»
Лицо старика стало ужасающе бледным. Он подчеркнуто театральным жестом воздел к небу руку.— Слышите, брат Торквемада? И вы, братья инквизиторы? Вы — свет мира! Свет мира! Вы — любовь и щедрость! Позор мерзкому закону «око за око»! Многие вам лета, фра Торквемада, вам и вашим последователям! Многие лета… — Тяжело дыша, он продолжил: — Вы совершили самую чудовищную измену, совершили самое чудовищное святотатство всех времен и народов. У вас был пророк, был мессия… Во что вы превратили его учение? Он простил прелюбодейку. А вы ее побили камнями. Он доверил проститутке объявить о своем воскресении, том самом воскресении, что лежит в основе вашей веры. Вы же таких женщин презираете, если и вовсе не сжигаете на кострах. Он въехал в Иерусалим на осле, смиренно. А вы купаетесь в серебре и злате, а какая свита окружает его последователей! — Задрожавшим голосом он добавил: — Предположим, вы правы, фра Варгас. Предположим, мы, иудеи, исповедуем язычество, гнусное и недопустимое. Но у нас все же есть оправдание: мы все еще ждем нашего мессию. Тогда как вы, вы его видели во плоти. Ваш святой Фома даже коснулся его после воскресения. И этот мессия умер, чтобы искупить грехи всего человечества. Ну, так скажите мне: во что вы его превратили? Ответьте мне, фра Варгас!Он резко развернул коня и, обогнав Саррага, помчался вперед в клубах пыли.— Да он голову потерял, — с трудом выговорил ошарашенный Варгас.— Вам следовало бы знать, что если смирение открывает врата рая, то унижение — врата ада, — сухо бросила Мануэла и умчалась вслед за раввином.— Ну, дорогой мой, — произнес Сарраг, повернувшись в седле к монаху, — самое мягкое, что можно сказать о нашем еврейском друге, — он жутко обидчив.Совершенно растерявшийся Варгас не нашел, что ответить. Отвернувшись, он уставился на горизонт. Шейх натянуто улыбнулся:— Полагаю, в ваших глазах ислам стоит не больше завязки на сандалиях…— Да ничего подобного! Если я произвел такое впечатление, то весьма сожалею.— Как бы то ни было, мы можем думать все что нам угодно об иудеях — а я вовсе не питаю к ним любви, уж поверьте, — но одно мы должны за ними признать. В отличие от ваших попов и наших имамов я никогда не видел, чтобы хоть один раввин взял в руки оружие во имя Авраама или Адонаи, дабы принудить кого бы то ни было принять их веру. Они никогда не проливали крови во имя прозелитизма. Сомневаюсь, что крестоносцы или воины Аллаха могут сказать о себе такое…Францисканец хранил молчание, погрузившись в мысли и глядя на вьющуюся перед ними дорогу, где впереди рядом с Эзрой скакала Мануэла. Весь остаток пути он так и не проронил ни единого слова вплоть до того момента, как вдалеке на склоне Сьерры-Морены показалось белое пятно, похожее на огромный снежный ком. И тогда Варгас сообщил:— Херес-де-лос-Кабальерос… Толедо, это же время — Можете войти, фра Диас! — громко приказал Эрнандо де Талавера.В комнате раздался скрип открывающейся двери, и на пороге возник мужчина лет сорока.— Подойдите и сядьте.Вошедший подчинился. Было в нем нечто странное, особенно в глазах. Голубые глаза Диаса были настолько светлыми, что казались слепыми.— Все в порядке, — едва слышно проговорил он. — Наши люди их обнаружили. Думаю, в настоящий момент они уже неподалеку от Херес-де-лос-Кабальерос.Исповедник королевы выглядел довольным.— Значит, отец Альварес нам не солгал.— А вы сомневались? — нахмурился Диас.— И еще как! Для некоторых двуличие — вторая натура. И я сильно подозреваю, что фра Альварес из их числа. Видите ли, это сущий хамелеон. Я знаю, что в отличие от своего хозяина, Великого Инквизитора, он вполне способен служить и Богу, и государству. Государству и своим личным интересам. Ну и Богу. Именно поэтому я и настаивал, чтобы вы взяли на себя слежку за этими людьми. Вы отлично выполнили вашу работу. Теперь главное — не упускать их из виду.— Можете на меня положиться, фра Талавера. Но все же учтите, что это не так просто. Прихвостни инквизитора следуют за ними, как тени. Мы сильно рискуем. Нас могут обнаружить в любой момент.— Я в вас верю. У вас все получится. — Немного подумав, Талавера спросил: — Женщина… Она по-прежнему с ними?Диас кивнул.