Дэрроу искоса глянул на меня, его взгляд ясно говорил: «Где бы дома мне найти таких полицейских?»— И таким образом, — продолжал адмирал, — эти ублюдки заполучили лучшие юридические умы территории — Уильяма Хина, сенатора от территории и бывшего окружного судью, и Уильяма Питтмана, брата сенатора США Кея Питтмана.Я спросил:— Каким образом кучка юных бандитов смогла позволить себе такие расходы?Адмирал вздохнул.— Двое из пяти преступников были чистокровными гавайцами, поэтому ничего удивительного, что признанная глава расы — принцесса Эбби Кавананакоа оказала им финансовую поддержку. В конце концов, ее собственный сын принадлежит к числу пляжных бандитов и сидит в тюрьме Оаху по обвинению в убийстве второй степени.— Значит был создан фонд защиты? — спросил Дэрроу.— Да. И имейте в виду, что оба подзащитных гавайца были профессиональными спортсменами. Устроители спортивных соревнований тоже помогли финансировать защиту.— Двое из напавших были героями спорта? — спросил я. — Но вы сказали, что они были хулиганами...— Так и есть, — жестко проговорил адмирал, крепко зажав в зубах трубку. — Бен Ахакуэло — популярный местный боксер... вместе со своим закадычным дружком Чангом он был обвинен в попытке изнасилования в 1929 году... Губернатор Джадд поручился за него, чтобы в прошлом году тот смог представлять территорию на Национальном чемпионате боксеров-любителей в Мэдисон-сквер-гарден. Покойный Джозеф Кахахаваи был звездой футбола... и уголовным преступником... в 1930-м он отсидел месяц за ограбление первой степени.— А остальные двое? — спросил Дэрроу.— За ними ничего преступного не числилось, — пожав плечами, ответил адмирал, — но в полиции они были известны как трудные ребята, без всяких видимых средств к существованию. И вскоре все пятеро оказались на свободе благодаря принцессе Эбби и фонду защиты. Ахакуэло и Кахахаваи возобновили игру в футбол по воскресеньям, их имена не сходили с первых страниц местных газет... — Он вздохнул, тряхнул головой. — Несмотря на жесткую дисциплину, которую я поддерживаю на базе, я почти ожидал, что этих дикарей повесят на суку где-нибудь в долине Нууана или на Пали.— И конечно, — мрачно сказал Дэрроу, — один из подзащитных таки был схвачен и избит военными моряками...Адмирал рассеянно кивнул.— Да. Хорас Ида, и жестоко. И я верю, что только жесткая дисциплина, царящая среди наших людей, спасла его от более ужасной расправы. Они пытались добиться признания...Дэрроу поинтересовался:— И добились?— Говорят, да... но показания под давлением не берутся во внимание. Кстати, я позволил привезти сюда Иду, чтобы он ночью спокойно рассмотрел наших матросов, но он не смог никого узнать.Ничего удивительного. Вы знаете, что они говорят — все белые на одно лицо.Адмирал продолжал:— И это было не единственное столкновение между военными моряками и преступными элементами...— И насколько сильно ситуация вышла из-под контроля? — спросил Лейзер.— Чтобы обезопасить людей, уединенно живущих в долине Маноа и других пригородах, я отрядил большее число пеших патрулей и направил в районы, где живут семьи военно-морских офицеров, радиофицированные военно-морские автомобили.— А почему этого не сделала полиция? — спросил я.— Единственно могу сказать, что все это было сделано по просьбе мэра и шерифа. А результатом давления, которое мне пришлось выдержать, стала перетряска сил в аппарате мэра — новый шеф полиции, почти всему управлению дан годичный испытательный срок.— Как вам это удалось? — потрясенный, спросил я.Улыбка адмирала была скромной, но говорила о большом самодовольстве.— Существуют некие... рычаги, на которые пришлось нажать военно-морским силам.— Что же это за рычаги? — поинтересовался Дэрроу.Адмирал и глазом не моргнул.— Несколько раз, пока тянулось это злосчастное дело, нам пришлось отменить отпуска на берег. Когда флот находится на базе, господа, доходы Гонолулу поднимаются. А если перекрыть эти поступления в казну, что ж... можете представить себе последствия.— Вы несомненно с самого начала старались оказать положительное влияние на ход этого дела, — сказал Дэрроу. Даже я не смог уловить в его голосе сарказма.Припухшие адмиральские глаза сузились.