— Естественно, — отозвался Фрост. — Но десятый доброволец обретается прямо перед тобою.
— Комми не решатся стрелять, пока рядом сшиваются мексиканцы. Мексиканцы не станут стрелять и подавно. Пока береговая охрана успокоится и отвалит, мы располагаем кой-каким временем. А потом — поглядим, кто кого.
— Понятно, сэр, — сказал Тиммонс.
— Боевые пловцы, строиться! — рявкнул он десять минут спустя.
— Прыгаем — и сразу ныряем, — коротко сообщил Фрост безмолвной шеренге наемников. — Движемся вместе, потом разбиваемся на две группы. Каждая берет на абордаж по одному катеру — крайний справа и слева.
— А почему не два центральных, сэр? — подал голос рыжеволосый симпатичный юноша, стоявший на правом фланге.
— Тогда они сумеют сосредоточить на нас весь огонь. А захватив боковые суда, мы сможем управляться с остальными по отдельности. Иначе монтеасулийцы, пытаясь потопить нас, поневоле примутся расстреливать собственные суда. Понял?
— Так точно!
— Вот и прекрасно. Возглавишь вторую группу. Это поощрение за инициативу, — осклабился Фрост. — И взыскание за разговоры в строю.
Добровольцы дружно рассмеялись.

Море было теплым — почти неприятно теплым, точно перегретая ванна. Хотелось расслабиться, закрыть глаза и задремать. Не спав уже почти двое суток, Фрост чувствовал себя отвратительно. Работая ластами, он почти не помогал себе движениями рук, тщательно следя, чтобы соленая вода, упаси Бог, не просочилась в пластиковый пакет. Штурмовые винтовки весьма чувствительны к обильному увлажнению.
Поравнявшись с кормою “Ангела-Один”, Фрост знаком велел остальным задержаться, и на мгновение высунул голову на поверхность. Быстро оглядел неровный строй монтеасулийских катеров, преграждавших транспортам дальнейший путь. Избрал для грядущей атаки ближайший к мексиканским канонеркам бронекатер, и другой, находившийся по правому борту “Ангела-Три”.
Опять нырнул.
Огибая форштевень второго транспорта, Фрост махнул рукой рыжеволосому парню, ткнул указательным пальцем в нужную сторону, поднял большой. Получил ответный знак.
Десятка разделилась на две группы и устремилась к намеченным жертвам.
Впереди замаячила туша коммунистического катера. Фрост расстегнул предохранительный ремешок ножа, ощупал сквозь пузырящийся пластик винтовку, собрался с духом, сосредоточился.
Умница Тиммонс, подумал наемник, обеспечил корабли аквалангами замкнутого цикла, похожими на устаревшие военные респираторы. Предательских пузырьков, способных издали выдать приближающегося диверсанта, на морской глади не появлялось.
Фрост сбросил наплечные лямки, сильно ударил обоими ластами. Акваланг покорно ушел в немеряную глубину, дабы навеки улечься на песчаном дне, а освободившийся от лишнего груза капитан буквально взвился над водой, ухватился рукой за перила низкобортного бронированного суденышка, еще раз помог себе ластами, подтянулся, выкатился на палубу, где никто ничего подобного не ждал и не подозревал.
Четверо остальных уже переваливались через поручни, полностью следуя тактике и приемам командира. “Хороший принцип: делай, как я!” — подумал Фрост и, скинув сделавшиеся помехой ласты, заорал:
— Usted esta rodeado рог mios soldados!
И открыл огонь.
Коммунист, обладавший достаточным хладнокровием и проворством, успел развернуть в сторону атакующих кормовой пулемет, нажал на спуск, и повалился, почти перерезанный пополам длинной очередью Фроста. Но и один из наемников отлетел, убитый наповал двумя крупнокалиберными пулями.
— Шевелись! — взревел капитан, хватая ближайшего солдата за шиворот и толкая к освободившемуся грозному оружию.
Сам он опрометью помчался по сравнительно маленькой палубе бронированного катера, кося из М16А1 все, что двигалось в поле зрения. Двое членов экипажа выскочили из кубрика, опрокинулись, покатились. Кое-откуда зазвучала ответная пальба.
Заряды в магазине у Фроста иссякли, наемник остановился, лихорадочно пытаясь поставить на место новый рожок, но из-за ходового мостика вырвался автоматчик. Смуглое лицо торжествующе скалилось, глаза сверкали неукротимой яростью.
