Судя по выражению лица Джоанны Айд, она уже не раз видела, как Боннард мнет и расправляет очередное письмо. Однако она даже не закатила свои прекрасные глаза. Любовница Элфика – и его доверенное лицо во всех делах, – которой было больше двадцати лет, отлично понимала: на сей раз дела пошли не так, как они оба ожидали.
Элфик получил очередное послание от бывшей жены. И это, как обычно, привело его в ярость.
– Сучка! – сквозь зубы процедил он.
– Знаю, мой дорогой, но теперь она долго не будет беспокоить тебя, – проворковала Джоанна.
Боннард поднял голову.
– Надеюсь, – кивнул он. – Ведь все под контролем. Утром я получил сообщение. Марту Фейзи выпустили из тюрьмы. На это потребовалось немало времени и средств. Но теперь дело сделано, и она должна быть уже на пути в Верону, а возможно, уже там.
Настала очередь Джоанны нахмуриться. Ей было известно, что Элфик многие годы использовал Марту Фейзи. Все считали, что она была его единственной любовью. И Джоанна поощряла эти слухи. Это был сговор, целью которого была власть, могущество. В противном случае они с Элфиком давным-давно совершили бы один непрактичный поступок – обвенчались бы много лет назад. Но, будучи людьми честолюбивыми, родственными по духу, они занимались иными делами – женили других людей. Она стала вдовой, он развелся, но сочетаться браком не спешили, дожидаясь, пока все дела в их жизни будут улажены: он станет премьер-министром, а его бывшую жену… выведут из строя. Одним словом, Джоанна хотела быть абсолютно уверенной в том, что никто не узнает, каким человеком он был на самом деле, и она не будет вместе с ним переживать последствия этого.
– Я знаю, о чем ты думаешь, – промолвил Элфик. – Ты бы предпочла, чтобы я нанял кого-то, кто занимался бы письмами.
– Для этого дела вполне подошла бы Фейзи, – сказала Джоанна.
– Она узнает мой почерк, – произнес Элфик. – Я ведь посылал ей немало любовных писем. Хотя… Ей скажут, какие имена надо искать в письмах – больше ей знать ни к чему.
– У нее же взрывной темперамент, она себя не помнит, когда разозлится, – заметила Джоанна.
– Ну и что? – пожал плечами Элфик. – Пусть делает с Франческой все, что захочет. Но сначала пусть раздобудет письма.
– Я того же мнения, мой дорогой, можешь мне поверить, – проворковала Джоанна. – Но мне бы хотелось сначала удостовериться в том, что Марта завладела письмами, а уж потом твоя бывшая жена может пострадать в несчастном случае.
– А ведь Марта обычно женщин не убивает, – вздохнул Элфик. Его взгляд медленно скользнул к письму. – Скорее она предпочтет изуродовать красивое личико Франчески. Думаю, после этого высокородных кавалеров у нее поубавится.
Высокородные любовники Франчески представляли для него серьезную проблему.
Пять лет назад Франческа Боннард украла с этого самого письменного стола письма. Если они попадут в руки человека, который понимает, какого рода посланиями обмениваются между собой секретные иностранные агенты, то доказать его вину не составит труда.
К счастью, в момент кражи Франческа была самой ненавидимой и презираемой женщиной Великобритании. И если бы она в те дни вздумала поведать окружающим о тайных сделках, которые Элфик заключал с французами, никому бы и в голову не пришло ей поверить. Все решили бы, что эти письма – подделка, порочная попытка падшей женщины затащить его в выгребную яму вместе с собой. Он даже смог бы обвинить ее в подстрекательстве к мятежу и вымогательстве.
Впрочем, ничего такого она тогда не сделала. Франческа попросту уехала за границу и стала дорогой проституткой, а Джон Боннард тем временем продолжал свою тайную деятельность, причем настолько успешно, что заслужил титул барона.
Однако появилось несколько врагов, которые теперь искали способ разоблачить его. Одним из самых лютых недругов, доставлявших ему немало неприятностей, был лорд Квентин. И сейчас он находился в Италии. Нехороший знак.
Более того, за эти годы – вместо того, чтобы умереть в нищете, презрении и грязи, как ожидали Джоанна и Элфик, – Франческа Боннард разбогатела и вполне оправилась. И теперь она имеет дело только с влиятельными мужчинами.
Таким образом, она тоже стала для него проблемой, причем очень серьезной.
