А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


— Спасибо за то, что была голосом нашего рассудка в нашей небольшой компании.
Но затем, казалось, опровергая сама себя, она проговорила:
— Но должна признаться, я привыкла к ее присутствию поблизости. Кто бы она ни была.
Пенелопа решила, что вполне пришло время сменить тему:
— А где Элоиза?
— Боюсь, она заболела. Сильная головная боль, — ответила леди Бриджертон, немного нахмурившись, из-за чего ее лицо скривилось. — Она испытывает головные боли уже почти неделю. Я начинаю беспокоиться о ней.
Пенелопа бесцельно смотрела на подсвечник, висевший на стене, но ее внимание тут же привлекли слова леди Бриджертон.
— Я надеюсь, ничего серьезного?
— Ничего серьезного, — ответила Гиацинта, прежде чем ее мать успела открыть рот. — Элоиза никогда не болеет.
— Что заставляет меня волноваться еще сильнее, — вставила леди Бриджертон, — Элоиза уже давно нормально не питалась.
— Это неправда, — сказала Гиацинта. — Прямо сегодня днем, Викхэм заносил в ее комнату очень тяжелый поднос. Булочки и яйца, а также, думаю, я чувствовала аромат жареной курицы.
Она приподняла бровь, не обращаясь ни к кому конкретно. — А когда Элоиза выставила поднос в коридор, он уже был пустой.
Гиацинта Бриджертон, подумала Пенелопа, обладает удивительно острым зрением.
— Она просто в плохом настроении, — продолжала Гиацинта, — С тех пор, как она поссорилась с Колином.
— Она поссорилась с Колином? — переспросила Пенелопа, от ужасного предчувствия у нее скрутило живот. — Когда?
— Где-то на прошлой неделе, — ответила Гиацинта.
КОГДА? — захотелось закричать Пенелопе, но выглядело бы очень странно, если бы она начала выпытывать точный день. Была ли это пятница? Была ли их ссора именно в этот день?
Пенелопа всегда будет помнить, что ее первый и, скорее всего, единственный поцелуй произошел в пятницу.
Странно все это было. Она всегда хорошо помнила дни недели.
Она встретила Колина в понедельник.
Она поцеловалась ним в пятницу.
Двенадцать лет спустя.
Она вздохнула, это казалось чистой патетикой.
— Что-то не так, Пенелопа? — спросила ее леди Бриджертон.
Она посмотрела на мать Элоизы. Ее голубые глаза светились добротой, и были заполнены участием, и было что-то такое в том, как она склонила голову, глядя на Пенелопу, отчего той захотелось заплакать.
Она становиться чересчур эмоциональной в последние дни. Готова плакать просто из-за наклона чьей-то головы.
— Со мной все хорошо, — ответила она, надеясь, что ее улыбка никому не покажется странной. — Я просто волнуюсь за Элоизу.
Гиацинта фыркнула.
Пенелопа решила, что она должна как можно скорее бежать отсюда. Все эти Бриджертоны — хорошо, две из трех, по крайней мере — заставляли ее все время думать о Колине.
Что она и делала, ежеминутно, последние три дня. Но тогда, она была наедине с собой, и могла спокойно вздохнуть или застонать, или проворчать в адрес ее сердечной привязанности.
Но, сегодня, видна был очень счастливый день для нее, подумала Пенелопа, услышав голос леди Данбери, зовущий ее (Во что, только превратился ее мир, если она считала себя удачливой, когда ее звал к себе в уголок, самый едкий язык Лондона?).
Но леди Данбери обеспечивала ее отличным поводом, чтобы покинуть ее текущий квартет четырех леди, и, кроме того, она пришла к странному выводу, что ей, действительно, нравиться леди Данбери.
— Мисс Физеренгтон! Мисс Физеренгтон!
Фелиция тут же сделала шаг назад.
— Я думаю, она имеет в виду тебя, — быстро прошептала она.
— Ну, конечно, она зовет меня, — сказала Пенелопа с небольшим высокомерием. — Я считаю леди Данбери своей хорошей подругой.
Глаза Фелиции широко открылись от сильного изумления и небольшого испуга.
— Ты что?
— Мисс Физеренгтон, — произнесла леди Данбери, ударяя своей тростью на расстоянии около дюйма от ноги Пенелопы, как только подошла к ней.
— Не ты, — сказала она Фелиции, хотя, Фелиция всего лишь пыталась вежливо улыбаться, глядя на приближение графини.
— Ты, — проговорила она, обращаясь к Пенелопе.
— Э-э… Добрый вечер, леди Данбери, — сказала Пенелопа, думая, что это наиболее подходящие слова, учитывая обстоятельства.
