Но такой же проницательный, умный, НАСТОЯЩИЙ… а отнюдь не ничтожество в засаленной футболке. Тогда он сказал, что попрекать человека одеждой — неинтеллигентно. Это капитан Грей может ходить в бархатном камзоле и белоснежном шарфике, а она сказала — при чем, мол, здесь белоснежный шарфик… а вот, дескать, шейный платок… и все такое. Да Антон и сам когда-то шейный платочек носил. Как раз тогда они и познакомились… Платочек ей, сучке, шейный подавай!
Она еще какую-то ахинею несла, но он уже не слушал. Уже понял, что подловить Нюшку не удастся, и просто спросил денег. Якобы в долг. А эта сучка растопырилась, кинула ему стольник, как нищему, и ушла… Ай-яй-яй, какие мы крутые! Вали, вали, у меня на тебя подъемным краном не поднять… Чао! Платочек, понимаешь…
***
— Вы понимаете, как это оскорбительно, Леонид Николаич? Я же просил в долг. Всего лишь в долг! Я долги всегда отдаю… это мой принцип, в конце-то концов. А она швырнула мне этот стольник, как подачку, наговорила гадостей и ушла. Я был просто в шоке. Вы меня понимаете?
— Дальше, — сказал Купцов, игнорируя вопрос.
— Позвольте сигаретку… мои, знаете ли, кончились… Благодарю. Так вот, я был в шоке. Да еще и расстроен болезнью товарища. Одно к одному, как говорится. И я немножко выпил, чтобы снять стресс этот, эту чудовищную тяжесть… Вы же меня понимаете?
— Дальше. Что было дальше?
***
Он обрадовался этому стольнику… вроде как оскорбился, но на самом-то деле обрадовался безмерно. И сразу же взял еще коньяка. Конечно, это был не коньяк, но зато и цена вполне терпимая. Он выпил, порассуждал сам с собой о том, какая Нюшка дура и сука. Потом стал прикидывать, сколько можно поиметь за золотую цепочку. Замочек, правда, сломан, но все-таки — золото…
В этот момент к его столику и подсел тот самый мужик. Видимо, его выбор был случаен — свободных столиков не было и он выбрал стол, где сидел одиночка. «Позвольте?» — спросил он, взявшись за спинку стула, и Антон позволил. Он был уже в прекрасном расположении духа после выпитого «коньяку», не прочь пообщаться «и ва-аще»… в конце концов, никогда нельзя исключить вероятность халявы. Впрочем, мужик был на лоха не похож… скорее наоборот. Но подогретый спиртным Антон этого не заметил. Он попытался завести разговор, но из этого ничего не вышло. Мужик, видимо, кого-то ждал. Он пил кофе и поглядывал на дверь. За дверью бушевало солнце и непрерывно шли люди.
Антона всегда бесило, когда им пренебрегают, а мужик определенно им пренебрегал. Антон допил свой коньяк и сказал как будто бы сам себе:
— В снисходительности нет и следа человеконенавистничества, но именно поэтому слишком много презрения к людям.
— Ницше? — сказал мужик и посмотрел на Антона с любопытством. Чего, собственно, Антон и добивался.
— Ницше, — с достоинством ответа Антон.
— Что же ты так опустился-то, философ? — поинтересовался мужик.
***
Так завязался разговор. Хитрый Антоша попал в цвет — была и халява, и даже двести рублей «в долг»… Но была и долгая беседа о Нюшке. Подливая Антону коньяк, мужик выспросил все, что хотел… Антон догадывался, что интерес его случайного знакомого не случаен. Догадывался. Он ведь далеко не дурак. Но лился рекой халявный коньячок, в кармане лежали взятые «в долг» две сотенные. Посмеиваясь, благородный Антоша рассказывал самые интимные подробности о своей бывшей жене.
Купцову он изложил это по-другому. Леонид кивал, иногда задавал какие-то незначительные вопросы. Он ничего не принимал на веру. Тем более что отлично видел гнилую сущность Антона Старостина.
— Хорошо, Антон Евгеньич, — сказал Купцов, когда Старостин закончил свой рассказ, — я вас понял. Вы шли от больного товарища, встретили на улице жену, пригласили ее в кафе. Она вас оскорбила, и вы от расстройства стали на ее деньги выпивать…
— Позвольте! Я взял в долг.
— Отдали? — спросил Купцов. Старостин потупился. — Впрочем, это не важно… В кафешке вы познакомились с мужчиной по имени Андрей и, будучи в «растрепанных чуйствах», пожаловались на низость женскую… Неразумно, но и без умысла поделившись с ним подробностями о богатстве семьи Московцевых. В частности, о сабле восемнадцатого века.
