Но факт остается фактом, пятнадцатого июня, в день моего рождения, я буду приглашен на самое удивительное шоу, которое было когда-либо в нашем городе. Не знаю, как это получилось, но места, указанные на обоих билетах, находятся рядом! То есть мы должны будем сидеть в следующем порядке — Дашка, я, Наташка и снова я. Это невозможно. — Юноша схватился за голову. — Но и не пойти на бой я не могу. Во-первых, девчонки знают, что никакие обстоятельства не заставят меня отказаться от такого подарка. Во-вторых, я действительно должен попасть на этот бой! За автограф Джерри «Зверя» Каннигана я полжизни готов отдать! А тут… места прямо в первом, самом блатном ряду!! Я не могу упустить такую возможность, потому что никогда, ни-ког-да не случится больше такого чуда, что Джерри приедет в наш город. Нужно придумать мне два железных алиби, почему я не смогу пойти с Наташкой, и почему не смогу пойти с Дашкой. Без меня они во Дворец спорта точно не попрутся, я их хорошо знаю. А тем временем я, сказав им, что сохраню билеты на память, воспользуюсь ими, попаду на бой и, даст бог, пообщаюсь с самим Джерри «Зверем»! Понимаете?!
— Что уж тут непонятного, — усмехнулся Константин Жуль. — Простите, как нам вас называть? Вы можете не говорить своего настоящего имени, просто как-нибудь назовитесь, чтоб нам завести клиентскую карточку.
— Слава Лавочкин меня все зовут. Вячеслав, если угодно. — Юноша зачем-то подпрыгнул и поклонился. Видимо, у него были какие-то свои представления о хороших манерах. К кофе он не притронулся.
— Слава, давайте определимся сейчас, какие алиби были бы убедительны для ваших девушек.
— Я точно знаю, какие! Наташке мне нужно показать телеграмму из села Алешкино от моей сестры. Текст нужен такой: «Мама тяжело заболела, срочно приезжай. Люба». Наташка она такая — для нее семейные проблемы святые. Она нисколечки не обидится, что я к больной маме на электричке ринусь, она еще и подарков мне с собой соберет. Только вот от мамы ей тоже гостинцев привезти надо — сала там домашнего, варенья, соленья, всякой муры из огорода. А еще лучше фотки ей показать семейные, как я с больной мамкой в обнимку у кровати сижу. Наташка подозрительная очень, сразу чует, когда я ей вру. Телефона в моей деревухе нет, позвонить она мне не сможет, а вот фотки для нее лучшим доказательством будут. Сумеете смонтировать? Я оригиналы вам принесу. А телеграмму сможете от лица Любки из моей деревни дать? Деревенские подарки организуете? Сейчас на рынке такую дрянь продают, на деревенские соленья это не тянет. Наташка сразу поймет, что не домашнее это, не для себя заготовлено…
— Сумеем, сможем, организуем, — вздохнул Константин Жуль.
Видно было, что Лавочкин как клиент ему не очень-то интересен. Вернее, был бы он первым клиентом, Жуль бы в лепешку расшибся, чтобы угодить парню, но на фоне чертовой Милды и усатого папика юноша бледно смотрелся.
— А вот с Дашкой труднее придется, — продолжил свой рассказ Лавочкин. — Дашку больной мамой не убедишь, да и два одинаковых алиби делать не хочется. Я тут думал, думал, что ей наврать, и придумал. Мне нужна повестка из прокуратуры. Или из милиции. Чтобы меня вызвали как свидетеля какого-нибудь происшествия именно на то время, когда состоится бой.
— А в какое время состоится бой? — спросила я.
— В пять часов вечера. Я что, не говорил?
Мы с Жулем переглянулись. Кажется, шеф нахмурился.
— Вы сможете мне повестку организовать? Только настоящую, с печатью, Дашка на юридическом учится, она подделку сразу распознает.
— Сможем, — кивнул Жуль. — У меня много приятелей в уголовном розыске.
Шеф взял чашку и выпил остывший кофе.
— Правда?! — обрадовался Лавочкин. — А скидочку оптовую сделаете? Я ведь два алиби сразу заказал!
— Сделаем, сделаем, — пробормотал Жуль, взял бумажку и написал на ней какую-то цифру. Какую, я не увидела.
Юноша посмотрел на бумажку и полез во внутренний карман за бумажником.
— Вы можете заплатить сейчас лишь половину, — сказал ему шеф, глядя, как тот, послюнявив палец, отсчитывает деньги, которых в кошельке оказалось достаточно много.
