Томас юлой повернулся вокруг своей оси и подставил попку. Прямо на моих глазах Олег без всяких кремов, смазки легко, без напряжения всадил в дрожащую попку свой толстый большой член. Томас запищал от удовольствия, а может, и от боли. Заискивающе принимаюсь снова ласкать обоих. Присутствие при запретном. Опираюсь на пухлую попку и, не отрываясь, смотрю, как член входит внутрь. Им обоим нравится, что я рядом. Томас просто помирает. Я нетерпеливо жду своей очереди. Молю про себя, а может, вслух, чтобы он не кончал. Не выдерживаю — отталкиваю толстого педераста. Он упрямо сопротивляется. Тянусь к его члену. Бьет по руке и в этот момент, хныча, хрюкая, визжа, Томас кончает. Мне на ладонь падают крупные вязкие капли. Он кричит, что больше не может. Тяжело забирается на кресло. Я абсолютно голая. Олег начинает меня ласкать. Тут мне становится совершенно очевидно — не он. Не те ласки. Его руки постоянно пощипывают. Кожа, попадая между пальцами, зажимается, отчего его прикосновения становятся слишком плотными и стесняющими. Меня раздражает. В этот момент появляется животное ненасытное чувство. Не хочу ни ласк, ни слов, ни любви. Не хочу растягивать свои ощущения удовольствия. Чувствую себя животным, которое хочет одного — чтобы трахали, трахали… Чтобы удовлетворение вливалось в тело. Больше заводить меня некуда. Олег тоже на пределе. Ставит меня раком. Томас кричит:
— Она туда не трахается!
Суетливо бегает вокруг нас, стараясь спасти свое преимущество. Не обращаю внимания на глупости. Олег и не пробовал туда вводить.
— Ни в коем случае не давай, — продолжает бухтеть Томас.
Нам не до него. Такое впечатление, будто нам двоим ввели конского возбудителя. Не отрываемся друг от друга. Томас молит:
— Сколько можно, давайте спать.
Мы:
— Все, все, уже спим…
Через несколько минут начинаем потихоньку под брошенным нам одеялом, потом потихоньку уже не получается. Томас опять начинает причитать.
Чувствую, что Олег меня затрахал, все равно хочу еще. Навязчивое желание без конца. Я не знаю, кто он. Если будет убивать, сопротивляться не стану. Томас влезает между нами. Лежит тихий, недовольный. Кровно обиженный. Брошенный ради бабы. Бубнит:
— Хорошо. Теперь я уверен, теперь твоя тайна стала моей. Я знаю, что с ней делать.
Олег не обращает внимания. Мне смешно. Я точно определила — кайф полный, но все-таки другой. Объяснить не смогу. Кожей чувствую. Ласки не те.
Шепчу на ухо Олегу:
— Трахни Томаса. Посмотри, какой он несчастный.
Тот лезет к насупившемуся другу.
— Не надо. Я ничего не хочу. Я устал, — капризно отнекивается Томас. Теперь он не даст изменнику. Олег гладит его по голове, успокаивает.
Значит, предпочитает мужчин. В сексе непонятно, что голубой. А в отношениях сразу проявляется. Наверное, от усталости становится неинтересно, о чем они там воркуют. Закрываю глаза и задаю вопрос сама себе: «Как же они без презервативов трахаются? СПИД же вокруг».
* * *
Все последние дни Инга не находила себе места. Ее неудержимо тянуло к столу, на котором зловеще ожидал своего продолжения незаконченный пасьянс. Она сопротивлялась. Кроме того, не могла побороть в себе желание следить за Лимоном. Любое его передвижение по квартире, поворот головы, жест не ускользали от ее внимания. Инга с досадой замечала, что, находясь постоянно рядом. Лимон не вступает в энергетическую связь с ней. От него не исходило тепла, не проскальзывало волнение. Он находился близко и в то же время отсутствовал. Его биополе съедалось черной дырой. Головой он этого пока не осознал. Тело, наоборот, все чаще демонстрировало безразличие. Руки постоянно были холодными. Инга знала, что чувство начинает угасать с кончиков пальцев.
