Страсть, в которой я не сомневалась, в конце концов вырвалась на свободу, его пальцы запутались в моих волосах, заставив меня вскрикнуть от боли и удовольствия, его губы, жесткие и требовательные, потянулись к моим губам. Все мое существо затрепетало в ответ, мне захотелось прильнуть к нему – ближе, еще ближе. Его язык обжег мне рот, руки скользнули от волос к моему телу и, раздвинув складки на лифе шифонового платья, ласкали мою грудь. Потом его рука оказалась на моей оголенной йоге и, обжигая своим жаром, двинулась вверх, а Джонатан сдавленно прошептал:
– Дженни, Дженни, Дженни…
Я нетерпеливо потянула его на себя, а затем столь внезапно, что я почувствовала себя так, словно меня ударили, он вскочил на ноги и замер, стараясь восстановить дыхание и… взять себя в руки. Все это произошло за несколько секунд, но показалось мне вечностью, а Джонатан, обуздав свою страсть, снова сел рядом и привлек меня к себе.
Из всего самого невероятного, что я могла услышать от него, он сказал то, от чего я чуть не задохнулась:
– Давай поженимся, Дженни Рен.
– О Господи… – Я едва могла говорить от облегчения, неожиданности и удивления. – О Господи, конечно, с удовольствием.
Он медленно выдохнул, и я спросила:
– Но если ты хочешь на мне жениться, то зачем… Почему ты остановился?
– Потому, Дженни Рен. – Его голос был полон любви и откровенной насмешки. – Потому, что я мужчина двадцати девяти лет, который не только был несколько лет женат, но который давно остепенился. И я за пятнадцать шагов могу разглядеть девственницу.
– Ради Бога… – Я одновременно засмеялась и заплакала. – В этом причина того, что твое поведение так изменилось после Валенсы?
– В этом и еще кое в чем другом. Я не думал, что снова смогу почувствовать к женщине такое смешанное чувство страстной любви и нежности. Мне понадобилось некоторое время, чтобы свыкнуться с этой мыслью.
– Я рада, что тебе это удалось.
– Что скажешь о встрече в Офире через пару недель? – усмехнулся он.
– О, это было бы замечательно! Ты бы познакомился с моей тетей Гарриет, с моими друзьями…
– В чем дело, Дженни? – мягко спросил он.
Я безмолвно смотрела на белые волны прибоя, без конца накатывающиеся на берег. Если я не расскажу ему, то расскажет Розалинда, а если не Розалинда, то кто-нибудь другой. А кроме того, я не хотела иметь секретов от Джонатана. Пришла пора сказать ему все.
– Джонатан, ты не все знаешь обо мне. В моем прошлом есть кое-что такое, что, возможно, заставит тебя изменить свое решение.
– Дженни Рен, не существует ничего, ничего на свете, что могло бы заставить меня передумать.
– Тогда мне хотелось бы рассказать тебе все сейчас.
– Нет, не сейчас. Я вижу, что это может тебя расстроить, а я не хочу, чтобы у меня остались воспоминания об испорченном вечере. В Офире у нас обоих будет достаточно времени, чтобы рассказать друг другу о нашем прошлом то, что необходимо. – Заключив меня в объятия, он заглушил мои слабые возражения поцелуями, которые прогнали прочь все остальные мысли.
Глава 6
Он уехал на следующее утро сразу после завтрака, а через час или два я закончила укладывать вещи, оплатила счет и вывела «фольксваген» на уже ставшую знакомой дорогу в Виану. Я ехала с легким сердцем, весело махала детям, которые помогали на полях или вели на пастбище громадных коров, и с ревом проносилась через грязные деревушки, с обидой чувствуя, что у «фольксвагена» совершенно не та скорость, что у «ламборгини».
Только к середине следующего дня я добралась до дорожного знака, указывавшего на Офир. Я свернула направо и едва не наехала на крестьянку, сидевшую на табурете прямо посреди дороги и с надеждой протягивавшую отвратительного вида морского угря. По одну сторону от меня широкая река несла свои воды к морю, а по другую начинался густой сосновый лес, которым так восхищалась тетя Гарриет. Очень скоро лес с манящими в глубину дорожками обступил меня с обеих стороне Вскоре я увидела песчаные дюны… и огромный четырехзвездочный отель, который Гарольд так безуспешно пытался купить, и песчаную дорожку, шириной едва достаточную для проезда автомобиля, которая вела от отеля прямо в лес. А потом передо мной появился белый оштукатуренный дом с блестящей крышей из букового дерева. Он настолько отличался от всего остального, виденного мной в Португалии, что я сразу же поняла, что наконец-то попала в «Анклав» Розалинды. Я сбавила скорость, а потом остановилась. Вокруг никого, в лесу стояла тишина, только щебетали и порхали среди ветвей ослепительно яркие птицы.