Взгляд Талаверы устремился в пространство. Он вспоминал тот день, когда Мануэла Виверо сидела с ним рядом во время аутодафе на площади Сокодовер. Он в жизни бы не подумал, что эта женщина, учитывая ее происхождение, окружение, да и сам факт, что она женщина, сможет внедриться к этим троим мужчинам. Ее храбрость достойна уважения.Диас кашлянул, отвлекая Талаверу от воспоминаний.— Мне нужно ехать в Саламанку, — снова заговорил исповедник королевы. — Ее Величество возложила на меня обязанность возглавить комиссию, которая там вскоре соберется. Я вас предупрежу в нужное время и сообщу, где вы сможете меня найти. Договорились?— Безусловно. А теперь мне надо возвращаться. До Херес-де-лос-Кабальерос путь неблизкий.Талавера разрешил ему удалиться.Оставшись один, он, чуть сгорбившись, принялся вышагивать по комнате. В предрассветном освещении его лицо приобрело пепельный оттенок.Перед его глазами как разъяренная молния промелькнуло строгое лицо Томаса Торквемады. И он поймал себя на том, что невольно сжимает кулаки. Торквемада со своей одержимостью. Торквемада со своей манией величия, своими перегибами во всем. Человек, пожираемый амбициями, одержимый жаждой оставить свое имя — любой ценой — в золотой книге Испании. Но больше всего раздражало — и что Талавера совершенно не переносил — его растущее влияние на королеву. Нужно как можно скорее положить этому конец. Этот мнимый заговор как раз предоставил желанную возможность. Если эти люди невиновны — а Талавера был в этом полностью убежден, — то Великий Инквизитор превратится в посмешище. А если виновны, то Талавера приложит все усилия, чтобы опередить Торквемаду. И в обоих случаях окажется в выигрыше. Это вопрос недель, если не дней.
Башни замка тамплиеров, расположенного на въезде в город, отбрасывали серые тени на церковь Санта-Марияде-ла-Энкарнасьон, воздвигнутую к востоку от рва.По бастионам вышагивали стражи. Над замком реяла яркая орифламма. Чуть ниже замка перешеек образовывал мостик между двумя зелеными холмами. На вершине одного из них сверкал на солнце белизной домов город с шестью вратами. В небо возносились колокольни.— Ну и что вы думаете? — поинтересовался Сарраг, развернувшись в седле. — Баруэль ничего не говорит о замке, а лишь о башне. Помните: На границе города, в сердце равнины Сеннаар возвышается кровавое строение. Значит, речь идет об одной из башен. Я насчитал шесть. И какая же из них, по-вашему, это самое кровавое строение? — Единственный способ узнать — спросить, — ответил Варгас. — Подождите меня здесь.Привстав в стременах, францисканец галопом поскакал ко входу в замок. Подъехав, он окликнул часового и о чем-то с ним быстро переговорил. Рядом с часовым появился еще один человек. Разговор возобновился. Наконец монах, кивком поблагодарив собеседников, развернулся в седле и жестом подозвал компаньонов.— Ну? — вопросил Сарраг, остановив коня возле Варгаса.— Разговор вышел кратким. В настоящий момент замок в порядке исключения находится в распоряжении коррехидора, на которого возложена оборона города. Прибытие графа де Гранина, в чье распоряжение отдан замок, ожидается к вечеру. А пока что мне удалось договориться, чтобы нам оказали любезность. Мы можем посетить башни, точнее, одну из них: Торре-Сангриента.— Кровавая башня? — изумился Сарраг. — Растолкуйте нам!— Знаете, как называется этот замок? — Варгас погладил висящий на шее маленький деревянный крестик. — Кабальерос Темплариос. Следовательно, я был прав, утверждая, что есть связь между Хирамом и тамплиерами. — Он посмотрел на Мануэлу. Уголок его губ иронически дрогнул. — Я позволил себе заявить капитану, что предки сеньоры Виверо были среди тамплиеров, павших здесь в сражении с маврами. И это место для нее много значит. Все, что она хочет, — это осмотреть его, пусть даже и наспех. — Он прикинулся виноватым. — Смею надеяться, вы не обидитесь на меня за эту небольшую ложь? В конце концов, раз вы с нами, то вполне естественно, что от вас должна быть польза, не так ли?Мануэла молчала, думая, что будет первой аплодировать, когда этого ренегата закуют в железо.