– Должно быть, вы – развратница высшей пробы, мадам, – пробормотал Верней, – и наверняка обладаете всеми нашими вкусами.С этими словами он вставил ей три пальца в задний проход, отчего ее клитор мгновенно отвердел и увеличился, и Доротее сразу захотелось сношать юношу. Верней помог осуществить это предприятие и в продолжение бурного акта звонкими шлепками осыпал ягодицы Мессалины.– Вы не против, если я отстегаю вас? – спросил он. – Я имею в виду вас, мадам, а не этих покорных жертв…– Делайте с моей жопкой все, что вам хочется, – отвечала Доротея, – для того она и существует.– Отлично, – обрадовался он, увидев, что она начала постанывать от восторга, – согласитесь, что только боль способна ускорить извержение: будь я в роли экзекутора или жертвы, только это помогает мне достичь цели.– А что будет с теми задницами, которые торчат там?поинтересовалась Доротея. – Вы не собираетесь использовать их?– То, что я скоро с ними сделаю, докажет вам обратное. Приблизившись к ним, он сказал:– Поглядим, какая из этих шлюх храбрее. И он одновременно и очень чувствительно ущипнул правую грудь мадам де Жернанд и левую ягодицу Жюстины. Несмотря на то, что его ногти глубоко впились в ее кожу, наша героиня выдержала. Но с ее госпожой дело обстояло хуже: коварный негодяй так сильно сдавил ей сосок, и она была настолько еще слаба, что без чувств повалилась на диван.– О божественная! – это он говорил Доротее, обсасывая ей поочередно то клитор, то язык и не переставая массировать задний проход. – Это восхитительно! Я без ума от всех этих выпуклостей… А вас, мадам, вас возбуждает, когда вы видите чужую боль?– Посмотрите сами, сударь, – ответила блудница, сунув ему под нос свои пальцы, измазанные липкими выделениями из вагины, – мне кажется, нами руководят одни и те же принципы.– Повторяю, мадам: только боль ускоряет оргазм. Таким образом, устроившись между педерастами и Доротеей, распутник все больше возбуждался и уже дрожал всем телом словно бык перед телкой.– Глупая тварь! – вдруг заорал он, одной рукой схватив свою свояченицу, а другой доставая плеть, свитую из толстых, угловатых животных кишок, которую всегда носил в кармане. – Подлая женщина, значит, ты совсем неумеешь страдать? Хорошо же, ты будешь наказана за свою слабость.Он вложил свой вздыбленный инструмент в руки Жюстйны, велев ей теребить его изо всех сил, дал Доротее другую плеть с тем, чтобы она проделала с его задом то же самое, что он собирался сделать со своей родственницей, а ганимедам приказал обнажить ягодицы. Операция началась. Кнут – как в активном, так и в пассивном применении – был одним из самых излюбленных, страстей Вернея: двадцать три минуты кряду его сильная рука трудилась над изящной задницей мадам де Жернанд; она была уже изодрана от поясницы до щиколоток, он находился примерно в таком же состоянии; кровь брызгала во все стороны; необычным было слышать ругательства с одной стороны и жалобные крики – с другой. Слишком занятая делом, чтобы услышать голос своего сердца, несчастная Жюстина изо всех сил массировала огромный член, порученный ее заботам, не осмеливаясь вступиться за госпожу. Это не означает, что она не отвела бы от нее ужасные удары, если бы это было в ее власти, но непоколебимость злодейских душ была ей уже достаточно известна, и она не посмела вмешаться. Но Верней все-таки заметил неловкость массажистки и рассвирепел:– Что это за идиотка? Ну погоди, шлюха, я тебе покажу, как обращаться с таким членом, как у меня!Он вручил свой предмет Доротее, справедливо полагая, что эта блудница сумеет усиливать или ослаблять движения сообразно ощущениям удовольствия, а сам, вооружившись многохвостой плетью, истерзал нежные и податливые ягодицы нашей кроткой Жюстины.Никакое орудие, которыми ее истязали, пока она служила разврату, не доставляло ей таких страданий, как плеть Вернея: каждая жила, впиваясь в плоть, оставляла помимо боли, следы, настолько глубокие и кровавые, будто здесь поработали острым ножом, и очень скоро она превратилась в сплошную рану. Потом Верней связал обе жертвы вместе живот к животу и, по-прежнему получая от Доротеи умелые ласки, он подверг их вторичной флагеляции. И тут мадам де Жернанд, ослабленная тремя утренними кровопусканиями, обмякла, потеряла сознание и упала, увлекая за собой Жюстину, и теперь они обе плавали на полу в луже собственной крови, которую пролил их неутомимый палач. Верней перерезал веревки и, бросившись на свою свояченицу, чудесным образом привел ее в чувство посредством новой сладострастной пытки, которая, как естественно предположить, едва не разорвала несчастную пополам в силу невероятной диспропорции между ней и ее мучителем.