От виллы, расположенной довольно высоко, открывался вид на море и на простиравшийся вниз, до самой дороги и леса, сад с пышными цветочными клумбами, с миниатюрными фонтанами и с небольшим ручьем, который каскадами перетекал из пруда в пруд, берега ручья были густо усеяны желтыми и розовыми лилиями.
Сквозь большие венецианские окна можно было разглядеть выкрашенные белой краской стены и то, что с такого расстояния было похоже на гигантскую картину Пикассо. Выложенная камнем дорожка вела через сад к соседней вилле, которая была намного меньше, но гораздо симпатичнее. Стены в ней были отделаны по-португальски яркими изразцами, а открытые деревянные ставни позволяли видеть бегонии и ползучие лобелии, которые занимали все подоконники. Вокруг верхнего этажа проходил узкий деревянный балкон, где возле плетеного стола я заметила широкополую соломенную шляпу, которая принадлежала тете Гарриет, корзинку для вязания и клубки шерсти, раскатившиеся по деревянному настилу. Я вышла из машины, но вместо того, чтобы отправиться прямо к вилле, в которой, вероятно, обосновалась Розалинда, обогнула дом и пошла к другому, поменьше. Группа деревьев отделяла эту виллу от других зданий «Анклава», но каменные ступеньки, замысловатой дугой спускавшиеся от парадной двери виллы тети Гарриет, выводили на дорожку между деревьями, от которой новая извилистая серия ступенек поднималась вверх, к двум выкрашенным в розовый цвет виллам с коваными балконами и красными черепичными крышами. Я поднялась по ступенькам и, задержав дыхание, повернулась в сторону моря.
В обоих направлениях до бесконечности тянулся серебряный песок, огромные волны вздымались на повергающую в трепет высоту и разбивались в белую пенистую массу, а через несколько секунд снова поднимались, пока наконец не выплескивались на берег в кипящем водовороте брызг. Устояв против искушения босиком побежать к морю, я повернулась и, стоя в высокой траве, приятно касавшейся моих ног, принялась рассматривать виллы. Одну из них, должно быть, занимали Мэри и Том, другую – Фил, а я, наверное, поселюсь с тетей Гарриет. Я открыла крошечную калитку, которая вела в сад, окружавший виллы, и заглянула в окно. Огромный настоящий камин отделял столовую от гостиной, а на белой стене висел искусно вырезанный херувим. Я сомневалась, что Фил захотел бы жить в такой обстановке, и, решив, что это вилла Мэри, направилась по поросшей мхом дорожке к соседней вилле. Здесь стены были выкрашены в ярко-розовый цвет, обитые розовым бархатом стулья окружали большой стол с мраморной столешницей, отчего комната казалась маленькой, а, по-видимому, дорогие канапе и многочисленные яркие коврики занимали оставшееся свободное пространство. Пианино я не увидела, а на журнальном столике валялось несколько журналов и стояла пустая чашка с блюдцем – единственный признак присутствия обитателя. Я обошла виллу и, когда начала спускаться на дорожку, к соснам, уловила донесшиеся сквозь деревья первые ноты фортепьянного концерта номер один Листа. Я улыбнулась и, углубившись в сосны, пошла на звуки музыки.
Другие три виллы, изолированные от остального «Анклава», образовывали на лесной поляне сказочную группу, и из ближайшей ко мне лилась знакомая прекрасная мелодия. Фил, полностью отдавшись игре, наклонил голову, так что мне был виден только его затылок. Решив не прерывать его, я села, прислонившись спиной к дереву, и наслаждалась волшебной игрой Фила, которая оказалась великолепным аккомпанементом к тому вновь обретенному счастью, которое поселилось в моем сердце.
Довольно скоро Фил сделал паузу, а когда он вытер со лба пот и поднял руки, чтобы начать следующую часть, я встала и окликнула его:
– Фил!
Он мгновенно обернулся, и обычно серьезное выражение у него на лице сменилось широкой улыбкой.
– Дженнифер! Я думал, ты никогда не приедешь. Мы столкнулись на пороге, и он заключил меня в объятия.