Иногда люди долго не могут понять происходящего между ними. Не улавливают утечку чувств. Оболочка, хранящая в себе энергию чувства, хрупкая. Ее можно повредить незаметно для обоих. В отличие от других, Инга чувствует охлаждение даже на сотую долю градуса. Лимон ничего такого себе не представлял. Просто маялся от странного внутреннего дискомфорта. Единственное, чего он желал, — настоящего открытого боя, отличных товарищей рядом, наличия врага, которого необходимо уничтожить. И стрелять, стрелять, стрелять… Пока раскаленный металл автомата не охладит его пыл. Бесшумная война, терзающая Москву, угнетала его своей обыденностью. Смерть таилась в каждом подъезде. Лимон не выходил на улицу без пистолета и пары гранат. Горе тому милиционеру, который вдруг решит поинтересоваться содержимым его карманов. Должно быть, от Лимона исходила мощная волна неприятия всего и всех. Люди предпочитали не сталкиваться с ним.
Так постепенно возникло одиночество. Поначалу его затмевала безудержная страсть к Инге. Одного взгляда на ее ноги было достаточно, чтобы он преодолел любые препятствия. Но Инга испепеляла его своей энергией. Вместе с кровью она высасывала из него желание. Вялость, покорность, тоска змеиными кольцами все мощнее охватывали его тело и душу. Подобно охотничьему псу, он мотался по Москве в поисках крупного дела, после которого можно будет навсегда вырваться на свободу. Лимон не задумывался, что он собирался с этой свободой и в этой свободе делать. Он желал ее грудью, как стайер на последних метрах мечтает о финишной ленте. Наконец Лимон нашел, что искал. Согласился немедленно. Риск превышал, почти не гарантировал успеха. Это сыграло роль удара хлыста по нервам. Давно он не мчался к Инге с таким рвением. Она кружилась вокруг стола, не смея взять в руки карты и закончить пасьянс. Лимон явился энергичный, разгоряченный. Порывисто обнял Ингу:
— На сей раз клюнуло по крупному. Без твоего колдовства не обойтись.
Инга по-звериному вдохнула его запах. Почувствовала свое и согласилась. Идея отличалась дерзостью. Некая коммерческая фирма приобрела несколько килограммов стратегически значимого вещества под условным названием «продукт Н». Его ждут в арабской стране. Все готово к отправке. Закуплен чартерный рейс. Нужна лицензия. Просить ее в правительстве — смешно. Все равно, что требовать себе срок без следствия и суда. Нужна санкция заместителя вице-премьера республики. Инга представила, сколько потребуется энергии, как высоко придется забираться в астрал, какие кривые пространства необходимо совместить, — и ей стало страшно. Впервые она почувствовала, что не выдержит напряжения и сорвется во мрак. Стоящий рядом Лимон источал тепло. Всегда холодным рукам Инги стало жарко от прикосновения к нему. Значит, не пришло время заканчивать тот роковой пасьянс. Ей бы только успеть унестись с Лимоном на желанный остров. Там дальше террасы она его не пустит. Инга сбросила с себя черное с серебряными кистями пончо и, оставшись в шелковой зеленой комбинации, с непокрытой головой вышла на занесенную снегом террасу. В наполняющих Москву сумерках ее ноги стали еще длиннее и непостижимее по форме. Лимон внезапно захотел почувствовать их на своих плечах. Мимолетное возбуждение улеглось с первым фужером портвейна. Лимон улегся на розовый диван и воткнул в видак первый попавшийся фильм.
Инга стояла с поднятыми к небу руками. Ганс привычными кругами ходил вокруг. Игнатий, изогнувшись темным вопросом, сидел на широких гипсовых перилах. Елочка позвякивала серебряными украшениями. Фиолетовые облака подсвечивались снизу желтыми городскими фонарями. Звезд на небе было всего пять или шесть. Крохотные, более похожие на мелкие бриллианты, выпавшие из недорогого колье. Инга приподнялась на цыпочки. От самых кончиков пальцев ее голых ног по всему телу поднималась вверх живая волна, вбирающая в себя энергию каждой клеточки организма. Выплескивалась на волю и выгибалась дугой между простертыми руками. Над Ингой возникло слабое свечение. Шерсть Игнатия встала дыбом. Глаза полыхнули болотными огнями. Ганс несколько раз кукарекнул. Кто-то невидимый из космоса принялся вдавливать мерцающую дугу внутрь Инги. Она затрепетала, вытянулась до самой малой мышцы. Дуга все сильнее прогибалась и вдруг лопнула. Ее концы, как молнии, ударили в полуобнаженную грудь Инги. Все тело осветилось изнутри мертвым болотным светом. На какое-то мгновение Инга стала мутновато-прозрачной. Она тяжело опустилась на ступни, и снег тотчас растаял вокруг ног. Через несколько мгновений все исчезло. В плотных сумерках Инга, не сгибаясь в коленях, маятником покачивалась из стороны в сторону.
