Но Арамис, ничуть не опасаясь ночных разбойников, отважно углубился в путаницу улочек старой части города.
В гораздо большей степени его заботили шпионы кардинала, от которых в этот раз ему так счастливо удалось ускользнуть.
Быстро продвигаясь в почти полной темноте (луна в это зимнее время года была чаще скрыта тучами), Арамис свернул в переулок Д’Аверон, пройдя его, попал на улицу Де Пули и направился к угловому дому, выходящему на площадь Сен-Жермен Л’Озеруа.
Видимо, его ждали. Не успел он постучать во входную дверь, как она беззвучно растворилась, пропустив его внутрь. Затем дверь так же бесшумно закрылась, словно подчинившись каким-то сверхъестественным силам.
Впрочем, над домом, принявшим в этот полночный час Арамиса, и впрямь витала тайна – он принадлежал ордену «Общества Иисуса» – самому знаменитому и самому загадочному, самому странному и самому влиятельному из всех монашеских орденов.
Безмолвный привратник в черной рясе провел Арамиса наверх, в ярко освещенные комнаты, где он и был встречен немолодым иезуитом и незнакомым дворянином в черной бархатной одежде.
Иезуит благосклонно, хотя и очень сдержанно, приветствовал Арамиса. Тот, в свою очередь, почтительно поклонился.
– Я вижу, отец Мерсенн выполнил свою задачу – вы явились вовремя, – сказал иезуит. – Полагаю, за вами не следили?
– Нет, святой отец. Отец Мерсенн оказал мне неоценимую помощь.
– Тогда перейдем к делу, – властно сказал иезуит, делая Арамису знак, приглашающий его сесть. – Я хочу представить вам одного достойного дворянина, который, рискуя жизнью, доставил в Париж предложения испанского правительства, касающиеся одной весьма важной и деликатной проблемы.
– Мы уже как-то раз встречались с шевалье, – с чуть заметной улыбкой заметил человек в черном камзоле, впервые нарушив молчание.
Он был невысок ростом, быстрый взгляд его черных умных глаз, устремленный на Арамиса, казался одновременно приязненным и колючим.
– К сожалению, я не имел такой чести, – спокойно отвечал Арамис.
– Вы ошибаетесь, сударь. Вспомните того нищего, который доставил вам письмо из Тура. Вы тогда собирались идти сражаться под Ла-Рошель.
– Ах! – вскричал Арамис, густо покраснев. – Теперь я вспоминаю вас, сударь. Вы выложили передо мной на столе сто пятьдесят двойных пистолей…
– …А вы даже не взглянули на них, углубившись в чтение письма, которое вам вручил нищий оборванец. Видимо, все дело было в обратном адресе, – улыбнувшись, добавил дворянин.
– Значит, вы и есть тот самый граф и испанский гранд!
– Мое имя – дон Алонсо де Кампо-и-Эспиноса.
– Надеюсь, вы извините мне, дон Алонсо, мою тогдашнюю невнимательность, вызванную получением так долго ожидаемых известий от… от Мари Мишон. Ваш уход был столь быстр и незаметен, что я, право, не успел…
– Не стоит вспоминать об этом, кабальеро, – перебил его испанец, все так же улыбаясь. – Это совершенно естественно.
– Зато теперь, – тихо проговорил иезуит, все это время внимательно наблюдавший за беседой, – вам предоставляется возможность оказать ответную услугу дону Алонсо.
– Когда я должен отправиться в Тур? – спросил Арамис, скрывая свое нетерпение.
– Очень скоро. Дело не терпит отлагательства, – спокойно ответил иезуит, как бы оттеняя своим голосом излишнюю горячность Арамиса и желая намекнуть ему, что он не вполне владеет собой.
Арамис почувствовал это и постарался надеть на лицо такую же непроницаемую маску.
– Дело заключается в том, что дон Алонсо имеет при себе письмо, написанное министром испанского короля. Его надлежит доставить нераспечатанным в Тур известной вам особе. Дон Алонсо не может пуститься в путь сам, так как, по понятным причинам, рискует значительно больше, чем вы. Удача уже то, что ему удалось добраться до Парижа, и мы все будем благодарить Бога, если ему так же счастливо удастся вернуться в Брюссель, откуда он прибыл. К сожалению, дона Алонсо уже слишком хорошо знают в лицо осведомители кардинала. Поручение опасное, как вы понимаете и сами, поскольку за домом и каждым шагом известной вам особы ведется наблюдение. Я доверяю вашему уму и вашей отваге, всецело полагаясь на вашу изобретательность, – доставьте письмо адресату.