Тем временем в Вероне
– Ты ничего не понимаешь! – яростно кричала Марта Фейзи на джентльмена, который только что доставил послание в маленький коттедж. – Я потеряла моих лучших людей, и все из-за этой римской свиньи, кем бы он там ни был. Трое из них изуродованы, и теперь от них нет никакого толку. Остальных – а ведь их полдюжины – увели солдаты! И теперь все они в тюрьме.
– Но тебя же мы вытащили, – сказал посланец. – Между прочим, на взятку ушло целое состояние.
– Я этого стою, – заявила Марта, вздернув подбородок. – И моему лорду Элфику это известно. Но что я могу сделать, когда от моих лучших людей нет пользы?
– Использовать других твоих лучших людей, – посоветовал он.
Марта сделала недовольную гримасу, взглянув на что-то в другом конце комнаты. Пройдя мимо гостя, она повернула небольшую статуэтку Мадонны лицом к стене.
– Почему она так на меня смотрит? – крикнула она. – Ей же известно, что мне пришлось пережить. Этот жестокий человек… Гореть ему в адском пламени!
– Да не думай ты о нем, – скривился мужчина. – Сколько можно?
Резко повернувшись, Марта окинула его яростным взглядом своих черных глаз.
– Не думать?! Ты хотя бы знаешь, что он сделал?
– Мне известно, что он заставил тебя увлечься им, испытать неистовую страсть, что в конечном счете привело тебя в тюрьму и стоило нам…
– Мои изумруды! – взвыла Марта. – Мои прекрасные изумруды! Он их похитил!
– Это, конечно, куда важнее, чем…
– Они же раньше принадлежали королеве! – продолжала причитать она. – Они были моими! – Марта Фейзи поднесла сжатые в кулаки руки к груди. – Ты знаешь, чего мне стоило раздобыть для себя эти прекрасные камни? – Ее темные глаза наполнились слезами. Марта Фейзи, привыкшая калечить людей для развлечения и убивавшая с улыбкой на устах, плакала по зеленым минералам. – Я любила их безумно! Они были моими маленькими детками! Ну где еще мне взять такие же изумруды? Когда я разыщу этого урода со свиным сердцем, который украл их…
– Им ты можешь заняться позднее. А пока…
– Но кто сделал это со мной? Кто он?
– Мы не знаем, – ответил гость. – У нас нет времени на то, чтобы выяснить это. Забудь о нем. Забудь об изумрудах. Ты никогда не получишь их обратно. Они вернулись в королевское хранилище, и оттуда их уже не извлечь.
– Не-ет! – Выхватив статуэтку Мадонны из шкафа, Марта запустила ее в стену. На лету статуэтка задела спинку стула и разлетелась на мелкие кусочки. – Забыть? Марта Фейзи никогда и ничего не забывает! Он даже колечка мне не оставил. Даже колечка! Ничего! Все забрал – все!
– У нее много драгоценностей, – многозначительно проговорил посланец.
Буря резко прекратилась.
– У миссис Боннард есть сапфиры, жемчуг, рубины и бриллианты, – с ледяным спокойствием промолвил мужчина. И добавил: – И разумеется, изумруды.
– Изумруды? – как зачарованная переспросила Марта. На ее лице появилось довольное выражение – так улыбаются дети, которым дают конфетку.
– Прекрасные изумруды, которые когда-то принадлежали императрице Жозефине, – подтвердил визитер. – Раздобудь письма, и тогда никто не будет возражать против того, чтобы ты заодно с ними прихватила и несколько побрякушек. Если ты в целости и сохранности доставишь письма его светлости, он подарит тебе корону с бриллиантами.
Венеция, вечер, оперный театр
Несмотря на то что сезон еще официально не начался, ложи и партер театра «Ла Фениче» были почти полны. Джеймсу было известно, что причин тому две. Отчасти зрители пришли в театр потому, что давали популярную оперу Россини «Сорока-воровка». А вторая причина заключалась в том, что в оперу пожаловала Франческа Боннард с друзьями и они заняли ряд самых дорогих лож. Так что на Франческу глазело не меньше народу, чем на сцену.
А некоторые – в Италии это дело обычное – не смотрели вообще никуда.
Джеймс знал и то, что итальянские театры коренным образом отличаются от английских. В Италии театры представляли собой нечто вроде клубов для общения. Для того чтобы вместить всех театралов, в театрах делали не только ложи, но и большие комнаты отдыха. До последнего времени гигантские фойе использовали для азартных игр. Теперь, когда азартные игры запретили, театралы были вынуждены развлекать себя нардами.