— И знаете, что самое смешное? — продолжил Варгас. — Капитан мне ответил, что входить внутрь строжайше запрещено. Но в порядке исключения он позволит нам посетить одну из башен. И он добавил: «Самую символичную — Торре-Сангриента». — Рафаэль указал на вторую башню, ту, что возвышалась над северным крылом. — Вот она. Разве Баруэль не уточнил: На границе города, в сердце равнины Сеннаар, возвышается кровавое строение? Мы думали, что речь идет о здании, где произошла какая-то трагедия. Помните, ребе Эзра, вы сами сказали, что слово «кровавое» наводит на мысль, что это здание было свидетелем какой-то драмы? Кровавая башня.— А капитан не объяснил, откуда взялось это название?— Да. Именно в ней перебили тамплиеров, отказавшихся передать замок местным нобилям. Это случилось примерно в мае 1312 года.— Тамплиеры, вырезанные нобилями? — переспросил араб. — А по какой причине? Я всегда думал, что рыцари сражались на вашей стороне, на стороне христианских королей Испании. Против нас, мавров.— Верно. Но были и исключения. После роспуска ордена Венским собором в 1312 году было принято решение, что все имущество тамплиеров перейдет ордену госпитальеров Святого Иоанна Иерусалимского. Но вышло по-другому. В период анархии, наступившей после смерти Фердинанда IV, некоторые нобили, не имевшие ни малейшего представления о чести, решили наложить лапу на это самое имущество. И на данный замок в том числе. Тамплиеры были перебиты, когда пытались во исполнение решение Венского собора сохранить замок для передачи госпитальерам. Последние защитники укрылись в этой башне, на самом верху. Отсюда и название…— Ну, вот и еще один отличный пример беззакония, характерный для рода человеческого! — иронично бросил Эзра. — Ну-с, за сим… Не отправиться ли нам наконец туда, чтобы выяснить, что же скрывается за таинственной цифрой «три»?Охваченные охотничьим азартом, они не соизволили пригласить Мануэлу с собой.
Эзра плевался, кашлял, ругался и наконец шмякнулся мешком у каменного парапета.— Больше никогда… — заикался он. — Никогда больше не пойду на такое… Вы считали? А я вот подсчитал… Двести семьдесят две ступеньки…— Сами виноваты, — отрезал Варгас. — Никто не заставлял вас идти с нами.— Он прав, — поддержал араб. — Чего вы испугались? — Он указал на окружавшую их пустоту. — Никаких потайных дверей… Никакой возможности уйти отсюда, кроме как спуститься тем же путем, которым поднимались. — Он подошел к парапету и чуть свесился. — Тут как минимум локтей сто высоты.— И что, по-вашему, нам следует искать? — спросил монах. — Предмет? Письмо? Знак?— Что толку задаваться вопросом? Давайте искать! Сарраг опустился на корточки и принялся изучать пол, медленно ведя ладонью по каменным плитам в поисках малейшей трещинки, утолщения или дырки.Монах занялся тем же, но вдоль парапета, начав справа.Эзра взял на себя левую сторону.Мануэла уже некоторое время назад нагнала их, но они либо даже не заметили ее присутствия, либо — что вероятней — им было на это наплевать. Прислонившись к дверному косяку, молодая женщина с любопытством наблюдала за ними.Время шло. В городе во всю мощь зазвонили колокола. Их звон возносился к небесам и разносился в теплом воздухе кривых улочек.— Ничего! — ругнулся араб. — Ничего не нахожу!— Если бы мы хотя бы знали, что ищем! — вскричал Эзра. И процитировал: — На границе города, в сердце равнины Сеннаар возвышается кровавое строение. Там вы найдете 3. В этих словах должна быть подсказка!Мануэла, воспользовавшись моментом, шагнула к ним.— Если позволите… Вы только что упомянули равнину Сеннаар?— Верно…— Сеннаар — это ведь то место, где строили Вавилонскую башню?Мужчины уставились на нее во все глаза.— Откуда вы знаете?— Как всякая ревностная католичка, я читала Библию. Если память мне не изменяет, о Вавилонской башне рассказывается в Книге Бытия. Вот только главу не помню…— Одиннадцатая, стих первый! — бросил Эзра.— Мне кажется, что фраза совершенно очевидно намекает на что-то «недоступное».— Что вы имеете в виду?— Это ведь для того, чтобы наказать людей за нахальство, Господь смешал языки? «Вот, один народ, и один у всех язык; и вот, что они начали делать, и не отстанут они от того, что задумали сделать». И тогда Яхве решил, что язык одних станет недоступным для других. Что означает «недоступный»? Это понятие означает как «то, что нельзя взять», так и «то, что нельзя понять». Я не ошибаюсь?