Чутье Додда подсказывало ему то же самое. Но он не мог позволить себе прислушаться.
* * *
– Как поживает Джо? – повторил Эмилио.
– Джо? – Она подняла голову и бессмысленно уставилась на него. С минуту бессмыслие было искренним. Джо жил давно и далеко и умер. – Какой Джо?
– Сама знаешь какой.
– Ах, этот? Я с ним не виделась. Он дрянью оказался. Сбежал с другой женщиной.
– С американкой?
– Почему ты так думаешь?
– Он прислал двести пятьдесят пезо, которые был мне должен. Обратный адрес на конверте – Сан-Франциско.
– Ах, вот как? Ну, и ладно. Надеюсь, она богата, и он будет счастлив.
"Там было две богатые леди, – подумала Консуэла. – Они вполне поспели для того, чтобы быть ощипанными, как цыплята. Но все, что Джо получил от них, был подержанный автомобиль и несколько тряпок для своих похорон. Потому что он растерялся, начал жалеть других людей. Мозг у него размягчился, как желудок. Нет, нет, не надо думать об этом, о крови..."
– Что с тобой стряслось? – спросил Эмилио. – Ты похожа на привидение.
– Я... У меня болит голова.
– Может, тебе помогла бы бутылочка пива?
– Да, спасибо. Большое спасибо.
– Не надо так уж меня благодарить, – сухо остановил ее Эмилио. – За пиво придется заплатить.
– Я заплачу. У меня есть деньги.
Ей подумалось: "У меня есть деньги, которые я не могу тратить, платья, которые не могу носить, флаконы духов... А я должна разгуливать, воняя, словно козел. Джо говорил: "Ты стащила у козла его запах".
Это показалось ей таким смешным, что она тихонько хихикнула, прикрывая рот руками, чтобы кто-нибудь не услышал и не захотел узнать, над чем она смеется. Это было бы трудно объяснить, тем более, что она сама не была уверена в причине смеха.
Эмилио вернулся с бутылкой дешевого пива. Отдал бутылку и протянул руку за деньгами. Она нехотя, словно последнее, положила в его ладонь пезо.
– Мало, – заявил Эмилио.
– Больше нет.
– У меня другие сведения. Говорят, твой лотерейный билет выиграл на прошлой неделе.
– Ничего подобного.
– Я слышал: ты забрала все деньги и спрятала. Если так...
– Да не так это.
– Предположим, так. Тогда тебе повезло, потому что у меня есть для тебя шикарное дельце.
– Я уже навидалась твоих хороших делец.
– Это совсем особое.
С одной из самых высоких полок за дверью Эмилио вытащил какой-то предмет, завернутый в номер "Графико". Он развернул газету и протянул ей шкатулку из кованого серебра:
– Ведь правда красавица?
Она приложила пивную бутылку к пылающему лбу.
– Как видишь, – продолжал Эмилио, – она повреждена, чуть помята. Вот почему я предлагаю ее за абсурдную цену – двести пезо. Попробуй, возьми ее, гляди, сколько весит. Это настоящее серебро, тяжелое, как сердце плакальщицы, а что может быть тяжелее, а, Консуэла?
– Где ты раздобыл ее? – спросила Консуэла.
– Ха! Мой секрет.
– Ты должен сказать мне. Я должна знать.
– Ладно уж, я ее нашел.
– Где?
– Леди оставила ее на одном из табуретов в баре.
– Какая леди?
– Если бы я знал эту леди, я вернул бы шкатулку, – сурово ответил Эмилио. – Я честный человек, никогда не хватаю чужого, никогда. Но, – он пожал плечами, – я не знаю ее имени, а она выглядела очень богатой: множество золотых браслетов, с позолоченными веками...
* * *
В четыреста четвертом номере зазвонил телефон. Обе женщины подскочили, как от выстрела. Потом та, что была одета в красный шелк, прошла через комнату и подняла трубку:
– Да.
– Она сейчас поднимется назад, – сообщил Додд. – Оставьте дверь слегка приоткрытой, так, чтобы она могла войти. Миссис Келлог в порядке?
– Да.
– А вы?
– Я нервничаю. Чувствую себя такой нелепой в этом маскарадном наряде, с краской на лице. Не уверена, что справлюсь со всем этим.
– Это необходимо, Пат.
– Я же не актриса. Как я обману ее?
– Сможете, потому что она готова к обману. Мужчины уже исполнили свои роли – Эскамильо, Эмилио. Теперь ваша очередь. Скоро там будет Келлог. Я тоже. Я буду в соседнем номере. Не бойтесь.
– Ладно, – сказала мисс Бартон. – Ладно.
Она положила трубку и посмотрела на женщину, присевшую на краешек одной из кроватей:
– Она скоро войдет. Мы должны быть готовы.
