Лучший в республике. Нет, пожалуй, первый во всём Советском Союзе.
- Так уж и первый? - не поверила девушка.
- Конечно, первый. Вот я сегодня ехал в троллейбусе, и меня контролёр хотел отвести в милицию за то, что я был без билета. А почему я был без билета? Потому что у нас автобусы бесплатные. По привычке не взял билет.
- А что ещё удивительного в вашем совхозе?
- Разве всё сразу вспомнишь, - сказал я, а сам потихоньку, незаметно скосил на неё глаза: надо было решить, стоит ли на неё тратить порох. - Вы не немка?
- Почему немка? - удивилась девушка.
- Нет, я понимаю, что вы русская, но вы не учительница немецкого языка?
- Я врач, - сказала девушка.
- Вот здорово! - закричал я. - Нам знаете как врачи нужны? Позарез! Неплохо бы её уговорить, очень неплохо. - У нас женщины нарасхват, сказал я. - Только приедут, сразу замуж выходят. Мужчин у нас много: трактористы, строители.
- А мне на мужчин наплевать.
- Каждую субботу в клубе танцы, - продолжал я. - Под радиолу.
Нет, танцы на неё тоже не подействовали. Удивительно, до чего трудно угодить человеку: одному подавай одно, другому совсем другое. Одни девчонки дня прожить не могут без танцев, прямо млеют от музыки, а другие презирают.
- Самое главное, - сказал я, - работать там, где ты нужен людям.
- Ты просто агитатор, - сказала девушка.
- Это не я, это наш директор так говорит. Он вам руки будет целовать, когда приедете.
- Куда это ты собралась ехать? - услышал я незнакомый голос.
Позади скамейки стоял мужчина. Молодой, высокий, ну прямо артист или спортсмен. Нетрудно было догадаться, кто это. Здесь уж ничего не скажешь, здесь надо молчать.
- Уезжаю в совхоз на целину, - сказала девушка.
- Ну, брось сердиться, - сказал мужчина. - Я взял билеты в кино.
- Пойдёшь один, - ответила девушка. - А мне надо собираться в дорогу.
Я подумал, что она шутит, но посмотрел ей в лицо и увидел, что она совсем не шутит. Глаза у неё вдруг стали узкие и злые. Не люблю я, когда люди ссорятся. Конечно, приятно, если бы она поехала к нам в совхоз: и Шерстнёв был бы рад, и все бы на каждом углу говорили, что Севка Щеглов привёз "врачиху", но всё равно я не любил, когда ссорились.
- А знаете что, - предложил я мужчине, - поезжайте вы к нам тоже. У нас для всех найдётся работа.
Он резко повернулся в мою сторону:
- Слушай, не лезь не в своё дело. И вообще катись отсюда подальше, пока не схватил по шее!
Я повернулся и пошёл. Потом вспомнил, что забыл вазу, и вернулся. Спокойно подошёл, взял вазу. Нарочно медленно так её брал, чтобы он не думал, что я испугался.
Плевать мне было на его угрозы - подумаешь, по шее! Легче всего дать другому по шее, если у тебя такой рост и такие длинные руки. Это не большая хитрость. Но только мне было обидно: думал, что девушка заступится за меня, а она даже бровью не повела. Не понимаю я таких людей, просто не понимаю. Хорошо, что она не приедет к нам в совхоз. Вот если бы меня кто-нибудь так обидел при Шерстнёве, он бы в обиду меня не дал.
Взял вазу и пошёл, потихоньку так пошёл. Думал, ну вдруг она окликнет меня и скажет: "Прости, парень, за грубость". Но никто меня не окликнул. На углу я оглянулся. Они уходили в противоположном направлении. И разговаривали и даже смеялись.
Я подождал, пока они отошли подальше, и крикнул:
- Мы ещё с вами встретимся... Вот я приведу отца...