Склонность наслаждаться мгновением полного торжества, присущая латинской расе, погубила рамоновского бойца. Фрост попросту выпустил винтовку, выдернул висевший на поясе длинный узкий штык и, даже не перехватывая его за лезвие, метнул. Бросок хваткой за рукоять уступает обычному в надежности попадания, зато дальность увеличивает раза в полтора.
Фросту посчастливилось, он попал. И почти туда, куда метил.
Крутящийся в воздухе клинок обретает огромную кинетическую энергию и пробивную силу. Целясь в горло, наемник угодил неприятелю в грудную кость. Штык пронзил ее, глубоко погрузился в человеческое тело, убил автоматчика прежде, нежели тот успел отреагировать нажатием на гашетку.
Пять минут спустя на борту бронекатера не оставалось ни единого живого коммуниста. Молодой пулеметчик оказался настоящим кладом по части меткой стрельбы. Он занял исключительно удобную позицию на корме, где мог не опасаться нападения сзади, и кратчайшими очередями сбивал всякого, в ком признавал неприятеля.
Одного судна рамоновская армада, таким образом, уже лишилась. Фрост потерял в бою троих людей.
— Где же ты, рыжий? — проскрежетал наемник, начиная отстреливаться от соседнего катера, которому естественное замешательство экипажа и боязнь угодить в собственных товарищей до сих пор не дозволяли обрушить на коммандос огненный шквал.
И рыжий объявился. Он чуть ли не ракетой взвился из воды — в точности, как и сам Фрост, — очутился на палубе обреченного катера и немедля открыл ураганную стрельбу.
Но не в монтеасулийский экипаж.
А в своих же подчиненных, пытавшихся вскарабкаться на борт, и рушившихся назад, в зеленые, покрывавшиеся красной пеной воды.
— Сучий выбл!.. — начал было Фрост, но замолчал, яростно затолкал свежий рожок в штурмовую винтовку и начал безостановочно стрелять, метя в огненно-рыжую, мокрую башку.
— Весь огонь по этому скоту! — прокричал капитан ошеломленному пулеметчику, продолжая выпускать очереди по три заряда. — Чтобы я еще хоть раз, хоть кому-то поверил, не проверив четырежды?! Бей его!
Над морским простором раскатился глухой удар.
Стоявший поодаль и не могший немедленно вступить в битву монтеасулийский катер превратился в груду плавучего металлолома. И плавучесть начал терять на глазах.
Тиммонс!
Палубное орудие!
— Бей! — не своим голосом заорал наемник, бросаясь к носовому крупнокалиберному пулемету — как выяснилось, еще и спаренному: — Бей мерзавцев, я сейчас помогу!
Канониры Тиммонса хорошо знали свое дело.
А несколько мгновений спустя в дело вступило орудие “Ангела-Три”. Против двухсотпятимиллиметровых пушек оснащенные лишь крупнокалиберными пулеметами катера оказались почти беспомощны. То ли Черныш Торрес ошибался, и торпед на рамоновских судах не водилось, то ли не рисковали они производить торпедный залп в упор, ибо взрывная волна, распространяющаяся по воде, обладает убийственной силой и вполне способна погубить самого стреляющего.
Рыжеволосый предатель угадал намерение Фроста и добрался до крупнокалиберного пулемета первым. Оскалился. Наемник бросился на палубу плашмя — и внезапно увидел, как ненавистное, совсем еще мальчишеское лицо внезапно исчезло.
Вместе с прочими частями анатомии.
Гранатометчики, предусмотрительно отряженные в помощь канонирам, тоже не дремали. Противотанковая ракета LAWS угодила рыжему изменнику прямо в грудь…
Двухсотпятимиллиметровые орудия продолжали греметь.
А сноровки наемным бойцам, каждого из которых сеньорита Агилар-Гарсиа отбирала едва ли не лично, было не занимать стать.
Мексиканцы следили за побоищем совершенно спокойно, без малейших попыток вмешаться. Добравшись, наконец, до спаренного пулемета, Фрост поставил на место и закрепил свежую ленту, содержавшую не менее двухсот патронов.
И надавил обе гашетки, вплетая резкий, оглушительный рокот своего оружия в общую ураганную перестрелку.
Глава восьмая
Из рамоновских катеров уцелело три — тот, который захватил Генри Фрост, и еще два, чьи экипажи были перебиты врукопашную. Умница Тиммонс догадался спустить на воду спасательные шлюпки, до отказа набитые вооруженными десантниками, и под шумок напасть на ближайшие к транспорту катера.
