А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Когда Наташа впервые увидела Ассаргадона издалека, он показался ей и вовсе ровесником, так легко, изящно и быстро он ходил по земле. Она даже удивилась, что в «Эгиде» говорили о нем с особенным уважением. И только когда в клинику поместили ее старшего брата, у которого после страшного перелома позвоночника все, что было ниже головы, потеряло способность двигаться, Наташа поняла, что уважали его эгидовцы не зря. В прежней больнице брат ее медленно умирал, и даже врачи, испытав различные методики и не получив положительного отклика, со временем потеряли к нему всяческий интерес, заранее зачислив его в летальный процент, который дается любому медицинскому учреждению.У Ассаргадона ее талантливый брат-компьютерщик впервые за многие месяцы улыбнулся, потом задвигал рукой, а недавно встал на костыли и прошел несколько метров до туалета, который был в его палате! Теперь по многу раз в день он, лежа на жесткой койке, тренировал мышцы, атрофировавшиеся за время неподвижной жизни.Никому другому Наташа не позволила бы себя «зомбировать в положительном смысле», как выразился Кефирыч. Но Ассаргадону она верила.И когда он усадил ее в специальное кресло, надел на голову шлем, в который были вмонтированы наушники и электроды, попросил расслабиться и подал в наушники негромкую приятную музыку, она закрыла глаза. А дальше не помнила ничего, что происходило. Часа через полтора Наташа, открыв глаза, увидела улыбающееся лицо Ассаргадона.Рядом находилась Пиновская.– Думаю, Наташа сразит вашего Парамонова наповал, – сказал он, провожая их до дверей клиники. Только не задерживайтесь после общения с ним, сразу ко мне, ни к чему оставлять надолго весь этот мусор.Наташа ПорОсенкова ехала от Ассаргадона с чувством, что в ней должно что-то перемениться. Но сколько она ни искала в себе этих перемен – их не было. Хотя и помнила, что ответил он на вопрос Пиновской насчет того, а что, если вдруг…– Никакого «если» и «вдруг» не будет. Теперь Наташа может состязаться с самим графом Калиостро, а также и Матой Хари одновременно. – И уже более серьезно напутствовал: – Все, что выскажет этот джентльмен, ты унесешь с собой, сама же его никуда не впустишь. Это важно. – А потом еще раз повторил: – Только после встречи сразу ко мне, чтобы освободиться.Наташа сидела на переднем сиденье вместе с Пиновской, и ей хотелось расспросить, что же такое он сделал и как ей теперь к себе самой относиться, как к зомбированной, что ли? Но строгая Пиновская думала о чем-то своем и лишь однажды, когда завернула слишком крутой вираж, проговорила:– Ничего страшного, Наташенька, он вам не заложил, не переживайте. Ассаргадон – не такой человек, да и мы бы не позволили никому сделать такое.Час приема приближался, и они остановились на старом месте за углом. До знакомого подъезда, где был кабинет доктора Парамонова, оставалось идти лишь несколько минут.На заднем сиденье дремал Кефирыч, который отдежурил ночную смену с группой захвата, но не позволил никому другому сопровождать юную деву в пасть экстрасенса.Первую остановку Пиновская сделала еще за городом. Достав дорогую косметику, она минут десять трудилась над Наташиным лицом, доведя его до соответствия предписанной роли. Кефирыч при этом подавал реплики, пока Пиновская вежливо не приказала ему заткнуться. Когда Наташа взглянула на себя в зеркало, она, конечно, пришла в ужас. Увидь ее с таким лицом мама, Наташе через минуту пришлось бы вызывать «скорую».– Это всего на полчаса, – успокаивала Пиновская.Наконец они остановились на прежнем месте, за углом от дома.– Надень это. – И Пиновская протянула большой пористый камень на цепочке. В центре камня был вмонтирован другой – прозрачный сердолик, который на самом деле являлся последней разработкой закрытой лаборатории спецтехники.Наташа надела кулон и мгновенно преобразилась.Кроме технической задачи, он, по мысли Ассаргадона, исполнял еще и иную роль – был сигналом, запускающим программу, вложенную в Наташу во время часового сидения в кресле. И программа включилась. Наташа мгновенно выпрямилась и направилась к подъезду Парамонова так, словно всю жизнь носила лицо, нарисованное ей Пиновской. Часть четвертая. Освобождение Визит старой дамы Мистеру Бэру, которого Николай Николаевич так и не решился оставить ни в одной из обшарпанных казенных квартир, было постелено на двуспальной кровати в соседней комнате. Он долго не мог улечься: двигал стулом, ходил, что-то переставляя. Несколько раз ему звонили, видимо с другого континента, скорей всего из аляскинского института. Николай не вслушивался в английскую речь и лишь однажды улыбнулся, когда Бэр прокричал кому-то: «Ни в коем случае не доверяйте ему это дело. Он – круглый идиот!»«У них же там самая середина рабочего дня», – подумал Николай.И хотя здесь была самая середина ночи, он тоже решил немного поработать, а перед этим без особой надобности, скорее по привычке, набрал петербургский номер своего провайдера и, к собственному изумлению, немедленно получил электронное послание. «Милостивый государь Николай Николаевич!При нашей с Вами очной беседе вы упомянули о нескольких проектах, поданных Вами на конкурсы в различные корпоративные ведомства с целью получения грантов.Если это для Вас не будет слишком затруднительным, нам бы хотелось, чтобы Вы уточнили:а. Названия ведомств.б. Названия проектов, а также краткое, более или менее популярное изложение их смысла и возможных соучастников.в. Ожидаемую сумму в у. е. по каждому гранту.Будем Вам весьма признательны за быстрый и четкий ответ.С пожеланием многого,Ваш Лев».