– Еще два дня, и я бы отправился за тобой в Виану. Я сделал бы это раньше, но тетя Гарриет сказала, что тебе нужно предоставить для отдыха всю неделю.
Я молча поблагодарила тетю Гарриет. Если бы Фил приехал на два дня раньше, это только усложнило бы дело.
– Я осматривала достопримечательности и… заводила друзей.
– Слава Богу. – Он чуть отстранил меня и пристально всмотрелся в мое лицо. – Я боялся, что ты впала в глубокую депрессию.
– Нет. Теперь это все позади. Правда.
Фил провел меня в большую комнату, где стояло два рояля, а по полу были разбросаны огромные подушки.
– Готовить кофе слишком долго. Хочешь кока-колы? – спросил он, выходя в маленькую кухню. – Я хочу знать, что это за подруга, которая так надолго задержала тебя. Знаешь, ты вполне могла бы осмотреть достопримечательности, находясь здесь. Мы не так уж далеко от Национального парка.
Он вернулся с двумя стаканами, в которых позвякивали кусочки льда.
– Завтра я отвезу тебя туда.
– Я уже там побывала. – Беря у него из рук стакан, я заметила, как в его глазах промелькнуло разочарование, и поспешно добавила:
– Но можно провести там целый месяц и не увидеть даже половины. Если ты еще не был там, я могу быть твоим гидом.
– Полагаю, она англичанка. – Фил удобно устроился на одной из лежавших на полу подушек. – Она отдыхала одна?
– Это не «она», Фил. – Держа стакан обеими руками, я опустилась на подушку рядом с ним. – Это «он». – Фил застыл, а я прокляла себя за ту боль, которую причиняла ему. – Его зовут Джонатан, – сказала я, крепко сжав руку Фила, – и он отдыхал один. – Было бессмысленно ходить вокруг да около, и я просто призналась:
– Я его люблю.
Фил замер со стаканом в руке и после непродолжительного молчания тихо произнес:
– Дженнифер, ты же пробыла в Виане всего неделю.
– Я знаю. Но так уж случилось.
– Не думаю, что ты полностью поправилась, если делаешь такие заявления. – Пристально глядя на меня, Фил медленно поставил стакан.
– Но я поправилась, Фил. Я совершенно здорова.
– Ты не была совершенно здорова, когда я видел тебя последний раз, а это было всего несколько недель назад. Ты считаешь, что в данный момент здраво смотришь на мир?
– Да, конечно. Ты совершенно прав, несколько недель назад я еще была не совсем здорова. Тогда у меня еще была депрессия, меня мучили ночные кошмары, и я думала, что жизнь никогда больше не будет такой, как прежде. Встреча с Джонатаном изменила меня. Прошу тебя, Фил, порадуйся за меня. Ты все поймешь, когда познакомишься с ним.
– Ты хочешь сказать, что привезла его с собой? – Он в удивлении поднял брови.
– Нет. Он встречается со своим другом в Виго и приедет сюда к концу следующей недели.
– Для официального одобрения, – усмехнулся Фил, и по его интонации я поняла, что худшее осталось позади.
– Что-то вроде этого. Он тебе понравится, Фил. Я знаю, понравится.
– Любой твой друг – друг и мне, – сухо отозвался он. – Расскажи мне о нем. Откуда он приехал?
– Понятия не имею. – Я пожала плечами, а потом рассмеялась, увидев вытянувшееся лицо Фила. – Нет, Фил, честно, я говорю правду. Он англичанин, ему двадцать девять лет, блондин, а глаза у него… – Я замолчала, и у меня по спине побежали мурашки при воспоминании о том, какое воздействие оказывали глаза Джонатана, когда он с вожделением смотрел на меня. – Глаза у него светло-карие, и ростом он около пяти футов десяти дюймов. У него нежные руки и…
– Ради Бога, – с явным раздражением перебил меня Фил. – Ты еще расскажешь мне, какой формы у него ступни! Меня не интересует, блондин он, брюнет или в темно-синюю крапинку. Кто он? Мясник, пекарь, изготовитель подсвечников?
– Не имею ни малейшего представления. Он может быть и биржевым брокером, и почтальоном. Все, что я знаю о нем, – это то, что я его люблю.
– Для человека, который провел неделю в обществе нового знакомого, ты опасно быстро принимаешь решение, ведь ты ничего не знаешь о нем.
– Я знаю о нем достаточно для того, чтобы сказать, что выхожу за него замуж.