Ставшие невидимыми облака разродились пушистым легким снегом. Нетвердой походкой на балкон вышел Лимон. Набросил на обнаженные, посеребренные снежинками плечи Инги манто из голубого песца. Постоял, поглядел на мрак над головой, махнул рукой, вернулся на бархатный розовый теплый диван.
Инга сосредоточилась в себе. Ветер играл полами ее манто. Один из мощных порывов развернул легкую фигуру Инги и подтолкнул ее к настежь раскрытым дверям. Она легко пересекла комнату и замерла у стола, где ее неотвратимо ждал пасьянс. «Только не теперь», — подумала она.
Отойдя к камину, сбросила на пол манто, взяла с мраморной над каминной плиты новую колоду карт, золотую булавку с изумрудным ушком, фотокарточку заместителя вице-премьера и опустилась на колени. Огонь в камине метался белесыми языками. Освещал ее отрешенное лицо. Она бросила на пылающие угли фотокарточку. Заместитель гореть не хотел. Инга терпеливо ждала. Как только занялись края, не обращая внимания на пламя, вытащила рукой. Булавкой уколола себе палец и каплю крови размазала по фотографии. Потом вонзила булавку между глаз заместителя и приколола к лежавшей возле чугунной загородки деревянной чурке. После этого принялась раскладывать карты прямо на ковре. Ганс с разбегу вскочил ей на загривок, растопырил крылья и закукарекал, чем вывел Лимона из тяжелой вечерней дремы. Петух покосился на него, соскочил на ковер и с чувством исполненного долга прошествовал к дубовому стулу, на высокой спинке которого коротал зимние вечера. Игнатий, зная, чем порой заканчиваются Ингины гадания, предусмотрительно забрался на широкий карниз. Инга колдовала над картами часа два. Иногда она спрашивала о чем-то фотографию, и та начинала вращаться вокруг булавки. Пару раз описала несколько полных кругов. Лимон безразлично наблюдал за колдовскими манипуляциями. Довольно быстро его взгляд переключился на ноги Инги. Коленями и ногтями она упиралась в пол, накрытый брошенным манто. Лежащие без напряжения ровные, со слегка овальными очертаниями икр, ноги показались ему еще длиннее. Очевидно, из-за высокого подъема, благодаря которому мраморно-белые ступни продолжали линию голени. Зеленая комбинация задралась и застряла на бедрах. Лимон впервые заметил, что таз у Инги несколько широковат, и вверху ногам не хватает полноты. Без привычного вожделения рассматривал белую ленточку трусов, врезавшуюся в глубь ягодиц, черные колечки волос, прикрывающие коричневато-розовое начало срамных губ.
Лимон удивился своему открытию. Впервые он был хладнокровен. Инга почувствовала его внимание. Прогнулась спиной, слегка расставила ноги. Лимон продолжал удивляться своему спокойствию. Даже мельчайшие капельки испарины, покрывшие кожу Инги, не распалили желания. Инга закончила пасьянс. Оставаясь в той же позе, простонала:
— Ну же, ударь меня, ударь…
Лимон разделся. Снял с крюка плеть с длинными тонкими языками и без замаха ударил Ингу по бедрам. Она вздрогнула и взмолилась:
— Сильнее, сильнее… все достань.
Лимон бил резко. Инге чего-то не хватало. Она извивалась, припадала к полу. Разгибалась и застывала на коленях с ровной спиной. Несколько рубцов налились кровью на ее грудях. Бедра были исхлестаны вкривь и вкось. А она все кричала:
— Не так! Всю достань!
