Но он был невиновен и ничего не понял. Лежит чей-то револьвер, ну и пусть лежит. Дю Пати просит написать под его диктовку письмо — что ж, выручим сослуживца, напишем…В письме, продиктованном Дрейфусу, встречались почти все слова из бордеро. В этом был тоже специальный трюк, придуманный дю Пати: Дрейфус смутится, рука его задрожит. Но совесть Дрейфуса была чиста: почерк ровный, твердый, спокойный.Тогда дю Пати де Клям переходит к другим приемам. Внезапно, опустив руку нa плечо Дрейфуса, он возглашает громовым голосом:— Капитан Дрейфус! Именем закона вы арестованы по обвинению в государственной измене!Дрейфус вскакивает. Он ничего не пот шает:— Я не знал за собой никакой зины! Убейте меня, но я ни в чсп не виноват…Дю Пати показывает ему на револьвер, лежащий на столе:— Вы мог;сте сами свершить кэд собой суд. Своей рукой.— Нет! — кричит Дрейфус. — Я этого не сделаю. Я ни в чем не виноват! Я буду жить, чтобы доказать это!И вот Дрейфус в тюрьме. Он бьется в отчаянии, он близок к помешательству. При нем безотлучно начальник тюрьмы майор Форцинетти, который не верит в его виновность.— Майор, — спросил у Форцинетти начальник Генерального штаба генерал Буадэффр, — у вас большой опыт общения с преступниками и зоркий глаз. Что вы думаете о Дрейфусе?— Мой генерал, — ответил Форцинетти, — боюсь, что вы на ложном пути. Дрейфус такой же преступник, как вы и я!Нет, Форцинетти ошибался: генерал Буадэффр был преступником! Он знал, что Дрейфус невиновен, что против него нет ни одной бесспорной улики. Но и ему, и Мерсье, и другим генералам нужна была именно виновность Дрейфуса: этим они могли доказать стране, как они бдительны, как быстро они справились со шпионажем.И они продолжали свое преступное дело. Дю Пати заставлял Дрейфуса в тюрьме писать то левой рукой, то лежа, то сидя — он добивался наибольшего сходства с почерком бордеро. Он внезапно врывался в камеру Дрейфуса, нарочно затемненную, и наводил на него яркий свет. Этим он хотел захватить Дрейфуса врасплох, заставить его проговориться… Напрасно! Твердо, точно, не сбиваясь, не путаясь, Дрейфус продолжал доказывать свою невиновность.Его уговаривали: признайтесь, и мы дадим вам мягкое наказание, сошлем вас в такое место, куда к вам приедет семья.Семья… День и ночь мечтал Дрейфус увидеть свою семью. Но назвать себя для этого шпионом? Конечно, нет!Было ясно: обвинение построено на пустом месте. Оно не подкреплено ни одним доказательством. Даже в вопросе о том, писако ли бордеро рукой Дрейфуса, эксперты продолжают расходиться.Что было делать генералам? Признать свою ошибку, освободить Дрейфуса? Может быть, еще извиниться за причиненное ему беспокойство? Нет, этого не могли и не хотели генералы и, в особенности, Анри и Эстергази! Ведь тогда снова станут искать неведомого шпиона и, может быть, найдут обоих сообщников — Эстергази и Анри! Нет, нет, надо еще сильнее раздувать обвинение именно против Дрейфуса.До этого дня дело сохранялось в глубокой тайне — оно еще не просочилось в прессу. Теперь Анри сообщил о нем в одну из самых реакционных, самых продажных газет.Назавтра все правые газеты — антиреспубликанские, клерикальные, антисемитские — подняли невообразимый шум. Такого преступника, как Дрейфус, кричали газеты, не знала история! Он продал Германии все военные планы и документы Франции!Продажные правые газеты лгали, но миллионы людей читали их, верили им, отравлялись их ложью.Дрейфуса судили военным судом при закрытых дверях. Беспомощность обвинения, отсутствие бесспорных доказательств прикрыли спасительным приемом военной тайны. Доказательства, мол, есть, но огласить их нельзя — военная тайна! Если раскрыть ее вслух, завтра разразится война!И все же был момент, когда судьи заколебались, не вполне веря, сомневаясь… Тогда, с ведома военного министра генерала Мерсье, Пати де Клям тайно от всех, в том числе от Дрейфуса и его защитника, передал в комнату, где совещались судьи, некий «секретный документ», записку германского посла, где он писал кому-то в Германию:Эта каналья Д. становится слишком требовательным.