– Должен ли я дождаться ответа? – спросил Арамис, втайне надеясь на согласие.
– Будет лучше, если герцогиня прочтет письмо при вас и назовет вам способ, которым герцог Роган поддерживает связь с нею. Вы видите – вам доверяют.
Арамис молча поклонился.
– Она вольна решать сама – отвечать ли письменно, а значит, подвергать вас дополнительной опасности на обратном пути, или передать вам все, что она найдет нужным сказать, в устной форме, – продолжал иезуит все тем же бесстрастным и тихим тоном. – Если все будет так, как хотим того мы, к герцогу Рогану отправится другой связной, чтобы не подвергать вас смертельной опасности во второй раз, почти без шансов на удачу. Не следует возлагать надежд на случай. Что удалось однажды – вряд ли удастся снова.
– Должен ли я уничтожить письмо при малейшем подозрении, что оно может попасть в чужие руки? Ведь подозрения иногда оправдываются.
– Уничтожьте непременно. Даже если это будет стоить вам жизни.
– Но… если мне все же удастся добраться до… адресата, но уже без письма?! – воскликнул Арамис.
– На этот случай я даю вам следующие инструкции. Вам доверяют, сын мой, – снова многозначительно произнес иезуит, оттенив последние слова. – Вы назовете имя дона Алонсо и скажете, что Испания готова поддержать герцога де Рогана и его людей, оказав любую разумную денежную помощь, если он будет продолжать борьбу против кардинала. В случае продолжения активного сопротивления министр короля Филиппа берет на себя обязательство в течение трех месяцев подготовить к началу военных действий на юге армию в двадцать – двадцать пять тысяч человек, которая окажет Рогану прямую военную поддержку.
– Что министр короля Филиппа требует от де Рогана взамен? – спросил Арамис, переводя взгляд на испанца.
– Ничего, – глухо отвечал иезуит. Испанец хранил молчание.
– Ничего? – переспросил Арамис.
– Ничего, – снова повторил иезуит еще приглушеннее. В комнате воцарилась тишина.
– Это все, что я должен знать? – спросил Арамис.
– Этого достаточно, чтобы четвертовать вас, если вы попадете в руки людей кардинала. Не возвращайтесь к себе домой. Вот деньги на дорогу. Внизу вам подадут коня.
Арамис поклонился снова. Так как иезуит хранил молчание, мушкетер готов был уйти, но неожиданно был остановлен знаком настоятеля.
– Орден всюду имеет верных людей. Чтобы увеличить вероятность успеха, примите от меня вот это.
С этими словами иезуит снял с груди маленький золотой крестик и надел его на Арамиса. На обратной стороне распятия были выгравированы четыре буквы: A.M.D.G.
– Сразу же по приезде в Тур отыщите лавку булочника Люпона на улице Скорняков. Покажите хозяину этот крест, – проговорил иезуит. – Теперь все.
Глава двадцать третья
Кавалер де Рошфор
В то время, когда Арамис под покровом ночи путешествовал по ночному Парижу, оставляя с носом соглядатаев кардинала, в те минуты, когда он был посвящаем в государственные тайны, прикосновение коих бывает так гибельно для человека, тайны, грозящие ему четвертованием, словом, в то время, когда Арамис вел активный образ жизни, все мирные парижские обыватели спали.
Спал и д’Артаньян. Лег он рано, а проснулся поздно; проснувшись же, кликнул Жемблу, с недавнего времени заменившего Планше, и приказал подать воды для умывания.
Покончив с утренним туалетом, д’Артаньян оделся, лихо заломил свою шляпу, прицепил шпагу и отправился в казармы. Посвятив некоторое время своим служебным обязанностям, он отправился в Лувр, так как там сейчас несли караул мушкетеры его роты.
Первым человеком, которого он повстречал в Лувре, был Рошфор.
– Вот те на, да это же господин д’Артаньян, собственной персоной, – криво улыбнувшись, сказал Рошфор.
– Ба! Да это сам неуловимый шевалье де Рошфор! – в тон ему отвечал д’Артаньян.
– Почему же неуловимый?
– Потому что после того, как вы науськали на меня чернь и похитили у меня рекомендательное письмо к господину де Тревилю в Менге, я никак не мог повстречать вас для разговора по душам.
– Зато я нашел вас, как видите.
– Вы и раньше находили время, когда это входило в ваши планы. Ведь это вы арестовали меня по приказу его высокопреосвященства.
– Это правда. А вы в тот раз снова вышли сухим из воды.
– Не просто, а с повышением, сударь.
