А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Если не считать потерь в живой силе, наносимый бомбами урон был невелик. Тропа оставалась проезжей. Грузовики, даже настигнутые огнем, словно по волшебству, возвращались в строй. Движение по Тропе продолжалось с упрямой решимостью, внушавшей Кайлу невольное уважение.
Время от времени отряд пересекал границу и оказывался на территории Северного Вьетнама. Здесь действовали противовоздушные батареи, а у обочины Тропы, превратившейся к этому времени в настоящую дорогу, располагались полевые склады и ремонтные мастерские.
– В ближайшее время зенитные батареи и базы снабжения протянутся до самого Юга, – с гордостью сообщил Кайлу его страж. – Тропа Хо Ши Мина станет трехполосным шоссе, как у вас в Америке.
Теперь они двигались только по ночам, хотя и тогда над ними пролетали американские машины. Иной раз это были бомбардировщики, но гораздо чаще появлялись штурмовые вертолеты, а также транспортники, оборудованные чувствительными видеокамерами, инфракрасными датчиками, приборами ночного видения и прочими средствами электронной разведки. Но, невзирая на все технические ухищрения, движение по дороге продолжалось. Боеприпасы, оружие и рис перевозились с севера на юг практически беспрерывно.
– Что со мной сделают, когда мы придем в Ханой? – спросил Кайл самого разговорчивого из своих стражей. Он и так знал, какая ему уготована судьба, но беседа хотя бы скрашивала монотонное однообразие бесконечного пути.
– В Ханое вас ждет очень хорошее обращение, – ответил солдат с уверенностью, которую Кайл отнюдь не разделял. – Вьетнамский народ знает, что вы не агрессор-империалист, а попросту игрушка в руках американского правительства. Вас научат правильным взглядам.
– А потом? – спросил Кайл, несколько удивленный.
– А потом вам подарят свободу. Вы получите возможность рассказать другим американским солдатам, что и они всего лишь марионетки американских империалистов.
Кайл издал стон. Ему доводилось слышать об американских пилотах. Их пытали в Ханое до тех пор, пока не подпишут признания в «военных преступлениях», которые использовались Северным Вьетнамом в целях пропаганды. Он должен бежать до того, как окажется в тюрьме Хоало, и времени оставалось все меньше.
Лучше всего бежать ночью, размышлял он под бдительным взором конвоиров. Главным препятствием для успешного побега была невозможность затеряться среди местного населения. Окажись он во Франции или Италии во время минувшей войны и сумей он бежать, у него по крайней мере сохранялся шанс оставаться на свободе, поскольку, одетый должным образом, он не отличался бы от коренных жителей. Во Вьетнаме он был лишен подобной маскировки. При свете дня он не прошел бы и двадцати шагов, как поднялась бы тревога и его вновь взяли под стражу.
Риск был огромный, но Кайл все же решился. Он собирался предпринять попытку нынешней ночью. Он дождется привала, когда его поведут в лес облегчиться, после чего, застав стражника врасплох, оглушит его и завладеет оружием. Что он будет делать впоследствии – расстреляет оставшихся солдат или укроется в чаще, – Кайл не знал. Придется действовать по обстановке.
Такой возможности ему не представилось. Той ночью после часа или двух пешего пути рядом с ними затормозили два грузовика, шедших с юга на север. Секунду спустя Кайла взяли на мушку и велели забраться в кузов одного из них. Несколько солдат уселись рядом с ним в кузове, радостно улыбаясь. Остальные погрузились в другую машину.
Кайл едва не заплакал. Больше отряд не будет останавливаться на обочине в темноте. Его лишили даже призрачной, безумной надежды бежать. Теперь бегство представлялось невозможным. Отряд на большой скорости двигался в сторону Ханоя, и Кайл ничего не мог с этим поделать.
Он закрыл глаза и привалился спиной к брезенту, гадая, сумеет ли передать весточку Чинь, сможет ли выжить в заключении и долго ли ему придется ждать освобождения.
Ранним утром, хотя брезентовый верх фургона по-прежнему был опущен, Кайл почувствовал, что машина катит по асфальту, а не по горной дороге. Судя по всему, они вплотную приблизились к Ханою, а то и въехали в него. Машина на несколько минут остановилась, и Кайл решил, что это дорожный пост. Солдат в форме откинул брезент и посмотрел на него с враждебным любопытством. Потом брезент опустился и автомобиль вновь двинулся в путь. До Кайла доносились звуки моторов других машин – джипов и мотоциклов.