Что и говорить, этот «секретный документ» был убедителен…Увы, это была фальшивка, грубо сработанная все тем же неутомимым полковником Анри. К сожалению, это обнаружилось лишь несколько лет спустя. И судьи, решавшие судьбу Дрейфуса в 1894 году, об этом не знали. «Секретный документ» произвел на них впечатление — он рассеял их колебания. Суд признал Дрейфуса виновным в государственной измене и приговорил его к пожизненной ссылке на Чертов Остров (в архипелаге островов Спасения).Потрясенный приговором, защитник Дрейфуса мэтр Деманж сказал: «Осуждение Дрейфуса — величайшее преступление нашего века!» Так думали лучшие люди во всем мире.Дрейфус не ожидал осуждения. Он верил в суд своей родины: судьи разберутся, судьи поймут. Уезжая утром из тюрьмы в суд, Дрейфус сказал Форцинетти: «Сегодня — приговор. Вечером я уже буду дома!» Но вечером, после приговора, его снова привезли в тюрьму.Через несколько дней, 5 января 1895 года, состоялось публичное разжалование Дрейфуса — на площади, перед войсками, общественными деятелями, писателями, журналистами и огромной толпой парижан.Под гром барабанов и рокот труб четыре канонира с шашками наголо вывели Дрейфуса на площадь. В парадном мундире, при шпаге, смертельно бледный, Дрейфус шел твердо, держался прямо, высоко вскинув голову.Среди мертвой тишины генерал Даррас сказал:— Альфред Дрейфус, вы недостойны носить оружие! Именем французского народа вы разжалованы!На это Дрейфус, обращаясь к войскам, крикнул голосом твердым и ясным:— Солдаты, клянусь вам — я невиновен! Да здравствует Франция! Да здравствует армия!..В этот горчайший час своей жизни Дрейфус, ошельмованный, отверженный, обращался не к своим палачам, не к начальникамгенералам, не к сослуживцам-офицерам. Это был, может быть, даже не вполне осознанный призыв — к народу, к тем простым солдатским сердцам, которые так любил капитан — теперь уже бывший капитан! — Дрейфус…С кепи Дрейфуса, с его доломана сорвали офицерские нашивки. Бросили на землю и куски переломленной над его головой шпаги. В изорванной одежде, как нищий в рубище, Дрейфус стоял все так же прямо и кричал:— Солдаты! Жизнью моих детей клянусь — я невиновен! Да здравствует армия! Да здравствует Франция!Дрейфуса провели перед войсками и толпой. Призрак в лохмотьях шел твердо и все кричал о своей невиновности.Были, конечно, в толпе люди, не верившие в то, что Дрейфус — шпион. Были и такие, которые усомнились в этом, видя его поведение при разжаловании. Но большинство составляли праздные зеваки, любопытные, сбежавшиеся поглазеть на редкое зрелище. Они были отравлены продажными газетами, они кричали: «Смерть изменнику!», «Бросьте его в Сену!»Дрейфуса втолкнули в тюремную карету и увезли. С моста Альма он увидел окна своей квартиры. Там была его жена — она мужественно несла их общее несчастье. Там играли его маленькие дети — они еще ничего не знали.Через день-два Дрейфуса увезли с эшелоном каторжников в тюрьму крепости Ля Рошель.Там ему дали свидание с женой, приехавшей из Парижа. Но ее не предупредили, что надо иметь особое «разрешение на прикосновение», — ей не позволили ни обнять мужа, ни даже пожать ему руку.— Свяжите мне руки за спиной! — молила она. — Но дайте хоть подойти к мужу, хоть прислониться к его плечу!Ей отказали. Не разрешили и последовать за мужем в ссылку, на что она имела право по закону.Ни Дрейфус, ни его жена не знали, что это свидание последнее. В ту же ночь пароход «Билль Сен-Назер» увез Дрейфуса в другое полушарие — на Чертов Остров. Навсегда…Александр Степанович умолкает. Он говорил без передышки уже часа полтора. Он устал. Пора сделать перерыв.Я словно от сна проснулась. Гляжу на всех — и почему-то вижу сперва только одни глаза.Александр Степанович снял свои темные очки. Его глаза, больные, воспаленные, в красных прожилках — без ресниц, беззащитные и голые, как цыплята, ощипанные живьем. Но сейчас в них еще не растаяли волнение и гнев, зажегшиеся от его собственного доклада.У некоторых из дам, как в театре, на глазах слезы. Они смахивают их платочками.Всегда веселые глаза Матвея — «чудно-чудно-чудно»! — полны гнева. Он смотрит на Александра Степановича не отрываясь.И то же выражение ненависти, готовности ринуться в бой освещает и лицо слепой Веры Матвеевны.— Я бы этого Эстергазю… я бы с этим Эстергазем… — бормочет она.