Эх, жалко, что я не знал его имя, а то бы ославил на всю страну. Везде бы рассказывал, какой он "герой". Размахался руками. Потом я начал представлять себе, как встречу отца, пойду с ним гулять и случайно приведу сюда, а на этой скамейке будут сидеть и чирикать эти двое. Тогда-то он сразу станет повежливее: увидит отца и спрячет свои длинные руки. А я скажу: "Не трогай его, отец, видишь, у него губы дрожат от страха".
Самое главное - найти отца. Это было самое-самое главное. Тогда бы я успокоился, а то сейчас я совсем растерялся. Может быть, если бы я был девчонкой, я бы даже заплакал.
10
Прямо на меня из-за угла выскочила "Волга". Неизвестно, как я очутился на середине улицы. Я прыгнул в сторону, и машина повернула в ту же сторону. А в следующий момент она ударилась крылом о столб. Из машины выскочил шофёр и стал кричать диким голосом, что мне нужно оторвать уши, выпороть ремнём, обзывал дураком. Кричал, что из-за таких, как я, честные люди могут угодить в тюрьму.
Ну что он так кричит, точно я нарочно прыгнул под машину?
Вокруг нас собралась небольшая толпа. Только что во всём переулке не было ни одного человека, а тут, на тебе, уже стояла толпа.
Шофёр влез в машину и завёл мотор, а я потихоньку пошёл дальше. Честно говоря, я не прочь был пуститься бежать, чтобы поскорее скрыться из этого несчастного тупика. Но я боялся, что они тогда подумают, что я струсил.
И вдруг слышу - меня нагоняет машина. А я иду своей дорогой, делаю вид, что всё это ко мне не имеет никакого отношения. Губами шевелю, вроде песенку пою. А машина медленно едет рядом. Шофёр опустил боковое стекло и высунул голову.
- Ну, хватит притворяться! - У него было большое мрачное лицо и громкий голос. - Лучше полюбуйся на свою работёнку.
Я посмотрел: на переднем крыле была сильная вмятина. Краска в этом месте облупилась, и виднелось ржавое железо.
- Три годика проездил без единой аварии, - сказал шофёр. - А теперь влип. На двадцатку ты меня нагрел.
Я молча шёл рядом, от машины ведь не убежишь.
Наконец он отстал от меня, остановился, вылез из машины и стал снова рассматривать вмятину на крыле. А я пошёл дальше.
- Эй, малый! - крикнул шофёр. - Постой!
Я пошёл быстрее. Слышу, он догоняет меня. Тогда я припустил бегом, но не прошло и десяти секунд, как он схватил меня за шиворот.
- Легко ты решил отделаться! - крикнул он. - Я тебе покажу, я тебя проучу!
- Не имеете права! - крикнул я. Это было унизительно, он тащил меня за шиворот, точно я какой-то бандит.
- Ничего, ничего. Сейчас подъедем к твоим родителям, с них я получу денежки. - Он втолкнул меня в машину. - Где живёшь? - спросил он. - И не вздумай врать, а то я сейчас включу счётчик, и мы покатим за твой счёт. Ему понравилась эта идея, и он даже издал звук, что-то вроде смеха. - Ты тогда можешь весь день петлять, а домой меня приведёшь.
- Я живу не в Москве, - сказал я.
- А где же?
- На целине, в Алтайском крае.
- Ври, ври, да не завирай. Ишь, хитрая бестия, как ловко вывернулся. На патриотизме хочешь сыграть: целинник, хлебопашец, наш кормилец, мол, придётся тебе, дорогой дядя, меня простить.
- Честное слово, - сказал я. - Честное пионерское под салютом.
- Под салютом, говоришь? А что же ты делаешь в Москве, с кем ты приехал?
- Я проездом, еду в Артек.
- В Артек?
- Да. Знаете? Всесоюзный пионерский лагерь Артек.
- Я-то знаю, - ответил он. - Что же, ты едешь в Артек один?
