А-П

П-Я

 

Этот талант является наиболее важным и полезным для общества, и благородные люди, которые честно пользуются им, достойны высших почестей и наград.– Вы очень любезны, мадам, – растроганно сказала Дерош, обрадованная такой похвалой.– Нет, нет, я говорю то, что думаю, – продолжала Дельмонс, – и говорю это от всего сердца. Теперь, воздав должное этой профессии в целом, я поздравлю Жюстину с тем, что она встретила вас и нашла таким образом, опытную наставницу, которая поведет ее по сладострастной дороге наслаждений. Пусть она слепо следует вашим советам, мадам, пусть слушается только вас, и я ей предсказываю, помимо больших богатств, самые изысканные в жизни удовольствия.Не успел закончиться этот необыкновенный разговор, как в дверь постучали.– Ах, – воскликнула мадам Дерош, открывая дверь, – пришел юноша, которого ты у меня просила, дорогая Дельмонс.В салоне появился великолепный кавалер ростом пять футов и десять дюймов, сложенный как Геркулес и прекрасный как Амур.– Он действительно очарователен, – сказала наша блудница, разглядывая прибывшего. – Остается узнать, так ли он силен, как обещает его фигура. Дело в том, что давненько я не ощущала такой готовности совокупляться: посмотри в мои глаза, Дерош, и ты увидишь в них жаркое пламя желания. Черт побери, – добавила потаскуха, бесцеремонно целуя молодого человека, – черт побери мои ненасытные потроха, я больше не выдержу.– Надо было меня предупредить, – улыбнулась Дерош, – и я пригласила бы троих или четверых.– Ладно, ладно, пока займемся этим.И бесстыдница, обняв одной рукой юношу, которого она ни разу до этого дня не видела, другой расстегнула ему панталоны, нисколько не заботясь о невинности и целомудрии юной девушки, которую так открыто оскорблял подобный цинизм.– Мадам, – пробормотала покрасневшая Жюстина, – позвольте мне уйти.– Нет, нет, что еще за капризы! – возмутилась Дельмонс. – Нет и еще раз нет. Заставь ее остаться, Дерош, я хочу преподать ей практический урок, который подкрепит теоретическую лекцию; я хочу, чтобы она была свидетельницей моих удовольствий, так как это единственный способ привить ей вкус к настоящей жизни. Что же до тебя, Дерош, твое присутствие на моих оргиях обязательно: я желаю, чтобы ты довела свое дело до конца, и ты знаешь, дорогая, что только твои ловкие ручки умеют приятно вводить мужской член; кроме того, ты так сладко ласкаешь меня, когда я сношаюсь, так усердно заботишься о моих бедрах, моем клиторе и моей заднице! Да, Дерош, ты – главная пружина моих наслаждений. Ну довольно, приступим к делу. Ты, Жюстина, садись сюда, перед нами, и не своди глаз с наших действий.– О какой позор, мадам, – жалобно вскрикнула бедная сирота и начала плакать. – Позвольте мне уйти, умоляю вас; поверьте, что зрелище ужасов, которыми вы будете заниматься, вызовет у меня только отвращение.Однако Дельмонс, которая уже вся была во власти своей похоти и полагала с достаточными, впрочем, основаниями, что ее удовольствия многократно возрастут, если при этом будет оскорблена добродетель, решительно воспротивилась уходу Жюстины, и спектакль начался.Взору нашего невинного ребенка предстали все подробности самого изощренного разврата. Ее заставили вместо Дерош взять чудовищный детородный орган молодого человека, который она с трудом смогла обхватить обеими руками, подвести его к влагалищу Дельмонс, ввести внутрь и, несмотря на все ее отвращение, ласкать эту мерзкую и в то же время утонченную в своих усладах женщину, между тем как та находила неизъяснимое удовольствие в жарких поцелуях, которыми она осыпала невинные уста девочки в то время, как мощный атлет пять раз подряд довел ее до экстаза глубокими и ритмичными движениями своего члена.– Клянусь небом, – проговорила Мессалина, тяжело переводя дух и раскрасневшись как вакханка, – я давно не испытывала такого наслаждения. Знаешь, Дерош, какое у меня возникло желание? Я хочу лишить невинности эту маленькую кривляку тем самым огромным инструментом, который только что столь усердно долбил меня. Что ты на это скажешь?