Вскочила на ноги, выхватила плетку из рук Лимона и принялась хлестать себя и его. А когда плетка резанула по его вздыбленному члену, Лимон решил, что пора заканчивать. Грубо пригнул Ингу к полу, ткнул лицом в пушистый мех манто и со злостью вошел в нее. Инга мечтала об этом. Она устроила бешеные скачки. Лимон заботился только о том, чтобы член не выскакивал наружу. Находясь сзади, он не всегда поспевал двигаться ей навстречу. Это раздражало. Когда в очередной раз он по привычке хотел оттянуть момент своего оргазма, чтобы дать кончить Инге, вдруг усталое нежелание делать это ослабило его волю. Лимон кончил. Инга взвыла и забилась в истерике. В эту минуту Лимон пожалел, что поторопился. Инга упала на спину и колотила ногами кресло. Из нечленораздельных криков и стонов Лимон уловил мольбу:
— Подай, там в ящике под зеркалом…
Он сразу понял. Инга рассказывала ему, что, когда рядом с ней не было мужчины, а тело жаждало выплеснуть энергию, она занималась сама собой. Для этого у Инги был искусственный член, но не современный, пластиковый или резиновый, а из черного дерева. Произведение искусства прошлого века. Каждая жилка, малейшая морщинка и складка кожи были запечатлены на нем. Он был небольшой, но широкий. Яйца, служившие одновременно ручкой, инкрустированы перламутром. За столетнее служение он был так отполирован, что его матовая шелковистая поверхность рождала ощущение подлинности. Даже рука чувствовала тепло этой деревяшки. Лимон с облегчением передал его Инге и вышел на террасу.
По ору, вырывающемуся из комнаты, казалось, что этим старинным инструментом Инга разворотит себе все внутренности. Наконец, она добилась своего и, заскулив, затихла. Когда Лимон вернулся, Инга сидела у камина, кутаясь в манто.
Пристально следила за сполохом огня. Лимон выпил водки и виновато опустился у ее ног.
— Слушай внимательно, повторять нет сил, — начала Инга. В ее бокале устало колыхалось пенистое шампанское. — Сегодня ночью поедешь на дачу к этому королю. Он в командировке. Вернется завтра. Застанешь там жену и любовника. Любовник — близкий друг и охранник короля. Живет с ними. Впрочем, ничего нового. Возьми камеру и сделай маленький фильм. Жена и заместитель в твоих руках. Большего тебе знать не следует. Действуй уверенно. Твоя карта пока в безопасности. Должен закончить к завтрашнему закату… 17.49. Ни минутой позже…
* * *
Лимон почувствовал прилив энергии. Пришел долгожданный кураж.
Терять нечего. Через час он уже мчался на своих грязных «жигулях» по Волоколамке в сторону правительственных дач.
За городом зима напоминает русскую сказку. Ели утопают в сугробах, избы загадочно мигают маленькими окнами. Вокруг ни души. Заместитель вице-премьера был из новой волны демократов. Поэтому жил не на правительственной государственной даче, а путем сложных комбинаций многократного обмена въехал в личную дачу одного покойного министра. Отсутствие при даче милицейского поста облегчало проникновение туда Лимона. Высокий сплошной деревянный забор опоясывал весь участок. Примерно двадцать пять соток.
Трехэтажный особняк уютно светился многочисленными окнами. Оставив машину на шоссе. Лимон подошел к калитке. Подтянулся на руках, заглянул внутрь. Тут же на него накинулся огромный черный ризеншнауцер. Лимон поскорее ретировался. Ризен всей своей мощью бросался на забор и лаял на всю округу. Лимон спрятался в тени елей, подходящих справа к забору. Мужской голос, очевидно с крыльца, прикрикнул на собаку: «Блэк! Фу, голос!», но Блэк не унимался. За забором послышался скрип снега под тяжелыми шагами. Лимон напрягся. Если калитка откроется, пес безошибочно бросится на него. Придется стрелять. Но тот, кто стоял за калиткой, тоже решил не рисковать. Только громко спросил: «Чего надо?» Прислушался, повторил: «Кто там?» Сказал сам себе или Блэку: «Должно быть, кошка или ворона…» — и вернулся в дом, о чем подтвердила металлическим скрежетом закрывающаяся дверь.
«На такой дачке можно держать круговую оборону», — подумал Лимон.
На всякий случай он достал пистолет и пошел вдоль забора. Двигался медленно, стараясь не шуметь. Чертов Блэк с лаем несся в том же направлении. Лимон снова углубился в ельник. Утопая в снегу, пролезая через завалы и мелкий кустарник, он отошел на безопасное расстояние. Нашел подходящую сучковатую сосну, влез на нее, удачно расположился на ветке и стал наблюдать за происходящим на даче.
