А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Они говорили о том, что будут делать, когда вернутся в Америку. Пол сказал, что папа хочет, чтобы он служил в Миннеаполисе в конторе хлебного маклера, но он хочет попытать счастья в Нью-Йорке. Он считал, что молодой человек должен перепробовать все, прежде чем взяться за что-нибудь определенное, чтобы точно выяснить, к чему он наиболее способен. Эвелин сказала, что она не знает, чем бы ей хотелось заняться. Ей ничего не хочется делать из того, что она делала раньше, это она знает твердо; может быть, она навсегда останется в Париже.
– Мне раньше Париж не нравился, – сказал Пол, – но теперь, когда я встречаюсь с вами, он кажется мне чудесным.
Эвелин поддразнила его:
– Что вы! По-моему, вы меня совсем не любите, вы даже виду не покажете.
– Понимаете, Эвелин, вы так много знаете и повсюду бывали… Это страшно мило с вашей стороны, что вы вообще позволяете мне бывать у вас. Поверьте, я буду вам за это благодарен всю мою жизнь.
– Ах, зачем вы такой?… Я терпеть не могу раболепных людей! – раздраженно крикнула Эвелин.
Они продолжали есть в молчании. Они ели спаржу, запеченную в сыре. Пол несколько раз подряд отхлебнул вина и поглядел на нее с тем выражением немого укора, которое она ненавидела.
– Знаете, я сегодня в настроении веселиться, – сказала она через некоторое время. – Я весь день была ужасно несчастна, Пол… Я вам когда-нибудь все расскажу… Вы знаете, бывает такое чувство, когда все, за что вы ни возьметесь, как будто крошится у вас в руках.
– Отлично, Эвелин, – сказал Пол и стукнул кулаком по столу, – давайте веселиться напропалую.
Когда они пили кофе, оркестр заиграл польку, и публика начала танцевать между столиками, подбадриваемая возгласами скрипача:
– А, полька, ааа!
Смешно было смотреть на пожилых господ, плясавших под сияющими взглядами осанистого метрдотеля-итальянца, который, по-видимому, чувствовал, что наконец-то la gait? возвращается в Paris. Пол и Эвелин совсем забылись и тоже попробовали танцевать. Пол был очень неловок, но, когда его руки обхватили ее, она почему-то почувствовала себя гораздо лучше, перестала ощущать то страшное одиночество, которое так ее пугало.
Когда полька немножко улеглась, Пол оплатил солидный счет, и они вышли рука об руку, тесно прижимаясь друг к другу, как все парижские влюбленные, и майским вечером бродили по бульварам, пахнувшим тмином, и горячим хлебом, и лесной земляникой. У них было легкомысленное настроение. Эвелин все время улыбалась.
– Идем, идем, будем веселиться, – изредка шептал Пол, как бы для того, чтобы подбодрить себя.
– Я только что подумала, что сказали бы мои друзья, если бы увидели меня на бульваре под руку с пьяным солдатом, – сказала Эвелин.
– Нет, честное слово, я вовсе не пьян, – сказал Пол. – Я могу выпить гораздо больше, чем вы думаете, и я ни за что больше не останусь в армии, даже если мирная конференция ничем не кончится.
– Ах, мне все равно, – сказала Эвелин, – мне все равно, что бы ни случилось.
Они услышали музыку из другого кафе и увидели силуэты танцоров, мелькавшие мимо окон второго этажа.
– Зайдем, – сказала Эвелин.
Они зашли и поднялись в танцевальный зал, представлявший собой длинную комнату, полную зеркал. Эвелин сказала, что ей хочется выпить рейнвейну. Они долго изучали карточку вин, и наконец Эвелин, многозначительно искоса поглядев на Пола, заказала «Liebfraumilch». Пол покраснел.
– Я бы хотел иметь liebe frau, – сказал он.
– А может, она у вас есть… По одной в каждом порту, – сказала Эвелин.
Он покачал головой.
Когда они пошли танцевать, он очень крепко прижимал ее к себе. Он уже не был таким робким, как прежде.
– Я в последнее время чувствую себя ужасно одинокой – сказала Эвелин, когда они сели на место.
– Вы одиноки?… Когда вся мирная конференция бегает за вами и весь АЭК… Знаете, Дон говорил мне, что бы опасная женщина.
Она пожала плечами.
– Откуда Дон знает? А ведь вы, пожалуй, тоже можете быть опасным, Пол.
Они опять пошли танцевать, и она прижалась щекой к его щеке. Когда музыка прекратилась, у него был такой вид, словно он вот-вот поцелует ее, но он этого не сделал.
– Сегодня самый чудесный вечер в моей жизни, – сказал он. – Как бы мне хотелось быть тем человеком, с которым вам было бы действительно приятно повсюду бывать.