«Можно поздравить. У меня появился собственный лев, – подумал Николай Николаевич. – Однако, ребята, это вы слишком высоко вздумали прыгнуть!»Даже он не знал никого из членов экспертных комиссий, выделяющих гранты. Не знал их и директор. Иногда складывалось ощущение, что этим вообще ведают не люди, а сам Господь. И смешно надеяться, что какой-то уголовной компании из мелкого провинциального города удастся то, что не под силу столичным академикам. Он даже хмыкнул, представив, как Рэму Вяхиреву или Черномырдину в «Газпром» звонит смотрящий из Пскова и ходатайствует за мурманского Горюнова. За денежными потоками, по экологическим грантам, кто только не охотился. И хотя Николай Николаевич знал, что его проекты – настоящее дело, а не голый понт и туфта с одним желанием – урвать, если дадут, но надежд у него было немного.Может быть, поэтому, вместо того чтобы посмеяться, а потом немедленно заснуть, он уселся за ноутбук и стал сочинять ответ. Чем леший не шутит – и не стоит отмахиваться даже от микрошанса.Хотя все материалы у него были в компьютере и на дискете, все же на составление десятистраничного текста, смахивающего на аналитическую записку, ушло часа три. Самым сложным было заменять научные обороты, понятные лишь специалистам, на доступные профанам фразы. Но и с этим он справился.В середине ночи его электронное послание отправилось в Псков. И в который раз Николай Николаевич с восхищением подумал об этой всемирной компьютерной паутине, которая мгновенно в несколько лет связала весь мир. За три доллара в месяц, которые он платил в Петербурге, он мог соединиться с любым держателем почты, где бы тот ни жил. Лишь бы в адресе не было путаницы. И его слова, таблицы, графики летели к нужному корреспонденту со скоростью, близкой к скорости света.А если прикупить новую аккумуляторную батарею, которая стоила больше, чем его официальная месячная зарплата, да сотовый телефон, как у мистера Бэра, он бы мог слать свои письма из любой глухомани, не думая, есть ли там электричество и связь. Но эта мечта могла осуществиться только при одном условии: если кто-то в небесах обнаружит среди списка соискателей грантов фамилию Горюнов и поставит рядом с ней жирный плюс.