Блэк не унимался. Стеклянная веранда осветилась. На крыльцо вышел высокий широкоплечий мужчина в адидасовском костюме. В руке он держал ружье. По его квадратным плечам можно было предположить достойного противника. Мужчина прошелся по участку, прокричал в темноту, вскинул ружье и выстрелил в сторону Лимона. «Не хватало, чтобы подстрелил меня как Соловья-разбойника», — подумал тот. Вслед за мужчиной из дома выбежала женщина в светлых брюках и наброшенной пушистой шубе. Выхватила ружье из рук мужчины.
— Одурел, Стас? Маринка еле заснула!
— Да Блэк на забор бросается.
— Он сегодня целый день чумной. Забери его в дом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25
— Она туда не трахается!
Суетливо бегает вокруг нас, стараясь спасти свое преимущество. Не обращаю внимания на глупости. Олег и не пробовал туда вводить.
— Ни в коем случае не давай, — продолжает бухтеть Томас.
Нам не до него. Такое впечатление, будто нам двоим ввели конского возбудителя. Не отрываемся друг от друга. Томас молит:
— Сколько можно, давайте спать.
Мы:
— Все, все, уже спим…
Через несколько минут начинаем потихоньку под брошенным нам одеялом, потом потихоньку уже не получается. Томас опять начинает причитать.
Чувствую, что Олег меня затрахал, все равно хочу еще. Навязчивое желание без конца. Я не знаю, кто он. Если будет убивать, сопротивляться не стану. Томас влезает между нами. Лежит тихий, недовольный. Кровно обиженный. Брошенный ради бабы. Бубнит:
— Хорошо. Теперь я уверен, теперь твоя тайна стала моей. Я знаю, что с ней делать.
Олег не обращает внимания. Мне смешно. Я точно определила — кайф полный, но все-таки другой. Объяснить не смогу. Кожей чувствую. Ласки не те.
Шепчу на ухо Олегу:
— Трахни Томаса. Посмотри, какой он несчастный.
Тот лезет к насупившемуся другу.
— Не надо. Я ничего не хочу. Я устал, — капризно отнекивается Томас. Теперь он не даст изменнику. Олег гладит его по голове, успокаивает.
Значит, предпочитает мужчин. В сексе непонятно, что голубой. А в отношениях сразу проявляется. Наверное, от усталости становится неинтересно, о чем они там воркуют. Закрываю глаза и задаю вопрос сама себе: «Как же они без презервативов трахаются? СПИД же вокруг».
* * *
Все последние дни Инга не находила себе места. Ее неудержимо тянуло к столу, на котором зловеще ожидал своего продолжения незаконченный пасьянс. Она сопротивлялась. Кроме того, не могла побороть в себе желание следить за Лимоном. Любое его передвижение по квартире, поворот головы, жест не ускользали от ее внимания. Инга с досадой замечала, что, находясь постоянно рядом. Лимон не вступает в энергетическую связь с ней. От него не исходило тепла, не проскальзывало волнение. Он находился близко и в то же время отсутствовал. Его биополе съедалось черной дырой. Головой он этого пока не осознал. Тело, наоборот, все чаще демонстрировало безразличие. Руки постоянно были холодными. Инга знала, что чувство начинает угасать с кончиков пальцев.
Иногда люди долго не могут понять происходящего между ними. Не улавливают утечку чувств. Оболочка, хранящая в себе энергию чувства, хрупкая. Ее можно повредить незаметно для обоих. В отличие от других, Инга чувствует охлаждение даже на сотую долю градуса. Лимон ничего такого себе не представлял. Просто маялся от странного внутреннего дискомфорта. Единственное, чего он желал, — настоящего открытого боя, отличных товарищей рядом, наличия врага, которого необходимо уничтожить. И стрелять, стрелять, стрелять… Пока раскаленный металл автомата не охладит его пыл. Бесшумная война, терзающая Москву, угнетала его своей обыденностью. Смерть таилась в каждом подъезде. Лимон не выходил на улицу без пистолета и пары гранат. Горе тому милиционеру, который вдруг решит поинтересоваться содержимым его карманов. Должно быть, от Лимона исходила мощная волна неприятия всего и всех. Люди предпочитали не сталкиваться с ним.