– Стегайте меня! Стегайте сильнее, мадам! – закричал Верней, глядя безумными глазами на Доротею. – Положите на меня Жюстину и отхлещите нас вместе.Благодаря искусству Доротеи и, быть может, еще больше благодаря чудовищности своих забав гнусный фавн затрясся, глухо выругался и извергнулся, изрыгая истошные крики, наконец, доказав окружающим, что если природа дала ему великолепный детородный орган, она в то же время одарила его невероятным количеством спермы и способностью испытывать бурные кризисы.– Ну и как, мадам, – спросил он Доротею, – как вы находите меня в деле?– Это было сказочно, сударь, – ответила она, – но я полагала, что вы не любите сношать влагалища.– Я сношаю все, мой ангел, все без разбору: лишь бы мой член ранил или раздирал живую плоть – прочие нюансы меня не интересуют.– Но все-таки вы предпочитаете задницу?– Вы хотите, чтобы я в этом поклялся? Хотите я прочищу зад педерасту, чтобы убедить вас?– Нет, – ответила Доротея, – я хочу, чтобы вы отведали мой зад, если собираетесь убедить меня, вот он, сударь, берите его.И распутник, еще не остывший от предыдущего акта, вторгся в самую глубину ее задницы.– Только умоляю, мадам: терзайте этих женщин, дока я содомирую вас, – попросил Верней.Не заставляя просить себя дважды, развратница, изнемогая от наслаждения, сжимая анусом огромный и твердый кол, влилась острыми ногтями в тела мадам де Жернанд и Жюстины. Оба кончили под жалобные стоны жертв, и каждый, изливая семя, искусал до крови язык юношей, которые были призваны усилить их наслаждение.– Пока довольно, мадам, – сказал Доротее Верней, – вы очаровательны, я бы хотел, чтобы мы возобновили наши утехи, но теперь надо передохнуть.– Я заставлю вас испытать множество других, сударь: я тешу себя надеждой, что чем лучше мы узнаем друг друга, тем лучше поладим.Они присоединились к остальным, и Жюстина осталась одна со своей госпожой.Между тем и остальные участники не бездействовали, но более терпеливые, чем братец Жернанда, испытывая не столь острую потребность растрачивать энергию, они все еще находились в стадии предварительных упражнений, когда вернулись Верней и Доротея. Д'Эстерваль, Брессак и Жернанд находились в апартаментах мадам де Верней. Злодеи раздели бедную женщину, не дав ей отдохнуть после поездки. Жестокий Жернанд убеждал свою свояченицу в том, что ей совершенно необходимо кровопускание и что оно освежит ее. Операция уже почти начиналась, когда оба персонажа, чьи шалости мы столь красочно описали, явились к мадам де Верней. Эта красивая дама убедила бы любого из мужчин, что не существует на свете более совершенного создания. Ни единого неверного или небрежного штриха в пропорциях, вся свежесть, вся грация богини красоты – столько прав на милосердие, на ^всеобщее восхищение заслужили свояченице Жернанда еще больше оскорблений и презрения со стороны распутников, главным образом от хозяина замка. После самого тщательного обследования прелестей этой великолепной женщины начались истязания. Брессак и Д'Эстерваль усердствовали не меньше, чем Жернанд: все по очереди щипали, кусали, хлестали по щекам несчастную жертву, ее роскошные груди и ягодицы покрылись многочисленными ранами, ее заставляли подставлять то рот, то вагину, то зад. Жернанд предпочел рот, Брессак выбрал анус, а Д'Эстерваль – влагалище;Верней содомировал Доротею и кончил в третий раз, лаская ягодицы племянника, которого он не переставал возносить до небес.– Теперь отобедаем, друг мой, – обратился Верней к брату, – пора восстановить силы. Говорят, пьяницы знакомятся только с бокалом в руке, а вот сластолюбцы должны делать это с членом в заднице: ничего не поделаешь – такова наша участь.