— Я искала тебя весь вечер, — возвестила леди Данбери.
Пенелопа немного удивилась. — Вы искали меня?
— Да. Я хотела поговорить с тобой о последней колонке леди Уислдаун.
— Со мной?
— Да, да с тобой, — проворчала леди Данбери, — Я была бы просто счастлива поговорить с кем-нибудь еще, если бы ты смогла бы мне найти здесь человека, имеющего хотя бы половину мозгов.
Пенелопа подавила смешок, чуть было не вырвавшийся у нее, после реплики леди Данбери, и немного придвинулась к своим компаньонкам.
— Я уверена, что леди Бриджертон —
Леди Бриджертон неистово затрясла головой.
— Она слишком занята попытками заставить жениться или выйти замуж свое неимоверное количество отпрысков, — заявила леди Данбери, — Не думаю, что она сможет нормально поддерживать разговор.
Пенелопа бросила украдкой испуганный взгляд на леди Бриджертон, пытаясь определить, сильно ли она огорчена оскорблением — в конце концов, она пытается заставить вступить брак свое неимоверное количество отпрысков уже свыше десяти лет. Но леди Бриджертон, вовсе не выглядела расстроенной. Фактически, казалось, будто она тоже пытается заглушить смех.
Заглушить смех и шагнуть назад, включая Гиацинту и Фелицию. Они потихоньку отходили от нее.
Трусливые маленькие предатели.
Ну, в общем, Пенелопа не должна жаловаться. Она хотела сбежать от Бриджертонов, не так ли? Но ей не понравилось, что Гиацинта и Фелиция могли подумать, будто сами смогли оставить ее один на один с леди Данбери.
— Они сбежали, — фыркнула леди Данбери, — И это довольно хорошая вещь. Те две девочки совсем не могут разговаривать на умные темы.
— О, это не правда, — вынуждена была запротестовать Пенелопа. — И Фелиция, и Гиацинта, обе довольно яркие и умные девушки.
— Я никогда не говорила, что они не умны, — едко проговорила леди Данбери, — Они не могут разговаривать на умные темы.
— Но не волнуйся, — добавила она, утешая Пенелопу — утешая? — кто-нибудь когда-нибудь слышал, чтобы леди Данбери утешала? — ласково погладив ее по руке.
— Это не их вина, но беседа у них бессмысленная. Они перерастут это. Люди как хорошее вино: если они вначале довольно хорошие, то с возрастом становятся еще лучше.
Пенелопа фактически смотрела чуть правее лица леди Данбери, видя через ее плечо мужчину, которого она поначалу приняла за Колина (но он не был им), и она вернулась взглядом к ожидающей ее графине.
— Хорошее вино? — невпопад спросила Пенелопа.
— Хм-м. А я думала, ты меня слушаешь.
— Нет, что вы, я вас внимательно слушаю, — Пенелопа почувствовала, как ее губы сложились в небольшую улыбку, — Я просто … отвлеклась.
— Без сомнения, искала этого мальчишку Бриджертона.
Пенелопа почувствовала удушье.
— Ох, да не смотри ты на меня, так потрясенно. Все это было написано у тебя на лице. Я лишь удивляюсь, как он до сих пор ничего не замечает.
— Я думаю, он замечает, — пробурчала Пенелопа.
— Замечает? Хм-м, — леди Данбери нахмурилась, уголки ее рта превратились в две вертикальные морщины. — Это не характеризует его с хорошей стороны, раз он до сих пор ничего не предпринял по этому поводу.
У Пенелопы заныло в груди. Было что-то странно сладкое в вере старой леди в нее, как будто такой мужчина, как Колин мог и вправду влюбиться в женщину, похожую на Пенелопу.
Господи, Пенелопа была вынуждена просить его, чтобы он поцеловал ее. И видеть, как все это закончилось. Он покинул дом в таком состоянии, что они уже целых три дня не разговаривали.
— Не волнуйся из-за него, — довольно неожиданно сказала леди Данбери, — Мы подыщем тебе кого-нибудь еще.
Пенелопа деликатно кашлянула.
— Леди Данбери, вы решили за меня взяться?
Та просияла и улыбнулась, от улыбки ее морщинистое лицо разгладилось и, словно засветилось.
— Конечно! Я удивлена, сколько времени у тебя заняло понять это.
— Но почему? — спросила Пенелопа, абсолютно неспособная понять то, что говорила леди Данбери.
Леди Данбери вздохнула. Звук был не грустный — больше задумчивый.
— Ты не против, если мы присядем? Мои старые кости, уже не те, что были раньше.