В сезон люди из общества посещали театр четыре-пять раз в неделю. И поскольку театр для многих становился практически вторым домом, то и обстановка там была соответствующая: огромные ложи обставляли мебелью, как домашние гостиные, да и использовали их в тех же целях. Из некоторых лож сцены было почти не видно.
Во время спектаклей зрители ели, пили и разговаривали. Они играли в карты, флиртовали и соблазняли. Слуги сновали взад-вперед. Для большинства зрителей опера или пьеса составляли лишь своеобразный цветовой и музыкальный фон.
Однако в некоторых важных моментах спектакля – это, например, могло быть начало знаменитой арии – аудитория замолкала и принималась слушать.
Правда, когда Джеймс вошел в ложу Франчески Боннард, подобной тишины не было. Актеры на сцене визжали и мычали, издавали другие звуки, но никто не обращал на них ни малейшего внимания.
Впрочем, и на Джеймса никто даже не взглянул. Он ничем не отличался от других слуг, облаченных в ливреи и парики, которые то и дело вносили в ложи то еду, то вино, то чью-нибудь шаль. Играть роль слуги оказалось совершенно не сложно. Те, кому они прислуживали, совсем не замечали их. Он мог бы перерезать горло кронпринцу Джилении на глазах у десятков свидетелей, и позднее ни один из них не смог бы узнать в нем убийцу. Ни один не вспомнил бы, какая на нем была ливрея, какой парик.
Джеймс был уверен в этом: уже пару раз в подобных условиях ему доводилось именно таким образом избавлять человечество от редкостной мрази.
Лоренцо тут, конечно, ни к чему. Правда, учитывая репутацию леди, можно было ожидать, что мужчина – или несколько мужчин – будет мешать ему, однако Джеймс предпочитал, чтобы «препятствие» было молодым и не слишком умным. Французский граф Маньи, имевший преимущество в виде возраста и опыта (что включало в себя способность не терять голову, причем в годы Террора – в буквальном смысле), мог представлять собой более серьезного противника.
Внимание Джеймса переключилось со златовласого мальчика на сидевшую возле него Франческу. Они занимали места в передней части ложи, причем Лоренцо был удостоен чести сидеть справа от нее. Он повернулся боком, чтобы с обожанием взирать на свою богиню. Она смотрела на сцену и делала вид, что не замечает его восхищения.
Со своего места Джеймс мог видеть ее только сзади, точнее, ее точеную шею и плечи. Цвет ее волос, уложенных в художественном беспорядке, был насыщенно-каштановым. Когда на них падал свет, на отдельных прядях вспыхивали красноватые отблески. Несколько кудряшек выбились из прически, что придавало ее облику легкую небрежность. Однако вид у нее был не такой, будто она только что встала с постели, – скорее, казалось, что она лишь недавно высвободилась из объятий любовника.
Потрясающая женщина!
И такая манящая! Даже Джеймс, искушенный в любовных делах, ощутил волнующее тепло внизу живота; его взгляд оказался прикованным к ней, а в голове начался хаос.
Да уж, должно быть, мужчины действительно сходят по ней с ума, подумал Джеймс, прикидывая, сколько она может стоить.
Его взор опустился ниже.
Ее длинную стройную шею украшало ожерелье из сапфиров и бриллиантов. Капельки таких же камней свешивались из ее изящных ушей, походивших на маленькие морские раковины. Пока Лоренцо шептал что-то ей на ухо, она позволила шали соскользнуть с плеч.
Джеймс замер.
У ее платья практически не было спинки! Должно быть, специально для него ей сшили корсет.
Теперь Джеймс видел ее плечи. На правом темнела родинка нелепой формы.
Джеймс огромным усилием воли вернул глаза в глазницы, а язык – в рот.
Да уж, фантастическая женщина, причем очень смелая, в этом можно не сомневаться. Кое-кто считал, что она достойна всех этих драгоценных камней, а это уже говорило о чем-то. Джеймс не был уверен в том, что когда-либо ему доводилось видеть такие роскошные сапфиры, а он видывал – точнее, воровал – целые горы драгоценностей. По цене они явно превосходили те изумруды, которые он много месяцев назад забрал у Марты Фейзи.
Джеймс с бутылкой в руке шагнул вперед, чтобы наполнить их бокалы.