— Но я же не знал, что… — воскликнул Старостин.
— А я вас и не обвиняю, — сказал Купцов спокойно. — Мне нужно, чтобы вы рассказали о своем визави в кафе. Что вы о нем знаете, кроме того, что его зовут Андрей?
— Ничего.
***
Петрухин, сидя на корточках в прихожей, успел выкурить две сигареты. Пепел он стряхивал прямо на пол и окурки, не мудрствуя, тушил о грязный линолеум. Сквозь щель приоткрытой двери он отлично слышал разговор в комнате… Дмитрий слушал, отметая шелуху и фиксируя узловые моменты рассказа Старостина. Одновременно он по привычке осматривал прихожую. И вскоре на тумбочке под зеркалом с трещиной заметил нечто весьма интересное.
***
— Ничего я про него не знаю, — сказал Старостин. — Андрей — и все. Высокий, седоватый, на руке перстень с черным камнем… Ницше читал.
— Ницше читал? — сказал Купцов. — Это хорошая примета. По такой-то примете мы его легко найдем.
— Я, Леонид Николаич, понимаю вашу иронию, но, честное слово, ничего больше не знаю.
Купцов встал, прошелся по комнате. Старостин тоже вскочил, брякнул явную глупость:
— Вы уже уходите?
— Да нет, — сказал Купцов, — отнюдь наоборот, как говорил один мой коллега… Отнюдь наоборот, Антон Евгеньевич. Мы только начинаем общение.
— Но я, собственно, все рассказал.
— Нет, дорогой мой, не все… далеко не все.
— Вы думаете, я лгу? — оскорбился Старостин и даже собрался уже огорошить Купцова какой-нибудь цитатой. Но не успел.
Леонид ответил:
— Нет, я не думаю, что вы лжете… тем более что весь ваш рассказ поддается проверке. Я думаю, что вы упустили часть фактов. Это нормальное явление. Человек слушает, но не слышит. Он просто-напросто не придает значения тому, что ему говорит собеседник…
— Но, поверьте, он ничего о себе не рассказывал.
— Так не бывает, — сказал Купцов. На самом-то деле он отлично знал, что бывает. Еще и как бывает… И даже хуже бывает: человек подбрасывает ложные сведения о себе. — Так не бывает, Антон Евгеньич. Вы сколько времени общались с этим Андреем?
— Э-э… трудно сказать. Думаю, минут сорок пять — час. Навряд ли больше, — ответил Старостин, беря без спросу сигарету из пачки Купцова.
— Ну вот, видите, — сказал Леонид. — Час вы с ним беседовали. А может, и больше. «В компании с „Толстяком“ время летит незаметно». И за целый час роскоши человеческого общения вы ни разу не поинтересовались, кто ваш собеседник? Откуда он? Чем занимается? А, Антон Евгеньич?
Купцов стоял спиной к Антону, глядел в окно. «Гений» взял из пачки еще две сигареты, сунул под диван.
— Ну почему же? — сказал он. — Что-то такое я, конечно, спрашивал… он отвечал… Но нет никаких гарантий, что он говорил правду. Верно?
— Верно, — сказал Купцов. Он обернулся к Антону. — Верно. Что правда, а что ложь, это уж мы сами разберемся. Ваша задача донести эту информацию до нас.
Антон почесал в паху, прикидывая про себя: а нельзя ли чего-нибудь слупить за информацию?… Но вспомнил про Петрухина и от этой идеи отказался.
— Ну, например, я спросил, кем он работает? Он сказал, что он менеджер в фирме по торговле компьютерами.
— Хорошо… Еще что?
— Да вроде бы больше ничего… он же скрытный, гад.
— Ага… он скрытный. А вы любопытный и наблюдательный, — мрачно сказал Купцов. — Ладно, поехали дальше. Ни фамилии, ни отчества вы не спросили?
— Нет, не спрашивал…
— Название фирмы, где он торгует компьютерами?
— Нет.
— Что он делал в этом кафе? Может быть, его фирма находится рядом?
— Этого я не знаю. А в кафе он ждал азера.
— Какого азера?
— Эдика… Эдик пришел, и они на пару отвалили.
— А почему вы сразу не сказали про Эдика? — спросил Купцов.
— Сразу я не вспомнил. Азер-то подошел, когда я уже в градусе был, — ответил, пожимая плечами, Старостин. — Разве все упомнишь?
— Хорошо, к Эдику мы еще вернемся. А пока поговорим про Андрея. Он питерский?
