– И Управлению «Т», и Коваленко надо, прежде всего, реально требовать необходимого. Заявляю со всей ответственностью, что в нашем регионе бороться с терроризмом при той оснащенности, которая есть, невозможно! Вопрос не новый. Он уже давно находится в подвешенном состоянии…
К сожалению, на этом совещании, в день похорон КГБ и рождения МБ, ни Олейников, ни Бурбулис этот важный вопрос больше не затрагивали.
– Я бы попросил тех, кого это касается, завязать себе узелок на память и для верности записать, – продолжал Мошков. – Поскольку Законодательства мы не скоро дождемся, как нам сегодня объяснили, должен быть тройственный приказ Прокуратуры, МВД и Министерства безопасности. Хотя бы по предварительному разграничению функций! Это, во-первых. Во-вторых, – надо учиться работать на здоровой конкуренции, ибо сегодня без этого нельзя жить и существовать. Возможно для кого-то представят интерес такие вещи, которые мы сделали у себя в Дагестане – мы добились от местных властей и создали за счет бюджета республики 5-миллионный фонд поощрения лиц, которые оказывают помощь в раскрытии особо тяжких преступлений, дестабилизирующих политическую обстановку.
По требованию демократической общественности, с помощью руководства республики из опытных сотрудников КГБ, МВД, Прокуратуры создали группу независимого расследования наиболее тяжких преступлений. Это хорошо в тех случаях, когда расследование упирается в «большое начальство…»
Еще – надо срочно издать приказ по оперативным учетам. Прямо скажу, как бы мы не прятали голову, чтобы не говорили об отсутствии политического сыска – все это химера, мы им занимались и будем заниматься! Только идеологи у нас теперь другие… Приказ нужен срочно, хватит обманывать и общественность, и себя тоже. Выкручиваемся с этими проверками, разработками, работаем по ним, и вроде как их нет. То под массовые беспорядки пристроишь, то еще куда…
Зачем друг друга обманывать?
Просьба к руководству нового Министерства – более внимательно относитесь к информации местных органов! Спрашивайте и наше мнение по некоторым вопросам, особенно, когда информируете инстанции для принятия соответствующих решений. Потому что «ляпов» руководство Союза и России уже наделало предостаточно…
Смотрите. Два года назад, в январе 90-го – ввод войск в Баку… Все столы в Комитете были завалены нашими шифровками с Северного Кавказа, – не вводить! Плюнули на наше мнение, – ввели…
Последствия известны. Некоторые честные руководители центра даже извинялись, а что толку? Это сильно дестабилизировало обстановку на Северном Кавказе!
Второй пример всем хорошо известный – введение чрезвычайного положения в Чечено-Ингушетии. Хоть бы кто спросил нас! Все-таки шесть (!) органов безопасности есть в регионе! Мы-то лучше знаем обстановку на месте. Мы бы ответили: «Нельзя этого делать!»
Не спросили и вляпались…
Реплика Олейникова: – Виктор Федорович, и мы теперь будем совместными усилиями создавать…
– Только побыстрее создавайте. И дело не только в Чечено-Ингушетии. Когда ввели чрезвычайное положение, в МВД России кому-то в голову взбрело провести совещание министров в Ставрополе?! Вы знаете, какую бурю негодования это вызвало?
Это совещание можно было провести в любой республике Северного Кавказа или в Москве, но не в Ставрополе – рядом с границей Чечено-Ингушетии! Проигнорировали наше мнение, и… получили то, что должны были получить – вторую кровавую войну в Чечне!
Значительным было выступление начальника УМБ по городу Санкт-Петербургу и Ленинградской области Сергея Вадимовича Степашина. Титулы его можно продолжать – член Президиума Верховного Совета Российской Федерации, председатель Комитета по вопросам обороны и безопасности, заместитель министра безопасности России.
– Нужны ли сегодня органы безопасности? Если нужны, то какими они должны быть?… Сегодня, это одна из государственных структур, если не единственная, которая оказалась под очень серьезным прессингом и давлением, а в какой-то степени оказалась и деморализованной…
Он говорил о бывшем руководстве КГБ СССР, которое «подставило под удар органы безопасности» (имел в виду участие в ГКЧП), их «неоправданной закрытости» структуры, об экспериментах, которым подверглись органы безопасности при объединении с МВД.