Лоренцо, наклонившийся к ней так близко, что его золотистые кудри, казалось, вот-вот спутаются с ее каштановыми локонами, замер на мгновение, а затем нахмурился, слегка откинув голову. Вынув лорнет, он стал внимательно рассматривать ее обнаженное плечо.
– Но это же змея, – промолвил он.
Змея?!
Пораженный его словами, Джеймс тоже наклонился, чтобы рассмотреть ее плечо получше. Принц прав. На плече у нее не родинка, а татуировка!
– Да как ты смеешь так глазеть на леди?! – внезапно вскричал Лоренцо. – Нахал! Наглец! Опусти глаза! И впредь смотри, прежде чем…
– Упс! – тихо проговорил Джеймс. И, наклонив бутылку, он забрызгал панталоны принца вином.
Лоренцо ошеломленно наблюдал за тем, как по застежке его панталон на причинном месте расползается темное пятно.
– Прошу прощения, прошу прощения, – забормотал по-итальянски Джеймс, прикидываясь виноватым. – Я такой неловкий, ваше высочество. – Сорвав с руки полотенце, он стал неуклюже и весьма грубо тереть пятно.
Боннард не сводила глаз со сцены, но ее плечи едва заметно затряслись. Откуда-то слева, где сидела еще одна дама, Джеймс услышал сдавленный смешок. Не взглянув туда, он продолжал яростно вытирать пятно.
Наконец покрасневший как помидор принц оттолкнул его руку:
– Хватит! Довольно! Убирайся! Оттар! Где мой слуга? Оттар! – закричал он.
В это мгновение несколько сотен голов одновременно повернулись к ним, и несколько сотен голосов возмущенно прошипели:
– Ш-ш-ш!
Вот-вот должна была начаться ария Нинетты.
– Прошу прощения, извините, – шептал Джеймс на итальянском. – Я такой неловкий, такой неуклюжий. – Продолжая извиняться, он попятился назад, всем видом выказывая готовность повиноваться и страх.
Франческа Боннард наконец повернулась и посмотрела Джеймсу в лицо.
Он должен был подготовиться к этому. Должен был действовать инстинктивно, но почему-то у него не получилось. Он опоздал на одно мгновение. Ее взгляд застал его врасплох, он оцепенел.
Изида! Лорд Байрон назвал ее именем этой египетской богини. Только теперь Джеймс понял почему: странные продолговатые глаза удивительного зеленого цвета… красиво очерченный рот… точеные линии носа, скул и подбородка.
Джеймс тотчас ощутил безграничное обаяние ее женского естества, словно получил солнечный удар. Его охватил жар – сверху донизу, снизу доверху, причем с такой быстротой, что он был поражен.
Все это длилось не больше мгновения – в конце концов, он опытен в делах любви. Джеймс наконец сумел оторвать от нее взгляд. И все же он осознавал – со злостью, с недовольством, – что сделал это слишком медленно.
Джеймс понимал – и тоже был этим недоволен, – что она выбила его из колеи.
Одним взглядом, простым взглядом!
Который она еще не оторвала от него.
Она смотрела на него снизу вверх. Или сверху вниз – он даже не понимал. А потом она наконец отвернулась, ее глаза вновь устремились на сцену.
Но за мгновение до того, как она повернула голову, Джеймс заметил, что на ее лице появилась озорная улыбка.
Глава 2
И день-деньской снует бесшумный рой,
И в час ночной его бы вы застали.
То под Риальто пролетят стрелой,
То отразятся в медленном канале,
То ждут разъезда сумрачной толпой,
И часто смех под обликом печали.
Как в тех каретах скорбных, утаен,
В которых гости едут с похорон.
Лорд Байрон, «Беппо»
Две женщины смеялись, как школьницы, пока их гондола пробиралась сквозь скопление других лодок, заполненных разряженными в меха дамами, у задней двери театра «Ла Фениче».
– О-ох! – простонала Джульетта. – А ты заметила, какое лицо было у Лоренцо, когда он вернулся в ложу и увидел, что его место занято русским графом? Он был похож на маленького мальчика с милыми светлыми кудряшками. Ха-ха-ха! Он так и замер на месте, разинув рот! – Она изобразила изумленного принца с открытым ртом. – Бедный мальчик! Он был так расстроен.
– Да уж, именно мальчик, – кивнула Франческа. – На щенка похож. Не уверена, что у меня хватит терпения возиться с ним.