— Питерский, — сказал Старостин и щелкнул зажигалкой, прикуривая. Вдруг он замер и сказал:
— Постойте! Постойте, он же не питерский.
— Приезжий? — быстро спросил Купцов.
— Да, приезжий.
— А откуда?
— Не знаю, — сказал Старостин. Купцов мысленно матюгнулся. Ситуация все более напоминала жанровый анималистический рисунок «Глухарь». Конечно, еще не все возможности были исчерпаны… еще «сидел в засаде» Димка Петрухин… но все очевидней становилось, что новых следов найти не удается.
— А откуда, — спросил Купцов, — известно, что он не питерский?
— А там вот какая херотень получилась. Андрей собрался прикурить…
***
…Андрей собрался прикурить, но зажигалка пшикнула синеньким огоньком и приказала долго жить. Андрей еще несколько раз чиркнул колесиком, но, кроме искр, ничего не получалось.
— У тебя, Антон, зажигалка есть? — спросил Андрей. А у меня были спички. Я так и сказал: вот, мол, спички… Он прикурил, повертел в руках коробок и говорит: родина. А я говорю: почему родина? А он: потому что родился я там и вырос… Полстраны, говорит, спичками мы снабжали. Надо бы съездить, да все никак… Вот хоть и рядом, а все никак… А что, спрашиваю, давно не были? — А тыщу лет. Как в семьдесят седьмом школу закончил, так с тех пор только разок и был — на похоронах матери.
Вот почему и знаю, что он приезжий. А откуда — извините. Уж где там эти скобарские спички ху…чат, мне до фонаря.
***
Купцов рассмеялся и сказал:
— Вот уж действительно географическая тайна… Даже Паганель ничего не смог бы сделать. Разве что Сенкевич. Ну да ладно. Что дальше, господин Старостин?
А дальше образовался тупик. Ни на один из тридцати с лишним вопросов, поставленных Купцовым, «гений» ответить не сумел.
***
Когда Купцов понял, что больше ничего не добьется, он закурил, посмотрел на Старостина долгим, скучным взглядом и произнес:
— Зря вы так, Антон Евгеньич, зря… Сняли бы грех с души, разоружились перед партией полностью.
— Что? — воскликнул Старостин. — Перед какой партией?
— Крайне правых судаков, — раздался в ответ голос Петрухина из прихожей.
Вслед за этим дверь распахнулась, Дмитрий решительно вошел в комнату, пересек ее и наотмашь ударил Старостина по лицу. В руке у Петрухина был зажат небольшой черный предмет.
— Ах! — сказал Антоша, отшатнулся и закрыл лицо руками.
— Руки! — закричал Петрухин. — Руки убрать! Смотреть мне в глаза!
Он кричал, нависая над Старостиным, и хлестал его по лицу черным предметом. Удары были несильные, скользящие, но сыпались часто, и Антону было страшно и больно. Или, по крайней мере, ему так казалось. Из разбитой первым ударом губы слегка сочилась кровь, но Антону казалось, что крови очень много, что все лицо в крови…
Было очень страшно.
— Руки! — кричал Петрухин. — Смотреть на меня! На меня смотреть, падла!
Кричал Петрухин очень расчетливо — так, чтобы воздействовать на Антона, но — одновременно — не насторожить соседей за хлипкими стенами «трущобы». Он имитировал ярость и был спокоен. Он работал.
Петрухин оторвал руку Антона от лица, прижал ее к стене и еще раз шлепнул «гения» по губам.
— Эту? — закричал он. — Эту записную книжку у тебя, гандон, украли?
Только теперь Старостин увидел, что предмет, которым его хлестал Петрухин, — его же, Антона, записная книжечка. Старая, пухлая, потертая записная книжка…
— Отвечай быстро, падла, когда тебя спрашивают, — продолжал давить Димка. — Эту книжку у тебя украли?
— Эту, — кивнул головой Старостин. Петрухин снова замахнулся — Старостин отпрянул, втягивая голову в плечи, — но не ударил, а издевательски рассмеялся и сказал:
— Урод… она же лежала у тебя на подзеркальнике. Ты за кого нас держишь, сучонок?
— Я, видите ли…
— Ты кому, сука, мозги крутишь? — перебил, не слушая, Петрухин. Сейчас у него была простая задача — запугать, «закошмарить» Антона и перепроверить то, что он уже рассказал Купцову… Не исключено, что «под прессом» Старостин еще что-нибудь вспомнит. Такое случается. Особой надежды на это, правда, не было, но и не попробовать представлялось глупостью.
— Леонид Николаич! — жалобно позвал Антон.
— Ну что еще? — недовольно отозвался Купцов.