– Отсюда неуверенность, уход лучших сотрудников органов, – сказал Степашин. – Поэтому мы ставим перед руководством страны и перед Верховным Советом вопрос: нужны ли нам органы безопасности?…
Странно было слышать, как демократ Степашин впервые, да еще публично обелял бывшее 5-е управление, занимавшееся «политическим сыском». Стало понятно почему «обелял», когда признался, что нынешнее руководство страны и Президент поставили задачу «отслеживать политическую ситуацию»!
Так бы сразу и сказал, что Ельцину понадобился «политический сыск», роль которого исполняло еще при царях до революции Третье охранное управление жандармерии, а если заглянуть в историю, так оно было еще при Иване Грозном. Боярам-вольнодумцам, да страждущим втайне занять трон царя головы откручивали. Теперь демоопричники будут «присматривать» за коммунистами, левыми и прочими оппозиционерами!
«Виток наоборот» – назовет этот маневр Степашин.
Выступили еще несколько начальников управлений, контрразведчик, контр-адмирал Дубровин П. Ф. и территориальные начальники – генералы Тимофеев из Нижнего Новгорода и Рак-Рачек из Коми. Говорили все о том же, – об «охватившем наше общество кризисе», о том, что «заметно снизилась удовлетворенность сотрудников своей службой». И никакой, мол, дисциплины: утечка служебной информации, нарушение конспирации и даже предательство…
На трибуну снова поднялся Олейников. В заключительном слове докладчик выразил «от имени всех» признательность Президенту «за большое внимание, заботу и поддержку органов безопасности в этот исключительно знаменательный период для нашего Отечества» и зачитал Указ Ельцина от 25 февраля 1992 года, особо подчеркнув, что отныне «деятельность МБ, МВД, и МИД направляет непосредственно Президент Российской Федерации», он же назначает на должности и освобождает министров указами, а их заместителей – распоряжениями.
Такой царской милости и внимания не удосуживались ни опричнина, ни даже Третье охранное отделение. А постоянный догляд, иначе «оперативное» руководство деятельностью нынешних малют и зубовых из МБ и МВД возлагалось на Сергея Шахрая…
Непонятно было, – зачем тогда вместо Шахрая приперся Бурбулис, на которого был возложен догляд за МИДом?
Впрочем, уж приперся, невежливо не выслушать, что скажут сладкие уста посланца самого Президента.
Установки Бурбулиса
Главным в выступлении госсекретаря, конечно, не была «мобилизация на выполнение задач». На Всероссийское совещание руководящих работников центра и съехавшихся руководителей территориальных органов и военной контрразведки госсекретарь Бурбулис пришел вогнать осиновый кол в захоронение КГБ, водрузить новое знамя МБ.
Эта цель и объясняет, почему на совещании представительствовал он, а не юрист Шахрай, назначенный в регенты неочекистам. Тут нужен был пропагандист, миссионер!
Бурбулис, двадцать лет читавший лекции по марксизму-ленинизму, владеющий навыками и методикой внушения, обладающий неповторимым даром убаюкивать слушателей своим голоском непорочного евнуха, был в этой роли незаменим. Речь его напоминала проповедь приходского священника перед прихожанами. Оригинальным было начало выступления.
– Я передаю поклон и добрые пожелания работе нашего совещания от Бориса Николаевича Ельцина.
«Поклон» от Президента – нечто новое в истории взаимоотношений главы государства со своей спецслужбой. Еще никто из руководителей страны не ходил с поклоном на Лубянку. Что это – фарс, заигрывание или острая необходимость в спецслужбе? Время показало, что это было и первым, и вторым, и третьим. Почерк президента.
Непривычная фраза «наше совещание» была откровенной игрой в панибратство, – ведь наспех собранное и непричесанное собрание не было ни заседанием правительства, ни пленумом какой-либо партии. Бурбулис, оглашая президентские установки новому органу безопасности, хотел выглядеть своим парнем.