– Нет, нет, – заволновалась та. – Мы ее убьем, и я ничего от этого не выиграю.Между тем оба наших турнирных бойца принялись восстанавливать свои силы обильными возлияниями шампанского, жарким и трюфелями, которые им подали незамедлительно. Затем Дельмонс снова легла на ложе и бросила вызов своему победителю. Жюстина, обреченная оказывать те же самые услуги, вынуждена была опять вставлять шпагу в ножны распутницы. Надо было видеть, с каким трудом, с каким отвращением она исполняла приказание. На этот раз бесстыдница захотела, чтобы девочка массировала ей клитор. Дерош взяла детскую руку и направила ее, но неловкость ученицы тут же привела Дельмонс в бешенство.– Ласкай, ласкай меня, Дерош! – закричала она. – Я заметила, что хотя развращение невинности льстит самолюбию, ее неопытность ничего не дает для физического наслаждения, тем более такой либертины, как я, которая может довести до изнеможения десять рук, не менее ловких, чем у Сафо, и десять членов, не менее стойких, чем у Геркулеса.Второй сеанс, как и первый, завершился бурными жертвоприношениями Венере, после чего Дельмонс несколько успокоилась, ярость ее стихла; Дерош поспешно взяла свою накидку и, извинившись перед подругой, сказала, что назначенная с Дюбуром встреча не позволяет ей остаться дольше.– Знаешь, Дерош, – заметила Дельмонс после недолгого размышления, – чем больше я совокупляюсь, тем сильнее меня затягивает распутство; каждый праздник плоти порождает в моей голове новую идею, а эта идея влечет за собой желание испытать новый, еще более оригинальный акт. Возьми меня с собой к Дюбуру, мне очень хочется увидеть, что придумает этот старый лис, чтобы получить удовольствие от твоей девчонки; если ему понадобятся мои услуги, я всегда готова, ты же меня знаешь и не первый раз помогаешь мне в таких делах; не хочу хвастать, но уверяю тебя, что я доставлю ему радость с не меньшей ловкостью, чем это делала Агнесса Агнесса Сорель – знаменитая куртизанка в 16 веке.

. Очень часто эти дряхлые негодяи предпочитают меня любой юной девице, и это тебе хорошо известно, так как мое искусство с успехом заменяет молодость, и с моей помощью они извергаются скорее, чем если бы их ублажала сама ветреная Геба.– Вообще-то это можно устроить, – сказала Дерош. – Я достаточно хорошо знаю Дюбура, поэтому уверена, что он не рассердится, если я приведу к нему еще одну очаровательную женщину. Так что едем все вместе.Подали фиакр, первой втолкнули в него дрожащую от страха Жюстину и отправились в путь.Дюбур был один; он встретил дам в еще более возбужденном состоянии, чем накануне: его мрачные взгляды свидетельствовали о жестокости и похоти, в его глазах читались все признаки самого необузданного сластолюбия.– Вы рассчитывали сегодня только на одну женщину, сударь, – сказала ему Дерош, входя в комнату, – а я подумала, что вы не будете в обиде, если я привезу вам двоих; впрочем, одна из них вряд ли доставит вам большое удовольствие, поэтому вторая вам не помешает: она будет подбадривать первую.– Что это за девица? – спросил Дюбур, даже не поднимаясь, бросив на Дельмонс взгляд, в котором сквозили цинизм и безразличие.– Очень красивая дама, моя подруга, – отвечала Дерош. – Ее исключительная любезность не уступает ее очарованию, и возможно, она окажется полезной не только в ваших забавах, к которым вы уже готовы, но и в последующих, когда вы захотите развлечься с прелестной юной Жюстиной.– Как, – удивился Дюбур, – ты считаешь, что мы не ограничимся одним сеансом?– Все может быть, сударь, – сказала Дерош, – и именно поэтому я решила, что поддержка моей подруги в любом случае будет необходима.– Ну ладно, посмотрим, – проговорил Дюбур. – А теперь уходите, Дерош, уходите и запишите мой долг в тетрадь. Сколько всего я задолжал вам?– Вот уже три месяца, как вы мне не платите, поэтому накопилось около ста тысяч франков.– Сто тысяч франков! О, святое небо!– Пусть господин вспомнит, что за это время я приводила ему более восьмисот девушек, они все у меня записаны… Надеюсь, вы знаете, что я никогда вас не обманывала ни на су.