- Нет, у нас целый отряд. И вожатая Наташа. Уезжаем в десять часов вечера, - сказал я. - А сейчас иду по личным делам.
Мы помолчали.
- Да, выходит, все же ты нагрел меня на двадцатку.
- У меня только три рубля. - Я вытащил три рубля и показал ему.
- Ну что ж, давай твои три рубля. - Он взял у меня деньги и положил в карман. - А теперь вываливайся и считай, что легко отделался.
Я открыл дверцу машины, взял вазу и вылез. Что теперь делать, неизвестно. Денег ни копейки, а мне надо доехать до новой квартиры отца, а потом добраться до Курского вокзала.
Нечего сказать, распорядился я деньгами: два рубля вбухал в вазу, а три рубля забрал шофёр. А ещё директор школы говорил: "Счастливый Щеглов!" Со стороны все счастливые. А где он, этот счастливый Щеглов, что-то его не видно. Может быть, наш директор счастливее меня, хотя он и оторвался от народа. Ему что, научится запоминать фамилии, и дело в шляпе. А мне теперь просто неизвестно, что делать.
Не успел я дойти до конца переулка, как шофёр снова догнал меня.
- Эй, путешественник, как там тебя? - крикнул он.
- Севка.
- Ну, так вот, Севка, три рубля маловато. У меня семья, детишки, им на лето надо дачу снимать.
- У меня больше нет. - Видно, он был здоровый жадюга. Ну конечно, я виноват, но я ему честно сказал, что у меня нет больше денег, а он не верит. - Вот только эта ваза. - Я показал ему на вазу.
- Ваза ничего. - Он посмотрел на моих петухов. Взял в руки и повертел: сначала на одного петуха посмотрел, потом на другого. - Для ребятишек ничего.
- Я не могу вам её отдать, - сказал я. - Везу в подарок одному человеку. - Взял вазу за край и потянул к себе. Он всё ещё не выпускал её из рук.
- Какому человеку? - спросил он.
- Чужому, просили передать, - ответил я.
Не хватало только, чтобы я приехал к отцу на этой разбитой машине.
- Вот что. - Он выпустил вазу из рук. - Садись-ка в машину. Поедем в гараж, там ты всё чин чином расскажешь нашему завгару, и он - официальное письмецо твоим родителям. А они нам - денежки.
- Пожалуйста, - сказал я. - Готов поехать к вашему завгару. Мне только надо выйти на углу, чтобы взять адрес в справочном.
Шофёр подозрительно посмотрел на меня, но на углу остановился.
- Вазу оставь, - сказал он.
Я ничего ему не ответил, раз он так унижается и трясётся из-за этих несчастных денег. Если бы у меня сейчас были деньги, к примеру сто рублей, я бы ему сразу отдал. Я бы ему тысячу рублей отдал, пусть радуется. И я стал думать, как я заработаю много-много денег и всё буду присылать, присылать ему эти деньги, пока он сам не откажется от них.
Подошёл к справочному и постучал в окошко.
- Вот твоя справка, - сказала женщина из справочного. У неё в руке была полоска бумаги. - Плати пять копеек.
Это для меня было как взрыв атомной бомбы. Она держала в руках тоненькую, почти папиросную бумажку с адресом моего отца, но я не мог её получить. У меня не было пяти копеек. Какие-то несчастные пять копеек, одна круглая монета, а где её взять?
- У меня нет денег, - сказал я.
- А зачем жы ты заказывал справку? - спросила она.
Я мог бы ей сказать, что у меня были деньги, когда я заказывал справку, а за эти двадцать минут я остался без денег. Мог бы рассказать про шофёра и про свои три рубля, но мне надоело унижаться и просить. Я стоял и молчал, понимал, что она сейчас разорвёт мою справку, а всё равно молчал.
- Возьми, - сказала она и протянула справку. - На проспект Вернадского надо ехать на метро до станции "Университет".