Бурбулис напомнил, что он уже был в этом зале в июне 1991 года, накануне августовских событий. Теперь политическая ситуация изменилась. Пришло новое время.
– Я вижу ваши трудности и ваши радости, – проникновенно, с задушевной теплотой говорил он. – Не будем лукавить, до некоторых пор у работников органов безопасности сохранялась еще очень серьезная неопределенность в умах и душах. И вместо той четкости и ясности, вместо той строгости и жесткости, которые сопутствовали вашей работе раньше, сегодня ваши спутники – состояние тревоги, неопределенности в будущем и, самое главное, вы потеряли представление о том, кому и ради чего служите…
Давайте снимем все сомнения, если кто-то еще чуть-чуть колеблется и не уверен, кто придет завтра и кому придется завтра служить, и возьмемся вместе, сообща за те принципиальные дела, которые нам доверяют люди и которые нам предписаны историей…
Бурбулис, пролив бальзам на раны, плавно перешел к «необратимому новому курсу на преобразование России». Он заколачивал по гвоздику в сознание чекистов понятие о трех позициях заинтересованности президента и правительства в «полнокровной, полноценной и по-хорошему одухотворенной работе органов безопасности».
– Первая, – указал Бурбулис, – это принципиально новая политическая роль органов безопасности… В чем состоит эта политическая новизна? Речь идет о радикальном преобразовании всей системы общественных отношений России, включая сюда систему политических, правовых и экономических отношений! Речь идет о создании нового общественного строя, где все вчерашние представления идеологически-догматического плана, от которых трудно отказаться в одночасье. Из боевого отряда партии впервые за последнее десятилетие органы безопасности превращаются в полноценный, полнокровный, действующий на основе законов орган государственного управления…
Бурбулис молотил давно обмолоченные снопы, повторяя известные истины, но как красиво взлетали его словесные цепы!
– Иногда условно и легковесно делят три назначения органов безопасности: защитить гражданина-личность, гражданские структуры и институты, общество и государство. Не «и государство», а от имени, и по поручению, и во имя государства!
Вот так вас, неучи! Не «и», – а «от», и «по», и «во»…
– Мы не говорим, что идеологизмы исчезли, – продолжал Бурбулис, – мы говорим, что они просто меняют свое содержание. А идея у нас благороднейшая, вдохновеннейшая – возрождение России на ценностях демократии и патриотизма. Речь идет о том, что мы не настолько наивны и не настолько бездарны, чтобы стремиться любой ценой воспроизвести известные демократические модели Запада. Мы говорим о творчестве российских реформаторов с учетом максимально реальных условий России, ее неповторимости, национального, духовного и производственного устройства…
– Бог мой! – воскликнуть хотелось. – Прости меня грешного. Я смел сомневаться.
– Кого-то он мне напоминает, – шептал мой сосед-неуема в погонах генерал-майора, тот самый, узревший в госсекретаре типичного футболиста, правого крайнего. – Из немцев кого-то…
А голос Бурбулиса был все уверенней и выше:
– Речь идет о достоинстве России как государства, о достоинстве россиянина, живущего в этом государстве, защищающего его и защищенного им, речь идет о нормальной, человеческой потребности ощущения Родины, Державы, Отчизны в их полноценном сочетании с демократическими ценностями прав человека, свободы, звучания и содержания…
Насколько все поняли – второй «позицией заинтересованности» были приоритеты органов безопасности. По Бурбулису, ГЛАВНЫМ приоритетом сегодня в деятельности всей структуры органов безопасности становится «освоение нового типа профессионализма», который надо «культивировать» в плане «систематической и достаточно точной общеполитической, общемировоззренческой культуры», чтобы органы безопасности «могли бы стать интеллектуальной элитой общества».
– Не певцы и танцоры, которые присвоили монопольное право называться творческой интеллигенцией, не академики больших и малых званий, которые сегодня спокойно создают академии, а прежде всего те структуры государства, которые дают жить и петь поэтам и танцорам, которые дают жить и петь ученым и всем остальным!