Фил вытаращил глаза, и прошло несколько секунд, прежде чем он снова заговорил.
– Ну что ж, – процедил он сквозь зубы, – полагаю, предложение руки и сердца говорит о том, что его намерения честные.
– Его намерения абсолютно честные, – подтвердила я, вспомнив побережье в Виане. – А где остальные? Все виллы пусты.
– Они отправились навестить друзей Майлза в Опорто.
– Майлза? Кто такой Майлз?
– Партнер Розалинды, исполнявший главную роль в ее последнем фильме. Ты уже встречалась с ним. Он был у меня на вечеринке… – Покраснев, Фил оборвал себя на полуслове.
– Я с этим справилась, Фил, серьезно. – Я сжала его руку. – Я плохо помню этого Майлза. Весьма вульгарного вида красавец лет за тридцать.
– Он и есть, – с явным облегчением подтвердил Фил. – Он здесь для того, чтобы уговорить Розалинду согласиться на роль, которую ей предлагают в новом фильме.
– А в чем дело? Роль для нее слишком мала?
– Нет, если верить Майлзу, эта роль просто предназначена для нее. Фильм с бюджетом в миллион долларов, и Розалинда в роли царицы Савской. Только это предложение не интересует Розалинду.
– А что, есть более заманчивое?
– В том-то и дело, что нет. Она говорит, что ей необходимо отдохнуть.
– Ты хочешь сказать, – не веря своим ушам, я смотрела на Фила, – что Розалинда отказалась от этой роли ради того, чтобы остаться здесь с Гарольдом?
Фил кивнул, а я недоверчиво покачала головой.
– По правде говоря, она действительно немного не в себе. В последние дни она очень раздражительна, и старина Гарольд ужасно беспокоится за нее.
– Он всегда беспокоится, а ей обычно не терпится куда-нибудь уехать.
– Только не на этот раз. Во всяком случае, через несколько часов ты сама сможешь все увидеть. Они должны вернуться к обеду. Мы обедаем все вместе у Розалинды. – Он поморщился от такой перспективы, а я рассмеялась.
– Бедный Фил. Она начала тебя обхаживать?
– Она всегда меня обхаживает. Никак не могу понять, почему она меня пригласила.
Я могла бы ему сказать, но не стала этого делать и вместо этого спросила:
– Как поживает Мэри?
– В общем, нормально. По-моему, она скучает по детям, но Том отлично проводит время. Роскошь ему по душе.
– А как тетя Гарриет?
– О, замечательно.
Ответ Фила прозвучал неопределенно, но меня это нисколько не удивило. Как правило, его нужно было стукнуть чем-нибудь по голове, чтобы он что-то заметил. И о нервном состоянии Розалинды он был осведомлен, вероятно, только потому, что ему об этом сообщил Майлз, и я сомневалась, что Фил все правильно понял. Розалинда была темпераментной – да, но дойти до такого нервного стресса, чтобы отказаться от главной роли в фильме – нет.
– Поиграй еще Листа, – попросила я, снова поудобнее устраиваясь на подушке. – Слушать, как ты играешь, просто блаженство. Не помню, когда я последний раз тебя слушала.
Фил помнил, когда это было – у него на вечеринке, когда он по просьбе тети Гарриет играл «Лунный свет». После этого у меня больше не было возможности услышать игру Фила. Были только разные камеры, а потом – психиатрическая клиника.
Понимая все это, Фил смутился и сел за рояль. На этот раз он играл «Венгерскую рапсодию», но еще до того, как замерли последние божественные аккорды, я крепко уснула.
Я проснулась от того, что вдалеке хлопали автомобильные дверцы, и Фил равнодушно сказал:
– Они вернулись. Думаю, нам следует пойти туда, обрадовать их твоим приездом. И сообщить им твою новость. – Он повеселел. – Теперь у Розалинды будет о чем подумать!
Держась за руки, мы пошли по мягким сосновым иголкам к вилле Розалинды, и я услышала оживленный голос тети Гарриет: «Ее машина здесь, так что она, должно быть, у Фила…» и слова Мэри: «Если бы я знала, что она приедет сегодня днем, я бы ни за что не уехала. Просто ужасно, что ее никто не встретил».
– Дорогая, нельзя сказать, что Фил это никто, – заявила Розалинда со своей выразительной протяжной интонацией, а затем мы появились в дверях, и Роуз, театральным жестом широко раскрыв объятия, протянула:
– Дорогая… – и поцеловала меня в щеку, и я снова оказалась в прямом смысле окруженной родными и друзьями.