– Ах да! Как я мог позабыть! Ведь вы именно после этого сделались лейтенантом мушкетеров. Стали важной птицей, господин д’Артаньян.
– Ну, вы-то сами летаете выше всех.
– Это еще почему?
– Еще бы!
– Не вижу повода для подобных утверждений, сударь.
– Вам дано право похищать людей, выслеживать их, отправлять на плаху!
– Вы, верно, сошли с ума, шевалье! Это вы чуть не отправили на тот свет господина де Варда, который, как вам, может быть, неизвестно, приходится мне родственником. А уж миледи вы и вовсе убили без всяких судебных проволочек. И к тому же не один, а со своей милой компанией головорезов.
– Я советовал бы вам выбирать выражения, господин Рошфор, когда вы говорите о моих друзьях.
– А вам, милостивый государь, следует выбирать выражения, говоря со мной. Я не полицейская ищейка.
– Еще бы! Полицейской ищейке не удалось бы так просто отправить на плаху Шалэ, как это сделали вы. Правда, для этого вам пришлось побывать в Брюсселе под видом капуцина, кажется. Но это не в счет; конечно, вы не полицейская ищейка, господин де Рошфор.
– Шалэ был государственным преступником, господин д’Артаньян.
– А несчастная госпожа Бонасье тоже, надо полагать, была государственной преступницей?!
– Во-первых, есть вещи, которых вы не должны знать, сударь, а если вы их все же узнали, то тем хуже для вас; во-вторых, кто вам сказал, что я имел отношение к какой-то госпоже Бонасье? Я в первый раз слышу это имя.
– Вы лжете, Рошфор! Вы лично руководили ее похищением в Сен-Клу, а помогал вам в этом грязном деле ее муж – мерзавец Бонасье!
– Сударь, вам должно быть прекрасно известно, что обвинить дворянина во лжи – значит нанести ему серьезное оскорбление!
– Сударь, вам должно быть прекрасно известно, что лгать в глаза собеседнику – значит позорить звание дворянина!
– Господин д’Артаньян! Вы ответите мне за это!
– А вы ответите мне за Менг, за Констанцию и за ваш подлый нрав. Я убью вас, господин де Рошфор.
– Если только я не сделаю этого раньше, господин д’Артаньян.
– Где вам будет угодно попытаться привести свою угрозу в исполнение, господин де Рошфор?
– На пустыре за Люксембургом. Там обычно безлюдно в это время года.
– Отлично. Когда?
– В пять часов.
– Согласен.
– И выберете шпагу подлиннее, д’Артаньян.
– А вы, Рошфор, пожалуйста, не приводите с собой дюжину убийц с мушкетами, чтобы посадить их в засаде. Это создаст вам дурную репутацию.
– Вам не удастся вывести меня из себя, молокосос!
– Ого! Значит, в вас сохранились еще остатки благородства!
– Будьте спокойны, д’Артаньян. Я убью вас по всем правилам.
– А как же с эдиктами? – насмешливо спросил д’Артаньян, пародируя слова де Жюссака, с которых, собственно, и начались его парижские приключения. – Хотя, наверное, его высокопреосвященство сделает исключение для своего любимца.
– Могу заверить вас, что кардинал ничего не узнает о происшедшем между нами. Думаю, мы в состоянии сами уладить наше внутреннее дело.
– Вы удивляете меня, Рошфор. Пожалуй, если я проткну вас сегодня в Люксембурге, я буду плакать о вас.
С этими словами д’Артаньян ушел, поклявшись самому себе этим вечером посчитаться с Рошфором за все свои несчастья, источником которых был конюший его высокопреосвященства.
– А о тебе скоро и плакать будет некому, – злобно пробормотал Рошфор, глядя вслед д’Артаньяну. – Один тщеславный дуралей женился и уехал в глушь, другому скоро подрежут крылышки, третий пьяница – вот и все, что останется от «четверых неразлучных» сегодня вечером.
Дома д’Артаньян первым делом приказал Жемблу почистить и отполировать шпагу. Наш мушкетер имел две – поэтому, когда его новый слуга справился с поручением, а справился с ним он наилучшим образом, как отметил для себя д’Артаньян, он поручил ему начистить и другую.
– Я вижу, ты знаешь толк в подобного рода делах, Жемблу? – спросил д’Артаньян.
– Да, сударь. Мой прежний хозяин всегда требовал, чтобы его шпага была отполирована, а пистолеты заряжены, – отвечал слуга.
– Из чего следует, что господин… как бишь звали твоего прежнего хозяина, Жемблу?