– О Боже, – прошептала Эми. – Я не уверена. Даже теперь не уверена.
– Остальные уверены. Мы все. Мы уверены.
– Как вы можете быть уверены, если я не уверена?
– Потому что знаем вас и ваш характер. Знаем, что вы не могли бы...
– Но я же говорю вам, иногда я помню, я помню совершенно ясно. Я подняла серебряную шкатулку. Я собиралась кинуть ее с балкона, как подбивала меня Уильма. Она стала вырывать у меня шкатулку, и тогда я ударила...
– Вы не можете помнить то, что никогда не происходило, – стойко заверила мисс Бартон.
– ...И прекрасный шелковый костюм, – продолжал Эмилио. – Цвета крови. Мой любимый цвет. Ваш любимый цвет тоже, Консуэла?
Она не услышала вопроса. Она таращилась на серебряную шкатулку, как если бы та содержала всех чертей преисподней.
– До того ты никогда не видел женщину, которая оставила ее?
– Неверно. Я сказал, что не знаю ее имени. Конечно, я видел ее и раньше. Она и ее приятельница как-то вечером надолго задержались в баре в компании с Джо. Они были беззаботны, веселы, выпили массу текилы.
– Нет. Не верю тебе. Это невозможно.
– Спроси Джо, когда повидаешься с ним опять, – посоветовал Эмилио.
– Я больше с ним не встречусь...
– А может, случится сюрприз. Как-нибудь вечером откроешь дверь, никого не ожидая, и вот он тут...
– Нет, это невозможно...
– Тут он будет такой, как всегда, – Эмилио нервно усмехался, – такой, как всегда. Он скажет: "Вот я, Консуэла, я вернулся к тебе и к твоей теплой постели, и я никогда больше не оставлю тебя. Всегда буду рядом, а ты уж никогда не отделаешься от меня".
– Заткнись! – завопила она. – Скотина. Враль. – Она держала бутылку с пивом за горлышко, как если бы собиралась запустить в него, чтоб замолчал. Пиво пролилось на деревянный пол и просачивалось сквозь трещины в полу, оставляя за собой шлейф пузырьков. – Он не вернется никогда.
Усмешка Эмилио исчезла, и белые полосы страха окружили его запекшийся рот.
– Отлично. Он никогда не вернется. Не спорю с дамой, у которой так много мышц и плохой характер.
– Шкатулка, женщина – все это фокусы.
– Что ты мелешь, фокусы? Я не показываю фокусов.
– Шкатулку дал тебе сеньор Келлог. А такой женщины, как ты говоришь, нет.
Казалось, Эмилио был искренне озадачен.
– Сеньора Келлога я не знаю. Что касается женщины, я видел то, что видел. Мои глаза не врут. Она и ее подружка с каштановыми волосами были здесь в пять тридцать или около того. Я обслуживал их сам. Я сказал: "Добрый день, сеньоры, как приятно повидать вас снова. Вы куда-нибудь уезжали?" И сеньора в кровавом костюме ответила: "Да, я совершила длинное, долгое путешествие. И думала, никогда уже не вернусь. Но вот опять я здесь".
– Мои четки, – проговорила Консуэла. Пивная бутылка выпала из ее рук и, не разбившись, покатилась по деревянному полу. – Я должна найти мои четки. Чулан – быть может, я их оставила в чулане. Надо пойти отыскать. Мои четки... Святая Мария, благодатная...
* * *
Руперт и Додд ожидали в спальне.
– С одной стороны дьявол, с другой – заблуждение, – заговорил Руперт. – Я попал в ловушку. Ничего не оставалось, как пережидать, спрятав Эми, пока она не будет в состоянии ясно рассуждать, видеть разницу между тем, что действительно было, и тем, что придумала Консуэла. Мне пришлось прятать ее не только от полиции, но и от ее семьи, да и вообще от всякого, кому ей захотелось бы "признаться". Я не мог пойти на риск, на то, что кто-то поверит в ее признание. Иногда я сам почти верил, – так искренне и так правдоподобно это звучало. Но я знал мою жену и знал, что она не способна к насилию против кого угодно. С вранья Консуэлы все и заварилось. А тут еще Эми, ее сознание собственной никудышности. Она всю жизнь страдала от не имеющей названия вины. Консуэла подбросила этой вине имя – убийство. И Эми имя приняла; ведь порой легче выбрать что-то одно определенное, пусть даже отвратительное, чем жить дальше с грузом невнятных и непреодолимых страхов. Была и другая причина. Эми все больше ловила себя на враждебности к Уильме и возмущалась ее властным превосходством. Мало-помалу это перевоплотилось в чувство вины. Кроме того, не забудьте, что Эми напилась и, следовательно, не могла помнить факты, которые противоречат фальшивой версии Консуэлы.