— Леонид Николаич! Я же вам все как на духу…
Э— э, голубь… Теперь-то веры вам нет. Раз уж солгали про записную книжку, то, может статься, и про все остальное солгали.
— Да я…
Петрухин снова ударил Антона записной книжкой по лицу и выкрикнул:
— Руки! Руки под «браслетки» давай. Старостин понял, вытянул вперед руки, и Дмитрий защелкнул на них наручники… Тяжела судьба гения!
***
Спустя еще полчаса партнеры покинули квартиру Старостина. Ничего нового из Антона вытянуть не удалось.
…Пока Петрухин работал с Антоном своими методами, Купцов тщательно изучил записную книжку и даже выписал из нее несколько телефонов. Затем он позвонил Константину Янчеву, представился сотрудником милиции, договорился о встрече. Леонид звонил из прихожей, сквозь дверь до него доносились «зверский» голос Петрухина и жалкий лепет Старостина. Купцов договорился с Янчевым о встрече и теперь, закурив, разглядывал свое собственное отражение в битом зеркале. Он докурил сигарету, аккуратно затушил ее в прямоугольной консервной банке из-под шпрот, встал и вернулся в комнату.
Увидев его, Петрухин «совсем озверел». Он резко поднял Антона с дивана. Затрещал ворот рубахи.
— Я тебя, падла, сейчас убью, — выкрикнул Петрухин и легонько стукнул Антона об шкаф.
— Дмитрий, — строго окликнул напарника Купцов.
— Леонид Николаич! — воскликнул Старостин. Купцов сейчас казался ему спасителем.
— Отставить, капитан, — скомандовал Купцов, и Петрухин «неохотно» отпустил свою «жертву».
Антон плюхнулся на диван, скрипнули пружины. Допрос, построенный на противопоставлении «злой» полицейский — «добрый» полицейский, — прием древний, как сам сыск, рутинный, но, невзирая на свою древность, по-прежнему эффективный в отдельных случаях. В первую очередь это относится к людям неискушенным, слабым, впечатлительным. Антон Старостин идеально подходил под эту категорию.
— Отставить, капитан, — скомандовал Купцов. — Выйди вон.
Петрухин вышел. Леонид снял со Старостина наручники, угостил сигаретой и прогнал его по кругу в третий раз. С тем же самым результатом, что и в первый… Теперь окончательно стало ясно: Старостин рассказал все, что знал. После этого партнеры покинули берлогу нечаянного наводчика.
Глава четвертая
ОРМ
Аббревиатура ОРМ расшифровывается как оперативно-розыскные мероприятия. Для человека, далекого от милицейской реальности, эти самые «мероприятия» являются тайной за семью печатями… Что-то в них есть загадочное и, если хотите, романтическое. За этими мероприятиями определенно видны тени Франсуа Видока и Шерлока Холмса, выдуманного Пинкертона и Пинкертона реального, тени Пал Палыча и майора Пименова… несть им числа.
Авторы считают необходимым пояснить, что в каждой «паре теней» приведены один реально существующий (существовавший) человек, а другой — литературный или теле-, киноперсонаж.
Франсуа Видок — французский авантюрист, преступник, а позже полицейский и автор мемуаров. Шерлок Холмс — без комментариев.
Нат Пинкертон — герой многочисленных криминальных романов, имевших популярность в XIX и начале XX вв. Аллан Пинкертон — детектив, глава реально существующего до сих пор детективного агентства.
Пал Палыч Знаменский — не путать с Бородиным — герой советского детективного телесериала «Следствие ведут Знатоки». Андрей Пименов — более известен читателю и зрителю под фамилией Кивинов — автор милицейских романов, сам ранее сотрудник милиции.
И ведь действительно все это так: есть и романтика, есть и тайна. Есть погони, задержания, засады и наружное наблюдение. Но есть и тяжелая, будничная, рутинная работа, которая в книжках и фильмах как-то затушевывается или просто обозначается. А на самом-то деле именно рутина составляет основу полицейской работы… Ножками добывается истина, ножками. И — языком. Ежели непонятно, то поясним: работа сыщика сводится к тому, чтобы ходить и разговаривать с людьми. А потом делать выводы. Верные или ошибочные.
Оперативно-розыскные мероприятия скучны и приносят разочарований не меньше, чем открытий. ОРМ — это огромный, неблагодарный труд с очень низким КПД. Бывают, конечно, удивительные случаи, когда удача сама идет в руки. Мы можем даже привести один фантастический, анекдотический, но совершенно реальный сюжет, имевший место быть в середине девяностых в одном из поселков Ленинградской области. А было дело так: один ловкач, кстати, несудимый и очень даже в глазах своих односельчан положительный, замыслил кражу из местного магазина. Замыслил и исполнил. И ведь очень толково обставился: и алиби себе организовал, и ложный следочек, который вел к его соседу — кстати, судимому, — оставил.