– Пожалуй, вы могли бы им быть, Пол… Вы, по-видимому, способный ученик… Ах нет, мы ведем себя ужасно глупо… Я терпеть не могу кокетничать и флиртовать… Может быть, мне хочется невозможного… Может быть, мне хочется выйти замуж и иметь ребенка.
Пол сконфузился. Они сидели молча, глядя на танцующих. Эвелин увидела, как молодой французский солдат нагнулся и поцеловал в губы маленькую девушку, с которой танцевал; целуясь, они продолжали танцевать. Эвелин захотелось быть этой девушкой.
– Давайте выпьем еще капельку вина, – сказала она Полу.
– Вы думаете? Ну что ж, давайте веселиться.
Когда они садились в такси, Пол был уже совсем пьян, он смеялся и обнимал ее. Как только они очутились в темноте на заднем сиденье такси, они начали целоваться. Эвелин на минуту отстранила Пола.
– Поедем к вам, а не ко мне, – сказала она, – я боюсь моей консьержки.
– Отлично… Только у меня ужасно маленький номер, – сказал Пол хихикая, – но ничего, мы уместимся.
Миновав грозные взоры старика, у которого были ключи от номеров, они, спотыкаясь, поднялись по длинной, холодной винтовой лестнице в маленькую комнату, выходившую на двор.
– Жизнь прекрасна, если не раскисать, – сказал Пол; он запер дверь на ключ и на крючок и протянул к ней руки.
Опять пошел дождь, дождь гремел о стеклянную крышу двора, точно водопад. Пол швырнул фуражку и китель в угол и подошел к ней с сияющими глазами.
Как только они легли в постель, он заснул, положив голову на ее плечо. Она выскользнула из кровати, чтобы потушить свет и открыть окно, потом, дрожа, прильнула к его телу, теплому и размякшему, как тело ребенка. За окном дождь низвергался на стеклянную крышу двора. Где-то в доме был заперт щенок, который непрерывно отчаянно тявкал и скулил. Эвелин не могла заснуть. Что-то запертое внутри нее скулило, как тот щенок. Сквозь стекло она начала различать темный шпиль крыши и трубы на фоне бледнеющего фиолетового неба, наконец она заснула.
Весь следующий день они провели вместе. Она позвонила по телефону в Красный Крест и сообщила, что у нее обычное недомогание, а Пол совершенно забросил Сорбонну. Они все утро просидели под жидкими лучами солнца в кафе близ Мадлен и строили планы о том, что они будут делать. Они постараются как можно скорее добиться отправки в Штаты, найдут себе работу в Нью-Йорке и поженятся. Пол в свободное время будет готовиться к инженерскому диплому. В Джерси-Сити есть одна фирма, торгующая зерном и фуражом, друзья его отца, – он уверен, что они его возьмут на службу. Эвелин может вновь открыть свое декоративное ателье. Пол был счастлив и откровенен и уже не имел прежнего виноватого вида. Эвелин все время говорила себе, что в Поле что-то есть, что она влюблена в Пола, что из Пола кое-что можно будет сделать.
До конца мая они вели себя довольно легкомысленно. Они в несколько дней истратили все свое жалованье, так что им пришлось обедать за маленькими общими столиками в ресторациях, битком набитых студентами и рабочими и мелкими служащими; они покупали абонементные книжки по два франка или по два франка пятьдесят за обед. В одно июньское воскресенье они поехали в Сен-Жермен и пошли гулять по лесу. У Эвелин неожиданно начались приступы тошноты и слабости, и ей несколько раз приходилось ложиться на траву. Пол казался ужасно озабоченным. Наконец они добрались до маленького поселка на берегу Сены. Сена, вся в зеленых и лиловых полосах послеполуденного солнца, стремительно неслась, пенясь у низких берегов, обсаженных шпалерами высоких тополей. Они переправились на другой берег на маленьком пароме, Эвелин прозвала старика паромщика Отец Время. На полпути Эвелин сказала Полу:
– Знаешь, отчего это у меня, Пол? Я беременна.
Пол вздохнул со свистом.
– Так… Это не входило в мои планы. Какой я, по правде говоря, негодяй, что не женился на тебе раньше… Мы поженимся немедленно. Я выясню, каким образом можно получить разрешение на брак, находясь на военной службе. Ничего, все в порядке, Эвелин… Но это здорово меняет мои планы.
Они добрались до противоположного берега и пошли через Конфлан к железнодорожной станции, чтобы сесть на парижский поезд. Пол казался озабоченным.
– А ты думаешь, мои планы от этого не меняются? – сказала Эвелин. – Это все равно что переплывать Ниагару в бочке, понимаешь?