Глава 7
Я с трудом высвободилась из чрезмерно крепких объятий Розалинды. Она, по-видимому, думала, что чем ярче будет демонстрировать свои чувства, тем больше поможет мне преодолеть жизненный кризис.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16
– Дженни, Дженни, Дженни…
Я нетерпеливо потянула его на себя, а затем столь внезапно, что я почувствовала себя так, словно меня ударили, он вскочил на ноги и замер, стараясь восстановить дыхание и… взять себя в руки. Все это произошло за несколько секунд, но показалось мне вечностью, а Джонатан, обуздав свою страсть, снова сел рядом и привлек меня к себе.
Из всего самого невероятного, что я могла услышать от него, он сказал то, от чего я чуть не задохнулась:
– Давай поженимся, Дженни Рен.
– О Господи… – Я едва могла говорить от облегчения, неожиданности и удивления. – О Господи, конечно, с удовольствием.
Он медленно выдохнул, и я спросила:
– Но если ты хочешь на мне жениться, то зачем… Почему ты остановился?
– Потому, Дженни Рен. – Его голос был полон любви и откровенной насмешки. – Потому, что я мужчина двадцати девяти лет, который не только был несколько лет женат, но который давно остепенился. И я за пятнадцать шагов могу разглядеть девственницу.
– Ради Бога… – Я одновременно засмеялась и заплакала. – В этом причина того, что твое поведение так изменилось после Валенсы?
– В этом и еще кое в чем другом. Я не думал, что снова смогу почувствовать к женщине такое смешанное чувство страстной любви и нежности. Мне понадобилось некоторое время, чтобы свыкнуться с этой мыслью.
– Я рада, что тебе это удалось.
– Что скажешь о встрече в Офире через пару недель? – усмехнулся он.
– О, это было бы замечательно! Ты бы познакомился с моей тетей Гарриет, с моими друзьями…
– В чем дело, Дженни? – мягко спросил он.
Я безмолвно смотрела на белые волны прибоя, без конца накатывающиеся на берег. Если я не расскажу ему, то расскажет Розалинда, а если не Розалинда, то кто-нибудь другой. А кроме того, я не хотела иметь секретов от Джонатана. Пришла пора сказать ему все.
– Джонатан, ты не все знаешь обо мне. В моем прошлом есть кое-что такое, что, возможно, заставит тебя изменить свое решение.
– Дженни Рен, не существует ничего, ничего на свете, что могло бы заставить меня передумать.
– Тогда мне хотелось бы рассказать тебе все сейчас.
– Нет, не сейчас. Я вижу, что это может тебя расстроить, а я не хочу, чтобы у меня остались воспоминания об испорченном вечере. В Офире у нас обоих будет достаточно времени, чтобы рассказать друг другу о нашем прошлом то, что необходимо. – Заключив меня в объятия, он заглушил мои слабые возражения поцелуями, которые прогнали прочь все остальные мысли.
Глава 6
Он уехал на следующее утро сразу после завтрака, а через час или два я закончила укладывать вещи, оплатила счет и вывела «фольксваген» на уже ставшую знакомой дорогу в Виану. Я ехала с легким сердцем, весело махала детям, которые помогали на полях или вели на пастбище громадных коров, и с ревом проносилась через грязные деревушки, с обидой чувствуя, что у «фольксвагена» совершенно не та скорость, что у «ламборгини».
Только к середине следующего дня я добралась до дорожного знака, указывавшего на Офир. Я свернула направо и едва не наехала на крестьянку, сидевшую на табурете прямо посреди дороги и с надеждой протягивавшую отвратительного вида морского угря. По одну сторону от меня широкая река несла свои воды к морю, а по другую начинался густой сосновый лес, которым так восхищалась тетя Гарриет. Очень скоро лес с манящими в глубину дорожками обступил меня с обеих стороне Вскоре я увидела песчаные дюны… и огромный четырехзвездочный отель, который Гарольд так безуспешно пытался купить, и песчаную дорожку, шириной едва достаточную для проезда автомобиля, которая вела от отеля прямо в лес. А потом передо мной появился белый оштукатуренный дом с блестящей крышей из букового дерева. Он настолько отличался от всего остального, виденного мной в Португалии, что я сразу же поняла, что наконец-то попала в «Анклав» Розалинды. Я сбавила скорость, а потом остановилась. Вокруг никого, в лесу стояла тишина, только щебетали и порхали среди ветвей ослепительно яркие птицы.