После обильнейшей и изысканнейшей трапезы компания разделилась, и господин де Жернанд, приказав Жюстине следовать за ним, направился в сад, где в тенистой беседке имел с ней следующий разговор.Вначале он потребовал подробно рассказать обо всем, что его брат делал с графиней, когда же Жюстина бегло рассказала о происшедшем, он попросил уточнить некоторые детали. Тогда Жюстина пожаловалась, что с ней обращались с той же суровостью, что испытала мадам де Жернанд.– Покажи, не скрывай ничего. И он долго и восхищенно рассматривал следы жестокого обращения.– Надеюсь, моя жена пострадала не меньше? – спросил бессердечный муж.– Еще больше, сударь.– Ага, это хорошо; я был бы огорчен, если бы мой брат пощадил эту потаскуху.– Неужели вы ее настолько ненавидите, сударь?– Безумно, Жюстина. Долго она у меня не задержится, я еще не встречал женщины, которая внушала бы мне такое отвращение. А известно ли тебе, девочка, что Верней много развратнее, чем я?– Вряд ли это возможно, сударь.– Тем не менее это так: дороже всего для его распутной души восхитительные наслаждения инцеста, сопровождаемые удовольствиями жестокости. Ты даже не представляешь, Жюстина, в чем заключается его самая большая страсть.– Малолетние предметы, плеть, ужасы…– Это всего лишь эпизоды: повторяю, дорогая, что инцест – это и есть самое сладостное удовольствие моего брата. Завтра ты увидишь, как он будет наслаждаться этим злодейским пороком пятью или шестью различными способами. Та красивая женщина, которую ты приняла за горничную мадам де Верней – кстати, ей около сорока лет, – так вот, Жюстина, это одна из наших сестер, тетя Брессака, сестра его матери, чью смерть ты так долго оплакивала. Нашу семью можно сравнить с семейством Эдипа, милая Жюстина: нет ни одного порока, которого бы ты не нашла среди нас. Мы потеряли родителей, когда были совсем юными, злые языки даже утверждают, что они умерли не без нашей помощи. В сущности здесь нет ничего неправдоподобного, так как мы позволяли себе такие вещи… У нас было три сестры: одна, вышедшая замуж еще до смерти наших родителей, произвела на свет Брессака, вторая пала жертвой нашего злодейства, третью ты уже видела, ее зовут Марселина. Мы скрыли от нее, кем она родилась, и воспитывали как будущую служанку; мой брат, женившись, приставил ее к своей жене. Юная особа, также прибывшая вместе с мадам де Верней, – дочь Марселины и моего брата, то есть одновременно и его племянница и его дочь. Она – мать двух малолетних детей, которыми ты так любовалась и которые обязаны жизнью опять-таки моему брату. Оба еще девственники, и Верней хочет сорвать эти цветочки в моем доме и особое наслаждение думает получить от младшей девочки, которая, стало быть, является для него дочерью, внучкой и племянницей в одном лице. Больше всего он любит топтать эти химерические кровные узы и не щадит даже своих законных детей.– Я уже слышала об этом, сударь.– Но это надо видеть, Жюстина; надо видеть, как он воспитал сына, как тот, по примеру отца, попирает все общественные институты. Ты увидишь, как мальчик обращается со своей матерью, как он отвергает все религиозные и моральные предрассудки; это прелестный ребенок, я от него без ума, мне хотелось позабавиться с ним нынче вечером, но его отец хочет, чтобы он отдохнул до завтрашнего дня.– До завтрашнего дня, сударь?– Да, завтра у нас будет грандиозный праздник: день рождения моей жены, не исключено, что Парки пожелают перерезать нить судьбы… Как знать? Сам Господь Бог, тот Бог, в чье невероятное существование ты так веришь, не может предугадать, что придет в голову таким злодеям, как мы.. – О сударь, – встревожилась Жюстина, – я была бы вам признательна, если бы вы обошлись без меня в завтрашней оргии! Ведь у вас много служанок, неужели я вам так необходима?– Нет, нет, твоя бесконечная добродетельность будет нам очень нужна: только смесь этого превосходного качества и пороков, которые мы ей противопоставляем, порождает настоящее сладострастие. К тому же твоя нежная и любимая госпожа будет нуждаться в твоих услугах. Так что ты должна присутствовать, Жюстина, непременно должна…– Какое это несчастье, сударь, – участвовать в таких отвратительных делах! Как вы не можете понять, что нет ничего более ужасного, чем участь мадам де Верней? Как можно развращать таким образом собственную семью!