— Нет уж, я лучше все сразу. А то скажете потом, за алиби плати отдельно, за вход — отдельно. Вы чек мне дадите?
Жуль засмеялся.
— Ась, нарисуй ему чек на семьсот долларов! Напиши там — за организацию алиби Наташке и Дашке.
— Ой, ладно, не надо, — махнул рукой Лавочкин. — За дурака тут меня держите! Я ведь почему к вам пришел — самому мне все чисто не организовать. Где-нибудь обязательно проколюсь. Поэтому я решил к профессионалам обратиться. Вот вам моя визитка, — он протянул глянцевый прямоугольник, — связывайтесь со мной по рабочему телефону. Завтра я привезу вам фотки, которые нужно состыковать на компьютере. Смотрите, не обманите!
С этими словами он скрылся за дверью.
Мы с Жулем посмотрели друг на друга. Не знаю, как у меня, а у Константина вид был очень растерянный. После минутной паузы шеф сказал:
— Ась, я, конечно, рад, что наш бизнес сдвинулся с мертвой точки, но… — Он нервно подергал себя за галстук и снова молча уставился на меня.
— Да уж, похоже, полгорода решили срочно обзавестись алиби на пять часов вечера пятнадцатого июня, — пробормотала я. — Может, закроемся уже на сегодня, от греха подальше?
— Может, и закроемся. От греха подальше. — Константин сгреб со стола деньги, оставленные Лавочкиным и протянул их мне. — Держи, на мелкие расходы. Кофе в контору купишь и колготки себе новые.
Терпение мое лопнуло, я решительно открыла рот, чтобы сказать, что я Мисс Россия-2004, что на мне нет колготок, что я загорала, загорала и загорала на местном пляже до опупения, чтобы ему, гаду, понравиться, но… Ничего я сказать не успела, потому что в контору ввалился Нара.
Он как-то странно посмотрел на нас с шефом, вытащил из ушей наушники, чего с ним сроду не случалось, и, округлив глаза, поинтересовался:
— Я ничего не пропустил?
Мы с Жулем расхохотались.
* * *
Работа в «Алиби» закипела. В конторе стали появляться какие-то люди. Игнорируя мое присутствие, они шныряли туда-сюда, уединялись и совещались о чем-то с шефом, убегали, потом прибегали снова и опять совещались.
Я принципиально ничего не подслушивала. Я купила самоучитель итальянского языка и пыталась его освоить.
Жуль про меня забыл. Я же согласилась отработать алиби для усатого папика, чего ж ему было обо мне беспокоиться? Он полностью окунулся в работу со своими внештатными сотрудниками, которые бегали, выполняя его мелкие поручения и которые, собственно, и должны были организовать все тонкости автомобильной аварии для Милды, деревенские подарки и повестку из прокуратуры для Лавочкина. У господина Жуля оказалась масса полезных связей, которые он сейчас на всю катушку использовал. Похоже, он и вправду знал, что делал, организуя это странное во всех отношениях агентство. Дверь постоянно хлопала, на чистом линолеуме оставались следы грязных ботинок, а итальянские слова и выражения никак не хотели задерживаться в моей голове. Раздражение стало постоянным спутником моего настроения в эти дни.
Примерно в таком же расположении духа пребывал Нарайян. Он сидел в своем кабинетике с недовольным лицом, морщился, будто у него болел зуб, и что-то ваял на компьютере — видимо, фотографии, подтверждающие пребывание Лавочкина у постели больной мамы. Б.Г. принимал в этом процессе непосредственное участие, это подтверждали наушники, торчавшие в ушах Нарайяна.
Пару раз в агентство забегала Милда. Оставляя в приемной шлейф тонкого аромата и, блеснув ярко-карими глазами, она исчезала в кабинете шефа, где восстанавливалась подозрительная тишина.
Я не подслушивала. Зачем? Она лет на десять старше меня; ноги, волосы, губы, глаза, рост — ничто в ней не устроило бы членов жюри, присуждающих титул «Мисс». Я несомненно лучше, и если господин Жуль этого не понимает… то рано или поздно поймет. Нужно только подождать.
Минут через пятнадцать Милда уходила, а Константин выходил из кабинета довольный. Он щурился и курил.
— О, а почему итальянский? — равнодушно спросил он как-то меня, заметив самоучитель.
— Потому что язык красивый.
— А по мне так самый красивый — китайский, — расхохотался шеф. — Аська, тебе бы очень пошло болтать на китайском!
Я схватила учебник и швырнула его в мусорную корзину.
До пятнадцатого июня оставалось каких-нибудь пара часов, когда…
* * *
Когда звонок прозвенел в дверь, было начало одиннадцатого.