— Конечно, — быстро сказала Пенелопа, чувствуя себя ужасно, что она даже не подумала о возрасте леди Данбери, хотя они стояли в душном и переполненном танцевальном зале.
Но графиня была такой живой и полной жизни; было очень трудно представить ее больной или слабой.
— Сюда, — сказала Пенелопа, беря ее за руку и подводя ее к ближайшей скамье.
Как только леди Данбери уселась, Пенелопа заняла место рядом с ней.
— Вам удобно? Может лимонад?
Леди Данбери с благодарностью кивнула, и Пенелопа, взмахом руки подозвав лакея, попросила его принести два стакана лимонада, ей не хотелось оставлять графиню одну, когда она выглядела такой бледной.
— Я, на самом деле, не столь молода, какой я кажусь, — сказала леди Данбери Пенелопе, как только лакей заспешил к столу с освежающими напитками.
— Никто из нас, на самом деле, не такая молодая, какой мы кажемся другим, — ответила Пенелопа.
Это, возможно, был зеркальный комментарий, но она говорила его с теплотой, и надеялась, что леди Данбери оценит это.
Так и случилось. Леди Данбери насмешливо фыркнула, и благодарно посмотрела на Пенелопу, прежде чем сказать:
— Чем старше я становлюсь, тем больше убеждаюсь, что большинство людей в этом мире — идиоты.
— Вы только сейчас подсчитываете это? — дразня, спросила Пенелопа, поскольку, учитывая обычное поведение леди Данбери, был довольно трудно представить, что она не пришла к такому заключению много лет тому назад.
Леди Данбери сердечно рассмеялась.
— Нет, конечно, иногда я думаю, я знала это, еще до своего рождения. Что я понимаю теперь, так это то, что сейчас как раз тот момент, когда я могу что-нибудь сделать.
— Что вы имеете ввиду?
— Я не смогла бы еще меньше обращать внимание на глупцов и идиотов, чем сейчас. Но такие люди, как ты, — не имея носового платка, леди Данбери, быстро провела пальцем по глазу, словно вытирая слезы, — ну, я хотела бы видеть тебя устроенной и счастливой в жизни.
Несколько секунд, Пенелопа, молча, уставившись, смотрела на нее
— Леди Данбери, — осторожно проговорила она, — Я высоко ценю жест … и ваше чувство … но вы должны знать, что я не ваша подопечная, и вы не отвечаете за меня.
— Ну, конечно, я знаю это, — усмехнувшись, сказала леди Данбери. — Но не бойся, я не чувствую никакой ответственности за тебя. Если б я чувствовала себя ответственной за тебя, это бы не было и вполовину так забавно.
Пенелопа знала, что выглядит полной идиоткой, но все, что она могла сказать, было:
— Я не понимаю.
Леди Данбери надолго замолчала. Она подождала пока до них дойдет лакей с лимонадом, и начала говорить, после того, как сделала несколько маленьких глоточков.
— Ты мне нравишься, мисс Физеренгтон. Мне не нравятся очень много людей. Здесь все просто. Я хочу видеть тебя счастливой.
— Но я счастлива, — сказала Пенелопа, больше из противоречия.
Леди Данбери высокомерно приподняла одну бровь — этот жест у нее получался лучше всего.
— Ты счастлива?
Была ли она счастлива? Что бы это могло значить? Она вынуждена была остановиться и подумать на этот вопрос. Она не была несчастной, в этом она была точно уверена. У нее были замечательные подруги, она нашла верную подругу и наперсницу в своей младшей сестре Фелиции, и даже если бы старшие сестры и мать, не были женщинами, она бы все равно выбрала их в качестве своих друзей — да, она любит их. И она знала, что они любят ее.
В общем, ее жизнь, была не так уж плоха. Да, она испытывала недостаток в драматичности и волнениях, но она была довольна и удовлетворена своей жизнью.
Но удовлетворение это не то же самое, что счастье, и она почувствовала острую и резкую боль в груди, поскольку, поняла, что не может ответить положительно на мягко сформулированный вопрос леди Данбери.
— Я вырастила своих детей, — сказала леди Данбери, — Четыре ребенка, и они все хорошо женились и вышли замуж. Я даже нашла невесту для моего племенника, которого, по правде, сказать, — она наклонилась и прошептала последние слова так, словно собиралась открыть государственную тайну, — Я люблю даже больше собственных детей.
Пенелопа не смогла сдержать улыбки. Леди Данбери выглядела такой шаловливой, такой проказливой.
— Это может удивить тебя, — продолжала леди Данбери, — Но по своей натуре, я такая зануда.
