А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

– Вперед!– Зинок! – подпрыгнул Дима. Он иначе, как Невеста, не называл ее. – Была Невеста, стала Зинок. Дай тебе бог счастья, как говорят старые люди, – прибавил Дима с прощальной грустью, и дрогнул его массивный подбородок, и охнул Дима, откликнувшись на родственный вздох, раздавшийся неподалеку от него.Вгляделся он и узнал Нонку:– Ты?Невеста, пронзенная его "охом", чуть было не бросилась ему на грудь, умоляя о прощении, но, услышав его вопрос и посмотрев на Нонку, сделала свои выводы и ушла под ручку с Котом, чтобы познакомить его со своим отцом Тимофеем Павловичем, пребывающим после того инфаркта в полном здравии.Нонка и Дима – две отчаявшиеся души – остались стоять на опустевшей площади около кинотеатра. Дима то сном каким-то забывался, то в себя приходил, все не верил, что Невеста ушла от него. Нонка диву давалась, до чего отключился начальничек. Значит, и у них сердце стучит, значит, и они не деревянные! И стала она, чтобы Диму утешить, на Невесту его наговаривать :– Знаем мы этих папочкиных дочек! А ты вот по живи попробуй как продавщица магазина, тем более ювелирного. После работы нацепишь на себя все богатство – королева! От красоты голова кружится, смотреть на себя страшно! А снимешь богатство, отстранишься, – и живешь на зарплату да на свою красоту. Забудь ты про ту, получше ее на свете девчонки найдутся. Вот смотри, и я ничего! Слава, правда, дурная, но больше в ней выдумок. А что до песен и веселья, так люблю я повеселиться, в кого такая уродилась – не знаю. Отец с матерью правил строгих были…Много она еще о себе рассказывала, а он был полон той, своей Невестой, которая в потере обрела себе цену великую, и он, прощая ее, думал: только бы до завтра дожить.Пошел он под ее окна, а Нонка, как овца заблудшая, ходила за ним следом. Крутились, кружились неприкаянные две души; Дима, краем уха слушавший Нонку, не боялся ее больше, не казалась она ему роковой, и наваждение прошло от нее, развеялось. Он жалеть ее начал, успокаиваясь, что не собьет она его с пути, как ни хитрит. Жалость ей – и все, а Невесте – любовь. На все пойдет, лишь бы ее вернуть!Когда они оказались возле Нонкиного дома, она наклонилась над Димой, поцеловала его прямо в глаза и ушла домой.Ощутив ее губы у себя на глазах, Дима вроде как очнулся от своего пространственного полузабытья, взял себя в руки и отправился к себе.Вошел Дима в квартиру и услышал стрекот будильника и чье-то прерывистое дыхание – вроде стеклодув у него поселился. В комнате горел свет, на диване спал мальчик – невольная причина его сегодняшнего несчастья.Вдруг Вадик приподнялся на локтях и сказал, не открывая глаз:– Пришел все-таки.И создалось такое впечатление, что он про Диму не забывал ни на минуту и даже во сне ждал его появления и точно его отметил.Упал Вадик на диван вниз лицом, нераздетый, как спят охотники на диких зверей, и услышал Дима, что бормочет Вадик во сне:– Вместе! Только не один!Дима над ним наклонился – ничей отец над ничьим сыном, – чтобы перевернуть его на спину. Переворачивая, нечаянно дотронулся до Вадиковой головы и отдернул руку, так горяча была голова. Вадик горел, лицо разрумянилось, был он прекрасен и напоминал Диме Нонку. Именно ее, его мать, которая бродила с ним по улицам ночью, а сын ее тем временем метался в жару. Возмущение против Нонки, обида за Вадика поднялись в нем.Он выпрямился, вздохнул несколько раз глубоко и кинулся искать градусник. Чудом нашел его, так как в его обиходе градусник был предметом лишним. Стал вставлять Вадику градусник под мышку, недоумевая – под правую или левую руку. Взрослым – он знал – безразлично под какую, а ребенку? Ребенку далеко не все равно, что взрослым безразлично, потому что ребенок как бы сам по себе живет, пока не повзрослеет, будто пришелец из других миров. Поэтому и как градусник ставить ему – не безразлично.Под правой рукой – 40, 1! На эксперимент с левой не хватило у Димы сил. Он скатился по лестнице с третьего этажа и повис на проводе телефона-автомата. В руках он держал трубку, и если бы трубка была живая, он бы раздавил ее в первую же секунду. Но трубка была пластмассовая, она все вытерпела, все она вынесла! Что она слышала на своем веку – и не передать! Если бы она к тому же умела не только слышать, но и говорить, а лучше всего писать умела, она бы поведала миру столько историй, и каких! В нашем случае ей запомнился звонок Жирафы о погибших котятах и крик о помощи Димы Ярославцева:– "Скорая".