Вскоре грузовик опять остановился, и на этот раз солдатам, с которыми Кайл шагал от самой лаосской границы, было велено выйти на дорогу. Их место заняли два вьетнамца с непроницаемыми лицами и автоматами наперевес. Кайл видел их впервые. Он почувствовал сожаление оттого, что его разлучили с прежними спутниками. По крайней мере он знал, чего от них можно ожидать, но не имел ни малейшего понятия о том, как к нему отнесутся новые конвоиры и охранники в Хоало.
Кузов был задернут неплотно, и Кайл сумел разглядеть набережную широкой реки и городские улицы и дома. Автомобиль поехал медленнее. Кайл увидел деревья, а потом высокую бетонную стену, утыканную битым стеклом и увенчанную тремя рядами колючей проволоки. Грузовик начал тормозить. Путешествие подошло к концу. Кайл прибыл в Хоало. Через несколько минут он окажется внутри и, может быть, проведет там годы. А то и останется навсегда.
Грузовик на мгновение остановился. Послышался скрежет открываемых массивных ворот. Машина медленно двинулась вперед и, проехав несколько ярдов, остановилась. Ворота заскрипели и с грохотом захлопнулись.
Это был самый ужасный звук, который когда-либо слышал Кайл.
Брезент откинули, в кузов заглянул вьетнамец в форме с офицерскими звездочками на погонах. Он отрывисто скомандовал что-то сидевшим в машине солдатам, те вскочили на ноги и автоматными стволами вытолкали Кайла наружу.
Первым, на что он обратил внимание, был пронизывающий холод. С первого дня пребывания во Вьетнаме Кайл изнывал от почти невыносимой жары. Здесь же, в Хоало, он содрогался от влажного холода. Он стоял у дверей, за которыми начинался длинный туннель. Офицер повернулся, вошел внутрь, и Кайл увидел, что этот туннель проложен под возвышавшимся над ним огромным зданием.
В противоположном конце туннеля виднелись еще одни ворота, двустворчатые, сделанные из толстой стали. Кайлу не доводилось слышать о соотечественниках, которым удалось ускользнуть из Хоало. Причина была ясна: застенок выстроен с таким расчетом, чтобы исключить возможность побега.
За воротами простирался пустой двор длиной в сотню и шириной шестьдесят или семьдесят футов, покрытый выщербленным бетоном. Вслед за офицером Кайл прошагал к дальнему краю двора, где дорогу перегородили очередные высокие двустворчатые ворота. Они остались закрытыми. Кайла направили в располагавшийся по правую руку тюремный корпус и провели по длинному коридору с цементным полом. По пути они миновали еще двое стальных ворот.
Присутствие других заключенных никак не ощущалось, а единственным звуком был гулкий стук ботинок конвоира. Перед Кайлом распахнули дверь камеры и втолкнули внутрь.
И только сейчас он впервые поддался панике. Размеры камеры составляли от силы семь на семь футов, она была совершенно пуста, если не считать нар с соломенным тюфяком и параши. С той самой секунды, когда Кайл ощутил себя пленником, он рассчитывал, что его поместят с другими американцами. Он знал сильные и слабые стороны своей натуры. Он мог с бесшабашным презрением к опасности отправиться хоть к черту в пасть, но ему была невыносима сама мысль о том, что его запрут в одиночке.
Кайл стиснул зубы, отлично понимая: если тюремщики заподозрят, что он боится одиночества, его оставят здесь навсегда. Если нет, будут держать в этой камере только до начала допросов. Это общепринятая практика. Уголок губ Кайла начал нервно подрагивать. Чего он никак не мог назвать общепринятой практикой – так это здешние методы ведения допросов. Он провел в плену уже три месяца, и самым худшим, что ему приходилось вытерпеть за все это время, были громогласные оскорбления и тычки автоматным прикладом. До сих пор ему везло. Но если он не ошибается, везению вот-вот должен был прийти конец.
Ему велели снять остатки обмундирования и выдали взамен две заношенные, но хорошо выстиранные рубахи, две пары брюк защитного цвета, двое спортивных трусов, два комплекта нижнего белья и пояс. Кайл уселся на край приземистых нар, с легким изумлением взирая на одежду. Он ожидал худшего. По крайней мере вещи были чистыми, а наличие запасного комплекта свидетельствовало о том, что одежду будут стирать.