– Эвелин, – серьезно, со слезами на глазах сказал Пол, – чем мне искупить мою вину?… Честное слово, я сделаю все, что в моих силах.
Поезд со свистом и грохотом подкатил к перрону. Они были так поглощены своими мыслями, что чуть не пропустили его. Они сели в вагон третьего класса и сидели, молча, выпрямившись, друг против друга, касаясь друг друга коленями, глядя в окно на парижские предместья и не видя их, ни слова не говоря. Эвелин сказала сдавленным голосом:
– Мне хочется иметь малыша, Пол, придется нам пройти через все.
Пол кивнул. Больше она его лица не видела.
Поезд вошел в туннель.
Новости дня XXXIV

СОКРАЩЕНИЕ МИРОВОЙ ДОБЫЧИ ПЛАТИНЫ
IL SERAIT CRIMINEL DE N?GLICER LES INT?RETS FRAN?AIS DANS LES BALKFNS
САМОУБИЙСТВО В ТЮРЬМЕ
котировка «Юнайтед стар сторс», составляющая в этом месяце 167 долларов на акцию, равняется 501 доллару за акцию старого товарного фонда, в результате чего нынешние акционеры получают 27 % за акцию, приобретенную ранее. Как в мирное время, так и в военное акции компании не упали в цене и даже увеличили дивиденды
ШЕСТЕРО ЗАДЕРЖАНЫ НА ЧЕРДАКЕ
Как вы их удержите на ферме
После путешествия в Париж

Если Уолл-стрит была заинтересована в мирном договоре – иными словами если американские деловые круги по праву интересовались, в какой степени мы вовлечены в дела, не имеющие к нам никакого касательства, – то с какой стати они занимались подкупом всех болтунов и аферистов, образующих свиту мистера Вильсона в Париже?
СОЮЗНИКИ ПРИЗЫВАЮТ ВЕНГЕРСКИЙ НАРОД
СВЕРГНУТЬ ПРАВИТЕЛЬСТВО БЕЛЫ КУНА
ТАЙНА СИНЕЙ БОРОДЫ – ИСЧЕЗНОВЕНИЕ 11 ЖЕНЩИН
ENFIN LA FRANCE ACHETE LES STOCKS AM?RICAINS
Как вы их прогоните с Бродвея
Где джаз-банда гром
Вечный содом

весь день бульвары являли собой необычное зрелище. Террасы почти всех кафе были пусты, столы и стулья были убраны с них. В некоторые кафе посетителей впускали поодиночке, и их обслуживали официанты, оставшиеся верными своему долгу, но снявшие тем не менее передники
ПАРИЖ КРИТИКУЕТ ТРЕБОВАНИЯ ГЕДЖАСА
дабы не обнаружить преждевременно своих симпатий, решено расформировать для вида несколько частей; на самом же деле эти части в полном составе передаются в распоряжение Колчака
ИРМ ЗАМЫШЛЯЛИ УБИТЬ ВИЛЬСОНА
Найдено 10 000 мешков гнилого лука
НЕСЧАСТНЫЙ СЛУЧАЙ – БОГАТЫЙ ГРАЖДАНИН РАЗБИЛСЯ НАСМЕРТЬ, УПАВ С ЛЕСТНИЦЫ
туман скрыл канонерку вскоре после того, как она отвалила от пристани, но Президент продолжал улыбаться и махать шляпой, в то время как канонерка приближалась к «Георгу Вашингтону»
ПАДЕНИЕ СОВЕТСКОЙ ВЛАСТИ НЕИЗБЕЖНО
Дом Морганов
«Я предаю дух мой в руки моего Спасителя, – писал Джон Пирпонт Морган в своем завещании, – в полной уверенности, что, очистив и омыв его в своей драгоценнейшей крови, он вознесет его безгрешным к престолу моего небесного Отца, и я завещаю моим детям всеми средствами и ценой любых личных жертв хранить и защищать святое учение об искуплении грехов пролитою за нас кровью Иисуса Христа, и только ею»,
и в руки Дома Морганов, представленного его сыном, он передал, умирая в Риме в 1912-м,
контроль над моргановскими предприятиями в Нью-Йорке, Париже и Лондоне, четыре национальных банка, три треста, три страховых общества, десять железных дорог, три трамвайные компании, одно общество скорых поездов, Международное торговое пароходство;
власть, основанную на принципе взаимной поддержки переплетающихся директоратов, над восемнадцатью другими железными дорогами, Стальной корпорацией США, Всеобщей компанией электричества, Американской телеграфной и телефонной компанией, пятью основными отраслями промышленности;
сплетенные провода комбинации Морган-Стилмен-Бейкер, как висячий мост, поддерживали кредит, тринадцать процентов банковских ресурсов мира.