— Нет. Что вы пытаетесь доказать?— На самом деле я и сама не знаю… Когда вы говорили об Абене Баруэле, то сказали, что он очень скрупулезный человек, очень педантичный. И вот я подумала, что существует большая вероятность, что…Физиономия Варгаса — бывшая до этого внимательной — потемнела.— Мы теряем время! Вернемся к поискам.— Погодите! — воскликнул Сарраг. — Послушайте меня. Быть может, сеньора и не ошибается. Подумайте. В нашем случае что «недоступно», кроме как искомое? Может подразумеваться, что это вне пределов досягаемости. И если это вне пределов досягаемости, то не может находиться здесь. — Он топнул по полу. — Здесь. В этом периметре.— Вы заблуждаетесь! — воспротивился Рафаэль. — Баруэль ведь четко указал, что мы найдем искомое на самом верху кровавого строения, а не где-то еще!— Я никогда и не предполагал иное. Но я повторяю…— Сеньоры!Голос Эзры прозвучал как удар хлыста. Спорщики обернулись.С видом подростка, которому удалась шалость, раввин поднял вверх, как знамя победы, треугольник. Маленький бронзовый треугольник.— Но… Но… где вы его нашли? — промямлил шейх. Эзра указал на наружную сторону парапета:— Там. С невидимой стороны. Вне круга… в трещине. Достаточно было свеситься, чтобы достать. — Он заговорщически улыбнулся Мануэле: — Incomprehensibilis… Кажется, это так по-латыни? ГЛАВА 15 Поистине, Гаутама, эта нить — ветер. Поистине, ветром, Гаутама, словно нитью связаны и этот мир, и тот мир, и все существа. Яджнявалкьи Упанишады. III, 7, 2 Гитарист увлеченно играл, сидя в тенечке на табурете. Перебирая струны, он вынуждал инструмент то вздыхать, то плакать. За соседним столиком человек неопределенных лет сидел перед кувшином вина. Сарраг подумал, что этот тип — весьма занятный персонаж. Темные глазки под низким скошенным лбом, пересеченным длинным шрамом. Прямо птичья какая-то голова.Из всех попавшихся им по дороге постоялых дворов этот — наверняка самый жалкий. Освещенное умирающим огнем помещение представляло собой каморку. Стены покрыты известкой, вместо столов табуреты, деревянные скамьи… Над круглой кормушкой, битком набитой сеном, склонились три упитанных мула. Там и тут висели разные предметы: амфоры с длинным горлышком, бурдюки, и над всем витал запах терпкого вина.Сарраг, глядя на поданный ему утопающий в коричневатом масле омлет, скорчил рожу.— Определенно, Реконкиста или нет, харчевни в этой стране всегда одинаковы: место, где желудок неизбежно обречен на несварение, если не приносить с собой собственную еду. Ах! Где те блюда, с любовью приготовленные моими женами…— Все же есть и плюс, — заметил Эзра. — Нынешнюю ночь мы проведем в постелях.— И вы называете это постелью? — фыркнул шейх. — Скорее тюфяки. А эти комнаты для постояльцев! Провалившийся пол, под которым курятник, окно, ставни которого стучат и их невозможно закрыть, по ногам тянет, а вместо колыбельной — куриное квохтанье.— Перестаньте ныть, Сарраг. Нам еще повезло, что свободных комнат оказалось две. Иначе, — раввин обвел рукой зал, — нам пришлось бы лечь здесь, на камнях, подложив под голову ладони вместо подушки. Не думаю, что вам бы это пришлось по вкусу, сеньора, — обратился он к Мануэле.— Если бы я начала обращать внимание на все неудобства и тяготы этой поездки, то повернула бы назад. — Она указала на лежавший на табурете треугольник. — Мне бы не хотелось… — Мануэла осеклась. На мгновение ее взгляд встретился с глазами человека с птичьей головой. Какая неосторожность! Она отвела взгляд, моля Бога, чтобы никто не заметил ее волнения.— Вы говорили, сеньора?.. — переспросил Сарраг. Мануэла усилием воли вернулась к беседе:— Мне бы не хотелось, чтобы у вас создалось впечатление, будто я вмешиваюсь в ваши дела, но нашли ли вы объяснение этому найденному в башне треугольнику? — Она недоуменно нахмурилась.— Лично я вижу лишь обычный равносторонний треугольник: три стороны, три вершины. Наверное, вам это неизвестно, но в иудейском учении равносторонний треугольник символизирует Вечного. Посмотрите, из чего состоит печать Соломона… — Раввин наклонился и, сдвинув камни, нарисовал на песке:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46