– Дон Алонсо де Кампо-и-Эспиноса, сударь.
– Да, вот именно… что этот… дон э-э… Эспиноза был не промах подраться?
– Как вам сказать – и да, и нет, сударь.
– Да – это да, а нет – это нет. Тут, по-моему, третьего не дано.
– Я имею в виду вот что, сударь, – пояснил рассудительный Жемблу. – Мой хозяин, кажется, не был большим любителем затевать потасовки, но много путешествовал под вымышленными именами, подвергаясь серьезной опасности. Вот поэтому-то он и требовал от меня всегда держать оружие в порядке.
– Значит, твой господин, как и я, был на государственной службе? Только служил он, видно, другому королю.
– Может, оно и так, сударь, но никаких чинов, однако, не имел. Хотя в Новом Свете он даже приказывал капитанам военных кораблей, и те подчинялись ему. Это было в то время, когда мы гонялись по проливам за пиратами.
– Выходит, ты тоже гонялся за пиратами вместе со своим господином, Жемблу?
– Выходит, так, сударь. Хотя, разумеется, и не по своей воле.
– И много пиратов поймал твой господин?
– К счастью, не слишком-то много, сударь.
– Вот не думал, что ты сторонник пиратов! – со смехом воскликнул д’Артаньян.
– Я не сторонник пиратов, сударь. Я – француз.
– Я – тоже. Но это еще не причина, чтобы одобрять пиратство.
– Однако дело заключается в том, что среди пиратов много наших соотечественников, а на испанских кораблях – ни одного.
– Но ты-то плавал с испанцами, Жемблу, – сказал д’Артаньян, поддразнивая парня.
– Это другое дело, сударь. Я поступил в услужение к дону Алонсо еще во Франции. И в свое оправдание я могу сослаться на то, что даже не подозревал в то время, что он испанец.
– Дон Алонсо так хорошо говорил по-французски?
– Вот именно, сударь. Легкий акцент, не более того. Но ведь в разных частях Франции тоже говорят по-разному. Даже…
– Продолжай уж, любезный, раз начал. Даже я говорю по-французски отнюдь не как парижанин – верно?
– Ну… примерно это самое я и имел в виду, только боялся прогневать вас.
– Ты совершенно правильно заметил мое произношение, я ведь родом из Гаскони. И тебе нечего бояться моего гнева. Мы, гасконцы, не скрываем своего происхождения, а гордимся им.
– И совершенно правильно, господин д’Артаньян. Всем известно, что самые лучшие солдаты короля Франции – родом из Гаскони, как господа де Тревиль, Дэзэсар и вы…
– А ты, оказывается, льстец, Жемблу.
– Что вы, сударь. Я всегда говорю то, что думаю.
– Ладно, ладно… – проговорил д’Артаньян, которому хотелось порасспросить своего нового слугу о его прежнем господине и их совместных приключениях.
Мушкетер справедливо полагал, что такой способ получше познакомиться со своим слугой ничуть не хуже всех остальных и имеет по крайней мере то несомненное достоинство, что является единственно доступным в данный момент.
– Значит, твой господин… этот дон Алонсо… частенько путешествовал по Франции? Испанец, свободно говорящий по-французски и тайно разъезжающий по стране… Тебе это не показалось странным, Жемблу?
– Говоря правду, – да, сударь. Но это продолжалось недолго, и дон Алонсо уехал в Новый Свет, а меня забрал с собой. Не стану скрывать, я был рад возможности повидать все тамошние диковины, потому что в Нормандии такого ни за что не встретишь – хоть сто лет проживи.
Побеседовав с Жемблу в такой манере еще с полчаса, д’Артаньян так и не уяснил себе, по какой надобности его господин путешествовал по Франции. Относительно же своего слуги у д’Артаньяна сложилось мнение, что это спокойный и рассудительный парень, но с хитрецой, как все нормандцы, и в этом отношении ненамного уступит Планше.
Как мы видим, д’Артаньян продолжал помнить славного малого, исчезнувшего в Ла-Рошели, и часто воспоминания о нем исторгали из его груди печальный вздох.
Между тем близился условленный час. Д’Артаньян выбрал себе шпагу. Он остановился на той, которой нанес графу де Варду четыре славных удара перед отплытием в Англию.
Мушкетер приказал Жемблу вооружиться мушкетом и последовать за ним. Ему понравилось, что парень не стал задавать лишних вопросов.
За Люксембургским дворцом находился большой пустырь, обнесенный оградой. Рошфор был прав, когда полагал, что в такой час там будет безлюдно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49