Вот на какую высоту поднял Бурбулис сотрудников органов безопасности, у которых доселе высшим мерилом их воспитательных, общеобразовательных, культурных, гуманитарных, научно-технических, профессиональных, специальных и иных человеческих достижений было одно слово – чекист, а на праздничный день – расхожая фраза о «рыцарях плаща и кинжала»!
– Третий приоритет я называю немножко возвышенно: правостимулирующий приоритет деятельности органов безопасности, – сказал далее Бурбулис. – В основе деятельности – закон. И это для нас принципиально новое отношение к работе…
Для Бурбулиса, может, и новое. Для всех, кто работал с Андроповым пятнадцать лет и далее под началом Крючкова, вопрос о беззаконии в КГБ не стоял. Наоборот, много говорилось и напоминалось на каждом шагу, что чекист – законопослушник! Для фигурантов, искавших обходных путей, карьера в КГБ заканчивалась.
Лишь однажды прокололся Бурбулис.
– Скажите мне, – обратился он к сидящим в зале, – почему при абсолютном выводе, который мы знаем, о том, что процветает государственно-чиновничья коррупция, что это даже не задачка на ночь, это констатация реальности, почему сегодня нет ни одного полноценного, полнокровного результата, ни одного достойного общественного резонанса?
Из зала хором: «Нет закона!»
Помявшись, смутившись, что-то прикинув, госсекретарь пообещал:
– Закон будет, в мае…
Тут же перевел разговор на действующий резерв КГБ, «рекрутированный» коммерческими структурами. Потом перешел к системе информационно-аналитического обеспечения органов власти. Указал на известные всем недостатки: разобщенность структур, коллективная безответственность, невостребованность информации, особенно прогностической.
– Мы не временщики, – сказал Бурбулис, – и нам нужна объединяющая структура, которая бы соединила задачи государственного уровня Центра и регионов, обеспечивала бы единую методологическую базу по информационной деятельности, правилам ее обработки, четко сформулировала бы, из чего может выражаться результат…
И неожиданно из зала, негромко, но слышно:
– Выражаться не проблема, это в России умеют!
– Вот-вот, – не понял Бурбулис, – я передам Борису Николаевичу очень серьезную удовлетворенность содержанием совещания. Не было пафосных речей, не было бранных слов, больших и малых…
Геннадий Эдуардович молча, как хороший актер, умеющий весьма профессионально «держать паузу», не спеша собрал листки, засучив рукав, посмотрел на золотые швейцарские часы (специалисты по валюте и контрабанде в кулуарах говорили, что стоят они 60 тысяч долларов) и закончил:
– Могу только сказать в заключение, что Президент, Правительство, Верховный Совет, я думаю, Сергей Александрович меня поддерживает (полуоборот в сторону Филатова), максимально сегодня заинтересованы, чтобы выпрямились сотрудники, чтобы они получили в ход этот наш политический и гражданский заказ защитить Россию в это труднейшее время и защитить себя, если хотите, честь своего дела, честь своей профессии. Еще раз поклон вам от Бориса Николаевича и хорошей работы…
Кто он – Первый заместитель?
Этот вопрос, как ржавый гвоздь, все время торчал у меня в голове и не давал покоя. Глядя на Анатолия Аввакумовича Олейникова, я все время ловил себя на мысли, что невольно сравниваю его с предыдущим Первым замом главы КГБ – Филлиппом Денисовичем Бобковым!
В сравнении Олейников, прямо скажем, проигрывает Бобкову. Проигрывал не потому, что звезд на погонах меньше и моложе по возрасту – это дело наживное. Стать Первым могут многие, – быть им – редчайшее дарование. Это как в армии – миллионы солдат, офицеров и только одна должность начальника генштаба. Первый заместитель в КГБ или МБ – это и есть начальник генштаба. Необходим талант. Либо он есть, либо его нет. У Бобкова был талант, он был Первым. Олейников стал Первым, как, впрочем, могли стать и другие, – но быть Первыми им не дано.