От виллы, расположенной довольно высоко, открывался вид на море и на простиравшийся вниз, до самой дороги и леса, сад с пышными цветочными клумбами, с миниатюрными фонтанами и с небольшим ручьем, который каскадами перетекал из пруда в пруд, берега ручья были густо усеяны желтыми и розовыми лилиями.
Сквозь большие венецианские окна можно было разглядеть выкрашенные белой краской стены и то, что с такого расстояния было похоже на гигантскую картину Пикассо. Выложенная камнем дорожка вела через сад к соседней вилле, которая была намного меньше, но гораздо симпатичнее. Стены в ней были отделаны по-португальски яркими изразцами, а открытые деревянные ставни позволяли видеть бегонии и ползучие лобелии, которые занимали все подоконники. Вокруг верхнего этажа проходил узкий деревянный балкон, где возле плетеного стола я заметила широкополую соломенную шляпу, которая принадлежала тете Гарриет, корзинку для вязания и клубки шерсти, раскатившиеся по деревянному настилу. Я вышла из машины, но вместо того, чтобы отправиться прямо к вилле, в которой, вероятно, обосновалась Розалинда, обогнула дом и пошла к другому, поменьше. Группа деревьев отделяла эту виллу от других зданий «Анклава», но каменные ступеньки, замысловатой дугой спускавшиеся от парадной двери виллы тети Гарриет, выводили на дорожку между деревьями, от которой новая извилистая серия ступенек поднималась вверх, к двум выкрашенным в розовый цвет виллам с коваными балконами и красными черепичными крышами. Я поднялась по ступенькам и, задержав дыхание, повернулась в сторону моря.
В обоих направлениях до бесконечности тянулся серебряный песок, огромные волны вздымались на повергающую в трепет высоту и разбивались в белую пенистую массу, а через несколько секунд снова поднимались, пока наконец не выплескивались на берег в кипящем водовороте брызг. Устояв против искушения босиком побежать к морю, я повернулась и, стоя в высокой траве, приятно касавшейся моих ног, принялась рассматривать виллы. Одну из них, должно быть, занимали Мэри и Том, другую – Фил, а я, наверное, поселюсь с тетей Гарриет. Я открыла крошечную калитку, которая вела в сад, окружавший виллы, и заглянула в окно. Огромный настоящий камин отделял столовую от гостиной, а на белой стене висел искусно вырезанный херувим. Я сомневалась, что Фил захотел бы жить в такой обстановке, и, решив, что это вилла Мэри, направилась по поросшей мхом дорожке к соседней вилле. Здесь стены были выкрашены в ярко-розовый цвет, обитые розовым бархатом стулья окружали большой стол с мраморной столешницей, отчего комната казалась маленькой, а, по-видимому, дорогие канапе и многочисленные яркие коврики занимали оставшееся свободное пространство. Пианино я не увидела, а на журнальном столике валялось несколько журналов и стояла пустая чашка с блюдцем – единственный признак присутствия обитателя. Я обошла виллу и, когда начала спускаться на дорожку, к соснам, уловила донесшиеся сквозь деревья первые ноты фортепьянного концерта номер один Листа. Я улыбнулась и, углубившись в сосны, пошла на звуки музыки.
Другие три виллы, изолированные от остального «Анклава», образовывали на лесной поляне сказочную группу, и из ближайшей ко мне лилась знакомая прекрасная мелодия. Фил, полностью отдавшись игре, наклонил голову, так что мне был виден только его затылок. Решив не прерывать его, я села, прислонившись спиной к дереву, и наслаждалась волшебной игрой Фила, которая оказалась великолепным аккомпанементом к тому вновь обретенному счастью, которое поселилось в моем сердце.
Довольно скоро Фил сделал паузу, а когда он вытер со лба пот и поднял руки, чтобы начать следующую часть, я встала и окликнула его:
– Фил!
Он мгновенно обернулся, и обычно серьезное выражение у него на лице сменилось широкой улыбкой.
– Дженнифер! Я думал, ты никогда не приедешь. Мы столкнулись на пороге, и он заключил меня в объятия.
– Еще два дня, и я бы отправился за тобой в Виану. Я сделал бы это раньше, но тетя Гарриет сказала, что тебе нужно предоставить для отдыха всю неделю.
Я молча поблагодарила тетю Гарриет. Если бы Фил приехал на два дня раньше, это только усложнило бы дело.