1 2 3 4 5 6 7 8
Она еще какую-то ахинею несла, но он уже не слушал. Уже понял, что подловить Нюшку не удастся, и просто спросил денег. Якобы в долг. А эта сучка растопырилась, кинула ему стольник, как нищему, и ушла… Ай-яй-яй, какие мы крутые! Вали, вали, у меня на тебя подъемным краном не поднять… Чао! Платочек, понимаешь…
***
— Вы понимаете, как это оскорбительно, Леонид Николаич? Я же просил в долг. Всего лишь в долг! Я долги всегда отдаю… это мой принцип, в конце-то концов. А она швырнула мне этот стольник, как подачку, наговорила гадостей и ушла. Я был просто в шоке. Вы меня понимаете?
— Дальше, — сказал Купцов, игнорируя вопрос.
— Позвольте сигаретку… мои, знаете ли, кончились… Благодарю. Так вот, я был в шоке. Да еще и расстроен болезнью товарища. Одно к одному, как говорится. И я немножко выпил, чтобы снять стресс этот, эту чудовищную тяжесть… Вы же меня понимаете?
— Дальше. Что было дальше?
***
Он обрадовался этому стольнику… вроде как оскорбился, но на самом-то деле обрадовался безмерно. И сразу же взял еще коньяка. Конечно, это был не коньяк, но зато и цена вполне терпимая. Он выпил, порассуждал сам с собой о том, какая Нюшка дура и сука. Потом стал прикидывать, сколько можно поиметь за золотую цепочку. Замочек, правда, сломан, но все-таки — золото…
В этот момент к его столику и подсел тот самый мужик. Видимо, его выбор был случаен — свободных столиков не было и он выбрал стол, где сидел одиночка. «Позвольте?» — спросил он, взявшись за спинку стула, и Антон позволил. Он был уже в прекрасном расположении духа после выпитого «коньяку», не прочь пообщаться «и ва-аще»… в конце концов, никогда нельзя исключить вероятность халявы. Впрочем, мужик был на лоха не похож… скорее наоборот. Но подогретый спиртным Антон этого не заметил. Он попытался завести разговор, но из этого ничего не вышло. Мужик, видимо, кого-то ждал. Он пил кофе и поглядывал на дверь. За дверью бушевало солнце и непрерывно шли люди.
Антона всегда бесило, когда им пренебрегают, а мужик определенно им пренебрегал. Антон допил свой коньяк и сказал как будто бы сам себе:
— В снисходительности нет и следа человеконенавистничества, но именно поэтому слишком много презрения к людям.
— Ницше? — сказал мужик и посмотрел на Антона с любопытством. Чего, собственно, Антон и добивался.
— Ницше, — с достоинством ответа Антон.
— Что же ты так опустился-то, философ? — поинтересовался мужик.
***
Так завязался разговор. Хитрый Антоша попал в цвет — была и халява, и даже двести рублей «в долг»… Но была и долгая беседа о Нюшке. Подливая Антону коньяк, мужик выспросил все, что хотел… Антон догадывался, что интерес его случайного знакомого не случаен. Догадывался. Он ведь далеко не дурак. Но лился рекой халявный коньячок, в кармане лежали взятые «в долг» две сотенные. Посмеиваясь, благородный Антоша рассказывал самые интимные подробности о своей бывшей жене.
Купцову он изложил это по-другому. Леонид кивал, иногда задавал какие-то незначительные вопросы. Он ничего не принимал на веру. Тем более что отлично видел гнилую сущность Антона Старостина.
— Хорошо, Антон Евгеньич, — сказал Купцов, когда Старостин закончил свой рассказ, — я вас понял. Вы шли от больного товарища, встретили на улице жену, пригласили ее в кафе. Она вас оскорбила, и вы от расстройства стали на ее деньги выпивать…
— Позвольте! Я взял в долг.
— Отдали? — спросил Купцов. Старостин потупился. — Впрочем, это не важно… В кафешке вы познакомились с мужчиной по имени Андрей и, будучи в «растрепанных чуйствах», пожаловались на низость женскую… Неразумно, но и без умысла поделившись с ним подробностями о богатстве семьи Московцевых. В частности, о сабле восемнадцатого века.
— Но я же не знал, что… — воскликнул Старостин.
— А я вас и не обвиняю, — сказал Купцов спокойно. — Мне нужно, чтобы вы рассказали о своем визави в кафе. Что вы о нем знаете, кроме того, что его зовут Андрей?