— Этот сексуальный дегенерат Кахахаваи был бы сегодня жив, если бы губернатор Джадд и министр юстиции послушались меня.Дэрроу задумчиво наморщил лоб.— Это вы о чем?— После того как жюри присяжных не пришло ни к какому решению, я предложил, чтобы этих насильников подержали под замком, пока не состоится второй суд. Но они настояли на том, что поднимать сумму залога выше того, что может заплатить человек, незаконно. Вы же понимаете, что это нарушение их гражданских прав. По случайности рождения, эти существа, знаете ли, «американцы»... Что ж... полагаю, господа, вам не терпится встретиться с вашими клиентами.— С вашего любезного разрешения, — сказал, поднимаясь, Дэрроу. — Кстати, адмирал... как вам удалось оставить наших клиентов под своим неусыпным наблюдением?— Вы хотите сказать, почему они не в тюрьме? — Он позволил себе широко улыбнуться. — Боже, да у судьи не хватило духу взять на себя ответственность за то, что могло бы случиться с миссис Фортескью и остальными при всех этих угрозах террористических актов и насилия со стороны толпы. Я предложил, чтобы судья привел одного из моих офицеров к присяге как особого офицера гражданского суда, с тем чтобы он мог надзирать за обвиняемыми на борту «Элтона». Я пообещал, что обвиняемые будут предоставлены в распоряжение суда в любой момент.— Отлично сработано, — сказал Дэрроу, нисколько не кривя душой.Адмирал поднялся, но остался стоять за своим столом.— Знаете, мистер Дэрроу, во время суда над этими отвратительными насильниками присяжные совещались девяносто семь часов... Семеро признали их невиновными, пятеро — виновными. Точно соответствует соотношению желтых и коричневых и белых членов жюри присяжных. В этом деле вы, без сомнения, столкнетесь с таким же разноцветным жюри...— На этот раз такого не случится, — предсказал Дэрроу.— Вы выступаете против обвинителя Джона К. Келли... он молодой и горячий. Нападает яростно...— А я контратакую с оливковой ветвью в руках, — сказал Дэрроу. — Я здесь для того, чтобы засыпать пропасть, которая разверзлась между расами на этих островах-садах, сэр. И чтобы в дальнейшем эта зияющая рана больше не открывалась.И мы ушли, оставив адмирала обдумывать слова Дэрроу. Глава 6 Наш водитель лимузина остался нашим проводником и тогда, когда нас повели к обветшалому, лишенному команды, жалкому старому крейсеру, вытащенному на мелководье Перл-Харбора — морскому кораблю Соединенных Штатов «Элтон». Водитель подвел нас к двум вооруженным морским пехотинцам, которые стояли на часах у подножия семидесятипятифутового трапа, соединявшего корабль с берегом. Один из часовых сопроводил нас на борт, идя впереди, пока мы приплясывали следом под поскрипывание шатких деревянных ступеней.Шепотом, но перекрыв скрипучую мелодию, Лейзер произнес, обращаясь к Дэрроу:— Вам не показалось, что адмирал недвусмысленно высказался за суд Линча?Если он ожидал, что противник расизма Дэрроу резко обвинит Стерлинга — теперь, когда нашего хозяина не было рядом, — то его ждало разочарование. Но разочарован был только Лейзер. Я достаточно хорошо знал К. Д., чтобы угадать, что скажет он примерно следующее: «Адмирал Стерлинг — военный человек, и южанин, поэтому неудивительно, что его суждения предвзяты».Именно это он и выдал.Наш провожатый — морской пехотинец — привел нас на верхнюю палубу.— «Элтон» используется для общих трапез, — сказал он, перекрикивая гул от шагов по металлической поверхности, — и как офицерский клуб.Он проводил нас в офицерскую кают-компанию, на корму, сказав:— Миссис Фортескью и лейтенант Мэсси размещены дальше, в капитанской каюте.Мы шли мимо большого обеденного стола, за которым сидело несколько офицеров, с любопытством нас рассматривавших. Некоторые узнали тащившегося мимо них Дэрроу. Внутреннее убранство корабля, если судить хотя бы по столовой, не имело ничего общего с его печальным внешним видом. Стены были обиты панелями красного дерева, висели написанные маслом портреты адмирала в рамах, были выставлены трофеи, сияло серебро отделки.Дэрроу спросил:— Капитан был настолько любезен, что освободил свое жилье для моих клиентов?— Нет, сэр... капитан Уортман живет с женой в Гонолулу. Его каюта обычно оставляется для посещающих нас адмиралов.