Ему захотелось узнать, есть ли кто-нибудь в соседней камере, и он постучал в стену за своей спиной, но тут же услышал предупреждающий окрик конвоира через окошко в двери. Кайл пожал плечами, напустив на себя безразличный вид. Он достиг своей цели. Стук в стену прозвучал гулко, и он не сомневался, что камеры по обе стороны от него пусты, а это означало, что сбитые над Северным Вьетнамом пилоты содержатся в другом корпусе – вероятно, за стальными воротами в конце двора. Иными словами, он оказался в зоне предварительного заключения. Кайл несколько приободрился, подумав, что его будущая камера окажется не столь тесной, как нынешняя, но тут же вновь упал духом, сообразив, что это выяснится лишь после допроса.
Допрос начался следующим утром, как только наступил рассвет. Кайла выгнали из камеры и повели по коридору с обсыпающейся штукатуркой в примыкающую комнату. В ее центре стоял стол, за которым сидел тот самый офицер, что проводил его накануне из автомобиля в тюрьму. Из потолка торчали стальные крюки, а стены и бетонный пол помещения покрывали зловещие бурые пятна. Кайл старался не думать, зачем в потолок ввинчены крюки и откуда взялись пятна, заставляя себя не чувствовать ничего, кроме презрения к тщедушному вьетнамцу, во власти которого он оказался.
– Ваша фамилия? – без лишних слов осведомился офицер на ломаном английском.
– Андерсон.
– Ваше полное имя?
– Кайл Ройд Андерсон.
– Назовите свое звание, регистрационный номер и дату рождения.
Кайл ответил столь же лаконично, после чего повисла непродолжительная тишина. Он сообщил все сведения, которые ему позволял выдать Дисциплинарный устав, и, судя по всему, вьетнамец отлично сознавал это. Когда он вновь заговорил, в его голосе зазвучали угрожающие нотки:
– В каком подразделении вы служили?
– Я не имею права отвечать на этот вопрос.
– Еще раз спрашиваю: в каком подразделении вы служили?
Кайл смерил его взглядом.
– Дисциплинарный устав Вооруженных сил США запрещает мне отвечать на данный вопрос.
На неподвижном лице вьетнамца не отразилось даже проблеска каких-либо чувств.
– Демократическая Республика Вьетнам не признает уставы американской армии, – ровным голосом произнес он. – Будьте добры дать ответ на поставленные вопросы. В каком подразделении вы служили?
На короткую долю секунды Кайла охватило искушение избежать того, что ожидало его в дальнейшем, и назвать номер своей эскадрильи. Ведь он не кончал Вест-Пойнт с его кодексом верности и чести, а решение стать пилотом было продиктовано отнюдь не патриотизмом. Он овладел этой профессией, чтобы наслаждаться острыми ощущениями, и какая разница, если сидящий перед ним узкоглазый ублюдок узнает, в каком подразделении он служил? Вряд ли эти сведения помогут Ханою изменить ход войны. Окажись Кайл пилотом штурмовой машины, располагай он сведениями о том, какие цели ему предстоит поразить в будущем, он бы понимал, сколь важно сохранить в тайне все, что ему известно. Но он был не бойцом, а извозчиком, и знания, которыми он располагал, ничем не могли помочь Ханою. Искушение появилось и исчезло. Помимо всего прочего, он американец, и до сих пор никому и ничему не удавалось его запугать.
– В каком подразделении вы служили? – повторил офицер.
– Я не обязан отвечать на этот вопрос, – сказал Кайл.
– Вы будете отвечать на мои вопросы. Вы будете отвечать на все вопросы, – заявил офицер, поднимаясь из-за стола. На мгновение Кайл подумал, что допрос подошел к концу, но офицер продолжил: – Очень многие американцы стояли на том месте, где сейчас стоите вы. Все они тоже говорили, что не будут отвечать на мои вопросы. – Он умолк, и на его губах промелькнул призрак улыбки. – И они отвечали. Хотя и не сразу. – Он двинулся к двери. – Я дам вам возможность подумать над тем, что сейчас сказал. Вернувшись, я опять задам тот же вопрос. Ответить на него – в ваших же интересах.