– Ладно, ладно, поглядим потом. Уходи, Дерош, я чувствую, что природа торопит меня, и я должен остаться наедине с этими дамами. А вы, Жюстина, пока ваша благодетельница не ушла, поблагодарите ее за мои благодеяния, которые я вам окажу благодаря ее хлопотам. Хотя, милая девочка, вы должны понимать, что недостойны этого из-за вашего вчерашнего поведения, и если сегодня вы хотя бы чуть-чуть воспротивитесь моим желаниям, я передам вас людям, которые препроводят вас туда, откуда вы не выйдете до конца своих дней.Дерош вышла, а Жюстина, в слезах, бросилась в ноги этому варвару.– О сударь! Сжальтесь, умоляю вас, будьте столь щедры и благородны и помогите мне, не требуя взамен невозможного, уж лучше я заплачу своей жизнью, чем бесчестьем. Да, – заговорила она со всей пылкостью своей юной чувствительной души, – да, я скорее тысячу раз умру, чем нарушу принципы морали и добродетели, которые впитала в себя с самого детства. Ах сударь, сударь, заклинаю вас не принуждать меня! Разве можно быть счастливым посреди грязи и слез? Неужели вы способны получить удовольствие там, где вы встречаете неприкрытое отвращение? Не успеете вы насладиться своим злодейством, как зрелище моего отчаяния наполнит вас угрызениями.Но то, что произошло дальше, помешало несчастной девочке продолжать свои заклинания. Дельмонс, как многоопытная женщина, заметив на лице Дюбура движение его твердокаменной души, опустилась на колени возле его кресла и принялась одной рукой возбуждать ему член, а другой, сложив два пальца вместе, сократировать Все распутники знают эффект введения в задний проход одного или нескольких пальцев. Этот способ, один из самых действенных в плотских утехах, особенно подходит для старых или изношенных мужчин; он быстро вызывает эрекцию и приносит неописуемое наслаждение в момент эякуляции; тот, кто сможет заменить пальцы мужским членом, без сомнения найдет в этом удовольствие, бесконечно более острое, и поймет разницу между иллюзией и реальностью. Ведь нет на свете более сладострастного ощущения, чем служить объектом содомии во время совокупления. (Прим. автора).

распутника; чтобы сделать его нечувствительным к горьким сетованиям Жюстины .– Черт меня побери, – заговорил Дюбур, распаленный действиями опытной Дельмонс и уже начиная тискать ее. – Ох черт возьми мою грешную душу! Чтобы я тебя пожалел! Да я лучше задушу тебя, шлюха!С этими словами он поднялся как безумный, и, обнажив маленький ссохшийся и почерневший орган, грубо схватил свою добычу и бесцеремонно приподнял покровы, скрывавшие от его похотливых глаз то, что он жаждал увидеть. Он начал поочередно рычать, бормотать ласковые слова, терзать и нежно гладить девичье тело. Какое это было зрелище, великий Боже! Казалось, природа захотела в самом начале жизненного пути Жюстины навсегда запечатлеть в ее душе этим спектаклем весь ужас, который она должна испытывать перед пороком, и этому пороку предстояло породить бесчисленные несчастья, которые будут грозить ей всю жизнь. Обнаженную Жюстину швырнули на кровать, и пока Дельмонс держала ее, злодей Дюбур придирчиво рассматривал прелести той, которая в этот критический момент готова была послужить ему наперсницей.– Погодите, – сказала блудница, – я чувствую, что вам мешают мои юбки, я сейчас сниму их и покажу вам во всей красе предмет, который, по-моему, интересует вас больше всего: вы хотите увидеть мой зад, я знаю это и уважаю этот вкус в людях вашего возраста Этот изысканный вкус свойственен любому возрасту. Юный Альцибиад обладал им так же, как и старый Сократ: многие народы предпочитают эту восхитительную часть женского тела всем остальным прелестям, и действительно ни одна другая своей белизной, своими округлостями и безупречными формами, а также несравненным наслаждением, которые она сулит, не может претендовать на более высокие почести со стороны истинного либертена. Много потерял тот, кто не сношал мальчика или не превращал в такого мальчика свою любовницу. Его можно считать новичком в науке сладострастия. (Прим. автора).