Для весьма важных гостей. Для обвиняемых в убийстве, к примеру.Наш провожатый постучал в дверь и позвал:— Миссис Фортескью? Пришли ваши гости.— Впустите их, — прозвучал голос образованной женщины, южанки.Морской пехотинец открыл дверь, и Дэрроу вошел первым, за ним Лейзер и я. Дверь с лязгом закрылась за нами, словно напомнив, что мы оказались в подобии тюремной камеры. Но, черт побери, вот это была тюремная камера!Панели красного дерева, просторно, в центре комнаты большой стол тоже красного дерева, такой могла быть каюта первого класса на «Малоло» — красивая темная мебель, включая платяной шкаф, комод и односпальную кровать. Расставленные повсюду в вазах и склянках яркие гавайские цветы придавали этому решительно мужскому помещению женского очарования.И миссис Грейс Фортескью, урожденная Гранвиль, приветствовала нас, подобно элегантной хозяйке. Она протянула Дэрроу руку, словно ожидая, что тот ее поцелует.Он так и сделал.— Какое удовольствие и честь познакомиться с вами, мистер Дэрроу, — произнесла она.Она была такая же утонченная, как ее южный акцент. Высокая, стройная, Грейс Фортескью казалась хозяйкой, принимающей за чашкой чая гостей, — костюм вишневого цвета и такая же изящная шляпка, нитка жемчуга обвивает довольно длинную, стройную шею, в ушах тоже покачиваются жемчужины. Темно-русые волосы, такие же, как у Талии, подстрижены коротко, прическа молодежная, стильная, и лет ей могло быть сорок, а могло — и около шестидесяти, сказать трудно. Но она определенно находилась в том возрасте, когда женщина перестает быть миленькой и становится интересной. И несмотря на яркие глаза, такого же ярко-голубого цвета, как у Изабеллы, на ее тонком лице проступила усталость. Недавние события оставили свой след на этом высокомерном лице.Дэрроу представил Лейзера, и миссис Фортескью с теплотою протянула ему свою руку, хотя он лишь пожал, а не поцеловал ее, а затем Дэрроу повернулся ко мне и сказал:— А это тот молодой человек, о котором мы с вами говорили по телефону.— Молодой детектив, которого рекомендовала Эвелин! — с очаровательной улыбкой произнесла она.— Натан Геллер, — сказал, кивнув, Дэрроу, когда я взял протянутую миссис Фортескью руку. Я тоже не стал ее целовать.— Эвелин? — переспросил я, сильно смутившись.— Эвелин Уолш Маклин, — объяснила она. — Она одна из самых близких моих подруг. На самом деле, если я могу быть откровенна...— Вы, без сомнения, среди друзей, миссис Фортескью, — с улыбкой подхватил Дэрроу.— ...Миссис Маклин помогает финансировать мою защиту. Без помощи Эвелин — и Евы Стотсбери — я просто не знала бы что делать.— Вы мне не сказали... — начал я, обращаясь к Дэрроу.Дэрроу пожал плечами:— Не счел это существенным.До этого момента я думал, что идея использовать меня в этом деле принадлежит целиком и полностью К. Д. В Вашингтоне, округ Колумбия, я встречался с Эвелин Маклин, — ее муж, отдалившийся от нее, владел газетой «Вашингтон пост», да и сама она была хозяйкой одного из модных журналов. Художник-жулик, знавший о сочувствии Эвелин полковнику Линдбергу — эта женщина сама трагически потеряла ребенка, — вовлек ее в одну из многочисленных бесперспективных историй с выкупом, которыми изобиловало расследование.Эвелин была очень привлекательной, немолодой уже женщиной, и мы блистательно напали на след. Настолько блистательно, что слух об этом распространился незамедлительно...— Эвелин предложила, чтобы я поинтересовалась у мистера Дэрроу, не знаком ли он с вами, — сказала миссис Фортескью, — поскольку вы оба из Чикаго и оба по работе связаны с преступностью.Я не встречал лучшего определения сходства между юристами и полицейскими. По работе связаны с преступностью.— И вообразите мое удивление и радость, — продолжала она, — когда мистер Дэрроу сказал, что знает вас с детских лет.Не будучи вполне уверен, что у меня были эти самые «детские годы», я лишь ограничился кислой улыбкой в ее сторону. Вот что значит работать с Кларенсом Дэрроу: что ни час, то новый сюрприз.— Томми отдыхает, — сказала миссис Фортескью, показав на закрытую дверь. — Разбудить его?— Думаю, в этом нет необходимости, — сказал Дэрроу, — пока.