И никто даже не улыбается над тем, что она склоняет эту ненавистную несклоняемую фамилию.— Перерыв! — объявляет мама. — Александр Степанович, я налила вам. Выпейте, промочите горло…— …Во всех письмах, — продолжает после перерыва Александр Степанович, — Дрейфус молил своих близких: "Ищите!Ищите того негодяя, чье преступление я, невинный, искупаю!Этот преступник есть, он существует — найдите его!"Этот преступник, как мы с вами знаем, в самом деле существовал. Это был майор граф Эстергази.Он процветал! Только за один первый год после высылки Дрейфуса Эстергази «заработал» шпионажем более ста тысяч франков, которыми поделился со своим сообщником — полковником Анри. Эстергази почти не скрывался. Зачем? От кого? Самые могущественные люди Франции — министры ее правительства, генералы ее армии — были всецело в его нечистых руках.Если бы Эстергази сбежал в Англию или в Америку и продал там, как он иногда грозился сделать, свои мемуары и дневники, весь мир в один день узнал бы всю меру преступлений французской генеральской верхушки: и то, что они осудили Дрейфуса без вины, и то, что они знали о том, кто именно был автором бордеро, и то, что секретный документ, убедивший судей, был фальшивкой, подкинутой с их ведома в совещательскую комнату суда.В один день, в один час Эстергази мог погубить репутацию виднейших генералов, начиная с военного министра Мерсье! Они знали это и неусыпно оберегали покой и безопасность шпиона Эстергази.Дрейфусу жилось хуже… Чертов Остров — это нагромождение мрачных скал, похожих на чудовищ, высунувших из океана грозные спины. Из-за его губительного климата Чертов Остров еще задолго до Дрейфуса прозвали бескровной гильотиной. Перед прибытием Дрейфуса там была вспышка чумы. Он застал незаконченную уборку острова: сжигали трупы умерших и их жилища.Дрейфуса поселили в новой хижине, где круглые сутки с него не спускали глаз шестеро надсмотрщиков. Ни ему с ними, ни им с ним не разрешалось разговаривать. Точно так же запрещено было обменяться хотя бы словом с врачом.Хорошо было одно — океан. Дрейфусу разрешали прогулки.Он смотрел на бегущие волны, слушал успокаивающий рокот прибоя.С первых же месяцев Дрейфус начал хворать. Резко сдало сердце, мучила малярия, одышка. Но Дрейфус помнил: он не смеет умереть, оставляя своим детям опозоренное имя, — он должен жить. Прогулками, физическим трудом он спасал от смерти свой организм. Умственными занятиями (по памяти, — английским языком, математикой, военными науками) он сохранял свой интеллект. Он напрягал все силы, чтобы, как он говорил, «дожить до финала своей трагедии».Через год условия заключения резко ухудшились. Из Парижа пришел приказ: «Слишком мягкий режим не соответствует чудовищности преступления, которое совершил Дрейфус, — необходимо усилить строгости и лишения».Дрейфусу запретили выходить из хижины. На ночь на него стали надевать двойной узел металлических цепей — они приковывали его неподвижно к койке. Утром цепи снимали, но Дрейфус оставался лежать пластом — руки были изуродованы, лодыжки изранены, окровавлены, позвоночник за ночь каменел от неподвижности… Так продолжалось сорок четыре ночи.А когда прекратилась пытка двойным узлом цепей и Дрейфусу снова разрешили выходить из хижины, он больше не увидел океана! Его хижину обнесли двойной оградой вышиной в два с половиной метра. Остался лишь глухой прибой океанских волн, разбивавшихся о базальтовые скалы Чертова Острова…Если бы Дрейфус знал о причине этих неожиданных строгостей, он был бы счастлив, он стал бы вновь надеяться. Но ни один звук сб этом не долетал из Франции. И он не знал, что ухудшение условии его жизни вызвано тем, что его палачи обеспокоены, они… нервничают!Однажды после трехлетнего молчания врач нарушил запрет — он внезапно сказал Дрейфусу:— Мужайтесь! Есть надежда!..Но комендант Чертова Острова перебил его:— Пусть не надеется! Во Франции все давно забыли о нем!Грубый окрик перебил слова врача. Но назавтра один из вечно молчаливых надсмотрщиков шепнул Дрейфусу:— Один человек во Франции занимается вашим делом…Он был неправ лишь в одном: таких людей во Франции было уже много. Их становилось вс; больше — и они боролись. Это уже была борьба не за одного только Дрейфуса! Это борьба всего живого против мертвечины, борьба всех прогрессивных сил против черной реакции, против позора антисемитизма.