Три других были сразу потоплены орудийным огнем, а последние четыре пытались запустить остановленные двигатели и умчаться туда, откуда прибыли, — но даже судно, способное при необходимости идти в торпедную атаку, не может опередить метко посланного артиллерийского снаряда.
Море волновалось еще довольно долго, но, в конце концов, успокоилось, и мирно, еле заметно заплескало у бортов.
Мексиканцы с полнейшей невозмутимостью отсалютовали обоим транспортам по международному флажному коду и двинулись прочь — уже гораздо медленнее, чем приближались вначале.
— Кажется, они и впрямь недолюбливают Рамона, — пробормотал Фрост и охнул, нечаянно коснувшись одного из раскаленных почти непрерывной стрельбою стволов.

— Хэнк, ты!.. Ты… Ты — чудо! Нимало не стесняясь присутствующих, Марина кинулась наемнику на шею и расцеловала в щеки, в глаза, в губы.
— Дорогая, — слабо улыбнулся Фрост, — во-первых, я невыносимо грязен после боя. Во-вторых, обработай, пожалуйста, йодом все мои ссадины и царапины — в эдаких условиях антисептика не повредит. А в-третьих, если через десять минут я не улягусь, и не усну — тебе потребуется новый фельдмаршал. Или адмирал — учитывая, что мы покуда ведем исключительно морские бои.
— Хэнк, милый, ты…
— Я просто Хэнк. Усталый, как собака, и злой, как это же самое животное. Будь умницей, и обеспечь покорному слуге хотя бы относительную передышку.
— Черныш, — обратился Фрост к стоявшему поблизости Педро Торресу, — мы изменяем курс. Накануне вечером сеньорита спрашивала, какой следующий ход имеется в виду. Сейчас не имею ни сил, ни времени пояснять, поговорим завтра. Но извести о моем решении капитана “Ангела-Три”.
— Единственный вопрос: почему?
— Корабли чересчур велики, чтобы за здорово живешь вламываться в территориальные воды Монте-Асуль и отдавать якорь на ближайшем рейде. Чересчур явно и опасно… Даже располагая тремя трофейными канонерками.
— Куда же?..
— Есть на карте остров. Когда-то, давным-давно, принадлежал французам, и сохранил старое название.
— Какое?
— Сабо.
— Военно-морская база Рамона.
— Почти. Это база его береговой охраны. Фрост глубоко затянулся дымом сигареты, созерцая великолепный, разноцветный, пылающий над горизонтом закат.
— Любопытная подробность. Наши военные термины большей частью заимствованы из французского языка. Благодаря наполеоновским войнам. Возьми, например, штык: “багинет” — искаженное “байонет”, по названию города Байонны, где располагались оружейные заводы. А словечко “саботаж” родилось после диверсии на фабрике, производившей солдатские сапоги — “сабо”. Кстати, и звучит очень похоже, правда?
Фрост разговаривал, точно пьяный, хотя в последние несколько суток у него и капли во рту не побывало. Может, подумал наемник, поэтому я и чувствую себя столь омерзительно?
— Итак, повторяю: остров именуется Сабо. Усматриваю в этом символ и доброе предзнаменование. Мы учиним на рамоновской базе преотменный саботаж…
Наемник обернулся к Марине:
— А теперь — на боковую. И не забудь принести мне полстаканчика чего-нибудь покрепче. Я взвинчен до такой степени, что иначе и не усну. А выспаться просто необходимо.
Расположиться Фрост вознамерился в собственной Марининой каюте — единственном месте на всем корабле, где можно было заручиться полным покоем и относительной тишиной. Он стоял подле койки, пошатываясь и медленно сбрасывая одежду. Молодая женщина приблизилась, обняла наемника за шею, легонько поцеловала.
— Позже, позже, крошка, — пробормотал Фрост. — Иначе, повторяю: тебе потребуется иной фельдмаршал. Выпить-то принесла?
— Конечно!
Фрост залпом осушил полстакана крепкого, неразбавленного виски, попросил поставить в изголовье графинчик с водой, повалился в постель и уснул еще прежде, чем по-настоящему коснулся головой мягкой, пухлой подушки.
Он уже не почувствовал, как Марина заботливо укрыла своего любовника и защитника теплым одеялом, как подоткнула покрывало со всех сторон, точно младенца укладывала.
Наемник спал.

Когда он открыл веки, в иллюминатор сочилась темень. Поблескивали крупные, бархатистые звезды. Тихо и размеренно стучал корабельный двигатель. Фрост пошевелился, поглядел на циферблат “Омеги”, неловко поднялся, начал нашаривать выключатель света. Не получится из меня моряка, хоть убей, подумал Фрост с полнейшим равнодушием.