Ветер, который с вечера казался рассвирепевшим, неожиданно спал. От него остались лишь серые валы воды, тяжело и мерно бьющие в пирс. Не самая большая радость погружаться в такую воду. И хотя Николая никто не гнал, он старался не пропускать ни одного дня, когда был в Беленцах.Они подошли к морю поближе, и Бэр посмотрел на его простенькое снаряжение с сомнением, особенно когда очередная волна, ударившись о стену пирса, взлетела вверх и перехлестнулась на другую сторону.– Думаю, нам обоим следует остаться дома. Или устроить лыжный день, – предложил он. – Кстати, вам не удалось найти для меня лыжи?– Лыжи есть, просто я хотел предложить их вам после погружения.– Погружение отменяется. Я не могу допустить, чтобы вы рисковали из-за меня.– Но я уже много раз плавал в такую погоду, и все кончалось хорошо.– Не желаю, чтобы кончилось плохо именно при мне.Их легкий спор разрешился сам собой.Николай Николаевич отправился к коменданту за лыжными ботинками для Бэра, а когда возвращался назад, увидел в относительной дали силуэт лыжника. Откуда мог взяться лыжник при отсутствии жилья на двадцать километров кругом, он не знал. Поэтому остановился, чтобы приглядеться внимательней.«Уж не весть ли какую принес?» – подумал с тревогой Николай.Лыжник шел неторопливо, но вполне ходко и скоро въехал на их улицу.При ближайшем рассмотрении он оказался лыжницей. Ее вид, в черной широкой юбке поверх коричневых фланелевых, возможно мужниных, шаровар, был забавен. За спиной у нее был небольшой зеленый линялый рюкзачок.– Твой иностранец тут? – спросила баба Марфа, остановившись рядом. – Чаем угостите?Пока она расстегивала крепления, Николай старался не показывать озабоченности.– Чаем – это запросто. Чаю у нас много. Иду ставить. Второй этаж, квартира четыре, – сказал он как можно веселей и заторопился предупредить Бэра.– Мистер Бэр, к вам гости, вернее, гостья, – сказал он, бегом поднявшись по лестнице со ставшими ненужными лыжными ботинками в руке и постучав в дверь.– Ко мне? – с недоумением спросил Бэр. – Что вы стоите за дверью, входите.– Ваша знакомая.Бэр, сидевший за столом с книгой, мгновенно вскочил, выбежал на площадку и бегом спустился по лестнице.– О да! О да! Марта! – услышал Николай его громкий голос. – Ты моя девочка!По-видимому, это был весь набор русских слов, которые Бэр сумел вспомнить к месту.Николай не спеша стал спускаться к ним, чтобы предложить себя в качестве переводчика. Эта старуха и сейчас оставалась для Бэра девочкой.Они стояли обнявшись, «домиком», словно два старых дерева, которые уже могут держаться лишь опираясь друг на друга.– Я вам пишу, чего же болин, что я могу еще сказать, – ласково выговаривал малопонятные русские слова мистер Бэр.– Скажите ему, что я сразу его узнала, как только увидела, – попросила баба Марфа, оставаясь в объятиях Бэра и повернув голову к Николаю. – Да-да, я сразу тебя узнала, Фридрих!– Скажите ей, что это я сразу ее узнал! И я тоже храню ту самую фотографию! – попросил почти одновременно с нею мистер Бэр.Николай перевел с русского на английский и наоборот и пошел вслед за ними наверх, оставив лыжи бабы Марфы на площадке первого этажа.– Ну вот и встретились. Вот уж не ждала так не ждала! – приговаривала баба Марфа. – Вчера весь день места себе не находила. А ночью решила: соберусь и поеду, будь что будет! У тебя есть где переодеться?– У нас есть ванная. – И Николай показал дверь.Баба Марфа, прихватив рюкзачок, довольно быстро переоделась в ситцевую цветастую юбку с блузкой и приобрела почти светский вид.– Вот уж не ждала, что увидимся, – повторила она. – Я думала, ты меня забыл совсем.– Лучше скажи, почему ты меня тогда обманула? Я ведь ждал тебя больше часа, а потом подошел к твоему дому. Но мне сказали, что ты уже уехала.– Дурачок! Ты что, до сих пор не понял? Меня же арестовали! Ты когда стоял около дома, у нас как раз шел обыск. Я даже твой голос слышала!– Но я тебе писал!– Ага. Только я-то в тюрьме сидела.– Ты была в тюрьме? – изумился Бэр. – Что ты городишь, Марта! За что было тебя сажать в тюрьму? Ты же была школьницей!– За что, за что?! – передразнила баба Марфа. – За то, что с тобой гуляла! Вот за что! У нас в те дни всех девчонок перехватали, которые с вашими ходили. За шпионаж. Будто бы мы вам выдавали военные тайны.– Какие еще военные тайны?! – Мистер Бэр слегка отодвинулся и несколько секунд молча с немым изумлением смотрел на Николая Николаевича, как бы желая получить от него подтверждение, что такое было возможно.