Первым Морганом, создавшим трест, был Джозеф Морган, владелец гостиницы в Хартфорде, Коннектикут. Он основал несколько линий почтовых карет и скупил акции страхового общества «Этна» в момент паники, вызванной в тридцатых годах одним из больших нью-йоркских пожаров;
сын его, Джуниус, пошел по его стопам, занявшись сперва мануфактурой, а потом войдя в компанию с Джорджем Пибоди, банкиром из Массачусетса, который создал в Лондоне гигантское страховое и торговое предприятие и стал другом королевы Виктории;
Джуниус женился на дочери Джона Пирпонта, бостонского проповедника, поэта, эксцентрика и аболициониста, и старший сын их,
Джон Пирпонт Морган, получивший воспитание в Англии, учившийся в Веве, выказавший недюжинные математические способности в Геттингенском университете, прибыл в Нью-Йорк, чтобы сделать себе состояние, – щуплый, угрюмый юноша лет двадцати, он как раз подоспел к панике 57-го года (война и паники на фондовой бирже, банкротства, военные займы – благоприятная погода для Дома Морганов).
Когда под фортом Самтером загрохотали пушки, молодой Морган заработал немалые деньги на перепродаже североамериканской армии бракованных карабинов и впервые дал себя почувствовать на фондовой бирже в деловом центре Нью-Йорка; золото приносило гораздо больше прибыли, чем ружья, гражданская война перестала его интересовать.
Во время франко-прусской войны Джуниус Морган выпустил большой заем для французского правительства, находившегося в Туре. Одновременно молодой Морган боролся с Джеем Куком и немецко-еврейскими банкирами во Франкфурте из-за консолидирования американского военного долга (он терпеть не мог немцев и евреев).
Паника 75-го года разорила Джея Кука и сделала Дж. Пирпонта Моргана главным крупье Уолл-стрит, он вошел в компанию с филадельфийскими Дрекселями и выстроил Дом Дрекселя, в котором он тридцать лет сидел в своем застекленном кабинете за письменным столом, краснолицый и наглый, куря длинные черные сигары, или, когда намечались крупные дела, раскладывал пасьянс «отшельник во внутренних покоях»; он славился своим немногословием, «да» или «нет», и своей манерой внезапно обрушиваться на посетителя, и своим характерным жестом, означавшим «а что с этого буду иметь я?».
В 77-м Джуниус Морган ушел на покой, Дж. Пирпонт заставил выбрать себя членом совета директоров Нью-Йоркской центральной железной дороги и спустил на воду первый «Корсар». Он любил кататься на яхте и чтобы хорошенькие актрисы называли его «командор».
Он основал родильный приют на площади Стайвесанта и обожал ходить в церковь Св. Георгия и в одиночестве петь там гимны в послеобеденной тишине.
Во время паники 93-го года Морган не без значительной выгоды для себя спас Казначейство Соединенных Штатов, золото иссякло, страна была разорена, фермеры вопили, требуя серебряного стандарта, Гровер Кливленд и весь его кабинет ходили взад и вперед по голубому залу Белого дома и не могли прийти ни к какому решению. В конгрессе произносились речи, а тем временем в отделениях Казначейства таял золотой запас, бедняки умирали голодной смертью, армия недовольных двигалась на Вашингтон; долгое время Гровер Кливленд не мог заставить себя пригласить на совещание представителей уолл-стритских толстосумов; Морган сидел в своих апартаментах в «Арлингтоне», курил сигары и спокойно раскладывал «отшельника», пока наконец президент не прислал за ним; у него уже был готов план, как остановить золотое кровоизлияние.
После этого все, что Морган говорил, становилось законом; когда Карнеги распродал свои предприятия, он основал «Стальной трест».
Дж. Пирпонт Морган был раздражительным человеком с бычьей шеей, маленькими черными глазами, как у сороки, и бородавкой на носу, он позволял своим компаньонам разрабатывать до седьмого пота все мелочи банковской рутины, а сам сидел в своем кабинете, куря черные сигары; когда нужно было что-нибудь решить, он говорил «да» или «нет» либо просто поворачивался спиной и садился за свой пасьянс.
Каждое Рождество его библиотекарь читал ему «Рождественскую песнь» Диккенса по оригинальной рукописи.
Он обожал канареек и китайских мопсов и любил катать на яхте хорошеньких актрис. Каждый новый «Корсар» был лучше предыдущего.
На обеде у короля Эдуарда он сидел по правую руку его величества, он обедал с кайзером с глазу на глаз; он любил беседовать с кардиналами или с папой и не пропустил ни одного съезда епископов англиканской церкви;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49