Лицо старика стало ужасающе бледным. Он подчеркнуто театральным жестом воздел к небу руку.— Слышите, брат Торквемада? И вы, братья инквизиторы? Вы — свет мира! Свет мира! Вы — любовь и щедрость! Позор мерзкому закону «око за око»! Многие вам лета, фра Торквемада, вам и вашим последователям! Многие лета… — Тяжело дыша, он продолжил: — Вы совершили самую чудовищную измену, совершили самое чудовищное святотатство всех времен и народов. У вас был пророк, был мессия… Во что вы превратили его учение? Он простил прелюбодейку. А вы ее побили камнями. Он доверил проститутке объявить о своем воскресении, том самом воскресении, что лежит в основе вашей веры. Вы же таких женщин презираете, если и вовсе не сжигаете на кострах. Он въехал в Иерусалим на осле, смиренно. А вы купаетесь в серебре и злате, а какая свита окружает его последователей! — Задрожавшим голосом он добавил: — Предположим, вы правы, фра Варгас. Предположим, мы, иудеи, исповедуем язычество, гнусное и недопустимое. Но у нас все же есть оправдание: мы все еще ждем нашего мессию. Тогда как вы, вы его видели во плоти. Ваш святой Фома даже коснулся его после воскресения. И этот мессия умер, чтобы искупить грехи всего человечества. Ну, так скажите мне: во что вы его превратили? Ответьте мне, фра Варгас!Он резко развернул коня и, обогнав Саррага, помчался вперед в клубах пыли.— Да он голову потерял, — с трудом выговорил ошарашенный Варгас.— Вам следовало бы знать, что если смирение открывает врата рая, то унижение — врата ада, — сухо бросила Мануэла и умчалась вслед за раввином.— Ну, дорогой мой, — произнес Сарраг, повернувшись в седле к монаху, — самое мягкое, что можно сказать о нашем еврейском друге, — он жутко обидчив.Совершенно растерявшийся Варгас не нашел, что ответить. Отвернувшись, он уставился на горизонт. Шейх натянуто улыбнулся:— Полагаю, в ваших глазах ислам стоит не больше завязки на сандалиях…— Да ничего подобного! Если я произвел такое впечатление, то весьма сожалею.— Как бы то ни было, мы можем думать все что нам угодно об иудеях — а я вовсе не питаю к ним любви, уж поверьте, — но одно мы должны за ними признать. В отличие от ваших попов и наших имамов я никогда не видел, чтобы хоть один раввин взял в руки оружие во имя Авраама или Адонаи, дабы принудить кого бы то ни было принять их веру. Они никогда не проливали крови во имя прозелитизма. Сомневаюсь, что крестоносцы или воины Аллаха могут сказать о себе такое…Францисканец хранил молчание, погрузившись в мысли и глядя на вьющуюся перед ними дорогу, где впереди рядом с Эзрой скакала Мануэла. Весь остаток пути он так и не проронил ни единого слова вплоть до того момента, как вдалеке на склоне Сьерры-Морены показалось белое пятно, похожее на огромный снежный ком. И тогда Варгас сообщил:— Херес-де-лос-Кабальерос… Толедо, это же время — Можете войти, фра Диас! — громко приказал Эрнандо де Талавера.В комнате раздался скрип открывающейся двери, и на пороге возник мужчина лет сорока.— Подойдите и сядьте.Вошедший подчинился. Было в нем нечто странное, особенно в глазах. Голубые глаза Диаса были настолько светлыми, что казались слепыми.— Все в порядке, — едва слышно проговорил он. — Наши люди их обнаружили. Думаю, в настоящий момент они уже неподалеку от Херес-де-лос-Кабальерос.Исповедник королевы выглядел довольным.— Значит, отец Альварес нам не солгал.— А вы сомневались? — нахмурился Диас.— И еще как! Для некоторых двуличие — вторая натура. И я сильно подозреваю, что фра Альварес из их числа. Видите ли, это сущий хамелеон. Я знаю, что в отличие от своего хозяина, Великого Инквизитора, он вполне способен служить и Богу, и государству. Государству и своим личным интересам. Ну и Богу. Именно поэтому я и настаивал, чтобы вы взяли на себя слежку за этими людьми. Вы отлично выполнили вашу работу. Теперь главное — не упускать их из виду.— Можете на меня положиться, фра Талавера. Но все же учтите, что это не так просто. Прихвостни инквизитора следуют за ними, как тени. Мы сильно рискуем. Нас могут обнаружить в любой момент.— Я в вас верю. У вас все получится. — Немного подумав, Талавера спросил: — Женщина… Она по-прежнему с ними?Диас кивнул.