— Ничего.
***
Петрухин, сидя на корточках в прихожей, успел выкурить две сигареты. Пепел он стряхивал прямо на пол и окурки, не мудрствуя, тушил о грязный линолеум. Сквозь щель приоткрытой двери он отлично слышал разговор в комнате… Дмитрий слушал, отметая шелуху и фиксируя узловые моменты рассказа Старостина. Одновременно он по привычке осматривал прихожую. И вскоре на тумбочке под зеркалом с трещиной заметил нечто весьма интересное.
***
— Ничего я про него не знаю, — сказал Старостин. — Андрей — и все. Высокий, седоватый, на руке перстень с черным камнем… Ницше читал.
— Ницше читал? — сказал Купцов. — Это хорошая примета. По такой-то примете мы его легко найдем.
— Я, Леонид Николаич, понимаю вашу иронию, но, честное слово, ничего больше не знаю.
Купцов встал, прошелся по комнате. Старостин тоже вскочил, брякнул явную глупость:
— Вы уже уходите?
— Да нет, — сказал Купцов, — отнюдь наоборот, как говорил один мой коллега… Отнюдь наоборот, Антон Евгеньевич. Мы только начинаем общение.
— Но я, собственно, все рассказал.
— Нет, дорогой мой, не все… далеко не все.
— Вы думаете, я лгу? — оскорбился Старостин и даже собрался уже огорошить Купцова какой-нибудь цитатой. Но не успел.
Леонид ответил:
— Нет, я не думаю, что вы лжете… тем более что весь ваш рассказ поддается проверке. Я думаю, что вы упустили часть фактов. Это нормальное явление. Человек слушает, но не слышит. Он просто-напросто не придает значения тому, что ему говорит собеседник…
— Но, поверьте, он ничего о себе не рассказывал.
— Так не бывает, — сказал Купцов. На самом-то деле он отлично знал, что бывает. Еще и как бывает… И даже хуже бывает: человек подбрасывает ложные сведения о себе. — Так не бывает, Антон Евгеньич. Вы сколько времени общались с этим Андреем?
— Э-э… трудно сказать. Думаю, минут сорок пять — час. Навряд ли больше, — ответил Старостин, беря без спросу сигарету из пачки Купцова.
— Ну вот, видите, — сказал Леонид. — Час вы с ним беседовали. А может, и больше. «В компании с „Толстяком“ время летит незаметно». И за целый час роскоши человеческого общения вы ни разу не поинтересовались, кто ваш собеседник? Откуда он? Чем занимается? А, Антон Евгеньич?
Купцов стоял спиной к Антону, глядел в окно. «Гений» взял из пачки еще две сигареты, сунул под диван.
— Ну почему же? — сказал он. — Что-то такое я, конечно, спрашивал… он отвечал… Но нет никаких гарантий, что он говорил правду. Верно?
— Верно, — сказал Купцов. Он обернулся к Антону. — Верно. Что правда, а что ложь, это уж мы сами разберемся. Ваша задача донести эту информацию до нас.
Антон почесал в паху, прикидывая про себя: а нельзя ли чего-нибудь слупить за информацию?… Но вспомнил про Петрухина и от этой идеи отказался.
— Ну, например, я спросил, кем он работает? Он сказал, что он менеджер в фирме по торговле компьютерами.
— Хорошо… Еще что?
— Да вроде бы больше ничего… он же скрытный, гад.
— Ага… он скрытный. А вы любопытный и наблюдательный, — мрачно сказал Купцов. — Ладно, поехали дальше. Ни фамилии, ни отчества вы не спросили?
— Нет, не спрашивал…
— Название фирмы, где он торгует компьютерами?
— Нет.
— Что он делал в этом кафе? Может быть, его фирма находится рядом?
— Этого я не знаю. А в кафе он ждал азера.
— Какого азера?
— Эдика… Эдик пришел, и они на пару отвалили.
— А почему вы сразу не сказали про Эдика? — спросил Купцов.
— Сразу я не вспомнил. Азер-то подошел, когда я уже в градусе был, — ответил, пожимая плечами, Старостин. — Разве все упомнишь?
— Хорошо, к Эдику мы еще вернемся. А пока поговорим про Андрея. Он питерский?
— Питерский, — сказал Старостин и щелкнул зажигалкой, прикуривая. Вдруг он замер и сказал:
— Постойте! Постойте, он же не питерский.
— Приезжий? — быстро спросил Купцов.
— Да, приезжий.
— А откуда?