– Я осматривала достопримечательности и… заводила друзей.
– Слава Богу. – Он чуть отстранил меня и пристально всмотрелся в мое лицо. – Я боялся, что ты впала в глубокую депрессию.
– Нет. Теперь это все позади. Правда.
Фил провел меня в большую комнату, где стояло два рояля, а по полу были разбросаны огромные подушки.
– Готовить кофе слишком долго. Хочешь кока-колы? – спросил он, выходя в маленькую кухню. – Я хочу знать, что это за подруга, которая так надолго задержала тебя. Знаешь, ты вполне могла бы осмотреть достопримечательности, находясь здесь. Мы не так уж далеко от Национального парка.
Он вернулся с двумя стаканами, в которых позвякивали кусочки льда.
– Завтра я отвезу тебя туда.
– Я уже там побывала. – Беря у него из рук стакан, я заметила, как в его глазах промелькнуло разочарование, и поспешно добавила:
– Но можно провести там целый месяц и не увидеть даже половины. Если ты еще не был там, я могу быть твоим гидом.
– Полагаю, она англичанка. – Фил удобно устроился на одной из лежавших на полу подушек. – Она отдыхала одна?
– Это не «она», Фил. – Держа стакан обеими руками, я опустилась на подушку рядом с ним. – Это «он». – Фил застыл, а я прокляла себя за ту боль, которую причиняла ему. – Его зовут Джонатан, – сказала я, крепко сжав руку Фила, – и он отдыхал один. – Было бессмысленно ходить вокруг да около, и я просто призналась:
– Я его люблю.
Фил замер со стаканом в руке и после непродолжительного молчания тихо произнес:
– Дженнифер, ты же пробыла в Виане всего неделю.
– Я знаю. Но так уж случилось.
– Не думаю, что ты полностью поправилась, если делаешь такие заявления. – Пристально глядя на меня, Фил медленно поставил стакан.
– Но я поправилась, Фил. Я совершенно здорова.
– Ты не была совершенно здорова, когда я видел тебя последний раз, а это было всего несколько недель назад. Ты считаешь, что в данный момент здраво смотришь на мир?
– Да, конечно. Ты совершенно прав, несколько недель назад я еще была не совсем здорова. Тогда у меня еще была депрессия, меня мучили ночные кошмары, и я думала, что жизнь никогда больше не будет такой, как прежде. Встреча с Джонатаном изменила меня. Прошу тебя, Фил, порадуйся за меня. Ты все поймешь, когда познакомишься с ним.
– Ты хочешь сказать, что привезла его с собой? – Он в удивлении поднял брови.
– Нет. Он встречается со своим другом в Виго и приедет сюда к концу следующей недели.
– Для официального одобрения, – усмехнулся Фил, и по его интонации я поняла, что худшее осталось позади.
– Что-то вроде этого. Он тебе понравится, Фил. Я знаю, понравится.
– Любой твой друг – друг и мне, – сухо отозвался он. – Расскажи мне о нем. Откуда он приехал?
– Понятия не имею. – Я пожала плечами, а потом рассмеялась, увидев вытянувшееся лицо Фила. – Нет, Фил, честно, я говорю правду. Он англичанин, ему двадцать девять лет, блондин, а глаза у него… – Я замолчала, и у меня по спине побежали мурашки при воспоминании о том, какое воздействие оказывали глаза Джонатана, когда он с вожделением смотрел на меня. – Глаза у него светло-карие, и ростом он около пяти футов десяти дюймов. У него нежные руки и…
– Ради Бога, – с явным раздражением перебил меня Фил. – Ты еще расскажешь мне, какой формы у него ступни! Меня не интересует, блондин он, брюнет или в темно-синюю крапинку. Кто он? Мясник, пекарь, изготовитель подсвечников?
– Не имею ни малейшего представления. Он может быть и биржевым брокером, и почтальоном. Все, что я знаю о нем, – это то, что я его люблю.
– Для человека, который провел неделю в обществе нового знакомого, ты опасно быстро принимаешь решение, ведь ты ничего не знаешь о нем.
– Я знаю о нем достаточно для того, чтобы сказать, что выхожу за него замуж.
Фил вытаращил глаза, и прошло несколько секунд, прежде чем он снова заговорил.
– Ну что ж, – процедил он сквозь зубы, – полагаю, предложение руки и сердца говорит о том, что его намерения честные.
– Его намерения абсолютно честные, – подтвердила я, вспомнив побережье в Виане. – А где остальные? Все виллы пусты.