– Но молодые мужчины просто переполнены энергией, – заметила Джульетта. – Правда, они часто бывают чересчур неуклюжи.
– А еще они слишком торопятся, – добавила Франческа. – Не понимают, что нужно женщине.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
Элфик получил очередное послание от бывшей жены. И это, как обычно, привело его в ярость.
– Сучка! – сквозь зубы процедил он.
– Знаю, мой дорогой, но теперь она долго не будет беспокоить тебя, – проворковала Джоанна.
Боннард поднял голову.
– Надеюсь, – кивнул он. – Ведь все под контролем. Утром я получил сообщение. Марту Фейзи выпустили из тюрьмы. На это потребовалось немало времени и средств. Но теперь дело сделано, и она должна быть уже на пути в Верону, а возможно, уже там.
Настала очередь Джоанны нахмуриться. Ей было известно, что Элфик многие годы использовал Марту Фейзи. Все считали, что она была его единственной любовью. И Джоанна поощряла эти слухи. Это был сговор, целью которого была власть, могущество. В противном случае они с Элфиком давным-давно совершили бы один непрактичный поступок – обвенчались бы много лет назад. Но, будучи людьми честолюбивыми, родственными по духу, они занимались иными делами – женили других людей. Она стала вдовой, он развелся, но сочетаться браком не спешили, дожидаясь, пока все дела в их жизни будут улажены: он станет премьер-министром, а его бывшую жену… выведут из строя. Одним словом, Джоанна хотела быть абсолютно уверенной в том, что никто не узнает, каким человеком он был на самом деле, и она не будет вместе с ним переживать последствия этого.
– Я знаю, о чем ты думаешь, – промолвил Элфик. – Ты бы предпочла, чтобы я нанял кого-то, кто занимался бы письмами.
– Для этого дела вполне подошла бы Фейзи, – сказала Джоанна.
– Она узнает мой почерк, – произнес Элфик. – Я ведь посылал ей немало любовных писем. Хотя… Ей скажут, какие имена надо искать в письмах – больше ей знать ни к чему.
– У нее же взрывной темперамент, она себя не помнит, когда разозлится, – заметила Джоанна.
– Ну и что? – пожал плечами Элфик. – Пусть делает с Франческой все, что захочет. Но сначала пусть раздобудет письма.
– Я того же мнения, мой дорогой, можешь мне поверить, – проворковала Джоанна. – Но мне бы хотелось сначала удостовериться в том, что Марта завладела письмами, а уж потом твоя бывшая жена может пострадать в несчастном случае.
– А ведь Марта обычно женщин не убивает, – вздохнул Элфик. Его взгляд медленно скользнул к письму. – Скорее она предпочтет изуродовать красивое личико Франчески. Думаю, после этого высокородных кавалеров у нее поубавится.
Высокородные любовники Франчески представляли для него серьезную проблему.
Пять лет назад Франческа Боннард украла с этого самого письменного стола письма. Если они попадут в руки человека, который понимает, какого рода посланиями обмениваются между собой секретные иностранные агенты, то доказать его вину не составит труда.
К счастью, в момент кражи Франческа была самой ненавидимой и презираемой женщиной Великобритании. И если бы она в те дни вздумала поведать окружающим о тайных сделках, которые Элфик заключал с французами, никому бы и в голову не пришло ей поверить. Все решили бы, что эти письма – подделка, порочная попытка падшей женщины затащить его в выгребную яму вместе с собой. Он даже смог бы обвинить ее в подстрекательстве к мятежу и вымогательстве.
Впрочем, ничего такого она тогда не сделала. Франческа попросту уехала за границу и стала дорогой проституткой, а Джон Боннард тем временем продолжал свою тайную деятельность, причем настолько успешно, что заслужил титул барона.
Однако появилось несколько врагов, которые теперь искали способ разоблачить его. Одним из самых лютых недругов, доставлявших ему немало неприятностей, был лорд Квентин. И сейчас он находился в Италии. Нехороший знак.
Более того, за эти годы – вместо того, чтобы умереть в нищете, презрении и грязи, как ожидали Джоанна и Элфик, – Франческа Боннард разбогатела и вполне оправилась. И теперь она имеет дело только с влиятельными мужчинами.
Таким образом, она тоже стала для него проблемой, причем очень серьезной.