– Вы утверждаете, что версия фальшива, – перебил Додд. – А вы уверены в этом?
– Если б я не был уверен, разве я признался бы вам и сдался на вашу милость? Разве я притащил бы сюда вас и Эми, втянул бы во все это мисс Бартон, ломая множество законов? Поверьте мне, мистер Додд. Я уверен. Это Эми не уверена. Вот отчего мы все здесь сегодня. Мы не можем позволить ей провести остаток жизни в уверенности, что она убила свою лучшую подругу. Она не убивала, я знаю это, знал с самого начала.
– Почему же вы сразу решительно и быстро не устранили Консуэлу?
– Не мог. Когда я добрался до госпиталя, где лежала Эми, вред был уже нанесен. Эми считала себя виновной, а Консуэла упорствовала в своих показаниях. Если б можно было просто поладить с одной Консуэлой, не возникло бы никаких проблем. Но ведь имелась еще сама Эми. А у меня не было никаких доказательств, разве что я знаю характер моей жены. Помните к тому же, мы находились в чужой стране. Я совершенно не знал полицейской процедуры, того, что власти могут причинить Эми, если поверят ее признанию.
Когда Руперт замолчал, чтобы передохнуть, Додд расслышал разговор двух женщин в соседней комнате. Голос Эми звучал мягко, нервно, голос мисс Бартон – отрывисто и уверенно, словно, надев платье Уильмы, она переняла что-то из ее кривляний. Декорации были поставлены, но главный персонаж еще не появлялся.
"Серебряная шкатулка довершит замысел, – подумал Руперт. – Она вернется, чтобы проверить рассказ Эмилио о двух американках".
– У меня не было выбора, – продолжал Руперт, – как только сдаться на требования Консуэлы и протянуть время. Я обсудил это с Эми, и она согласилась скрыться из виду на какое-то время. Мы вышли из самолета в Лос-Анджелесе, и я поместил ее в санаторий для выздоравливающих под другим именем и даже не оставил ей одежды, по которой ее могли опознать.
– Вот почему вы дали багажу уехать в Сан-Франциско?
– Багажу и Консуэле, – мрачно заметил Руперт. – Она сидела через проход от нас. Я сумел добыть официальные документы, притворившись, будто нанял ее для ухода за женой.
– Миссис Келлог не возражала, чтобы побыть в санатории?
– Напротив, была очень послушна. Верила мне и понимала, что я стараюсь помочь. Я был убежден, что бы она ни рассказывала в санатории, никто ей не поверит. Как выяснилось, она хранила свои секреты и выполняла мои приказы: дала мне доверенность перед нашим отъездом из Мехико-Сити, написала под мою диктовку письма, чтобы предупредить подозрения со стороны ее брата Джилла. Я наладил с ее поверенным посылку писем: одно следовало отправить с почтовой маркой Нью-Йорка. Но Джилла мы не посвящали. Я не догадывался, как сильны его подозрения или до какой степени велика его неприязнь ко мне.
Когда я это понял благодаря Хелене, я растерялся и стал делать ошибки. Серьезные ошибки. Например, оставил в кухне поводок Мака и дал Герде Ландквист возможность поймать меня на ложном телефонном разговоре. Казалось, с каждой новой ошибкой следующую было легче совершить. Я так беспокоился о жене, что потерял ясность. Уверял себя – со временем Эми придет в себя. Это было чересчур оптимистично: одно время тут не поможет, требовалось что-то посильней. Но я не мог даже поехать в Лос-Анджелес повидаться, уговорить ее. Сидел, как в ловушке, в Сан-Франциско с вами и Джиллом Брандоном у меня на хвосте. Как ни парадоксально, сама Консуэла толкнула меня на решительный шаг.
Они встретились, как договорились, в последнем ряду лож кинематографа на Маркет-стрит. Руперт пришел первым и ждал ее. Она так неумеренно надушилась, что раньше, чем увидеть или услышать ее, он почуял запах, пока она поднималась по ступеням, покрытым ковром.
Здесь не было места для обмена вежливостями, даже если б она имела понятие о вежливости или ценила ее. Она заявила прямиком:
– Мне нужны еще деньги.
– У меня их нет.
– Достаньте.
– Сколько?
– О, порядочно. Ведь нас теперь двое.
– Двое?
– Джо и я. Мы вчера поженились. Я всегда мечтала о замужестве.
– Бога ради, – взмолился Руперт, – зачем вмешивать сюда О'Доннела?