Я хорошо знал Анатолия Аввакумовича, работал с ним вместе в равнозначной должности и звании, играл в одной команде, могу заверить, что он был прекрасным спортсменом, хорошим товарищем, профессионалом, полностью соответствовал своей должности и званию полковника, но на Первого… Нет, не тянул!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
К сожалению, на этом совещании, в день похорон КГБ и рождения МБ, ни Олейников, ни Бурбулис этот важный вопрос больше не затрагивали.
– Я бы попросил тех, кого это касается, завязать себе узелок на память и для верности записать, – продолжал Мошков. – Поскольку Законодательства мы не скоро дождемся, как нам сегодня объяснили, должен быть тройственный приказ Прокуратуры, МВД и Министерства безопасности. Хотя бы по предварительному разграничению функций! Это, во-первых. Во-вторых, – надо учиться работать на здоровой конкуренции, ибо сегодня без этого нельзя жить и существовать. Возможно для кого-то представят интерес такие вещи, которые мы сделали у себя в Дагестане – мы добились от местных властей и создали за счет бюджета республики 5-миллионный фонд поощрения лиц, которые оказывают помощь в раскрытии особо тяжких преступлений, дестабилизирующих политическую обстановку.
По требованию демократической общественности, с помощью руководства республики из опытных сотрудников КГБ, МВД, Прокуратуры создали группу независимого расследования наиболее тяжких преступлений. Это хорошо в тех случаях, когда расследование упирается в «большое начальство…»
Еще – надо срочно издать приказ по оперативным учетам. Прямо скажу, как бы мы не прятали голову, чтобы не говорили об отсутствии политического сыска – все это химера, мы им занимались и будем заниматься! Только идеологи у нас теперь другие… Приказ нужен срочно, хватит обманывать и общественность, и себя тоже. Выкручиваемся с этими проверками, разработками, работаем по ним, и вроде как их нет. То под массовые беспорядки пристроишь, то еще куда…
Зачем друг друга обманывать?
Просьба к руководству нового Министерства – более внимательно относитесь к информации местных органов! Спрашивайте и наше мнение по некоторым вопросам, особенно, когда информируете инстанции для принятия соответствующих решений. Потому что «ляпов» руководство Союза и России уже наделало предостаточно…
Смотрите. Два года назад, в январе 90-го – ввод войск в Баку… Все столы в Комитете были завалены нашими шифровками с Северного Кавказа, – не вводить! Плюнули на наше мнение, – ввели…
Последствия известны. Некоторые честные руководители центра даже извинялись, а что толку? Это сильно дестабилизировало обстановку на Северном Кавказе!
Второй пример всем хорошо известный – введение чрезвычайного положения в Чечено-Ингушетии. Хоть бы кто спросил нас! Все-таки шесть (!) органов безопасности есть в регионе! Мы-то лучше знаем обстановку на месте. Мы бы ответили: «Нельзя этого делать!»
Не спросили и вляпались…
Реплика Олейникова: – Виктор Федорович, и мы теперь будем совместными усилиями создавать…
– Только побыстрее создавайте. И дело не только в Чечено-Ингушетии. Когда ввели чрезвычайное положение, в МВД России кому-то в голову взбрело провести совещание министров в Ставрополе?! Вы знаете, какую бурю негодования это вызвало?
Это совещание можно было провести в любой республике Северного Кавказа или в Москве, но не в Ставрополе – рядом с границей Чечено-Ингушетии! Проигнорировали наше мнение, и… получили то, что должны были получить – вторую кровавую войну в Чечне!
Значительным было выступление начальника УМБ по городу Санкт-Петербургу и Ленинградской области Сергея Вадимовича Степашина. Титулы его можно продолжать – член Президиума Верховного Совета Российской Федерации, председатель Комитета по вопросам обороны и безопасности, заместитель министра безопасности России.
– Нужны ли сегодня органы безопасности? Если нужны, то какими они должны быть?… Сегодня, это одна из государственных структур, если не единственная, которая оказалась под очень серьезным прессингом и давлением, а в какой-то степени оказалась и деморализованной…
Он говорил о бывшем руководстве КГБ СССР, которое «подставило под удар органы безопасности» (имел в виду участие в ГКЧП), их «неоправданной закрытости» структуры, об экспериментах, которым подверглись органы безопасности при объединении с МВД.