От неожиданности я вздрогнула, потому что никто и никогда не приходил ко мне поздним вечером.
Нет, впрочем, один раз все-таки приходил — Киркин муж, когда Кирка ушла от него. Он приперся ко мне в пол-двенадцатого и час ползал по моей квартире, заглядывая под все кровати и открывая шкафы. Потом он горестно пил коньяк на моей кухне, рассказывал, что он жить без Кирки не может, и с Киркой не может, и что бедному мужику делать, если ни с ней, ни без нее счастья нет. Выйти он решил через балкон, и я никак не смогла повлиять на это решение. Благо, что моя квартира находится на втором этаже. Киркин муж приземлился на четвереньки, встал, отряхнул коленки и побрел по ночному проспекту, пошатываясь, насвистывая арию из оперы «Кармен» про красавицу и измену.
Сейчас звонок звенел так же требовательно, как в тот раз. Я накинула халат и пошла к двери.
— Валер, Кирки у меня нет! — крикнула я, твердо решив не открывать дверь.
— Басова, это я! — раздался голос моего шефа.
— Ой… — коленки у меня задрожали, а голос немедленно сел. — Сейчас, Константин Эдуардович, ой, сейчас…
Что делать? Я не накрашена, не причесана, в тапках, в халате, с губами, перемазанными шоколадом, который лопаю прямо в постели, читая очередной детектив.
Я откинула цепочку с двери. Будь что будет. Мисс я все-таки, или не мисс?!!
Хоть бы рояль сбацал что-нибудь жизнеутверждающее!
Дождалась! Жуль пришел ко мне на ночь глядя. Зачем? Двух ответов быть не могло.
Он стоял передо мной чуть растрепанный, потерянный и… вдрызг пьяный.
Хорошо, что я не бросилась сразу ему на шею.
— Ась, — Константин помахал у меня перед носом бутылкой шампанского. — Ась, давай выпьем?
— Проходи… те.
Не разуваясь, он прошел в гостиную и поставил шампанское на рояль. Из внутреннего кармана достал шоколадку, развернул, и дрожащими пальцами наломал на ровные прямоугольники.
Бабка на афише грозно нахмурилась. Я глянула на нее и пожала плечами. Ладно, бабуль, это первый мужчина, который ставит шампанское на твой драгоценный рояль. Потерпи.
Я достала из серванта два хрустальных бокала.
— Ася, ты любила когда-нибудь? — вдруг спросил Жуль, заглянув мне в глаза.
— Да. Вернее, я и сейчас люблю, Константин Эдуардович. — Я хотела было бросится шефу на шею, но бабка высокомерно подняла на афише брови и я не посмела.
Жуль разлил шампанское по бокалам и, не предлагая мне чокнуться, свою порцию выпил одним глотком.
— Нет, я неправильно выразился, — поправился он. — Ты любила когда-нибудь безответно?!
— Да!! — Глупые пузырьки ударили в нос, я закашлялась.
— Тогда ты меня поймешь. — Он снова разлил шампанское, поднял бокал и сквозь него посмотрел на яркую люстру. — Милда меня отшила, Аська. Вот так прямо взяла и отшила. Сказала, что кроме рабочих, у нас никаких отношений не может быть. Представляешь?!
Я опрокинула в себя бокал, потом наполнила его и опять опрокинула, и снова наполнила… Жуль посмотрел на меня с удивлением.
— Ася Борисовна, ты напиваешься?
Кто это спросил?.. Бабка с афиши, или Константин Жуль?
Я промолчала. Гостиная водила вокруг меня хороводы. Афиш было несколько, и Жулей несколько, и рояль не один…
— Зачем?!! — спросили хором все вместе шефы, — Ну я-то напиваюсь с горя, а ты зачем?!
— А я с радости. От большой человеческой радости, что…
«Милда тебя отшила». У меня хватило ума не говорить это вслух.
Жуль пожал плечами, сел за рояль, и так хорошо, так технично, профессионально, бурно и искренне сыграл Рахманинова, что у бабульки, кажется, челюсть отвисла.
— Вообще-то, рояль у меня сам играет, — сказала я шефу, когда тот торжественным аккордом поставил точку в рапсодии и потряс над клавиатурой кистями, словно стряхивая с них воду.
— Руки не разогрел, темп не выдержал, — проигнорировал Константин мое сообщение и снова потряс руками. — Слушай, а почему у тебя инструмент такого дикого цвета?
Я взяла бутылку и начал пить из горла. Жуль смотрел на меня и, кажется, на глазах трезвел.