— Прошу садиться, — сказала она. — Хотите кофе, господа, или, может быть, чаю?Мы сошлись на кофе, и она подошла к двери и позвала:— Стюард!Матрос из столовой подошел к ней, и она попросила принести четыре чашки кофе с сахаром и сливками. Он ответил кивком, и она захлопнула дверь. Мы все привстали, когда она заняла свое место за круглым столом.— Итак, миссис Фортескью, — начал Дэрроу, сокрушительно усевшись на свой стул, — мой помощник, молодой мистер Геллер, будет делать записи. Хочу обратить ваше внимание, он не стенограф — лишь некоторые пометки, чтобы подкрепить слабую старческую память. Не возражаете?Она улыбнулась мне, взмахнув ресницами.— Это будет просто прекрасно.Хотел бы я знать, что наговорила обо мне ее подруга миссис Уолш.— Как вы себя чувствуете, миссис Фортескью? — мягко спросил Дэрроу.— Теперь, когда худшее позади, — сказала она, — я впервые за много месяцев чувствую себя легко. Мой разум пребывает в мире. Я удовлетворена.— Удовлетворены? — спросил Лейзер.— Удовлетворена, — жестко произнесла она, не изменив позы, — что пытаясь добиться признания у этого отвратительного негодяя, мы не нарушали закон, а старались помочь ему. Со дня убийства я сплю лучше, чем за многие предыдущие месяцы.При слове «убийство» лицо Дэрроу сморщилось, но, потрепав миссис Фортескью по руке, он выдавил добродушную, почти безмятежную улыбку.— Мы не станем употреблять это слово — «убийство», миссис Фортескью. Ни между нами, ни, разумеется, при общении с прессой.— Вы, должно быть, читали интервью в «Нью-Йорк Таймс», — проговорила она, прижав руку к груди, на ее лице читалось отчаяние. — Боюсь, я была неосторожна.Его улыбка казалась снисходительной, но глаза смотрели твердо.— Да. Я не ставлю это вам в вину... но это была неосторожность. Больше никаких разговоров об «убийстве». Или о том, что вы сожалеете лишь о «проваленном деле».— На бумаге это выглядело... неуклюже, да? — спросила она, но это было скорее утверждение, чем вопрос.— Вы действительно теперь спите лучше? — спросил я. — Простите мне эти слова, мэм, но мне кажется, что тяжесть данной ситуации отразилась на вас.Она величественно подняла подбородок.— Гораздо лучше, что все стало достоянием гласности. В первом деле они скрыли имя моей дочери, но только повредили ей. Слухи распространялись безудержно. Люди глазели на ее разбитую щеку, перешептывались, строили догадки. — Лицо у нее напряглось, заострилось, внезапно явственно проступили ее шестьдесят лет. — Лживые сплетни, грязные рассказы... эта кампания имела целью выжить мою дочь из Гонолулу, а если не получится, то очернить ее и заранее настроить против нее присяжных, если она решится на повторное возбуждение дела. Незадолго до... каким словом мне называть убийство, мистер Дэрроу?На этот раз улыбка у него получилась кривая.— Давайте использовать слово «инцидент». Она кивнула.— Незадолго до... инцидента... за несколько дней, я думаю... я пошла к судье Стидману — он был очень добр к нам во время процесса. Я сказала, что боюсь за жизнь дочери. На свободе разгуливали не только эти пять насильников, но и сбежавший преступник Лайман, о котором сообщили, что он в долине Моана.— Кто? — переспросил Дэрроу.— Дэниел Лайман, — сказал Лейзер, — Убийца и насильник, который сбежал из тюрьмы Оаху вместе со своим дружком в канун прошлого Нового года. С тех пор они изнасиловали еще двух женщин, одна из которых была белой, и совершили несколько грабежей. Второго схватили, но Лайман все еще на свободе. Это была большая неудача для полиции Гонолулу.— И подарок свыше для адмирала Стерлинга, — сказал я, — в его усилиях перетряхнуть управление.Дэрроу кивнул, словно понимал, о чем идет речь. И спросил у Лейзера:— Это было в материалах, которыми снабдил нас лейтенант Джонсон перед тем, как мы сели на «Малоло»?Лейзер кивнул.Я повернулся к нашей клиентке.— Миссис Фортескью, вы боялись, что этот Лайман может напасть на вашу дочь?— Нет, — сказала она с горькой улыбкой, — но он мог стать подходящим козлом отпущения, если бы ее нашли мертвой, не так ли? А без Талии нет суда над пятью обвиняемыми. — Морщинка прорезала ее лоб.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34