Пенелопа с трудом сохранила серьезное выражение лица.
— Я нахожу себя слишком свободной под конец жизни, — сказала леди Данбери, держа свои руки так, словно она капитулировала. — Я просто хочу видеть одну молодую женщину полностью устроенной прежде, чем я уйду.
— Не говорите так, леди Данбери, — сказала Пенелопа, импульсивно беря ее за руку.
Она легонько сжала руку старой леди.
— Вы еще переживете всех нас. Я уверена.
— Пфф-фф, не будь такой глупой, — проговорила леди Данбери, но она не пыталась высвободить руку из рук Пенелопы. — Я не в депрессии, — добавила она. — Я просто реально смотрю на вещи. Я оставила позади семьдесят лет своей жизни, и не собираюсь говорить тебе, как это много лет. У меня осталось не так много времени в этом мире, и меня это совсем не расстраивает.
Пенелопа надеялась, что когда она сама окажется перед фактом своей смерти, она будет вести себя так же хладнокровно.
— Но, ты мне нравишься, мисс Физеренгтон. Ты мне напоминаешь саму себя в молодости. Ты не боишься говорить то, что думаешь.
Пенелопа потрясенно уставилась на нее. Она прожила десять лет своей жизни, никогда не говоря того, что она хотела сказать. С людьми, которых она хороша знала, она была открытой и искренней, иногда даже забавной, но среди незнакомцев, она не могла вымолвить ни слова.
Она впомнила бал-маскарад, который однажды посетила. Она посетила много бал-маскарадов, но один бал был для нее особенным, потому что тогда, она нашла себе маскарадный костюм — ничего особенного, всего лишь платье, стилизованное под начало 17 века, в котором она могла чувствовать, что ее личность хорошо скрыта. Благодаря маске. Она была большой и закрывала почти все ее лицо.
Она чувствовала себя преобразованной. Внезапно, свободная от бремени быть Пенелопой Физеренгтон, она чувствовала, как на передний план вышла новая индивидуальность.
Это было не так, словно появилась новая индивидуальность, она была все та же, но она совсем на себя не походила.
Она смеялась; она шутила; она даже флиртовала.
Она поклялась самой себе, что следующей ночью, когда все костюмы будут убраны, и она будет одета в свое лучшее вечернее платье, она будет самой собой.
Но этого не случилось. Она пришла на бал, она кивала и вежливо улыбалась. Но, так или иначе, она снова стояла у периметра комнаты, и пыталась слиться с обоями.
Казалось, что быть Пенелопой Физеренгтон, кое-что означает. Ее тут же отбросило на годы назад, в тот ее первый ужасный сезон, когда ее мать настояла на том, чтобы выйти в свет, даже притом, что Пенелопа умоляла этого не делать. Пухлая девочка. Неуклюжая девочка. Всегда одетая в цвета, неподходящие ей. Не имело значения, что она стала гораздо стройнее и изящнее, и наконец-то выбросила все свои желтые платья. В этом мире — мире Лондонского высшего общества — она всегда будет той же самой Пенелопой Физеренгтон.
Это была ее ошибка в такой же степени, как и ошибка окружающих. Настоящий порочный круг.
Каждый раз, когда Пенелопа входила в танцевальный зал, она видела всех тех людей, которые давно ее знали, и каждый раз чувствовала, как снова превращается в застенчивую, неуклюжую девочку из прошлого, а не в самоуверенную молодую женщину, которой как ей нравилось думать, она стала — по крайней мере, глубоко внутри.
— Мисс Физеренгтон, — позвала ее леди Данбери мягким — даже можно сказать, удивительно нежным — голосом. — Что-то не так?
Пенелопа знала, что долго молчит, и ей надо что-то сказать, но так или иначе, ей потребовалось еще несколько секунд, чтобы собраться с мыслями.
— Не думаю, что вы правы, — наконец, сказала она, поворачиваясь к леди Данбери, и смотря на нее, когда говорила последние слова: — Я никогда не знала, что сказать людям.
— Ты знаешь, что сказать мне.
— Вы другая.
Леди Данбери откинула голову назад, и засмеялась.
— Даже если считать это приуменьшением …Ох, Пенелопа … Я надеюсь, ты не возражаешь, если я буду называть тебя по имени — если ты можешь высказывать свое мнение мне, ты можешь делать это с любым человеком. Половина мужчин в этом зале трусливо разбежались по углам через минуту, после моего появления в зале.
— Они просто не знают вас, — сказала Пенелопа, поглаживая старую леди по руке.
— Также, они не знают и тебя, — довольно многозначительно проговорила леди Данбери.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39