Тем временем в Вероне
– Ты ничего не понимаешь! – яростно кричала Марта Фейзи на джентльмена, который только что доставил послание в маленький коттедж. – Я потеряла моих лучших людей, и все из-за этой римской свиньи, кем бы он там ни был. Трое из них изуродованы, и теперь от них нет никакого толку. Остальных – а ведь их полдюжины – увели солдаты! И теперь все они в тюрьме.
– Но тебя же мы вытащили, – сказал посланец. – Между прочим, на взятку ушло целое состояние.
– Я этого стою, – заявила Марта, вздернув подбородок. – И моему лорду Элфику это известно. Но что я могу сделать, когда от моих лучших людей нет пользы?
– Использовать других твоих лучших людей, – посоветовал он.
Марта сделала недовольную гримасу, взглянув на что-то в другом конце комнаты. Пройдя мимо гостя, она повернула небольшую статуэтку Мадонны лицом к стене.
– Почему она так на меня смотрит? – крикнула она. – Ей же известно, что мне пришлось пережить. Этот жестокий человек… Гореть ему в адском пламени!
– Да не думай ты о нем, – скривился мужчина. – Сколько можно?
Резко повернувшись, Марта окинула его яростным взглядом своих черных глаз.
– Не думать?! Ты хотя бы знаешь, что он сделал?
– Мне известно, что он заставил тебя увлечься им, испытать неистовую страсть, что в конечном счете привело тебя в тюрьму и стоило нам…
– Мои изумруды! – взвыла Марта. – Мои прекрасные изумруды! Он их похитил!
– Это, конечно, куда важнее, чем…
– Они же раньше принадлежали королеве! – продолжала причитать она. – Они были моими! – Марта Фейзи поднесла сжатые в кулаки руки к груди. – Ты знаешь, чего мне стоило раздобыть для себя эти прекрасные камни? – Ее темные глаза наполнились слезами. Марта Фейзи, привыкшая калечить людей для развлечения и убивавшая с улыбкой на устах, плакала по зеленым минералам. – Я любила их безумно! Они были моими маленькими детками! Ну где еще мне взять такие же изумруды? Когда я разыщу этого урода со свиным сердцем, который украл их…
– Им ты можешь заняться позднее. А пока…
– Но кто сделал это со мной? Кто он?
– Мы не знаем, – ответил гость. – У нас нет времени на то, чтобы выяснить это. Забудь о нем. Забудь об изумрудах. Ты никогда не получишь их обратно. Они вернулись в королевское хранилище, и оттуда их уже не извлечь.
– Не-ет! – Выхватив статуэтку Мадонны из шкафа, Марта запустила ее в стену. На лету статуэтка задела спинку стула и разлетелась на мелкие кусочки. – Забыть? Марта Фейзи никогда и ничего не забывает! Он даже колечка мне не оставил. Даже колечка! Ничего! Все забрал – все!
– У нее много драгоценностей, – многозначительно проговорил посланец.
Буря резко прекратилась.
– У миссис Боннард есть сапфиры, жемчуг, рубины и бриллианты, – с ледяным спокойствием промолвил мужчина. И добавил: – И разумеется, изумруды.
– Изумруды? – как зачарованная переспросила Марта. На ее лице появилось довольное выражение – так улыбаются дети, которым дают конфетку.
– Прекрасные изумруды, которые когда-то принадлежали императрице Жозефине, – подтвердил визитер. – Раздобудь письма, и тогда никто не будет возражать против того, чтобы ты заодно с ними прихватила и несколько побрякушек. Если ты в целости и сохранности доставишь письма его светлости, он подарит тебе корону с бриллиантами.
Венеция, вечер, оперный театр
Несмотря на то что сезон еще официально не начался, ложи и партер театра «Ла Фениче» были почти полны. Джеймсу было известно, что причин тому две. Отчасти зрители пришли в театр потому, что давали популярную оперу Россини «Сорока-воровка». А вторая причина заключалась в том, что в оперу пожаловала Франческа Боннард с друзьями и они заняли ряд самых дорогих лож. Так что на Франческу глазело не меньше народу, чем на сцену.
А некоторые – в Италии это дело обычное – не смотрели вообще никуда.
Джеймс знал и то, что итальянские театры коренным образом отличаются от английских. В Италии театры представляли собой нечто вроде клубов для общения. Для того чтобы вместить всех театралов, в театрах делали не только ложи, но и большие комнаты отдыха. До последнего времени гигантские фойе использовали для азартных игр. Теперь, когда азартные игры запретили, театралы были вынуждены развлекать себя нардами.