– Я никого не вмешивала. Просто написала ему, потому что чувствовала себя одинокой. Вам не понять, каково это быть без друзей, видеть только людей, которые желают твоей смерти. Вот я и послала Джо письмо о том, как мне повезло, о моих хорошеньких платьях и драгоценностях, о том, что мои новые волосы светлее даже его волос. По-моему, это вызвало его зависть. Во всяком случае, он занял денег и приехал автобусом. Увидев его опять, я подумала, что, раз уж он здесь, почему бы нам не пожениться и не получить благословения церкви. Таким образом, нас теперь стало двое.
– Которых я должен содержать?
– Не вы, а ваша жена. Вы ничего постыдного не сделали. Чего ради вам платить? Платить должна миссис Келлог.
– Это шантаж.
– Меня слова не заботят – только деньги.
– Надо думать, вы все рассказали О'Доннелу?
– Мы теперь муж и жена, – добродетельно заявила Консуэла. – Жена должна полностью доверять мужу.
– Проклятая идиотка!
Сидя рядом, Руперт почувствовал, как она напряглась:
– Не такая уж идиотка, как вам кажется.
– Вы представляете себе, как наказывается шантаж?
– Я представляю себе, что вы не можете пойти в полицию и пожаловаться на меня. Потому что, если пойдете, им придется допрашивать миссис Келлог, а она признает себя виновной.
– Вот где у вас ошибка, – поспешил Руперт. – Моя жена больше не верит в ваши россказни о гибели миссис Виат. Она вспомнила правду.
– Ну и скверный же из вас получился лгун. Я всегда отличу плохого лгуна от хорошего. Сама-то я лгу великолепно.
– Да уж, это мне хорошо известно.
– Только я не лгу, когда дело идет о важных вещах, таких, как смерть миссис Виат.
– Неужели?
– Сколько раз мне придется повторять вам? Я спала в чулане для щеток и проснулась от криков в четыреста четвертом. Я побежала туда. Две женщины сражались из-за серебряной шкатулки Они и раньше ссорились из-за нее, когда я заходила в номер. В ту минуту, как я вошла, миссис Келлог завладела шкатулкой и ударила миссис Виат по голове. Дверь на балкон была раскрыта настежь. Удар был так силен, что миссис Виат попятилась и вывалилась через перила балкона. Я быстро соображаю и подумала сразу же о том, как ужасно будет, если полиция обвинит миссис Келлог в убийстве. Я подняла шкатулку и вышвырнула ее за перила. Миссис Келлог потеряла сознание от шока.
Я влила ей в рот немного виски из стоявшей на бюро бутылки, и она понемногу очнулась. Я успокоила ее, шепнув: "Не бойтесь, я ваш друг, я помогу".
Друг. Помощь. Руперт молча таращился на огромный экран, где мужчина подкрадывался к женщине, намереваясь убить ее. Он испытал краткое ребячливое желание превратиться в этого мужчину и настигнуть женщину, которая сделалась Консуэлой. О, если бы Консуэла умерла – естественной смертью от несчастного случая или по замыслу...
"Нет, – подумал он. – Это ничего бы не изменило. Моя задача спасти Эми, а не наказать Консуэлу. Если Консуэла умрет, мне не убедить Эми, что она страдает от заблуждения. Я обязан оберегать эту ведьму, потому что без нее мне не уничтожить заблуждения".
– Море и туман вредят моему здоровью, – заявила Консуэла. – Хочу назад, домой, где тепло и сухо. Но для этого нужны деньги.
– Сколько?
– Пятнадцать тысяч долларов.
– Вы помешались!
– О, я знаю, это выглядит огромной суммой. Зато стоит вам расплатиться, как вы отделаетесь от меня. Разве не стоит заплатить столько, чтобы от меня отделаться?
Она понизила голос:
– Джо совсем не глуп. Он справлялся и узнал, что у вас есть бумажка, которая позволяет вам снимать деньги со счета вашей жены.
– Чек на такую сумму непременно вызовет подозрения.
– Вы уже вызвали достаточно подозрений. Еще немного не может повредить. Ну как, добудете деньги?
– Боюсь, придется.
– Отлично. Завтра в полдень я приду в ресторан, где вы завтракаете, ресторан Ласситера. Как бы совершенно случайно сяду рядом с вами, вы передадите деньги, и кончится вся история.
– Зачем же встречаться в таком публичном месте, как ресторан?
– Именно потому, что это публичное место. В таком людном месте вы не измените своих намерений и не попытаетесь сделать что-нибудь глупое. Я вас не боюсь, но и доверять вам не собираюсь. Вы слишком отчаянно любите вашу маленькую жену. Как случается такая любовь?
– Этого, – отозвался он мрачно, – вам не понять никогда.
Они упустили встречу у Ласситера из-за внезапного появления Хелены. Руперт пошел домой, и позже, в тот же день.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19