– Помогите!– В чем дело?– Температура!– Какая?– Сорок!– Кто заболел?– Неважно кто! Запишите адрес!– Как это "неважно"? Имя, отчество, фамилия, сколько лет?– Какое это имеет значение? Адрес записали, я вас жду!– Гражданин, не безобразничайте!Дима услышал слова, которые часто произносил на работе, и возмутился:– Ребенку плохо! Можно сказать, очень плохо!Зовут его Вадик, а все остальное – неважно, да я и не знаю! Вадик он, единственный, детей не имеется больше, а меня зовут Дмитрий Александрович Ярославцев!Эти сведения с большим трудом переварили на другом конце провода, а на последнее Димино сообщение последовало нечто, что трубка не поняла и вывалилась по своему желанию из Диминых рук.Приехала "скорая". Докторша – молоденькая женщина, Дима даже удивился: что может она понимать в детях и в детских болезнях?Докторша разбудила Вадика, осмотрела его, удивилась, что спит он нераздетым, и спросила:– А где мама?– В командировку уехала, – соврал Дима,Он курил беспрерывно, ему казалось, что Вадин сейчас здесь расплавится от высокой температуры и рассеется, как дым от его папирос.– Папаша, не волнуйтесь и не курите так много, У вашего сына скарлатина, положим его в больницу! – сказала докторша, записывая что-то на листке,– Как фамилия?– Чья? – спросил Дима.– Не ваша, конечно, а сына, да это одно и то же! Скажите свою, если хотите, – сказала докторша, играя глазами.– Вадик, как твоя фамилия? – пытался пробиться Дима к Вадику, но Вадик не понимал его, вернее понимал, но горло так болело, что рот даже открыть было больно.– Ярославцев, пишите, – махнул рукой Дима, – какая разница? Самое важное, что он Вадик!Докторша очень удивилась, разглядывая папашу, не знавшего фамилии своего сына, и потеряла к нему всякий интерес, подумав, что он пьяный. Тем более жена в командировке, тем более лицо у него красное, тем более язык у него заплетается.– Заверните мальчика в одеяло! – скомандовала она.Дима вынул одеяло, закатал туда Вадика, поднял его на руки и понес, прижимая к себе крепко-крепко. И в машине он его на руках вез, неожиданное свое богатство, подарок, которым бросилась сегодня в него Нонка.В больнице Вадика положили на носилки, а Диме велели уходить. Но Дима никак не хотел уходить, как будто он все семь лет не жил без Вадика, как будто они только вдвоем и прожили эти семь лет, как будто минута знакомства значила для него теперь больше, чем два года любви к Невесте.Он уходил и возвращался, как будто забыл что-то спросить, спрашивал, врачи отвечать ему устали – ночь была сумасшедшая.– Идите, папаша! Не бойтесь за сына! Мы его вы лечим и вернем вам его нового и совсем здорового, сказала ему дежурившая сегодня докторша Нина Петровна, мать Андрюши.Нехотя ушел Дима, а Вадик в больнице остался. Нина Петровна все томилась: кого он ей напоминает? Может, маленький когда был, лечился у нее? Но спросить было не у кого, да и к чему, какая разница: лечила она его раньше или нет, сейчас вылечить надо, поставить на ноги. Сделала она ему назначения и ушла, но мысль сама по себе работала и отыскала в архиве ее памяти человека, напоминающего лицом Вадика."Ну, конечно, он сын Нонки, как я сразу не догадалась!" – подумала она. Припомнилось Нине Петровне, как просила она за Андрюшу, чтобы удостоила Нонка его внимания и любви, чтобы вышла за Андрюшу даже тогда, когда ждала ребенка.Когда вернулась она тогда с отказом, сказал ей сын с горечью: "Любви требовать нельзя. Любовь сама по себе".И уехал он тогда на Ангару, на стройку, а потом еще куда-то, пошел колесить по Сибири. Привез жену из Сибири, тоже ленинградку. Теперь у них сын, у нее внук, и вроде забыл Нонку, пока вновь не встретил ее сначала в ювелирном магазине, а потом на улице. Рассказал матери, что все кончилось, прошла любовь, а голос дрожал при этом, и руки выдавали сына. Устал любить ее, а не кончилось ничего. Так и останется она в его сердце, и будет каждый день и час бороться он с ней, то ли проигрывая, то ли побеждая.