— Не знаю, — сказал Старостин. Купцов мысленно матюгнулся. Ситуация все более напоминала жанровый анималистический рисунок «Глухарь». Конечно, еще не все возможности были исчерпаны… еще «сидел в засаде» Димка Петрухин… но все очевидней становилось, что новых следов найти не удается.
— А откуда, — спросил Купцов, — известно, что он не питерский?
— А там вот какая херотень получилась. Андрей собрался прикурить…
***
…Андрей собрался прикурить, но зажигалка пшикнула синеньким огоньком и приказала долго жить. Андрей еще несколько раз чиркнул колесиком, но, кроме искр, ничего не получалось.
— У тебя, Антон, зажигалка есть? — спросил Андрей. А у меня были спички. Я так и сказал: вот, мол, спички… Он прикурил, повертел в руках коробок и говорит: родина. А я говорю: почему родина? А он: потому что родился я там и вырос… Полстраны, говорит, спичками мы снабжали. Надо бы съездить, да все никак… Вот хоть и рядом, а все никак… А что, спрашиваю, давно не были? — А тыщу лет. Как в семьдесят седьмом школу закончил, так с тех пор только разок и был — на похоронах матери.
Вот почему и знаю, что он приезжий. А откуда — извините. Уж где там эти скобарские спички ху…чат, мне до фонаря.
***
Купцов рассмеялся и сказал:
— Вот уж действительно географическая тайна… Даже Паганель ничего не смог бы сделать. Разве что Сенкевич. Ну да ладно. Что дальше, господин Старостин?
А дальше образовался тупик. Ни на один из тридцати с лишним вопросов, поставленных Купцовым, «гений» ответить не сумел.
***
Когда Купцов понял, что больше ничего не добьется, он закурил, посмотрел на Старостина долгим, скучным взглядом и произнес:
— Зря вы так, Антон Евгеньич, зря… Сняли бы грех с души, разоружились перед партией полностью.
— Что? — воскликнул Старостин. — Перед какой партией?
— Крайне правых судаков, — раздался в ответ голос Петрухина из прихожей.
Вслед за этим дверь распахнулась, Дмитрий решительно вошел в комнату, пересек ее и наотмашь ударил Старостина по лицу. В руке у Петрухина был зажат небольшой черный предмет.
— Ах! — сказал Антоша, отшатнулся и закрыл лицо руками.
— Руки! — закричал Петрухин. — Руки убрать! Смотреть мне в глаза!
Он кричал, нависая над Старостиным, и хлестал его по лицу черным предметом. Удары были несильные, скользящие, но сыпались часто, и Антону было страшно и больно. Или, по крайней мере, ему так казалось. Из разбитой первым ударом губы слегка сочилась кровь, но Антону казалось, что крови очень много, что все лицо в крови…
Было очень страшно.
— Руки! — кричал Петрухин. — Смотреть на меня! На меня смотреть, падла!
Кричал Петрухин очень расчетливо — так, чтобы воздействовать на Антона, но — одновременно — не насторожить соседей за хлипкими стенами «трущобы». Он имитировал ярость и был спокоен. Он работал.
Петрухин оторвал руку Антона от лица, прижал ее к стене и еще раз шлепнул «гения» по губам.
— Эту? — закричал он. — Эту записную книжку у тебя, гандон, украли?
Только теперь Старостин увидел, что предмет, которым его хлестал Петрухин, — его же, Антона, записная книжечка. Старая, пухлая, потертая записная книжка…
— Отвечай быстро, падла, когда тебя спрашивают, — продолжал давить Димка. — Эту книжку у тебя украли?
— Эту, — кивнул головой Старостин. Петрухин снова замахнулся — Старостин отпрянул, втягивая голову в плечи, — но не ударил, а издевательски рассмеялся и сказал:
— Урод… она же лежала у тебя на подзеркальнике. Ты за кого нас держишь, сучонок?
— Я, видите ли…
— Ты кому, сука, мозги крутишь? — перебил, не слушая, Петрухин. Сейчас у него была простая задача — запугать, «закошмарить» Антона и перепроверить то, что он уже рассказал Купцову… Не исключено, что «под прессом» Старостин еще что-нибудь вспомнит. Такое случается. Особой надежды на это, правда, не было, но и не попробовать представлялось глупостью.
— Леонид Николаич! — жалобно позвал Антон.
— Ну что еще? — недовольно отозвался Купцов.
— Леонид Николаич! Я же вам все как на духу…
Э— э, голубь… Теперь-то веры вам нет. Раз уж солгали про записную книжку, то, может статься, и про все остальное солгали.