— Ась, извини. Наверное, я не должен был к тебе приходить, да еще так поздно. Извини! Просто я сегодня встретился с Милдой. Совершенно случайно, но улице! Я подвез ее до ресторана, в котором она поет, и она пригласила меня на ужин. Все было просто прекрасно, Милда весь вечер смотрела на меня своими кофейными глазами, смеялась и, ей-богу, давала авансы, иначе бы я не рискнул ей признаться, что по уши, как мальчишка, влюблен в нее. Когда я это сказал, она стала вдруг очень официальной и заявила, что между нами могут только рабочие отношения. Что как только я решу ее проблему и отработаю деньги, которые она заплатила, мы больше с ней не увидимся. Она сказала это, поднялась и вышла на сцену. У нее потрясающий, низкий, грудной голос. Она пела какой-то блюз на французском, и не смотрела на меня, не смотрела! Все в зале замерли и слушали только ее, эта женщина обладает потрясающим магнетизмом. Я заплатил по счету, встал и ушел. Бросил машину на стоянке и пошел пешком. По дороге купил водки в киоске и в стельку напился. Почему-то мне показалось, что на всем белом свете только ты поймешь меня, Аська. — Жуль наклонил голову и уперся лбом мне в живот. Его влажные волосы пахли летним дождем, мокрым асфальтом и чуть-чуть табаком.
Я сдержалась, чтобы до них не дотронуться.
— Откуда ты узнал мой адрес? — Количество выпитого давало мне право называть шефа на «ты».
— Позвонил Наре, он сказал. Оказывается, ты живешь напротив работы, а я и не знал, — пробубнил мне в живот Константин Жуль.
— Уходи. — Я отодвинулась от него. — Уходи!
Очень хотелось заплакать, может быть, даже повыть, потопать ногами и разбить пару тарелок из бабкиного сервиза.
Жуль кивнул, встал и ушел, тихонько прикрыв за собой дверь.
Слезы, закипавшие на глазах, вдруг исчезли. Я быстро переоделась, взяла шампанское, помахала бабке рукой и вышла на улицу.
* * *
Патриотическая спала. Трамваи уже не ходили, пешеходный поток схлынул, светофор монотонно мигал желтым светом. Неоновые вывески отражались в мокром асфальте, расцвечивая его во все цвета радуги.
Накрапывал мелкий и теплый дождик.
Я брела вдоль дороги, отхлебывая то и дело из пузатой бутылки шампанское.
Казалось, жизнь моя кончилась. Зачем этот дождь, эта ночь, это небо, этот влажный, напитанный городскими ароматами воздух, если Жуль несчастен от того, что какая-то кареглазая Милда не смотрит на него, когда поет блюз на французском? Наверное, эта Милда очень умная женщина. Кинься она ему на шею, Жуль поиграл бы с ней пару недель, заскучал бы и бросил. А так ему кажется, что он жить без нее не может…
— Мисс!! Не барское это дело, босиком по лужам бродить! Садись, красавица, прокачу!
Первый раз в жизни я не услышала, как ко мне подошел Корчагин. Я залезла в повозку и уселась рядом с Бубоном. Повозка плавно тронулась и, тихонько поскрипывая, неторопливо покатилась по лужам.
— Что, Бубон, сегодня не твой день? — кивнула я на пустое пассажирское место.
— Ну, во-первых, уже давно ночь, а во-вторых, я бы сказал, мисс Вселенная, что и у тебя не все гладко сегодня, — усмехнулся клоун и подмигнул мне нарисованным глазом. — Любовная неудача?
— С чего ты взял?
— А что еще может заставить двадцатилетнюю девушку шляться ночью босиком по ночному городу, бормотать что-то под нос и размахивать пустой бутылкой шампанского? Только любовная неудача.
— Я бормотала себе под нос? Размахивала бутылкой? — Я рассмеялась.
— Да! Ты делала вот так. — Бубон изобразил пантомиму: нахмурился и, шевеля беззвучно губами, начал размахивать руками.
Корчагин замедлил шаг и в пол-оборота с удивлением посмотрел на хозяина.
— Но-о! — легонько подхлестнул его Бубон тонким хлыстом. — Я видел недавно, как из твоего подъезда выходил высокий красавчик. Типичный бабский любимчик — светлые волосы, широкие плечи, насмешливый взгляд. Кажется, это твой шеф. Не по нему ли страдаем?
— По нему, — неожиданно для себя самой призналась я клоуну. Шампанское сделало свое дело, я вылила на Бубона все подробности своей несчастной любви.