Так постепенно возникло одиночество. Поначалу его затмевала безудержная страсть к Инге. Одного взгляда на ее ноги было достаточно, чтобы он преодолел любые препятствия. Но Инга испепеляла его своей энергией. Вместе с кровью она высасывала из него желание. Вялость, покорность, тоска змеиными кольцами все мощнее охватывали его тело и душу. Подобно охотничьему псу, он мотался по Москве в поисках крупного дела, после которого можно будет навсегда вырваться на свободу. Лимон не задумывался, что он собирался с этой свободой и в этой свободе делать. Он желал ее грудью, как стайер на последних метрах мечтает о финишной ленте. Наконец Лимон нашел, что искал. Согласился немедленно. Риск превышал, почти не гарантировал успеха. Это сыграло роль удара хлыста по нервам. Давно он не мчался к Инге с таким рвением. Она кружилась вокруг стола, не смея взять в руки карты и закончить пасьянс. Лимон явился энергичный, разгоряченный. Порывисто обнял Ингу:
— На сей раз клюнуло по крупному. Без твоего колдовства не обойтись.
Инга по-звериному вдохнула его запах. Почувствовала свое и согласилась. Идея отличалась дерзостью. Некая коммерческая фирма приобрела несколько килограммов стратегически значимого вещества под условным названием «продукт Н». Его ждут в арабской стране. Все готово к отправке. Закуплен чартерный рейс. Нужна лицензия. Просить ее в правительстве — смешно. Все равно, что требовать себе срок без следствия и суда. Нужна санкция заместителя вице-премьера республики. Инга представила, сколько потребуется энергии, как высоко придется забираться в астрал, какие кривые пространства необходимо совместить, — и ей стало страшно. Впервые она почувствовала, что не выдержит напряжения и сорвется во мрак. Стоящий рядом Лимон источал тепло. Всегда холодным рукам Инги стало жарко от прикосновения к нему. Значит, не пришло время заканчивать тот роковой пасьянс. Ей бы только успеть унестись с Лимоном на желанный остров. Там дальше террасы она его не пустит. Инга сбросила с себя черное с серебряными кистями пончо и, оставшись в шелковой зеленой комбинации, с непокрытой головой вышла на занесенную снегом террасу. В наполняющих Москву сумерках ее ноги стали еще длиннее и непостижимее по форме. Лимон внезапно захотел почувствовать их на своих плечах. Мимолетное возбуждение улеглось с первым фужером портвейна. Лимон улегся на розовый диван и воткнул в видак первый попавшийся фильм.
Инга стояла с поднятыми к небу руками. Ганс привычными кругами ходил вокруг. Игнатий, изогнувшись темным вопросом, сидел на широких гипсовых перилах. Елочка позвякивала серебряными украшениями. Фиолетовые облака подсвечивались снизу желтыми городскими фонарями. Звезд на небе было всего пять или шесть. Крохотные, более похожие на мелкие бриллианты, выпавшие из недорогого колье. Инга приподнялась на цыпочки. От самых кончиков пальцев ее голых ног по всему телу поднималась вверх живая волна, вбирающая в себя энергию каждой клеточки организма. Выплескивалась на волю и выгибалась дугой между простертыми руками. Над Ингой возникло слабое свечение. Шерсть Игнатия встала дыбом. Глаза полыхнули болотными огнями. Ганс несколько раз кукарекнул. Кто-то невидимый из космоса принялся вдавливать мерцающую дугу внутрь Инги. Она затрепетала, вытянулась до самой малой мышцы. Дуга все сильнее прогибалась и вдруг лопнула. Ее концы, как молнии, ударили в полуобнаженную грудь Инги. Все тело осветилось изнутри мертвым болотным светом. На какое-то мгновение Инга стала мутновато-прозрачной. Она тяжело опустилась на ступни, и снег тотчас растаял вокруг ног. Через несколько мгновений все исчезло. В плотных сумерках Инга, не сгибаясь в коленях, маятником покачивалась из стороны в сторону.
Ставшие невидимыми облака разродились пушистым легким снегом. Нетвердой походкой на балкон вышел Лимон. Набросил на обнаженные, посеребренные снежинками плечи Инги манто из голубого песца. Постоял, поглядел на мрак над головой, махнул рукой, вернулся на бархатный розовый теплый диван.