Он отправился в туалетную комнату… или как это зовется на судах? — в гальюн. Вышел, сощурился. Вновь поглядел на циферблат. Получалось, командир армии возмездия проспал то ли всего сорок пять минут, то ли чуть больше двадцати четырех часов… Скоро выясним, подумал капитан.
Выяснить удалось почти немедленно. Фрост уставился в зеркало и удостоверился: украшавшая его физиономию щетина могла отрасти лишь за двадцать четыре часа. Тем лучше, свежее себя почувствуем после мытья, бритья и чашки крепчайшего кофе…
Наемник скинул глазную повязку, повернул кран. Тщательно, с мылом, ополоснул усталое лицо, снял пластиковый предохраняющий колпачок с безопасной бритвы “Noreico”. Привел себя в божеский вид. Разыскал полотенце, оказавшееся неожиданно чистым, вытерся. Вычистил зубы, выполоскал рот, опять вытерся. Вернулся в каюту.
Дверь внезапно и резко распахнулась.
Рука Фроста метнулась было к рукояти хромированного браунинга, но тотчас обмякла.
Марина.
— Голубушка, да это же просто военное преступление — позволять командующему дрыхнуть беспробудно, аки скот зарезанный! Но спасибо. Чувствую себя человекоподобным существом. Право слово.
— Через три часа мы войдем в территориальные воды Монте-Асуль и приблизимся к побережью, — сообщила молодая женщина. — У тебя есть еще время подкрепиться и окончательно продумать план действий.
— И то, и другое, — улыбнулся Фрост, — и третье…
Он охватил Марину за талию и привлек к себе.
— Ты застал меня врасплох и пользуешься беспомощностью жертвы, — лукаво заметила женщина.
— Разумеется, — сказал Фрост, расстегивая пуговицы ее блузки. — Так и полагается поступать бесчестному наемнику…
Глава девятая
— Но ведь остров — настоящая крепость! Он был пиратской твердыней с незапамятных времен!
— Отлично знаю, — улыбнулся Фрост. — А Рамон позаботился о том, чтобы твердыня сделалась и впрямь неприступной. Выгнал вон коренное население, понастроил казарм, пригнал целые стаи вымуштрованных солдат. А зачем? Я видал разнообразные крепости. Древние и новые, большие и малые… И не видел ни единой, которая не пала и не сдалась на милость победителей хотя бы раз! Говорят, на свете имеются так называемые “крепости-девственницы”, избежавшие общей участи. Но я их не видал, и в этом вопросе — не судья.
— Что предпримем? — осведомился Тиммонс деловитым, совершенно спокойным голосом.
— Персонально ты начнешь обстреливать островок с моря. Назначаешься, — ухмыльнулся Фрост, — главным канониром. А я, во главе двух с небольшим сотен парней, пересеку Сабо из конца в конец. На противоположном берегу тоже имеется база — но гораздо меньшая. Начало бомбардировки согласуем с атакой посуху. Бить надлежит одновременно.
— Зачем, сэр?
— На свете существует радио, — пояснил Фрост. — Великолепное устройство, использующее законы электричества и магнитных полей… Понял?
— Так точно, сэр! — засмеялся Тиммонс. — Только, простите, воздействие двух артиллерийских стволов на прибрежный город весьма невелико.
— Естественно. Эксперты из Вест-Пойнта обозвали бы меня кретином. Но я рассчитываю не на гениальную стратегию, а на чисто психологический эффект. Своего рода кинодешевка тридцатых годов. Помнишь: бравый сержант, вооруженный стареньким кольтом, выводит из строя танковую дивизию СС? Или в подобном роде…
— Не помню, сэр, — честно признался Тиммонс. — Дешевых кинофильмов не выношу.
— Но сегодня или завтра придется тебе, дружище, сделаться кинозвездой последнего пошиба и первой величины.
— Понятно, сэр! — вздохнул британец.
— Я же просил, — почти жалобно воззвал к англичанину Фрост, — перестань повторять “сэр”! Здесь не регулярная армия, а наемное войско!
— Слушаю… сэр! — непроизвольно ответил Тиммонс, тот же час шлепнул себя ладонью по губам и скорчил столь жалобную гримасу, что Фрост расхохотался от души. Тиммонс просиял и последовал его примеру.
— Привычка, — пояснил он. — Годами вбивали в голову. Думаете, легко избавиться от нее сразу?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14