. Вот он, друг мой, любуйтесь, он несколько крупнее, чем попка этого ребенка, но такой контраст вас позабавит. Хотите посмотреть на них вместе, рядом друг с другом?– Да, черт побери, – сказал Дюбур. – Влезайте на плечи девчонки, заодно будете держать ее, а я буду сношать ее в задницу и целовать ваши ягодицы.– Ах, я поняла, что вам нужно, шалун вы эдакий, – сказала Дельмонс; оседлала Жюстину и таким коварным способом приготовила ее к жестоким и сладострастным упражнениям Дюбура.– Вы угадали, – обрадовался блудодей, осыпая довольно чувствительными шлепками обе задницы, предлагаемые его вожделению. – Это именно то, что мне нужно; теперь посмотрим, получится ли у меня содомия.Злодей сделал первую попытку, но его слишком горячий пыл погас во время лихорадочной возни. Небо отомстило за Жюстину, не позволив чудовищу надругаться над ней, и мгновенный упадок сил этого развратника перед самым жертвоприношением спас несчастного ребенка и не дал ему сделаться жертвой.От неудачи Дюбур разозлился еще сильнее. Он обвинил Жюстину в своей слабости; он захотел исправить положение новыми оскорблениями и инвективами, еще более сильными; нет таких слов, каких он не сказал, таких поступков, каких он не испробовал – он делал все, что диктовало ему его злодейское воображение, его жестокий характер и его извращенность. Неловкость Жюстины выводила его из себя, девочка никак не желала подчиниться и покориться злодею, так как это было выше ее сил. Несмотря на все усилия распутников ничего не получалось: даже Дельмонс со всем ее искусством не могла вдохнуть жизнь в мужской орган, истощенный прошлыми забавами, и напрасно она сжимала, трясла, сосала этот мягкий инструмент – он никак не поднимался. Напрасно сам Дюбур в обращении с обеими переходил от нежности к грубости, от рабского повиновения к жестокому деспотизму, от пристойных действий к самым мерзким излишествам: несчастный член так и не принял величественного вида, который требовался для нового натиска. В конце концов Дюбур смирился и взял с Жюстины слово прийти на следующий день, а чтобы поощрить ее к этому, он не дал ей ни единого су. Ее передали в руки Дерош, а Дельмонс осталась с хозяином, который, взбодрив себя сытной трапезой, вскоре утешился благодаря соблазнительной гостье за свое бессилие учинить надругательство над девочкой. Дело, конечно, не обошлось без взаимной досады, было предпринято немало стараний, с одной стороны, и проявлено не меньше такта и понимания с другой; жертвоприношение состоялось, и роскошный зад Дельмонс принял в себя жалкие дары, предназначенные для хрупкой Жюстины. А та, вернувшись домой, заявила хозяйке, что даже если будет умирать с голоду, она больше не станет участвовать в этом спектакле; она снова обрушилась с упреками на старого злодея, который так жестоко воспользовался ее нищетой. Но счастливый и торжествующий порок всегда смеется над бедствиями несчастья; он вдохновляется своими успехами, и поступь его делается тверже по мере того, как на него сыплются проклятия. Вот вам коварные примеры, которые останавливают человека на распутье между пороком и добродетелью и чаще всего подталкивают его к пороку, ибо опыт всегда свидетельствует о торжестве последнего. ГЛАВА ВТОРАЯНовые испытания, которым подвергается добродетельность Жюстины. – Как небо своей справедливой рукой вознаграждает ее за неизменную верность своим обязанностям Прежде, чем продолжить наш рассказ, мы считаем нужным ввести читателей в курс дела. Разумеется, даже самые неискушенные поняли, что похищение денег у несчастной Жюстины было делом рук Дерош, но возможно не все еще догадались, что в этой скандальной истории зловещую роль сыграл Дюбур. Ведь именно по советам этого злодея действовала Дерош.– Она никуда от нас не денется, если мы лишим ее последних средств, – злорадно сказал он. – Я хочу, чтобы она была моей, следовательно ее надо сделать нищей.Как бы ни был бесчеловечен этот план, он оказался безупречно эффективным. За обедом Дюбур признался Дельмонс в своем мерзком поступке. И в голове этой женщины, неистощимой на подобные пакости, вмиг появилась новая идея. Быстро составился заговор и было решено, что Дельмонс сделает все, чтобы Жюстина переехала к ней на три месяца, в продолжение которых ее супруг будет находится в деревне, и за это время Дюбур предпримет новые попытки при помощи Дельмонс, и что если в конечном счете ничего из этого не получится, они жестоко отомстят строптивице, чтобы, как выразился Дюбур, добродетель вышла из этой истории такой истерзанной, такой униженной, какой ей и надлежит быть всякий раз, когда она осмеливается сразиться против порока с открытым забралом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93