответил:— Со дня гибели Миллера, сразу после нее начали предприниматься попытки... довольно настойчивые... найти другую причину его смерти. Самоубийство кого-то не устраивает. А этот «кто-то», во-первых, сидит в очень высоком кресле, а, во-вторых, связан дружбой с — опять же — кем-то из Плейнтона. Понял?Как не понять. Я могу даже сказать, кто этот неведомый земляк усопшего Карла. Это Джозеф Филипс. Ясно, что Каррас явился в Нью-Йорк по его настоянию и наущению. Так что благородством тут и не пахло. А пахло скорее еще одним чеком, который папа Филипс выписал, а мама не перехватила. Чек этот призван был помочь установить истину. Когда будущего зятя убивают, — это одно, а когда он совершает самоубийство, да еще называет в качестве побудительного мотива несчастную любовь, — совсем другое. Маме Филипс хватало проблем в местном обществе и без лебединой песни Карла Миллера.— Мы могли бы, конечно, тихо похоронить это дело, — продолжал Рэй, — не допустить шумихи, но уж слишком много придется прятать. Я ни секунды не сомневаюсь, что этот мерзавец Виолано из «Пост» обязательно заметит, что Каррас и Миллер, уроженцы и жители одного и того же городка, один за другим гибнут в манхэттенских гостиницах в течение двух дней. Уж он мимо таких совпадений не пройдет. Я уже вижу, какими метровыми буквами будут набраны заголовки на первой полосе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25