— У меня в детстве, Бубон, была книжка «Бременские музыканты». Сначала мне читала ее бабушка, потом я научилась сама. Там на картинках парень был нарисован — высокий, в джинсах, в рубашке с распахнутым воротом, со светлыми волосами и глазами вечного странника. А с ним еще петух, собака, осел… Я влюбилась в этого Трубадура в возрасте четырех лет. Книжку зачитала до дыр. Я представляла себя той самой принцессой с длинными белыми волосами, которая сбежала из дома и пошла странствовать с бедными музыкантами.
Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":
Полная версия книги 'Щит и меч Венеры'
1 2 3 4 5 6
— Что уж тут непонятного, — усмехнулся Константин Жуль. — Простите, как нам вас называть? Вы можете не говорить своего настоящего имени, просто как-нибудь назовитесь, чтоб нам завести клиентскую карточку.
— Слава Лавочкин меня все зовут. Вячеслав, если угодно. — Юноша зачем-то подпрыгнул и поклонился. Видимо, у него были какие-то свои представления о хороших манерах. К кофе он не притронулся.
— Слава, давайте определимся сейчас, какие алиби были бы убедительны для ваших девушек.
— Я точно знаю, какие! Наташке мне нужно показать телеграмму из села Алешкино от моей сестры. Текст нужен такой: «Мама тяжело заболела, срочно приезжай. Люба». Наташка она такая — для нее семейные проблемы святые. Она нисколечки не обидится, что я к больной маме на электричке ринусь, она еще и подарков мне с собой соберет. Только вот от мамы ей тоже гостинцев привезти надо — сала там домашнего, варенья, соленья, всякой муры из огорода. А еще лучше фотки ей показать семейные, как я с больной мамкой в обнимку у кровати сижу. Наташка подозрительная очень, сразу чует, когда я ей вру. Телефона в моей деревухе нет, позвонить она мне не сможет, а вот фотки для нее лучшим доказательством будут. Сумеете смонтировать? Я оригиналы вам принесу. А телеграмму сможете от лица Любки из моей деревни дать? Деревенские подарки организуете? Сейчас на рынке такую дрянь продают, на деревенские соленья это не тянет. Наташка сразу поймет, что не домашнее это, не для себя заготовлено…
— Сумеем, сможем, организуем, — вздохнул Константин Жуль.
Видно было, что Лавочкин как клиент ему не очень-то интересен. Вернее, был бы он первым клиентом, Жуль бы в лепешку расшибся, чтобы угодить парню, но на фоне чертовой Милды и усатого папика юноша бледно смотрелся.
— А вот с Дашкой труднее придется, — продолжил свой рассказ Лавочкин. — Дашку больной мамой не убедишь, да и два одинаковых алиби делать не хочется. Я тут думал, думал, что ей наврать, и придумал. Мне нужна повестка из прокуратуры. Или из милиции. Чтобы меня вызвали как свидетеля какого-нибудь происшествия именно на то время, когда состоится бой.
— А в какое время состоится бой? — спросила я.
— В пять часов вечера. Я что, не говорил?
Мы с Жулем переглянулись. Кажется, шеф нахмурился.
— Вы сможете мне повестку организовать? Только настоящую, с печатью, Дашка на юридическом учится, она подделку сразу распознает.
— Сможем, — кивнул Жуль. — У меня много приятелей в уголовном розыске.
Шеф взял чашку и выпил остывший кофе.
— Правда?! — обрадовался Лавочкин. — А скидочку оптовую сделаете? Я ведь два алиби сразу заказал!
— Сделаем, сделаем, — пробормотал Жуль, взял бумажку и написал на ней какую-то цифру. Какую, я не увидела.
Юноша посмотрел на бумажку и полез во внутренний карман за бумажником.
— Вы можете заплатить сейчас лишь половину, — сказал ему шеф, глядя, как тот, послюнявив палец, отсчитывает деньги, которых в кошельке оказалось достаточно много.
— Нет уж, я лучше все сразу. А то скажете потом, за алиби плати отдельно, за вход — отдельно. Вы чек мне дадите?
Жуль засмеялся.
— Ась, нарисуй ему чек на семьсот долларов! Напиши там — за организацию алиби Наташке и Дашке.
— Ой, ладно, не надо, — махнул рукой Лавочкин. — За дурака тут меня держите! Я ведь почему к вам пришел — самому мне все чисто не организовать. Где-нибудь обязательно проколюсь. Поэтому я решил к профессионалам обратиться. Вот вам моя визитка, — он протянул глянцевый прямоугольник, — связывайтесь со мной по рабочему телефону. Завтра я привезу вам фотки, которые нужно состыковать на компьютере. Смотрите, не обманите!