Инга сосредоточилась в себе. Ветер играл полами ее манто. Один из мощных порывов развернул легкую фигуру Инги и подтолкнул ее к настежь раскрытым дверям. Она легко пересекла комнату и замерла у стола, где ее неотвратимо ждал пасьянс. «Только не теперь», — подумала она.
Отойдя к камину, сбросила на пол манто, взяла с мраморной над каминной плиты новую колоду карт, золотую булавку с изумрудным ушком, фотокарточку заместителя вице-премьера и опустилась на колени. Огонь в камине метался белесыми языками. Освещал ее отрешенное лицо. Она бросила на пылающие угли фотокарточку. Заместитель гореть не хотел. Инга терпеливо ждала. Как только занялись края, не обращая внимания на пламя, вытащила рукой. Булавкой уколола себе палец и каплю крови размазала по фотографии. Потом вонзила булавку между глаз заместителя и приколола к лежавшей возле чугунной загородки деревянной чурке. После этого принялась раскладывать карты прямо на ковре. Ганс с разбегу вскочил ей на загривок, растопырил крылья и закукарекал, чем вывел Лимона из тяжелой вечерней дремы. Петух покосился на него, соскочил на ковер и с чувством исполненного долга прошествовал к дубовому стулу, на высокой спинке которого коротал зимние вечера. Игнатий, зная, чем порой заканчиваются Ингины гадания, предусмотрительно забрался на широкий карниз. Инга колдовала над картами часа два. Иногда она спрашивала о чем-то фотографию, и та начинала вращаться вокруг булавки. Пару раз описала несколько полных кругов. Лимон безразлично наблюдал за колдовскими манипуляциями. Довольно быстро его взгляд переключился на ноги Инги. Коленями и ногтями она упиралась в пол, накрытый брошенным манто. Лежащие без напряжения ровные, со слегка овальными очертаниями икр, ноги показались ему еще длиннее. Очевидно, из-за высокого подъема, благодаря которому мраморно-белые ступни продолжали линию голени. Зеленая комбинация задралась и застряла на бедрах. Лимон впервые заметил, что таз у Инги несколько широковат, и вверху ногам не хватает полноты. Без привычного вожделения рассматривал белую ленточку трусов, врезавшуюся в глубь ягодиц, черные колечки волос, прикрывающие коричневато-розовое начало срамных губ.
Лимон удивился своему открытию. Впервые он был хладнокровен. Инга почувствовала его внимание. Прогнулась спиной, слегка расставила ноги. Лимон продолжал удивляться своему спокойствию. Даже мельчайшие капельки испарины, покрывшие кожу Инги, не распалили желания. Инга закончила пасьянс. Оставаясь в той же позе, простонала:
— Ну же, ударь меня, ударь…
Лимон разделся. Снял с крюка плеть с длинными тонкими языками и без замаха ударил Ингу по бедрам. Она вздрогнула и взмолилась:
— Сильнее, сильнее… все достань.
Лимон бил резко. Инге чего-то не хватало. Она извивалась, припадала к полу. Разгибалась и застывала на коленях с ровной спиной. Несколько рубцов налились кровью на ее грудях. Бедра были исхлестаны вкривь и вкось. А она все кричала:
— Не так! Всю достань!
Вскочила на ноги, выхватила плетку из рук Лимона и принялась хлестать себя и его. А когда плетка резанула по его вздыбленному члену, Лимон решил, что пора заканчивать. Грубо пригнул Ингу к полу, ткнул лицом в пушистый мех манто и со злостью вошел в нее. Инга мечтала об этом. Она устроила бешеные скачки. Лимон заботился только о том, чтобы член не выскакивал наружу. Находясь сзади, он не всегда поспевал двигаться ей навстречу. Это раздражало. Когда в очередной раз он по привычке хотел оттянуть момент своего оргазма, чтобы дать кончить Инге, вдруг усталое нежелание делать это ослабило его волю. Лимон кончил. Инга взвыла и забилась в истерике. В эту минуту Лимон пожалел, что поторопился. Инга упала на спину и колотила ногами кресло. Из нечленораздельных криков и стонов Лимон уловил мольбу:
— Подай, там в ящике под зеркалом…
Он сразу понял. Инга рассказывала ему, что, когда рядом с ней не было мужчины, а тело жаждало выплеснуть энергию, она занималась сама собой. Для этого у Инги был искусственный член, но не современный, пластиковый или резиновый, а из черного дерева. Произведение искусства прошлого века. Каждая жилка, малейшая морщинка и складка кожи были запечатлены на нем. Он был небольшой, но широкий. Яйца, служившие одновременно ручкой, инкрустированы перламутром. За столетнее служение он был так отполирован, что его матовая шелковистая поверхность рождала ощущение подлинности. Даже рука чувствовала тепло этой деревяшки. Лимон с облегчением передал его Инге и вышел на террасу.