Кто же боролся за Дрейфуса там, далеко, во Франции?Полковник Генерального штаба Пикар присутствовал на суде и тут впервые усомнился в виновности Дрейфуса. После высылки Дрейфуса на Чертов Остров Пикар был назначен начальником контрразведки Генерального штаба. Здесь он изучил все детали этого страшного дела и пришел к твердому убеждению: произошла ошибка — шпион не Дрейфус, а Эстергази. По его приказу была установлена слежка за Эстергази. Слежка обнаружила связь Эстергази с иностранными разведками..Пикар с торжеством доложил генералам: найден подлинный шпион! Это Эстергази! Остается — арестовать его.Но генералы вели себя странно:— Зачем раскапывать эту старую, забытую историю?— Но ведь рано или поздно истина все равно откроется! — сказал Пикар.— Если вы будете молчать, — ответили ему, — истина не откроется никогда…И очень скоро после этого Пикара послали в далекую и опасную экспедицию — в Африку.Но не так-то легко, как говорит народная мудрость, латать прелую одежину. Генералы радовались тому, что, усылая Пикара из Франции, они залатали гнилую ткань лжи, фальшивок, несправедливости. Однако на месте заплаты открылась новая грозная дыра: газета «Фигаро» поместила фотографию с пресловутого бордеро. Теперь всякий, знакомый с почерком Эстергази, мог убедиться в том, что писал бордеро именно он, и, значит, шпион — тоже он!На этом основании брат Дрейфуса, Матье Дрейфус, возбудил судебное дело против Эстергази, как разоблаченного шпиона и предателя. Эстергази заметался, как зверь, окруженный облавой. Он пригрозил генералам разоблачениями в печати.Угроза подействовала. Генералы отечески оградили Эстергази от неприятностей: хотя Эстергази и судили, но на суд произвели чудовищный нажим. И, конечно, Эстергази был оправдан!Однако ни он, ни его защитники из Генерального штаба не успели даже вздохнуть с облегчением после перенесенных неприятностей, как над ними загремел новый гром. Знаменитый французский писатель Эмиль Золя выступил в печати с открытым письмом к президенту Французской республики Феликсу Фору.Письмо это в тот же день облетело весь мир и вызвало везде бурю.Господин президент! — писал Золя. — Каким комом грязи лег на ваше имя процесс Дрейфуса! А оправдание Эстергази — неслыханная пощечина, нанесенная истине и справедливости. Грязный след этой пощечины пятнает лик Франции!..Метко и зло описывал Золя, как пристрастно и недобросовестно подбирались улики против Дрейфуса:Он знает иностранные языки — о, это преступник!При обыске у него не обнаружено ничего компрометирующего — какой ловкий преступник!Он смущается — ага, это преступник!Он не смущается — еще бы, ведь это преступник!Дальше шла необыкновенно сильно и страстно написанная часть письма: в ней перечислялись поименно все те, кого Золя считал преступниками и кому он гневно бросал в лицо свое «Я обвиняю!»:Я обвиняю полковника дю Пати де Кляма — он был дьявольским орудием судебной ошибки и делал это самыми преступными средствами!Я обвиняю генерала Мерсье: он был, — возможно по малоумию, — соучастником величайшей подлости нашего века!Я обвиняю генералов Пеллье и Равари — они вели негодяйское следствие, чудовищно пристрастное и несправедливое!Я обвиняю оба военных суда: один из них осудил невинного Дрейфуса, второй оправдал шпиона Эстергази!В заключении Золя заявлял:…Я не хочу быть заодно с преступниками, скрывающими истину! Я с теми, кто не жалеет жизни, чтобы восторжествовала справедливость. Я жду! Э. ЗОЛЯ
Чего добивался Золя этим письмом? Он хотел вызвать скандал. «А, я лгу! Так отдайте меня под суд! Там я расскажу всю правду, и сотни свидетелей подтвердят ее! А-а, вы отказываетесь пересмотреть дело Дрейфуса? Так судите меня — дело Дрейфуса всплывет в деле Золя!»Золя не побоялся вступить в единоборство с правительством, с генеральской кликой, с католической церковью, со всеми реакционными силами Франции и их продажными газетами. Золя знал, что его могут осудить, заточить в тюрьму, оклеветать, лишить доброго имени.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":
Полная версия книги 'Дорога уходит в даль - 3. Весна'


1 2 3 4 5 6