С этими словами он скрылся за дверью.
Мы с Жулем посмотрели друг на друга. Не знаю, как у меня, а у Константина вид был очень растерянный. После минутной паузы шеф сказал:
— Ась, я, конечно, рад, что наш бизнес сдвинулся с мертвой точки, но… — Он нервно подергал себя за галстук и снова молча уставился на меня.
— Да уж, похоже, полгорода решили срочно обзавестись алиби на пять часов вечера пятнадцатого июня, — пробормотала я. — Может, закроемся уже на сегодня, от греха подальше?
— Может, и закроемся. От греха подальше. — Константин сгреб со стола деньги, оставленные Лавочкиным и протянул их мне. — Держи, на мелкие расходы. Кофе в контору купишь и колготки себе новые.
Терпение мое лопнуло, я решительно открыла рот, чтобы сказать, что я Мисс Россия-2004, что на мне нет колготок, что я загорала, загорала и загорала на местном пляже до опупения, чтобы ему, гаду, понравиться, но… Ничего я сказать не успела, потому что в контору ввалился Нара.
Он как-то странно посмотрел на нас с шефом, вытащил из ушей наушники, чего с ним сроду не случалось, и, округлив глаза, поинтересовался:
— Я ничего не пропустил?
Мы с Жулем расхохотались.
* * *
Работа в «Алиби» закипела. В конторе стали появляться какие-то люди. Игнорируя мое присутствие, они шныряли туда-сюда, уединялись и совещались о чем-то с шефом, убегали, потом прибегали снова и опять совещались.
Я принципиально ничего не подслушивала. Я купила самоучитель итальянского языка и пыталась его освоить.
Жуль про меня забыл. Я же согласилась отработать алиби для усатого папика, чего ж ему было обо мне беспокоиться? Он полностью окунулся в работу со своими внештатными сотрудниками, которые бегали, выполняя его мелкие поручения и которые, собственно, и должны были организовать все тонкости автомобильной аварии для Милды, деревенские подарки и повестку из прокуратуры для Лавочкина. У господина Жуля оказалась масса полезных связей, которые он сейчас на всю катушку использовал. Похоже, он и вправду знал, что делал, организуя это странное во всех отношениях агентство. Дверь постоянно хлопала, на чистом линолеуме оставались следы грязных ботинок, а итальянские слова и выражения никак не хотели задерживаться в моей голове. Раздражение стало постоянным спутником моего настроения в эти дни.
Примерно в таком же расположении духа пребывал Нарайян. Он сидел в своем кабинетике с недовольным лицом, морщился, будто у него болел зуб, и что-то ваял на компьютере — видимо, фотографии, подтверждающие пребывание Лавочкина у постели больной мамы. Б.Г. принимал в этом процессе непосредственное участие, это подтверждали наушники, торчавшие в ушах Нарайяна.
Пару раз в агентство забегала Милда. Оставляя в приемной шлейф тонкого аромата и, блеснув ярко-карими глазами, она исчезала в кабинете шефа, где восстанавливалась подозрительная тишина.
Я не подслушивала. Зачем? Она лет на десять старше меня; ноги, волосы, губы, глаза, рост — ничто в ней не устроило бы членов жюри, присуждающих титул «Мисс». Я несомненно лучше, и если господин Жуль этого не понимает… то рано или поздно поймет. Нужно только подождать.
Минут через пятнадцать Милда уходила, а Константин выходил из кабинета довольный. Он щурился и курил.
— О, а почему итальянский? — равнодушно спросил он как-то меня, заметив самоучитель.
— Потому что язык красивый.
— А по мне так самый красивый — китайский, — расхохотался шеф. — Аська, тебе бы очень пошло болтать на китайском!
Я схватила учебник и швырнула его в мусорную корзину.
До пятнадцатого июня оставалось каких-нибудь пара часов, когда…
* * *
Когда звонок прозвенел в дверь, было начало одиннадцатого.
От неожиданности я вздрогнула, потому что никто и никогда не приходил ко мне поздним вечером.
Нет, впрочем, один раз все-таки приходил — Киркин муж, когда Кирка ушла от него. Он приперся ко мне в пол-двенадцатого и час ползал по моей квартире, заглядывая под все кровати и открывая шкафы. Потом он горестно пил коньяк на моей кухне, рассказывал, что он жить без Кирки не может, и с Киркой не может, и что бедному мужику делать, если ни с ней, ни без нее счастья нет. Выйти он решил через балкон, и я никак не смогла повлиять на это решение. Благо, что моя квартира находится на втором этаже. Киркин муж приземлился на четвереньки, встал, отряхнул коленки и побрел по ночному проспекту, пошатываясь, насвистывая арию из оперы «Кармен» про красавицу и измену.