Взгляд Талаверы устремился в пространство. Он вспоминал тот день, когда Мануэла Виверо сидела с ним рядом во время аутодафе на площади Сокодовер. Он в жизни бы не подумал, что эта женщина, учитывая ее происхождение, окружение, да и сам факт, что она женщина, сможет внедриться к этим троим мужчинам. Ее храбрость достойна уважения.Диас кашлянул, отвлекая Талаверу от воспоминаний.— Мне нужно ехать в Саламанку, — снова заговорил исповедник королевы. — Ее Величество возложила на меня обязанность возглавить комиссию, которая там вскоре соберется. Я вас предупрежу в нужное время и сообщу, где вы сможете меня найти. Договорились?— Безусловно. А теперь мне надо возвращаться. До Херес-де-лос-Кабальерос путь неблизкий.Талавера разрешил ему удалиться.Оставшись один, он, чуть сгорбившись, принялся вышагивать по комнате. В предрассветном освещении его лицо приобрело пепельный оттенок.Перед его глазами как разъяренная молния промелькнуло строгое лицо Томаса Торквемады. И он поймал себя на том, что невольно сжимает кулаки. Торквемада со своей одержимостью. Торквемада со своей манией величия, своими перегибами во всем. Человек, пожираемый амбициями, одержимый жаждой оставить свое имя — любой ценой — в золотой книге Испании. Но больше всего раздражало — и что Талавера совершенно не переносил — его растущее влияние на королеву. Нужно как можно скорее положить этому конец. Этот мнимый заговор как раз предоставил желанную возможность. Если эти люди невиновны — а Талавера был в этом полностью убежден, — то Великий Инквизитор превратится в посмешище. А если виновны, то Талавера приложит все усилия, чтобы опередить Торквемаду. И в обоих случаях окажется в выигрыше. Это вопрос недель, если не дней.
Башни замка тамплиеров, расположенного на въезде в город, отбрасывали серые тени на церковь Санта-Марияде-ла-Энкарнасьон, воздвигнутую к востоку от рва.По бастионам вышагивали стражи. Над замком реяла яркая орифламма. Чуть ниже замка перешеек образовывал мостик между двумя зелеными холмами. На вершине одного из них сверкал на солнце белизной домов город с шестью вратами. В небо возносились колокольни.— Ну и что вы думаете? — поинтересовался Сарраг, развернувшись в седле. — Баруэль ничего не говорит о замке, а лишь о башне. Помните: На границе города, в сердце равнины Сеннаар возвышается кровавое строение. Значит, речь идет об одной из башен. Я насчитал шесть. И какая же из них, по-вашему, это самое кровавое строение? — Единственный способ узнать — спросить, — ответил Варгас. — Подождите меня здесь.Привстав в стременах, францисканец галопом поскакал ко входу в замок. Подъехав, он окликнул часового и о чем-то с ним быстро переговорил. Рядом с часовым появился еще один человек. Разговор возобновился. Наконец монах, кивком поблагодарив собеседников, развернулся в седле и жестом подозвал компаньонов.— Ну? — вопросил Сарраг, остановив коня возле Варгаса.— Разговор вышел кратким. В настоящий момент замок в порядке исключения находится в распоряжении коррехидора, на которого возложена оборона города. Прибытие графа де Гранина, в чье распоряжение отдан замок, ожидается к вечеру. А пока что мне удалось договориться, чтобы нам оказали любезность. Мы можем посетить башни, точнее, одну из них: Торре-Сангриента.— Кровавая башня? — изумился Сарраг. — Растолкуйте нам!— Знаете, как называется этот замок? — Варгас погладил висящий на шее маленький деревянный крестик. — Кабальерос Темплариос. Следовательно, я был прав, утверждая, что есть связь между Хирамом и тамплиерами. — Он посмотрел на Мануэлу. Уголок его губ иронически дрогнул. — Я позволил себе заявить капитану, что предки сеньоры Виверо были среди тамплиеров, павших здесь в сражении с маврами. И это место для нее много значит. Все, что она хочет, — это осмотреть его, пусть даже и наспех. — Он прикинулся виноватым. — Смею надеяться, вы не обидитесь на меня за эту небольшую ложь? В конце концов, раз вы с нами, то вполне естественно, что от вас должна быть польза, не так ли?Мануэла молчала, думая, что будет первой аплодировать, когда этого ренегата закуют в железо.