...На бумажке было написано: "Щеглов Михаил Иванович, 1930 года, проспект Вернадского, 16, подъезд 8, кв. 185". Я спрятал бумажку с адресом и вернулся в машину. Там уже сидел какой-то мужчина.
- Теряю из-за тебя время, - сказал шофёр.
Он крутнул ручку счётчика, машина тронулась, на счётчике стали быстро меняться цифры.
Все молчали. Я видел в шофёрское зеркальце лицо мужчины. Он надел большие роговые очки, достал из толстого портфеля газету и стал читать.
- Придётся ехать переулками, - сказал шофёр. - А то милиционер может задержать за аварийный вид. Всё из-за этого героя.
Мужчина оторвался от газеты. Теперь я увидел, что он читал газету "Советский спорт".
- Приехали, - сказал он. - Вот, вот около этого подъезда. - Ему трудно было выходить из машины. - А этого героя ремешком бы, ремешком.
Шофёр посчитал мелочь, которую ему уплатил этот пассажир, и сказал:
- Солидный человек. А то другой жмётся, считает, считает, копейка в копейку платит. А я думаю так: раз нет лишних денег, нечего лезть в такси.
- Это до революции воспитывали ремешком, - сказал я. И подумал: "Да, хорош ты гусь. Шерстнёв таких презирает".
Я теперь совсем почему-то перестал его бояться.
- Поехали, что ли, в ваш гараж, - сказал я. - У меня своих дел полно.
- Не хочется порожняком, - ответил он. - Может быть, подхватим какого-нибудь "чижика". А насчёт воспитания ремешком ты, пожалуй, прав. Нехороший этот метод, неправильный. У меня два сына, двойняшки; я их пальцем ни-ни. Убеждением действую.
Я промолчал, не хотелось с ним разговаривать.
- Свободно? - Перед машиной стоял высокий, худой мужчина. - Отвезёте на Сокол?
Он сел в машину и с интересом посмотрел на меня.
- Сынок? - спросил он.
- Какой там сынок! Этот парень меня наколол на двадцатку, - сказал шофёр. - Видели вмятину на левом крыле? Он виновник аварии. В гараж его везу, а там письмо напишут родителям, чтобы деньги прислали за аварию.
- А ты, парень, издалека? - спросил мужчина.
- С Алтая, - ответил я. - Мы в совхозе живём.
- Далековато. А родители в совхозе работают?
- Мать - зоотехник.
- А отец?
Я промолчал.
- А отец? - снова спросил он.
- Мы вдвоём живём, - ответил я.
Шофёр скосил на меня глаза, он первый раз скосил на меня глаза. До этого он не смотрел в мою сторону.
- Эх, отцы, отцы! - сказал мужчина. - Понятно, понятно.
Шофёр снова покосился.
- "Понятно, понятно"! - сказал шофёр со злостью. - Лучше скажите, где остановить машину.
- Вот здесь остановите, - сказал мужчина. Он вышел из машины. - Прошу на меня не кричать.
- Давай, давай шагай! - сказал шофёр.
Мужчина ушёл, а шофёр ещё долго что-то недовольно бубнил себе под нос.
- Ну, развернулись, - сказал он. - И в гараж.
В это время к машине подлетел паренёк лет двадцати.
- Шеф, - сказал паренёк, - подбрось на улицу Горького. Спешим.
Шофёр посмотрел на меня и сказал:
- Ну ладно.
- Сейчас, у нас здесь небольшая компания. - Он протяжно свистнул и закричал: - Ребята!
К машине подлетели ещё паренёк и девчонка, вроде Наташи. Худенькая, высокая, но только Наташа была не такая красивая.
- Полетели, шеф, - сказал первый паренёк. - Кафе "Космос". Гуляем. Представляете, спихнули физику. - Это он сказал нам.
- Когда он у тебя спросил, что такое "нормальный металл", - сказала девчонка, - я решила, ты сгорел.