По ору, вырывающемуся из комнаты, казалось, что этим старинным инструментом Инга разворотит себе все внутренности. Наконец, она добилась своего и, заскулив, затихла. Когда Лимон вернулся, Инга сидела у камина, кутаясь в манто.
Пристально следила за сполохом огня. Лимон выпил водки и виновато опустился у ее ног.
— Слушай внимательно, повторять нет сил, — начала Инга. В ее бокале устало колыхалось пенистое шампанское. — Сегодня ночью поедешь на дачу к этому королю. Он в командировке. Вернется завтра. Застанешь там жену и любовника. Любовник — близкий друг и охранник короля. Живет с ними. Впрочем, ничего нового. Возьми камеру и сделай маленький фильм. Жена и заместитель в твоих руках. Большего тебе знать не следует. Действуй уверенно. Твоя карта пока в безопасности. Должен закончить к завтрашнему закату… 17.49. Ни минутой позже…
* * *
Лимон почувствовал прилив энергии. Пришел долгожданный кураж.
Терять нечего. Через час он уже мчался на своих грязных «жигулях» по Волоколамке в сторону правительственных дач.
За городом зима напоминает русскую сказку. Ели утопают в сугробах, избы загадочно мигают маленькими окнами. Вокруг ни души. Заместитель вице-премьера был из новой волны демократов. Поэтому жил не на правительственной государственной даче, а путем сложных комбинаций многократного обмена въехал в личную дачу одного покойного министра. Отсутствие при даче милицейского поста облегчало проникновение туда Лимона. Высокий сплошной деревянный забор опоясывал весь участок. Примерно двадцать пять соток.
Трехэтажный особняк уютно светился многочисленными окнами. Оставив машину на шоссе. Лимон подошел к калитке. Подтянулся на руках, заглянул внутрь. Тут же на него накинулся огромный черный ризеншнауцер. Лимон поскорее ретировался. Ризен всей своей мощью бросался на забор и лаял на всю округу. Лимон спрятался в тени елей, подходящих справа к забору. Мужской голос, очевидно с крыльца, прикрикнул на собаку: «Блэк! Фу, голос!», но Блэк не унимался. За забором послышался скрип снега под тяжелыми шагами. Лимон напрягся. Если калитка откроется, пес безошибочно бросится на него. Придется стрелять. Но тот, кто стоял за калиткой, тоже решил не рисковать. Только громко спросил: «Чего надо?» Прислушался, повторил: «Кто там?» Сказал сам себе или Блэку: «Должно быть, кошка или ворона…» — и вернулся в дом, о чем подтвердила металлическим скрежетом закрывающаяся дверь.
«На такой дачке можно держать круговую оборону», — подумал Лимон.
На всякий случай он достал пистолет и пошел вдоль забора. Двигался медленно, стараясь не шуметь. Чертов Блэк с лаем несся в том же направлении. Лимон снова углубился в ельник. Утопая в снегу, пролезая через завалы и мелкий кустарник, он отошел на безопасное расстояние. Нашел подходящую сучковатую сосну, влез на нее, удачно расположился на ветке и стал наблюдать за происходящим на даче.
Блэк не унимался. Стеклянная веранда осветилась. На крыльцо вышел высокий широкоплечий мужчина в адидасовском костюме. В руке он держал ружье. По его квадратным плечам можно было предположить достойного противника. Мужчина прошелся по участку, прокричал в темноту, вскинул ружье и выстрелил в сторону Лимона. «Не хватало, чтобы подстрелил меня как Соловья-разбойника», — подумал тот. Вслед за мужчиной из дома выбежала женщина в светлых брюках и наброшенной пушистой шубе. Выхватила ружье из рук мужчины.
— Одурел, Стас? Маринка еле заснула!
— Да Блэк на забор бросается.
— Он сегодня целый день чумной. Забери его в дом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25