– Отсюда неуверенность, уход лучших сотрудников органов, – сказал Степашин. – Поэтому мы ставим перед руководством страны и перед Верховным Советом вопрос: нужны ли нам органы безопасности?…
Странно было слышать, как демократ Степашин впервые, да еще публично обелял бывшее 5-е управление, занимавшееся «политическим сыском». Стало понятно почему «обелял», когда признался, что нынешнее руководство страны и Президент поставили задачу «отслеживать политическую ситуацию»!
Так бы сразу и сказал, что Ельцину понадобился «политический сыск», роль которого исполняло еще при царях до революции Третье охранное управление жандармерии, а если заглянуть в историю, так оно было еще при Иване Грозном. Боярам-вольнодумцам, да страждущим втайне занять трон царя головы откручивали. Теперь демоопричники будут «присматривать» за коммунистами, левыми и прочими оппозиционерами!
«Виток наоборот» – назовет этот маневр Степашин.
Выступили еще несколько начальников управлений, контрразведчик, контр-адмирал Дубровин П. Ф. и территориальные начальники – генералы Тимофеев из Нижнего Новгорода и Рак-Рачек из Коми. Говорили все о том же, – об «охватившем наше общество кризисе», о том, что «заметно снизилась удовлетворенность сотрудников своей службой». И никакой, мол, дисциплины: утечка служебной информации, нарушение конспирации и даже предательство…
На трибуну снова поднялся Олейников. В заключительном слове докладчик выразил «от имени всех» признательность Президенту «за большое внимание, заботу и поддержку органов безопасности в этот исключительно знаменательный период для нашего Отечества» и зачитал Указ Ельцина от 25 февраля 1992 года, особо подчеркнув, что отныне «деятельность МБ, МВД, и МИД направляет непосредственно Президент Российской Федерации», он же назначает на должности и освобождает министров указами, а их заместителей – распоряжениями.
Такой царской милости и внимания не удосуживались ни опричнина, ни даже Третье охранное отделение. А постоянный догляд, иначе «оперативное» руководство деятельностью нынешних малют и зубовых из МБ и МВД возлагалось на Сергея Шахрая…
Непонятно было, – зачем тогда вместо Шахрая приперся Бурбулис, на которого был возложен догляд за МИДом?
Впрочем, уж приперся, невежливо не выслушать, что скажут сладкие уста посланца самого Президента.
Установки Бурбулиса
Главным в выступлении госсекретаря, конечно, не была «мобилизация на выполнение задач». На Всероссийское совещание руководящих работников центра и съехавшихся руководителей территориальных органов и военной контрразведки госсекретарь Бурбулис пришел вогнать осиновый кол в захоронение КГБ, водрузить новое знамя МБ.
Эта цель и объясняет, почему на совещании представительствовал он, а не юрист Шахрай, назначенный в регенты неочекистам. Тут нужен был пропагандист, миссионер!
Бурбулис, двадцать лет читавший лекции по марксизму-ленинизму, владеющий навыками и методикой внушения, обладающий неповторимым даром убаюкивать слушателей своим голоском непорочного евнуха, был в этой роли незаменим. Речь его напоминала проповедь приходского священника перед прихожанами. Оригинальным было начало выступления.
– Я передаю поклон и добрые пожелания работе нашего совещания от Бориса Николаевича Ельцина.
«Поклон» от Президента – нечто новое в истории взаимоотношений главы государства со своей спецслужбой. Еще никто из руководителей страны не ходил с поклоном на Лубянку. Что это – фарс, заигрывание или острая необходимость в спецслужбе? Время показало, что это было и первым, и вторым, и третьим. Почерк президента.
Непривычная фраза «наше совещание» была откровенной игрой в панибратство, – ведь наспех собранное и непричесанное собрание не было ни заседанием правительства, ни пленумом какой-либо партии. Бурбулис, оглашая президентские установки новому органу безопасности, хотел выглядеть своим парнем.
Бурбулис напомнил, что он уже был в этом зале в июне 1991 года, накануне августовских событий. Теперь политическая ситуация изменилась. Пришло новое время.