– Могу я спросить у тебя, Жюстина, что такое семья; что такое тот священный институт, который глупцы именуют кровными узами?– Надо ли отвечать на этот вопрос, сударь? Могут ли быть на свете люди, не знающие и не уважающие этих уз?– Такие существуют, дитя мое, и я – один из них. Поверь мне, умоляю тебя, поверь, что нет ничего абсурднее этих уз; знай, что мы ничем не обязаны нашим родителям, и они ничего не должны нам.– Избавьте меня от того, что вы можете сказать по этому поводу, сударь, – живо запротестовала Жюстина, – я наслушалась довольно этих софизмов, и ни один из них не убедил меня. Если инцест, одно из величайших преступлений, какое только может совершить человек, составляет основу наслаждений вашего брата, стало быть, этот человек есть и будет самым жестоким и самым отврати– тельным в моих глазах существом.– Инцест, преступление… Объясни пожалуйста, милая девочка, каким образом поступок, являющийся естественным в одной половине земного шара, может считаться преступным в другой? Почти во всей Азии, на большей части Африки и Америки ты могла бы самым законным образом выйти замуж за своего отца или сына, а я – взять в жены собственную мать или дочь. Где ты найдешь союз более сладостный, Жюстина? Что может лучше этого скрепить связи любви и природы? Только боязнь того, что семьи, объединившись таким способом, сделаются слишком могущественными – только такая боязнь вынудила наших законодателей сделать инцест преступлением, но не надо путать две вещи: не надо принимать за законы природы то, что диктует политика. Даже если согласиться на минуту с твоими общественными системами, я ни за что не пойму, как это возможно, чтобы природа не одобряла подобные альянсы. Ведь в ее глазах быть не должно ничего более священного, чем смешение крови! Давай же не будем обманываться, Жюстина, на сей счет: все чувства любви, братские или отцовские, когда их разделяют представители разного пола, являются по своей сути плотскими желаниями. Если отец или брат, обожающий свою дочь или сестру, покопается в своей душе, он увидит, что нежность, которую он испытывает, есть не что иное, как желание совокупиться. Так пусть он уступит ему и поймет, каким неземным наслаждением вознаградит его природа. И если сама природа бросает его в бездну сладострастных ощущений, как можно говорить, что такие поступки ее оскорбляют? Поэтому надо множить без конца и без страха кровосмесительные связи: чем ближе нам предмет наших желаний, тем приятнее им наслаждаться.– Так вы можете оправдать все, что угодно, ответила Жюстина, – но если ваш злой гений потакает вашим страстям в этом мире, что будете вы делать в тот роковой день, когда вам придется предстать перед Всевышним, творцом вселенной?– Твой голос вопиет в пустыне, Жюстина, – засмеялся Жернанд, – ты хочешь противопоставить очевидным истинам банальные рассуждения. Ступай лучше проверить, готовы ли мои наперсники, и приведи их в мои апартаменты; я скоро приду, а ты тем временем призови на помощь твою жалкую совесть и твои великие принципы и приготовься присутствовать завтра на необыкновенном празднестве сладострастия.Мадам де Жернанд, смертельно уставшая и морально и физически, ожидала с нетерпением Жюстину, чтобы узнать от нее кое-какие подробности насчет завтрашнего дня. И наша героиня сочла за долг ничего не скрывать.– Ax! – промолвила несчастная супруга, и горючие слезы брызнули из ее глаз. – Быть может, завтра будет последним днем моей жизни. Надо готовиться к самому худшему, раз эти душегубы собрались все вместе. О, Жюстина, Жюстина! Нет ничего опаснее, чем люди без чести, без совести, без принципов.Между тем остальные укладывались в постель, надеясь почерпнуть в самом бесстыдном разврате новые силы для свершения новых мерзостей на следующий день. Верней лег с Доротеей, Жернанд – между двух юношей, д'Эстерваль – с мадам де Верней, Брессак провел ночь с одним из лакеев своего дяди.С самого утра старые служанки приготовили самый роскошный зал в замке, устелили паркет огромным простроченным матрацем толщиной до шести дюймов, на который набросали десятка три квадратных подушек.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93