Сейчас звонок звенел так же требовательно, как в тот раз. Я накинула халат и пошла к двери.
— Валер, Кирки у меня нет! — крикнула я, твердо решив не открывать дверь.
— Басова, это я! — раздался голос моего шефа.
— Ой… — коленки у меня задрожали, а голос немедленно сел. — Сейчас, Константин Эдуардович, ой, сейчас…
Что делать? Я не накрашена, не причесана, в тапках, в халате, с губами, перемазанными шоколадом, который лопаю прямо в постели, читая очередной детектив.
Я откинула цепочку с двери. Будь что будет. Мисс я все-таки, или не мисс?!!
Хоть бы рояль сбацал что-нибудь жизнеутверждающее!
Дождалась! Жуль пришел ко мне на ночь глядя. Зачем? Двух ответов быть не могло.
Он стоял передо мной чуть растрепанный, потерянный и… вдрызг пьяный.
Хорошо, что я не бросилась сразу ему на шею.
— Ась, — Константин помахал у меня перед носом бутылкой шампанского. — Ась, давай выпьем?
— Проходи… те.
Не разуваясь, он прошел в гостиную и поставил шампанское на рояль. Из внутреннего кармана достал шоколадку, развернул, и дрожащими пальцами наломал на ровные прямоугольники.
Бабка на афише грозно нахмурилась. Я глянула на нее и пожала плечами. Ладно, бабуль, это первый мужчина, который ставит шампанское на твой драгоценный рояль. Потерпи.
Я достала из серванта два хрустальных бокала.
— Ася, ты любила когда-нибудь? — вдруг спросил Жуль, заглянув мне в глаза.
— Да. Вернее, я и сейчас люблю, Константин Эдуардович. — Я хотела было бросится шефу на шею, но бабка высокомерно подняла на афише брови и я не посмела.
Жуль разлил шампанское по бокалам и, не предлагая мне чокнуться, свою порцию выпил одним глотком.
— Нет, я неправильно выразился, — поправился он. — Ты любила когда-нибудь безответно?!
— Да!! — Глупые пузырьки ударили в нос, я закашлялась.
— Тогда ты меня поймешь. — Он снова разлил шампанское, поднял бокал и сквозь него посмотрел на яркую люстру. — Милда меня отшила, Аська. Вот так прямо взяла и отшила. Сказала, что кроме рабочих, у нас никаких отношений не может быть. Представляешь?!
Я опрокинула в себя бокал, потом наполнила его и опять опрокинула, и снова наполнила… Жуль посмотрел на меня с удивлением.
— Ася Борисовна, ты напиваешься?
Кто это спросил?.. Бабка с афиши, или Константин Жуль?
Я промолчала. Гостиная водила вокруг меня хороводы. Афиш было несколько, и Жулей несколько, и рояль не один…
— Зачем?!! — спросили хором все вместе шефы, — Ну я-то напиваюсь с горя, а ты зачем?!
— А я с радости. От большой человеческой радости, что…
«Милда тебя отшила». У меня хватило ума не говорить это вслух.
Жуль пожал плечами, сел за рояль, и так хорошо, так технично, профессионально, бурно и искренне сыграл Рахманинова, что у бабульки, кажется, челюсть отвисла.
— Вообще-то, рояль у меня сам играет, — сказала я шефу, когда тот торжественным аккордом поставил точку в рапсодии и потряс над клавиатурой кистями, словно стряхивая с них воду.
— Руки не разогрел, темп не выдержал, — проигнорировал Константин мое сообщение и снова потряс руками. — Слушай, а почему у тебя инструмент такого дикого цвета?
Я взяла бутылку и начал пить из горла. Жуль смотрел на меня и, кажется, на глазах трезвел.