– Я вижу ваши трудности и ваши радости, – проникновенно, с задушевной теплотой говорил он. – Не будем лукавить, до некоторых пор у работников органов безопасности сохранялась еще очень серьезная неопределенность в умах и душах. И вместо той четкости и ясности, вместо той строгости и жесткости, которые сопутствовали вашей работе раньше, сегодня ваши спутники – состояние тревоги, неопределенности в будущем и, самое главное, вы потеряли представление о том, кому и ради чего служите…
Давайте снимем все сомнения, если кто-то еще чуть-чуть колеблется и не уверен, кто придет завтра и кому придется завтра служить, и возьмемся вместе, сообща за те принципиальные дела, которые нам доверяют люди и которые нам предписаны историей…
Бурбулис, пролив бальзам на раны, плавно перешел к «необратимому новому курсу на преобразование России». Он заколачивал по гвоздику в сознание чекистов понятие о трех позициях заинтересованности президента и правительства в «полнокровной, полноценной и по-хорошему одухотворенной работе органов безопасности».
– Первая, – указал Бурбулис, – это принципиально новая политическая роль органов безопасности… В чем состоит эта политическая новизна? Речь идет о радикальном преобразовании всей системы общественных отношений России, включая сюда систему политических, правовых и экономических отношений! Речь идет о создании нового общественного строя, где все вчерашние представления идеологически-догматического плана, от которых трудно отказаться в одночасье. Из боевого отряда партии впервые за последнее десятилетие органы безопасности превращаются в полноценный, полнокровный, действующий на основе законов орган государственного управления…
Бурбулис молотил давно обмолоченные снопы, повторяя известные истины, но как красиво взлетали его словесные цепы!
– Иногда условно и легковесно делят три назначения органов безопасности: защитить гражданина-личность, гражданские структуры и институты, общество и государство. Не «и государство», а от имени, и по поручению, и во имя государства!
Вот так вас, неучи! Не «и», – а «от», и «по», и «во»…
– Мы не говорим, что идеологизмы исчезли, – продолжал Бурбулис, – мы говорим, что они просто меняют свое содержание. А идея у нас благороднейшая, вдохновеннейшая – возрождение России на ценностях демократии и патриотизма. Речь идет о том, что мы не настолько наивны и не настолько бездарны, чтобы стремиться любой ценой воспроизвести известные демократические модели Запада. Мы говорим о творчестве российских реформаторов с учетом максимально реальных условий России, ее неповторимости, национального, духовного и производственного устройства…
– Бог мой! – воскликнуть хотелось. – Прости меня грешного. Я смел сомневаться.
– Кого-то он мне напоминает, – шептал мой сосед-неуема в погонах генерал-майора, тот самый, узревший в госсекретаре типичного футболиста, правого крайнего. – Из немцев кого-то…
А голос Бурбулиса был все уверенней и выше:
– Речь идет о достоинстве России как государства, о достоинстве россиянина, живущего в этом государстве, защищающего его и защищенного им, речь идет о нормальной, человеческой потребности ощущения Родины, Державы, Отчизны в их полноценном сочетании с демократическими ценностями прав человека, свободы, звучания и содержания…
Насколько все поняли – второй «позицией заинтересованности» были приоритеты органов безопасности. По Бурбулису, ГЛАВНЫМ приоритетом сегодня в деятельности всей структуры органов безопасности становится «освоение нового типа профессионализма», который надо «культивировать» в плане «систематической и достаточно точной общеполитической, общемировоззренческой культуры», чтобы органы безопасности «могли бы стать интеллектуальной элитой общества».
– Не певцы и танцоры, которые присвоили монопольное право называться творческой интеллигенцией, не академики больших и малых званий, которые сегодня спокойно создают академии, а прежде всего те структуры государства, которые дают жить и петь поэтам и танцорам, которые дают жить и петь ученым и всем остальным!
Вот на какую высоту поднял Бурбулис сотрудников органов безопасности, у которых доселе высшим мерилом их воспитательных, общеобразовательных, культурных, гуманитарных, научно-технических, профессиональных, специальных и иных человеческих достижений было одно слово – чекист, а на праздничный день – расхожая фраза о «рыцарях плаща и кинжала»!