В сезон люди из общества посещали театр четыре-пять раз в неделю. И поскольку театр для многих становился практически вторым домом, то и обстановка там была соответствующая: огромные ложи обставляли мебелью, как домашние гостиные, да и использовали их в тех же целях. Из некоторых лож сцены было почти не видно.
Во время спектаклей зрители ели, пили и разговаривали. Они играли в карты, флиртовали и соблазняли. Слуги сновали взад-вперед. Для большинства зрителей опера или пьеса составляли лишь своеобразный цветовой и музыкальный фон.
Однако в некоторых важных моментах спектакля – это, например, могло быть начало знаменитой арии – аудитория замолкала и принималась слушать.
Правда, когда Джеймс вошел в ложу Франчески Боннард, подобной тишины не было. Актеры на сцене визжали и мычали, издавали другие звуки, но никто не обращал на них ни малейшего внимания.
Впрочем, и на Джеймса никто даже не взглянул. Он ничем не отличался от других слуг, облаченных в ливреи и парики, которые то и дело вносили в ложи то еду, то вино, то чью-нибудь шаль. Играть роль слуги оказалось совершенно не сложно. Те, кому они прислуживали, совсем не замечали их. Он мог бы перерезать горло кронпринцу Джилении на глазах у десятков свидетелей, и позднее ни один из них не смог бы узнать в нем убийцу. Ни один не вспомнил бы, какая на нем была ливрея, какой парик.
Джеймс был уверен в этом: уже пару раз в подобных условиях ему доводилось именно таким образом избавлять человечество от редкостной мрази.
Лоренцо тут, конечно, ни к чему. Правда, учитывая репутацию леди, можно было ожидать, что мужчина – или несколько мужчин – будет мешать ему, однако Джеймс предпочитал, чтобы «препятствие» было молодым и не слишком умным. Французский граф Маньи, имевший преимущество в виде возраста и опыта (что включало в себя способность не терять голову, причем в годы Террора – в буквальном смысле), мог представлять собой более серьезного противника.
Внимание Джеймса переключилось со златовласого мальчика на сидевшую возле него Франческу. Они занимали места в передней части ложи, причем Лоренцо был удостоен чести сидеть справа от нее. Он повернулся боком, чтобы с обожанием взирать на свою богиню. Она смотрела на сцену и делала вид, что не замечает его восхищения.
Со своего места Джеймс мог видеть ее только сзади, точнее, ее точеную шею и плечи. Цвет ее волос, уложенных в художественном беспорядке, был насыщенно-каштановым. Когда на них падал свет, на отдельных прядях вспыхивали красноватые отблески. Несколько кудряшек выбились из прически, что придавало ее облику легкую небрежность. Однако вид у нее был не такой, будто она только что встала с постели, – скорее, казалось, что она лишь недавно высвободилась из объятий любовника.
Потрясающая женщина!
И такая манящая! Даже Джеймс, искушенный в любовных делах, ощутил волнующее тепло внизу живота; его взгляд оказался прикованным к ней, а в голове начался хаос.
Да уж, должно быть, мужчины действительно сходят по ней с ума, подумал Джеймс, прикидывая, сколько она может стоить.
Его взор опустился ниже.
Ее длинную стройную шею украшало ожерелье из сапфиров и бриллиантов. Капельки таких же камней свешивались из ее изящных ушей, походивших на маленькие морские раковины. Пока Лоренцо шептал что-то ей на ухо, она позволила шали соскользнуть с плеч.
Джеймс замер.
У ее платья практически не было спинки! Должно быть, специально для него ей сшили корсет.
Теперь Джеймс видел ее плечи. На правом темнела родинка нелепой формы.
Джеймс огромным усилием воли вернул глаза в глазницы, а язык – в рот.
Да уж, фантастическая женщина, причем очень смелая, в этом можно не сомневаться. Кое-кто считал, что она достойна всех этих драгоценных камней, а это уже говорило о чем-то. Джеймс не был уверен в том, что когда-либо ему доводилось видеть такие роскошные сапфиры, а он видывал – точнее, воровал – целые горы драгоценностей. По цене они явно превосходили те изумруды, которые он много месяцев назад забрал у Марты Фейзи.
Джеймс с бутылкой в руке шагнул вперед, чтобы наполнить их бокалы.
Лоренцо, наклонившийся к ней так близко, что его золотистые кудри, казалось, вот-вот спутаются с ее каштановыми локонами, замер на мгновение, а затем нахмурился, слегка откинув голову. Вынув лорнет, он стал внимательно рассматривать ее обнаженное плечо.