Дверь за ним закрылась, но конвоиры остались в комнате. Несмотря на сырость и холод, по шее Кайла скользнула капля пота. Он никогда не был трусом, но ему вовсе не хотелось сидеть в забрызганном кровью помещении, дожидаясь мгновения, когда, по всей вероятности, к пятнам на полу и стенах добавится его собственная кровь.
На взгляд Кайла, офицер отсутствовал от тридцати до тридцати пяти минут. Вернувшись, он вновь занял место за столом и положил перед собой сцепленные руки.
– У вас было время подумать, – произнес он голосом, лишенным каких-либо эмоций. – Я повторю вопрос. В каком подразделении вы служили?
Кайл понимал, что, если ответит, этим дело не закончится. Ему будут задавать другие вопросы, сотни вопросов.
– Я не обязан отвечать, – сказал он, всем своим видом выражая презрение.
Офицер улыбнулся.
– Очень глупо, – сказал он и кивнул конвоиру, стоявшему у дверей.
Кайл услышал звук распахнувшейся за его спиной двери и приближающийся топот двух пар ног. Он стиснул кулаки с такой силой, что побелели костяшки пальцев. Пусть ублюдки делают что угодно, но он не доставит им радости видеть, как он сломается. Он скорее умрет, чем позволит им торжествовать.
Вьетнамцы скрутили ему руки за спиной и завязали рот. За время похода на Север сломанная рука Кайла зажила, но он еще продолжал беречь ее. Сначала ему связали локти, потом запястья. Его грудь выгнулась вперед, и Кайл стиснул зубы от боли. Он ожидал иного. Он думал, мучители решат позабавиться с обожженной кожей на спине и голове. Его лодыжки заковали в кандалы, раздвинули ему ноги и вставили между кандалами брус, чтобы удерживать ноги в этом положении.
«Чинь, – думал он. – Я должен вспоминать о Чннь».
Спустив с потолка цепь, вьетнамцы пропустили ее под брусом и потянули кверху, превращая тело Кайла в страшное подобие шара. Он закрыл глаза, сдерживая рвущийся из горла крик. Он представлял Чинь, ее мягкий взгляд, озорное лукавство и обманчивую наивность.
Его кости выворачивались из суставов, лопались нервы и сухожилия. Он больше не мог думать о Чинь. Все его существо заполнило одно желание – чтобы эта ужасная пытка побыстрее завершилась.
Напрасные надежды. Мучения становились все тяжелее. Время словно остановило свой ход. Порой вьетнамцы развязывали путы, чтобы восстановить кровообращение, и каждый раз Кайла пронизывала почти столь же сильная боль, как во время пытки. Его спрашивали, не желает ли он ответить на поставленные вопросы. Каждый раз он отказывался, офицер доставал из лежавшей на столе пачки очередную сигарету, кивком приказывал подручным связать и заковать Кайла, и мучения продолжались.
В какой-то момент Кайлу показалось, что в помещении стало темнее, как будто приближался вечер. Может, так и было. Возможно, его пытали целый день. А может, темнота лишь почудилась ему из-за того, что глаза налились кровью.
Он дал себе клятву скорее умереть, чем позволить палачам торжествовать при виде его капитуляции. Теперь он понимал, что его лишили даже такой роскоши, как смерть. Боль мучила его, но не убивала – она лишь повторялась вновь и вновь, до бесконечности. Кайл больше не мог терпеть. На его месте не вытерпел бы никто. Теперь, когда его опять связали так, что он уткнулся носом в собственную задницу, его вдобавок начали избивать. Его лупили бамбуковыми палками по ступням, локтям и коленям, секли резиновыми плетьми по едва зажившей коже на спине, молотили кулаками по лицу. Кайла непрерывно рвало, и всякий раз, когда ему удавалось произнести какой-либо звук, кроме крика боли, это была мольба, просьба прекратить страдания. Он обещал палачам рассказать все, что они хотят узнать.
Позже, оказавшись в камере, Кайл расплакался. Ублюдки сломили его. Информация, которой он мог с ними поделиться, не представляла особой ценности, однако даже если бы ему были известны государственные тайны, это ничего не изменило бы. Он бы выдал и их. И мысль об этом наполняла его презрением и ненавистью к себе.
Целую неделю тюремщики практически не замечали Кайла. За это время его душа наполнилась решимостью, холодной и твердой, будто скала. Один раз он поддался мерзавцам. Больше этого не будет. А он не сомневался, что его ждет повторение. Вьетнамцы ждали от пленников не только военных секретов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33