– Третий приоритет я называю немножко возвышенно: правостимулирующий приоритет деятельности органов безопасности, – сказал далее Бурбулис. – В основе деятельности – закон. И это для нас принципиально новое отношение к работе…
Для Бурбулиса, может, и новое. Для всех, кто работал с Андроповым пятнадцать лет и далее под началом Крючкова, вопрос о беззаконии в КГБ не стоял. Наоборот, много говорилось и напоминалось на каждом шагу, что чекист – законопослушник! Для фигурантов, искавших обходных путей, карьера в КГБ заканчивалась.
Лишь однажды прокололся Бурбулис.
– Скажите мне, – обратился он к сидящим в зале, – почему при абсолютном выводе, который мы знаем, о том, что процветает государственно-чиновничья коррупция, что это даже не задачка на ночь, это констатация реальности, почему сегодня нет ни одного полноценного, полнокровного результата, ни одного достойного общественного резонанса?
Из зала хором: «Нет закона!»
Помявшись, смутившись, что-то прикинув, госсекретарь пообещал:
– Закон будет, в мае…
Тут же перевел разговор на действующий резерв КГБ, «рекрутированный» коммерческими структурами. Потом перешел к системе информационно-аналитического обеспечения органов власти. Указал на известные всем недостатки: разобщенность структур, коллективная безответственность, невостребованность информации, особенно прогностической.
– Мы не временщики, – сказал Бурбулис, – и нам нужна объединяющая структура, которая бы соединила задачи государственного уровня Центра и регионов, обеспечивала бы единую методологическую базу по информационной деятельности, правилам ее обработки, четко сформулировала бы, из чего может выражаться результат…
И неожиданно из зала, негромко, но слышно:
– Выражаться не проблема, это в России умеют!
– Вот-вот, – не понял Бурбулис, – я передам Борису Николаевичу очень серьезную удовлетворенность содержанием совещания. Не было пафосных речей, не было бранных слов, больших и малых…
Геннадий Эдуардович молча, как хороший актер, умеющий весьма профессионально «держать паузу», не спеша собрал листки, засучив рукав, посмотрел на золотые швейцарские часы (специалисты по валюте и контрабанде в кулуарах говорили, что стоят они 60 тысяч долларов) и закончил:
– Могу только сказать в заключение, что Президент, Правительство, Верховный Совет, я думаю, Сергей Александрович меня поддерживает (полуоборот в сторону Филатова), максимально сегодня заинтересованы, чтобы выпрямились сотрудники, чтобы они получили в ход этот наш политический и гражданский заказ защитить Россию в это труднейшее время и защитить себя, если хотите, честь своего дела, честь своей профессии. Еще раз поклон вам от Бориса Николаевича и хорошей работы…
Кто он – Первый заместитель?
Этот вопрос, как ржавый гвоздь, все время торчал у меня в голове и не давал покоя. Глядя на Анатолия Аввакумовича Олейникова, я все время ловил себя на мысли, что невольно сравниваю его с предыдущим Первым замом главы КГБ – Филлиппом Денисовичем Бобковым!
В сравнении Олейников, прямо скажем, проигрывает Бобкову. Проигрывал не потому, что звезд на погонах меньше и моложе по возрасту – это дело наживное. Стать Первым могут многие, – быть им – редчайшее дарование. Это как в армии – миллионы солдат, офицеров и только одна должность начальника генштаба. Первый заместитель в КГБ или МБ – это и есть начальник генштаба. Необходим талант. Либо он есть, либо его нет. У Бобкова был талант, он был Первым. Олейников стал Первым, как, впрочем, могли стать и другие, – но быть Первыми им не дано.
Я хорошо знал Анатолия Аввакумовича, работал с ним вместе в равнозначной должности и звании, играл в одной команде, могу заверить, что он был прекрасным спортсменом, хорошим товарищем, профессионалом, полностью соответствовал своей должности и званию полковника, но на Первого… Нет, не тянул!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39