- Это я? - удивился первый паренёк. - Да я эти "нормальные металлы", как орехи...
- А вчера что говорил? - спросил второй паренёк.
- Вспомнил про вчерашнее! - Он засмеялся. - Вперёд надо смотреть, вперёд!
- Мальчики, - сказала девчонка, - отвернитесь. Я приму божеский вид, а то я как общипанная курица.
Она достала из сумки расчёску и начала чесать волосы. Схватит пук волос и начинает остервенело чесать: сверху вниз, сверху вниз. Никогда не видел, чтобы так причёсывались. А потом она уложила волосы руками, и получилось даже хорошо. А потом достала карандашик и начала водить им около глаз.
- Ну, я готова, - сказала она.
- Блеск! - сказал первый паренёк.
И мне тоже очень понравилось. А второй паренёк мрачно заявил:
- Ничего не блеск. Нет, Ленка, из тебя явно не выйдет физик, ты очень интересуешься своей персоной.
- Выйдет. А Лиза Мейтнер? Все пишут, что она была красивой женщиной, модно одевалась и так далее, а сделала больше некоторых мужчин в ядерной физике.
- Синий чулок, - сказал первый паренёк. - Ты на него, Ленка, не обращай внимания.
Лена ничего не ответила, и они все трое замолчали. Видно было, что второй паренёк обиделся и не хотел начинать разговор. А первому молчать было трудно, он посмотрел на меня и подмигнул. А я ему улыбнулся: почему не улыбнуться хорошему человеку.
- Ты где живёшь? - спросил он меня.
- Далеко, - ответил я. - В Алтайском крае, на целине.
- Крепко, - сказал он. - Я в прошлом году тоже был на целине. Здорово поработал.
- Ты? - переспросил второй паренёк. - Леночка, ты слышала? А мы как будто не работали. Он, видите ли, поработал.
- Ладно вам, ребята, из-за ерунды... - сказала Лена.
Совершенно ясно было, что между ними назревал конфликт.
- А вы ещё поедете на целину? - спросил я.
- Может быть, поедем, - ответила Лена. - А что?
- Приезжайте к нам, - сказал я. - У нас совхоз первый на весь край. А директор, он вам руки целовать будет.
- Мальчики не любят, когда мне целует кто-нибудь руки, - сказала Лена.
- Он не целует, он только так всем говорит, кто хорошо работает. "Вы, - говорит он, - молодец, увижу, буду руки целовать".
- Это человек! - сказал первый паренёк. - А ты, между прочим, в кафе "Космос" был?
- Не был, - ответил я.
- Упущение, шеф, - сказал он шофёру. - Паренёк приехал с целины, а ты его даже не сводил в кафе "Космос". Там ведь мороженое знаменитое.
Видно, он принимал меня за родственника шофёра. Я промолчал, и шофёр промолчал. Почему-то не сказал свою любимую фразу: "Он виновник аварии, нагрел меня на двадцатку".
Мы подъехали к кафе, и они выскочили из машины.
- Шеф, у нас идея, - сказал первый паренёк. - Мы забираем твоего племянника в кафе.
- Нет, - запротестовал шофёр.
- Не волнуйтесь. Доставим домой в лучшем виде.
- У него дело поважнее, чем ваше мороженое, - сказал шофёр.
- Жаль, - сказал паренёк.
- Приезжайте к нам! - крикнул я.
Мне хотелось, чтобы мои слова услыхала Лена. Она засмеялась и помахала мне рукой.
- Ещё одна жертва твоей красоты, - почему-то сказал второй паренёк.
Я хотел вставить ещё какое-нибудь слово, но шофёр резко тронул машину вперёд.
- Ишь ты, добряки, - сказал шофёр. - Пожалели. Пожалел мужик волка... Жалостливые какие нашлись. Накрыл бы ты их на двадцатку, что бы они тогда запели?
- Но они ведь ничего не знали, - сказал я.
1 2 3 4 5 6 7 8