Вадик понравился Нине Петровне, так и тянуло ее лишний раз к нему подойти, погладить его. Она подходила и гладила и его и других детей – владычица над ними, их всеобщая мать, в трудную, тяжелейшую минуту оказавшаяся с ними рядом и спасавшая их от болезней. Она любила их и сына Нонки тоже полюбила, потому что невозможно в ее профессии не любить.Детей у нее было гораздо больше, чем у Натальи Савельевны, и времени, и жизни отнимали они у нее тоже немало. Не щадила она себя ради них. Шестьдесят лет скоро, а сорок отдано детям, больным детям.Вадик проболел целый месяц. Дима приходил к нему ежедневно, воспользовавшись своим служебным положением, как-никак старший лейтенант милиции! Без Вадика он уже и жизни себе не представлял, затмение жизни у него без Вадика наступало. Все свободное время он проводил с ним, сообщая ему подробности своей изменившейся биографии, которые черпал он из тетрадки про сыщика Ангофарова, на одиннадцатой странице потерявшего Невесту, сбежавшую в капиталистическую страну с человеком под фамилией Кот. Этот Кот впоследствии оказался международным вором и шпионом вдобавок. Невесту он заточил в замок на острове Дюфи, и она не подавала признаков жизни, за исключением заявления о браке, которое влетело через тысячу километров в жилище Ангофарова и упало на подстилку к собаке Джулии, а собака никак не могла его взять в зубы и снести хозяину, потому что оно было электрическое и с моторчиком. И совсем это было не заявление, а шифровка, в которой Невеста сообщала координаты острова Дюфи и наличие на нем школы диверсантов, а также завода по изготовлению электрической бумаги – стратегического материала. Вадик слушал творение Димы, и сердце у него замирало от восторга и благодарности к автору.Дима начал заниматься с Вадиком, когда тот поправляться стал, и Вадик безропотно писал в тетрадках предложения и придавал им особый смысл. Теперь во многом он находил смысл, и постепенно переставал он быть Главным Неизвестным, или Человеком с разбитым сердцем.Вадика в больнице любили и сестры, и нянечки, и доктор Нина Петровна. К ней он испытывал такое чувство, как будто вернулась издалека к нему бабушка, не показываясь, себя не называя, но вернулась к нему. И он, впитав в себя бабушкину ласку и любовь, щедро дарил их главному человеку своему – Диме.Про мать Вадик и не вспоминал.В то утро, когда Вадик попал в больницу, Нонка в шесть утра позвонила к дворничихе тете Клаве, чтобы узнать адрес милиционера, который приходил успокаивать ее поющую компанию. Тетя Клава долго упрямилась, стоя в одной рубашке в дверях и адреса не давала – зачем адрес?– Замуж за него собираюсь! – брякнула ей Нонка в сердцах.Тетя Клава рот раскрыла от удивления и выболтала Нонке про Димину Невесту, как он любит ее.– Знаю, знаю! – перебила ее Нонка. – Он ее бросил ради меня. Какой адрес, говори, тетя Клава!Тетя Клава сказала адрес и еще:– Дьявол ты, а не баба! Скоро и до моего Афанасия доберешься?!– Доберусь, тетя Клава, сажай лучше его на цепь или под замок, надежности больше будет!Захлопнув с силой дверь, тетя Клава вернулась в комнату и толкнула спящего мужа.– Ты у меня погоди, старый черт! – сказала она. – Я тебе покажу, греховодник!Тетин Клавин муж, думая, что она ругает его за вчерашнюю выпивку, погладил ее по руке и сказал всегдашнее:– Не буду больше, мать! Вот те крест, не буду!Нонка побежала к Диме, но он еще не вернулся из больницы, а потом, опаздывая в магазин, она разминулась с ним, когда он тоже направлялся на работу. Она, сидя в автобусе, увидела его идущего по дороге, узнала и подумала, что еще вчера она не обратила бы на него внимания, а сегодня она уже выделила бы его из всего людского потока.С работы она отпросилась и пошла в отделение милиции. Узнала, что Дима на совещании, без разрешения прорвалась в кабинет Диминого начальника и при всех спросила:– Где мой сын, Васильев Вадик?Дима, смущенный тем, что ворвалась женщина, ему знакомая, бесцеремонная, ответил:– В больнице он, скарлатина…Нонка стала выспрашивать его про Вадика, и, когда она ушла, товарищи стали над ним подсмеиваться, про Нонку они были наслышаны и от него и от дружинников.Начальник, капитан Скворцов, прекратил расспросы:– Продолжим, товарищи!А Дима Ярославцев возьми и брякни в этот момент:– Я на ней женюсь скоро!