– Они отправились навестить друзей Майлза в Опорто.
– Майлза? Кто такой Майлз?
– Партнер Розалинды, исполнявший главную роль в ее последнем фильме. Ты уже встречалась с ним. Он был у меня на вечеринке… – Покраснев, Фил оборвал себя на полуслове.
– Я с этим справилась, Фил, серьезно. – Я сжала его руку. – Я плохо помню этого Майлза. Весьма вульгарного вида красавец лет за тридцать.
– Он и есть, – с явным облегчением подтвердил Фил. – Он здесь для того, чтобы уговорить Розалинду согласиться на роль, которую ей предлагают в новом фильме.
– А в чем дело? Роль для нее слишком мала?
– Нет, если верить Майлзу, эта роль просто предназначена для нее. Фильм с бюджетом в миллион долларов, и Розалинда в роли царицы Савской. Только это предложение не интересует Розалинду.
– А что, есть более заманчивое?
– В том-то и дело, что нет. Она говорит, что ей необходимо отдохнуть.
– Ты хочешь сказать, – не веря своим ушам, я смотрела на Фила, – что Розалинда отказалась от этой роли ради того, чтобы остаться здесь с Гарольдом?
Фил кивнул, а я недоверчиво покачала головой.
– По правде говоря, она действительно немного не в себе. В последние дни она очень раздражительна, и старина Гарольд ужасно беспокоится за нее.
– Он всегда беспокоится, а ей обычно не терпится куда-нибудь уехать.
– Только не на этот раз. Во всяком случае, через несколько часов ты сама сможешь все увидеть. Они должны вернуться к обеду. Мы обедаем все вместе у Розалинды. – Он поморщился от такой перспективы, а я рассмеялась.
– Бедный Фил. Она начала тебя обхаживать?
– Она всегда меня обхаживает. Никак не могу понять, почему она меня пригласила.
Я могла бы ему сказать, но не стала этого делать и вместо этого спросила:
– Как поживает Мэри?
– В общем, нормально. По-моему, она скучает по детям, но Том отлично проводит время. Роскошь ему по душе.
– А как тетя Гарриет?
– О, замечательно.
Ответ Фила прозвучал неопределенно, но меня это нисколько не удивило. Как правило, его нужно было стукнуть чем-нибудь по голове, чтобы он что-то заметил. И о нервном состоянии Розалинды он был осведомлен, вероятно, только потому, что ему об этом сообщил Майлз, и я сомневалась, что Фил все правильно понял. Розалинда была темпераментной – да, но дойти до такого нервного стресса, чтобы отказаться от главной роли в фильме – нет.
– Поиграй еще Листа, – попросила я, снова поудобнее устраиваясь на подушке. – Слушать, как ты играешь, просто блаженство. Не помню, когда я последний раз тебя слушала.
Фил помнил, когда это было – у него на вечеринке, когда он по просьбе тети Гарриет играл «Лунный свет». После этого у меня больше не было возможности услышать игру Фила. Были только разные камеры, а потом – психиатрическая клиника.
Понимая все это, Фил смутился и сел за рояль. На этот раз он играл «Венгерскую рапсодию», но еще до того, как замерли последние божественные аккорды, я крепко уснула.
Я проснулась от того, что вдалеке хлопали автомобильные дверцы, и Фил равнодушно сказал:
– Они вернулись. Думаю, нам следует пойти туда, обрадовать их твоим приездом. И сообщить им твою новость. – Он повеселел. – Теперь у Розалинды будет о чем подумать!
Держась за руки, мы пошли по мягким сосновым иголкам к вилле Розалинды, и я услышала оживленный голос тети Гарриет: «Ее машина здесь, так что она, должно быть, у Фила…» и слова Мэри: «Если бы я знала, что она приедет сегодня днем, я бы ни за что не уехала. Просто ужасно, что ее никто не встретил».
– Дорогая, нельзя сказать, что Фил это никто, – заявила Розалинда со своей выразительной протяжной интонацией, а затем мы появились в дверях, и Роуз, театральным жестом широко раскрыв объятия, протянула:
– Дорогая… – и поцеловала меня в щеку, и я снова оказалась в прямом смысле окруженной родными и друзьями.
Глава 7
Я с трудом высвободилась из чрезмерно крепких объятий Розалинды. Она, по-видимому, думала, что чем ярче будет демонстрировать свои чувства, тем больше поможет мне преодолеть жизненный кризис.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16