— И знаете, что самое смешное? — продолжил Варгас. — Капитан мне ответил, что входить внутрь строжайше запрещено. Но в порядке исключения он позволит нам посетить одну из башен. И он добавил: «Самую символичную — Торре-Сангриента». — Рафаэль указал на вторую башню, ту, что возвышалась над северным крылом. — Вот она. Разве Баруэль не уточнил: На границе города, в сердце равнины Сеннаар, возвышается кровавое строение? Мы думали, что речь идет о здании, где произошла какая-то трагедия. Помните, ребе Эзра, вы сами сказали, что слово «кровавое» наводит на мысль, что это здание было свидетелем какой-то драмы? Кровавая башня.— А капитан не объяснил, откуда взялось это название?— Да. Именно в ней перебили тамплиеров, отказавшихся передать замок местным нобилям. Это случилось примерно в мае 1312 года.— Тамплиеры, вырезанные нобилями? — переспросил араб. — А по какой причине? Я всегда думал, что рыцари сражались на вашей стороне, на стороне христианских королей Испании. Против нас, мавров.— Верно. Но были и исключения. После роспуска ордена Венским собором в 1312 году было принято решение, что все имущество тамплиеров перейдет ордену госпитальеров Святого Иоанна Иерусалимского. Но вышло по-другому. В период анархии, наступившей после смерти Фердинанда IV, некоторые нобили, не имевшие ни малейшего представления о чести, решили наложить лапу на это самое имущество. И на данный замок в том числе. Тамплиеры были перебиты, когда пытались во исполнение решение Венского собора сохранить замок для передачи госпитальерам. Последние защитники укрылись в этой башне, на самом верху. Отсюда и название…— Ну, вот и еще один отличный пример беззакония, характерный для рода человеческого! — иронично бросил Эзра. — Ну-с, за сим… Не отправиться ли нам наконец туда, чтобы выяснить, что же скрывается за таинственной цифрой «три»?Охваченные охотничьим азартом, они не соизволили пригласить Мануэлу с собой.
Эзра плевался, кашлял, ругался и наконец шмякнулся мешком у каменного парапета.— Больше никогда… — заикался он. — Никогда больше не пойду на такое… Вы считали? А я вот подсчитал… Двести семьдесят две ступеньки…— Сами виноваты, — отрезал Варгас. — Никто не заставлял вас идти с нами.— Он прав, — поддержал араб. — Чего вы испугались? — Он указал на окружавшую их пустоту. — Никаких потайных дверей… Никакой возможности уйти отсюда, кроме как спуститься тем же путем, которым поднимались. — Он подошел к парапету и чуть свесился. — Тут как минимум локтей сто высоты.— И что, по-вашему, нам следует искать? — спросил монах. — Предмет? Письмо? Знак?— Что толку задаваться вопросом? Давайте искать! Сарраг опустился на корточки и принялся изучать пол, медленно ведя ладонью по каменным плитам в поисках малейшей трещинки, утолщения или дырки.Монах занялся тем же, но вдоль парапета, начав справа.Эзра взял на себя левую сторону.Мануэла уже некоторое время назад нагнала их, но они либо даже не заметили ее присутствия, либо — что вероятней — им было на это наплевать. Прислонившись к дверному косяку, молодая женщина с любопытством наблюдала за ними.Время шло. В городе во всю мощь зазвонили колокола. Их звон возносился к небесам и разносился в теплом воздухе кривых улочек.— Ничего! — ругнулся араб. — Ничего не нахожу!— Если бы мы хотя бы знали, что ищем! — вскричал Эзра. И процитировал: — На границе города, в сердце равнины Сеннаар возвышается кровавое строение. Там вы найдете 3. В этих словах должна быть подсказка!Мануэла, воспользовавшись моментом, шагнула к ним.— Если позволите… Вы только что упомянули равнину Сеннаар?— Верно…— Сеннаар — это ведь то место, где строили Вавилонскую башню?Мужчины уставились на нее во все глаза.— Откуда вы знаете?— Как всякая ревностная католичка, я читала Библию. Если память мне не изменяет, о Вавилонской башне рассказывается в Книге Бытия. Вот только главу не помню…— Одиннадцатая, стих первый! — бросил Эзра.— Мне кажется, что фраза совершенно очевидно намекает на что-то «недоступное».— Что вы имеете в виду?— Это ведь для того, чтобы наказать людей за нахальство, Господь смешал языки? «Вот, один народ, и один у всех язык; и вот, что они начали делать, и не отстанут они от того, что задумали сделать». И тогда Яхве решил, что язык одних станет недоступным для других. Что означает «недоступный»? Это понятие означает как «то, что нельзя взять», так и «то, что нельзя понять». Я не ошибаюсь?