– Но это же змея, – промолвил он.
Змея?!
Пораженный его словами, Джеймс тоже наклонился, чтобы рассмотреть ее плечо получше. Принц прав. На плече у нее не родинка, а татуировка!
– Да как ты смеешь так глазеть на леди?! – внезапно вскричал Лоренцо. – Нахал! Наглец! Опусти глаза! И впредь смотри, прежде чем…
– Упс! – тихо проговорил Джеймс. И, наклонив бутылку, он забрызгал панталоны принца вином.
Лоренцо ошеломленно наблюдал за тем, как по застежке его панталон на причинном месте расползается темное пятно.
– Прошу прощения, прошу прощения, – забормотал по-итальянски Джеймс, прикидываясь виноватым. – Я такой неловкий, ваше высочество. – Сорвав с руки полотенце, он стал неуклюже и весьма грубо тереть пятно.
Боннард не сводила глаз со сцены, но ее плечи едва заметно затряслись. Откуда-то слева, где сидела еще одна дама, Джеймс услышал сдавленный смешок. Не взглянув туда, он продолжал яростно вытирать пятно.
Наконец покрасневший как помидор принц оттолкнул его руку:
– Хватит! Довольно! Убирайся! Оттар! Где мой слуга? Оттар! – закричал он.
В это мгновение несколько сотен голов одновременно повернулись к ним, и несколько сотен голосов возмущенно прошипели:
– Ш-ш-ш!
Вот-вот должна была начаться ария Нинетты.
– Прошу прощения, извините, – шептал Джеймс на итальянском. – Я такой неловкий, такой неуклюжий. – Продолжая извиняться, он попятился назад, всем видом выказывая готовность повиноваться и страх.
Франческа Боннард наконец повернулась и посмотрела Джеймсу в лицо.
Он должен был подготовиться к этому. Должен был действовать инстинктивно, но почему-то у него не получилось. Он опоздал на одно мгновение. Ее взгляд застал его врасплох, он оцепенел.
Изида! Лорд Байрон назвал ее именем этой египетской богини. Только теперь Джеймс понял почему: странные продолговатые глаза удивительного зеленого цвета… красиво очерченный рот… точеные линии носа, скул и подбородка.
Джеймс тотчас ощутил безграничное обаяние ее женского естества, словно получил солнечный удар. Его охватил жар – сверху донизу, снизу доверху, причем с такой быстротой, что он был поражен.
Все это длилось не больше мгновения – в конце концов, он опытен в делах любви. Джеймс наконец сумел оторвать от нее взгляд. И все же он осознавал – со злостью, с недовольством, – что сделал это слишком медленно.
Джеймс понимал – и тоже был этим недоволен, – что она выбила его из колеи.
Одним взглядом, простым взглядом!
Который она еще не оторвала от него.
Она смотрела на него снизу вверх. Или сверху вниз – он даже не понимал. А потом она наконец отвернулась, ее глаза вновь устремились на сцену.
Но за мгновение до того, как она повернула голову, Джеймс заметил, что на ее лице появилась озорная улыбка.
Глава 2
И день-деньской снует бесшумный рой,
И в час ночной его бы вы застали.
То под Риальто пролетят стрелой,
То отразятся в медленном канале,
То ждут разъезда сумрачной толпой,
И часто смех под обликом печали.
Как в тех каретах скорбных, утаен,
В которых гости едут с похорон.
Лорд Байрон, «Беппо»
Две женщины смеялись, как школьницы, пока их гондола пробиралась сквозь скопление других лодок, заполненных разряженными в меха дамами, у задней двери театра «Ла Фениче».
– О-ох! – простонала Джульетта. – А ты заметила, какое лицо было у Лоренцо, когда он вернулся в ложу и увидел, что его место занято русским графом? Он был похож на маленького мальчика с милыми светлыми кудряшками. Ха-ха-ха! Он так и замер на месте, разинув рот! – Она изобразила изумленного принца с открытым ртом. – Бедный мальчик! Он был так расстроен.
– Да уж, именно мальчик, – кивнула Франческа. – На щенка похож. Не уверена, что у меня хватит терпения возиться с ним.
– Но молодые мужчины просто переполнены энергией, – заметила Джульетта. – Правда, они часто бывают чересчур неуклюжи.
– А еще они слишком торопятся, – добавила Франческа. – Не понимают, что нужно женщине.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33