Как эти слова у него вырвались, как в голову, совершенно чистую от подобных мыслей, пришли, – не знал Дима.Капитан Скворцов, интересующийся своими людьми, сказал:– Тогда другое дело, про это и поговорить не грех! Дмитрий Александрович Ярославцев подает нам хороший пример. Если бы каждый из нас последовал его примеру, то не было бы в нашем микрорайоне никаких кукушек. Только хватит ли у нас личного со става? Надо дать в газету заметку "Почин следователя Ярославцева".Дима сидел ни жив ни мертв, не поднимая глаз, стараясь не видеть насмешливых и ехидных взглядов товарищей.– Продолжим наш разбор, а это известие обсудим позже! – взмолился он.Так и сделали.Нонка примчалась в больницу и стала требовать врача. К ней вышла Нина Петровна, и Нонка испугалась. Почему-то на всем свете она боялась только ее одну.– Здравствуй, Нонна!Нонка еле слышно ответила.– Вот и встретились снова. Теперь ты пришла ко мне узнать про сына и просить за него. Но не надо просить меня, я и так все сделаю. Мой долг при мне остается, и никуда не уйти от него. Сын мне твой понравился, хороший мальчик, я его сразу узнала. УВадика скарлатина в сильной форме.Нина Петровна посчитала разговор оконченным, но Нонка не дала ей уйти. Призналась, что до сего дня не матерью была она Вадику, а Кукушкой, но все теперь позади, потому что повстречался ей человек, полюбивший ее сына Вадика, и, кажется, она сама полюбила того человека. А за Андрюшу не надо бояться, хоть и причинила Нонка ему много зла. Теперь пусть живет он как хочет и навсегда про нее забудет.Нина Петровна, выбитая из обычного состояния Нонкиным рассказом, махнула рукой; мол, живи как знаешь, дело хозяйское, но оставь только нас с Андрюшей в покое и о себе не напоминай.…Нонка на полчаса опоздала на работу. Заведующий сделал ей выговор за опоздание:– Ты мне брось опаздывать, Васильева! И хандру брось! С таким кислым лицом не выполним мы плана и лишимся из-за тебя прогрессивки!Нонка за работу принялась, кольца, бусы, кулоны показывала покупательницам, улыбалась им не заученно, а от души, радуясь горящим их глазам. Потом в карман полезла за карандашом, чтобы чеки выписывать. А в кармане нашла записку про родительское собрание, которую она со вчерашнего дня так и не прочитала. Заранее, за десять дней, сообщала ей Наталья Савельевна про родительское собрание и просила прийти.Нонка подкинула пятак – орел или решка, идти или нет, и кидала пятак все десять дней, и выходило, Что не надо идти. Но пошла она все-таки…
РОДИТЕЛЬСКОЕ СОБРАНИЕ – ЗАГОВОР Родительское собрание, намеченное Натальей Савельевной на завтра, должно было снять с нее часть той ноши, которую взвалила она на себя и добровольно и по долгу службы. Минуло больше трех четвертей, и ей не терпелось подвести итоги, не дожидаясь окончания учебного года. Она знала: если сейчас она итоги подведет, то ее ученики лучше закончат первый класс.Много за год провела она собраний, но это хотелось ей сделать особенным. Она чувствовала себя способной на особое родительское собрание. Чувствовала себя той легендарной змеей, в которой умещается вся мудростьмира, и хотелось ей открыться и предстать перед родителями ее учеников и передать им частицу своей мудрости и тревоги своей.Всех учеников она уже хорошо знала, кого ключиком открыла, кто сам перед ней нараспашку распахнулся, а кто явился ей улиткой с чуть отворенной раковиной, и, как ни билась она перед ним, так и осталась бессильной. То был Вадик Васильев.Сколько интересного открылось ей за год, какие неведомые планеты она посетила! Казалось бы, чем они особенно могут отличаться друг от друга, тридцать шесть маленьких мальчиков и девочек? Всего-то истории, что родились на свет семь-восемь лет назад! А тем не менее похожих меж ними не было, неинтересных меж ними нет, плох и хорош всяк по-своему.В этот год приняла она на себя новое поколение. И потому она назвала его поколением, что заставило оно ее отрешиться от старых, испытанных методов работы, навязало ей новую программу и выработало у нее новую манеру общения. Она почувствовала ход времени и как бы заглянула в будущее, где увидела она своих первоклассников взрослыми, родителями;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22