— Нет. Что вы пытаетесь доказать?— На самом деле я и сама не знаю… Когда вы говорили об Абене Баруэле, то сказали, что он очень скрупулезный человек, очень педантичный. И вот я подумала, что существует большая вероятность, что…Физиономия Варгаса — бывшая до этого внимательной — потемнела.— Мы теряем время! Вернемся к поискам.— Погодите! — воскликнул Сарраг. — Послушайте меня. Быть может, сеньора и не ошибается. Подумайте. В нашем случае что «недоступно», кроме как искомое? Может подразумеваться, что это вне пределов досягаемости. И если это вне пределов досягаемости, то не может находиться здесь. — Он топнул по полу. — Здесь. В этом периметре.— Вы заблуждаетесь! — воспротивился Рафаэль. — Баруэль ведь четко указал, что мы найдем искомое на самом верху кровавого строения, а не где-то еще!— Я никогда и не предполагал иное. Но я повторяю…— Сеньоры!Голос Эзры прозвучал как удар хлыста. Спорщики обернулись.С видом подростка, которому удалась шалость, раввин поднял вверх, как знамя победы, треугольник. Маленький бронзовый треугольник.— Но… Но… где вы его нашли? — промямлил шейх. Эзра указал на наружную сторону парапета:— Там. С невидимой стороны. Вне круга… в трещине. Достаточно было свеситься, чтобы достать. — Он заговорщически улыбнулся Мануэле: — Incomprehensibilis… Кажется, это так по-латыни? ГЛАВА 15 Поистине, Гаутама, эта нить — ветер. Поистине, ветром, Гаутама, словно нитью связаны и этот мир, и тот мир, и все существа. Яджнявалкьи Упанишады. III, 7, 2 Гитарист увлеченно играл, сидя в тенечке на табурете. Перебирая струны, он вынуждал инструмент то вздыхать, то плакать. За соседним столиком человек неопределенных лет сидел перед кувшином вина. Сарраг подумал, что этот тип — весьма занятный персонаж. Темные глазки под низким скошенным лбом, пересеченным длинным шрамом. Прямо птичья какая-то голова.Из всех попавшихся им по дороге постоялых дворов этот — наверняка самый жалкий. Освещенное умирающим огнем помещение представляло собой каморку. Стены покрыты известкой, вместо столов табуреты, деревянные скамьи… Над круглой кормушкой, битком набитой сеном, склонились три упитанных мула. Там и тут висели разные предметы: амфоры с длинным горлышком, бурдюки, и над всем витал запах терпкого вина.Сарраг, глядя на поданный ему утопающий в коричневатом масле омлет, скорчил рожу.— Определенно, Реконкиста или нет, харчевни в этой стране всегда одинаковы: место, где желудок неизбежно обречен на несварение, если не приносить с собой собственную еду. Ах! Где те блюда, с любовью приготовленные моими женами…— Все же есть и плюс, — заметил Эзра. — Нынешнюю ночь мы проведем в постелях.— И вы называете это постелью? — фыркнул шейх. — Скорее тюфяки. А эти комнаты для постояльцев! Провалившийся пол, под которым курятник, окно, ставни которого стучат и их невозможно закрыть, по ногам тянет, а вместо колыбельной — куриное квохтанье.— Перестаньте ныть, Сарраг. Нам еще повезло, что свободных комнат оказалось две. Иначе, — раввин обвел рукой зал, — нам пришлось бы лечь здесь, на камнях, подложив под голову ладони вместо подушки. Не думаю, что вам бы это пришлось по вкусу, сеньора, — обратился он к Мануэле.— Если бы я начала обращать внимание на все неудобства и тяготы этой поездки, то повернула бы назад. — Она указала на лежавший на табурете треугольник. — Мне бы не хотелось… — Мануэла осеклась. На мгновение ее взгляд встретился с глазами человека с птичьей головой. Какая неосторожность! Она отвела взгляд, моля Бога, чтобы никто не заметил ее волнения.— Вы говорили, сеньора?.. — переспросил Сарраг. Мануэла усилием воли вернулась к беседе:— Мне бы не хотелось, чтобы у вас создалось впечатление, будто я вмешиваюсь в ваши дела, но нашли ли вы объяснение этому найденному в башне треугольнику? — Она недоуменно нахмурилась.— Лично я вижу лишь обычный равносторонний треугольник: три стороны, три вершины. Наверное, вам это неизвестно, но в иудейском учении равносторонний треугольник символизирует Вечного. Посмотрите, из чего состоит печать Соломона… — Раввин наклонился и, сдвинув камни, нарисовал на песке:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46