— Ась, извини. Наверное, я не должен был к тебе приходить, да еще так поздно. Извини! Просто я сегодня встретился с Милдой. Совершенно случайно, но улице! Я подвез ее до ресторана, в котором она поет, и она пригласила меня на ужин. Все было просто прекрасно, Милда весь вечер смотрела на меня своими кофейными глазами, смеялась и, ей-богу, давала авансы, иначе бы я не рискнул ей признаться, что по уши, как мальчишка, влюблен в нее. Когда я это сказал, она стала вдруг очень официальной и заявила, что между нами могут только рабочие отношения. Что как только я решу ее проблему и отработаю деньги, которые она заплатила, мы больше с ней не увидимся. Она сказала это, поднялась и вышла на сцену. У нее потрясающий, низкий, грудной голос. Она пела какой-то блюз на французском, и не смотрела на меня, не смотрела! Все в зале замерли и слушали только ее, эта женщина обладает потрясающим магнетизмом. Я заплатил по счету, встал и ушел. Бросил машину на стоянке и пошел пешком. По дороге купил водки в киоске и в стельку напился. Почему-то мне показалось, что на всем белом свете только ты поймешь меня, Аська. — Жуль наклонил голову и уперся лбом мне в живот. Его влажные волосы пахли летним дождем, мокрым асфальтом и чуть-чуть табаком.
Я сдержалась, чтобы до них не дотронуться.
— Откуда ты узнал мой адрес? — Количество выпитого давало мне право называть шефа на «ты».
— Позвонил Наре, он сказал. Оказывается, ты живешь напротив работы, а я и не знал, — пробубнил мне в живот Константин Жуль.
— Уходи. — Я отодвинулась от него. — Уходи!
Очень хотелось заплакать, может быть, даже повыть, потопать ногами и разбить пару тарелок из бабкиного сервиза.
Жуль кивнул, встал и ушел, тихонько прикрыв за собой дверь.
Слезы, закипавшие на глазах, вдруг исчезли. Я быстро переоделась, взяла шампанское, помахала бабке рукой и вышла на улицу.
* * *
Патриотическая спала. Трамваи уже не ходили, пешеходный поток схлынул, светофор монотонно мигал желтым светом. Неоновые вывески отражались в мокром асфальте, расцвечивая его во все цвета радуги.
Накрапывал мелкий и теплый дождик.
Я брела вдоль дороги, отхлебывая то и дело из пузатой бутылки шампанское.
Казалось, жизнь моя кончилась. Зачем этот дождь, эта ночь, это небо, этот влажный, напитанный городскими ароматами воздух, если Жуль несчастен от того, что какая-то кареглазая Милда не смотрит на него, когда поет блюз на французском? Наверное, эта Милда очень умная женщина. Кинься она ему на шею, Жуль поиграл бы с ней пару недель, заскучал бы и бросил. А так ему кажется, что он жить без нее не может…
— Мисс!! Не барское это дело, босиком по лужам бродить! Садись, красавица, прокачу!
Первый раз в жизни я не услышала, как ко мне подошел Корчагин. Я залезла в повозку и уселась рядом с Бубоном. Повозка плавно тронулась и, тихонько поскрипывая, неторопливо покатилась по лужам.
— Что, Бубон, сегодня не твой день? — кивнула я на пустое пассажирское место.
— Ну, во-первых, уже давно ночь, а во-вторых, я бы сказал, мисс Вселенная, что и у тебя не все гладко сегодня, — усмехнулся клоун и подмигнул мне нарисованным глазом. — Любовная неудача?
— С чего ты взял?
— А что еще может заставить двадцатилетнюю девушку шляться ночью босиком по ночному городу, бормотать что-то под нос и размахивать пустой бутылкой шампанского? Только любовная неудача.
— Я бормотала себе под нос? Размахивала бутылкой? — Я рассмеялась.
— Да! Ты делала вот так. — Бубон изобразил пантомиму: нахмурился и, шевеля беззвучно губами, начал размахивать руками.
Корчагин замедлил шаг и в пол-оборота с удивлением посмотрел на хозяина.
— Но-о! — легонько подхлестнул его Бубон тонким хлыстом. — Я видел недавно, как из твоего подъезда выходил высокий красавчик. Типичный бабский любимчик — светлые волосы, широкие плечи, насмешливый взгляд. Кажется, это твой шеф. Не по нему ли страдаем?
— По нему, — неожиданно для себя самой призналась я клоуну. Шампанское сделало свое дело, я вылила на Бубона все подробности своей несчастной любви.
— У меня в детстве, Бубон, была книжка «Бременские музыканты». Сначала мне читала ее бабушка, потом я научилась сама. Там на картинках парень был нарисован — высокий, в джинсах, в рубашке с распахнутым воротом, со светлыми волосами и глазами вечного странника. А с ним еще петух, собака, осел… Я влюбилась в этого Трубадура в возрасте четырех лет. Книжку зачитала до дыр. Я представляла себя той самой принцессой с длинными белыми волосами, которая сбежала из дома и пошла странствовать с бедными музыкантами.
Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":
Полная версия книги 'Щит и меч Венеры'
1 2 3 4 5 6