– Да, – подтвердил, грустно улыбнувшись Николай Николаевич, – в моей семье тоже происходило кое-что похожее.– Да ладно, – проговорила баба Марфа, – что вспоминать старое. Ты лучше скажи, ты-то женат?– Я? – И Бэр гордо выпрямился. – Я был женат трижды.– Ну ходок! – радостно удивилась баба Марфа. – Трижды! А дети, дети были?– Четыре дочери. Старшей – пятьдесят, а младшей – двадцать пять. Сейчас со мной живут внучка и младшая дочь. Ее зовут Марта. В твою честь.– Ну-ну, так уж и в мою… Ой ходок! Я-то как вышла замуж сразу после лагеря, так весь век при своем благоверном. А ты, значит, трижды?! Или все лучше меня искал.– Лучше тебя, Марта, не было никого. Я даже сейчас приехал в Мурманск, чтобы найти твою могилу…– Чего он городит? – переспросила баба Марфа у Николая. – Тьфу ты, Господи! Какую еще могилу?– Мистер Бэр, видимо, считал, что вас… – начал было объяснять Николай Николаевич и приостановился, подыскивая какой-нибудь более деликатный оборот.– С чего мне умирать-то? – удивилась баба Марфа. – Кто после меня станцию станет стеречь, ты соображаешь? Я мужу слово дала – не съеду с того места, пока станцию не откроют заново!Смешное и странное объяснение двух влюбленных, которые виделись пятьдесят семь лет назад, длилось несколько часов, и Николаю стало казаться, что он уже не нужен, что они и так могут понимать друг друга без посредника. Ведь понимали же друг друга тогда.В рюкзаке у бабы Марфы были пирожки с капустой и рыбой, которые она пекла накануне специально, чтобы угостить ими Бэра.Они согрели эти пирожки в духовке и несколько раз пили с ними чай.Бэр рассказывал о своей жизни, о дочках, бабка – о своей. Они раскладывали рядом фотографии детей и внуков. И их рассказы, фотографии сплетались в странный узор судеб двадцатого века.Был даже момент, когда бабка и Бэр прослезились, а вместе с ними и Николай.– Эти дети могли бы быть нашими с тобой детьми, Марфа! – повторил несколько раз мистер Бэр.
Волнение слегка поутихло, и Николай Николаевич, сказав, что ему надо ненадолго в лабораторный корпус, оставил их одних, а сам, взяв акваланг и остальные причиндалы, отправился на пирс. Уж очень не хотелось терять день.Но не успел он натянуть на себя гидрокостюм, как услышал приближающиеся к раздевалке шаги. Мистер Бэр, конечно, просек и повел бабу Марфу на морскую прогулку, – понял он.В это время у Бэра зазвонил телефон, он вытащил свою трубочку и, выслушав отчет кого-то из коллег, стал сердито его бранить за нерасторопность.– Он там у себя большой начальник? – тихо спросила баба Марфа прошлепавшего из раздевалки Николая Николаевича. – Уж третий раз звонят. И не жалко им денег. Он там кто на Аляске?– Директор института.– Ага, поняла.Бэр упокоился, несколько раз ответил «прекрасно» и опустил трубку в карман.– Я сразу почувствовал вашу хитрость, мистер Горюнов. Но если еще раз уйдете без страховки, я не стану вас приглашать к себе. Мне не нужны утопленники, – полушутливо пригрозил он.– Мой-то покойничек – тоже был таким, – стала рассказывать баба Марфа, когда Николай Николаевич удачно уцепился за перекладины лестницы, поднялся на пирс и ушел в раздевалку снимать гидрокостюм. Он сильно спешил, натягивая на стылые ступни сухие носки. – Мороз не мороз, а благоверный обязательно в прорубь лезет.– Если у вас есть орден за самоотверженность в науке, господина Горюнова надо наградить этим орденом сегодня же, – пошутил Бэр.Они вернулись в жилой корпус, и баба Марфа начала собираться в обратный путь.– Оставайтесь! – предлагал Николай Николаевич. – Места у нас предостаточно.– И не уговаривайте! У меня там хозяйство, свои дела. Повидала, душу облегчила, и ладно.И тогда неожиданно поднялся Бэр.– Скажите ей, что я хочу ей сделать одно серьезное предложение.– Мистер Бэр хочет сделать вам серьезное предложение, – перевел Николай и взглянул на Бэра.Лицо профессора было серьезным и полным торжественности.– Скажите Марте, мистер Горюнов, что я предлагаю ей стать моей женой. Скажите ей, что я буду счастлив наконец ввести ее в свой дом. Нет, не так, – перебил он самого себя. – Скажите Марте, что я всю жизнь любил только ее.– Мистер Бэр предлагает вам, баба Марфа, стать его женой. Он говорит, что всю жизнь я, то есть он, любил только вас.– Это как? Прямо сейчас замуж или можно погодить? – ответила она вполне серьезно. – Нет, постой. Скажи ему, так серьезно скажи, что я тоже помнила его всегда. Сказал? Теперь скажи, что и мужа, с которым прожила вместе почти полвека, я не могу выбросить из жизни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37