— Да я…
Петрухин снова ударил Антона записной книжкой по лицу и выкрикнул:
— Руки! Руки под «браслетки» давай. Старостин понял, вытянул вперед руки, и Дмитрий защелкнул на них наручники… Тяжела судьба гения!
***
Спустя еще полчаса партнеры покинули квартиру Старостина. Ничего нового из Антона вытянуть не удалось.
…Пока Петрухин работал с Антоном своими методами, Купцов тщательно изучил записную книжку и даже выписал из нее несколько телефонов. Затем он позвонил Константину Янчеву, представился сотрудником милиции, договорился о встрече. Леонид звонил из прихожей, сквозь дверь до него доносились «зверский» голос Петрухина и жалкий лепет Старостина. Купцов договорился с Янчевым о встрече и теперь, закурив, разглядывал свое собственное отражение в битом зеркале. Он докурил сигарету, аккуратно затушил ее в прямоугольной консервной банке из-под шпрот, встал и вернулся в комнату.
Увидев его, Петрухин «совсем озверел». Он резко поднял Антона с дивана. Затрещал ворот рубахи.
— Я тебя, падла, сейчас убью, — выкрикнул Петрухин и легонько стукнул Антона об шкаф.
— Дмитрий, — строго окликнул напарника Купцов.
— Леонид Николаич! — воскликнул Старостин. Купцов сейчас казался ему спасителем.
— Отставить, капитан, — скомандовал Купцов, и Петрухин «неохотно» отпустил свою «жертву».
Антон плюхнулся на диван, скрипнули пружины. Допрос, построенный на противопоставлении «злой» полицейский — «добрый» полицейский, — прием древний, как сам сыск, рутинный, но, невзирая на свою древность, по-прежнему эффективный в отдельных случаях. В первую очередь это относится к людям неискушенным, слабым, впечатлительным. Антон Старостин идеально подходил под эту категорию.
— Отставить, капитан, — скомандовал Купцов. — Выйди вон.
Петрухин вышел. Леонид снял со Старостина наручники, угостил сигаретой и прогнал его по кругу в третий раз. С тем же самым результатом, что и в первый… Теперь окончательно стало ясно: Старостин рассказал все, что знал. После этого партнеры покинули берлогу нечаянного наводчика.
Глава четвертая
ОРМ
Аббревиатура ОРМ расшифровывается как оперативно-розыскные мероприятия. Для человека, далекого от милицейской реальности, эти самые «мероприятия» являются тайной за семью печатями… Что-то в них есть загадочное и, если хотите, романтическое. За этими мероприятиями определенно видны тени Франсуа Видока и Шерлока Холмса, выдуманного Пинкертона и Пинкертона реального, тени Пал Палыча и майора Пименова… несть им числа.
Авторы считают необходимым пояснить, что в каждой «паре теней» приведены один реально существующий (существовавший) человек, а другой — литературный или теле-, киноперсонаж.
Франсуа Видок — французский авантюрист, преступник, а позже полицейский и автор мемуаров. Шерлок Холмс — без комментариев.
Нат Пинкертон — герой многочисленных криминальных романов, имевших популярность в XIX и начале XX вв. Аллан Пинкертон — детектив, глава реально существующего до сих пор детективного агентства.
Пал Палыч Знаменский — не путать с Бородиным — герой советского детективного телесериала «Следствие ведут Знатоки». Андрей Пименов — более известен читателю и зрителю под фамилией Кивинов — автор милицейских романов, сам ранее сотрудник милиции.
И ведь действительно все это так: есть и романтика, есть и тайна. Есть погони, задержания, засады и наружное наблюдение. Но есть и тяжелая, будничная, рутинная работа, которая в книжках и фильмах как-то затушевывается или просто обозначается. А на самом-то деле именно рутина составляет основу полицейской работы… Ножками добывается истина, ножками. И — языком. Ежели непонятно, то поясним: работа сыщика сводится к тому, чтобы ходить и разговаривать с людьми. А потом делать выводы. Верные или ошибочные.
Оперативно-розыскные мероприятия скучны и приносят разочарований не меньше, чем открытий. ОРМ — это огромный, неблагодарный труд с очень низким КПД. Бывают, конечно, удивительные случаи, когда удача сама идет в руки. Мы можем даже привести один фантастический, анекдотический, но совершенно реальный сюжет, имевший место быть в середине девяностых в одном из поселков Ленинградской области. А было дело так: один ловкач, кстати, несудимый и очень даже в глазах своих односельчан положительный, замыслил кражу из местного магазина. Замыслил и исполнил. И ведь очень толково обставился: и алиби себе организовал, и ложный следочек, который вел к его соседу — кстати, судимому, — оставил.
1 2 3 4 5 6 7 8